В полночь 2 марта 1917 г. Николай II подписал манифест об отречении в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича.

ОТРЕЧЕНИЕ МИХАИЛА

Утром 3 марта Михаил Александрович, находившийся в Петро­граде, неожиданно для себя узнал о решении брата, передавше­го ему престол. В квартире князя Путятина на Миллионной ули­це собрались члены Комитета Государственной думы. «Посреди­не между ними, — вспоминал В. Шульгин, — в большом кресле сидел офицер — моложавый, с длинным худым лицом... Это был великий князь Михаил Александрович».

173

Карикатура на торгово-промышленное сословие, ставшее на сторону революции. Открытка 1917 г.

П. Милюков горячо убеждал великого князя принять пре­стол. По словам В. Шульгина, он произнёс «потрясающую речь». «Я доказывал, — писал сам П. Милюков, — что для укрепления нового порядка нужна сильная власть. Она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Таким символом служит монархия. Одно Временное пра­вительство без опоры на этот символ окажется утлой ладьёй, ко­торая потонет в океане народных волнений».

М. Родзянко и А. Керенский уговаривали великого князя не принимать престол. Керенский заявил, что не может даже пору­читься за жизнь великого князя, если тот решит стать государем, Михаил Александрович внимательно выслушивал доводы «за» и «против». Затем он сказал, что должен подумать и принять реше­ние наедине с самим собой. Он провёл в соседней комнате око­ло четверти часа. «Великий князь вышел, — рассказывал В. Шуль­гин. — Мы поняли, что настала минута. Он сказал: „При этих ус­ловиях я не могу принять престола, потому что...". Он не догово­рил, потому что... потому что заплакал...»

После этого Михаил Александрович подписал текст отрече­ния, которое начиналось словами: «Тяжкое бремя возложено на Меня волею брата Моего, передавшего Мне Императорский Все­российский престол в годину беспримерной войны и волнений народных...». Великий князь соглашался «лишь в том случае вос­принять верховную власть, если такова будет воля народа», вы­раженная в Учредительном собрании.

Снятие памятника Александру III в Москве. 1918 г.

КАК ВСТРЕТИЛИ

ФЕВРАЛЬСКУЮ

РЕВОЛЮЦИЮ

Удивительным было спокойст­вие, с которым встретила стра­на весть о падении вековой мо­нархии. Правда, внешне всё происходило в законных фор­мах — два добровольных отре­чения...

Наиболее сильны монар­хические чувства были, веро­ятно, в армии. Генерал А. Дени­кин вспоминал: «Войска были ошеломлены — трудно опреде­лить другим словом первое впечатление, которое произве­ло опубликование манифе­стов. Ни радости, ни горя. Ти­хое, сосредоточенное молча­ние. И только местами в строю непроизвольно колыхались

174

ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слёзы...».

Но основная масса насе­ления встретила весть о паде­нии самодержавия с радостью и воодушевлением. По всей стране внезапно воцарилась атмосфера большого народно­го праздника. Незнакомые лю­ди поздравляли друг друга, плакали от счастья и целова­лись, как на Пасху. В деревнях устраивали праздничные мо­лебны, торжественно сжигали царские портреты. В народе твёрдо верили, что отныне жизнь станет легче и лучше. Все связывали с революцией осуществление своих чаяний. Крестьяне надеялись на ско­рую передачу в их руки поме­щичьей земли. Солдаты так же твёрдо рассчитывали на долго­жданный мир. Интеллигенция после долгих лет борьбы нако­нец добилась своей главной задачи — завоевала широчай­шие гражданские свободы. Всё это сплачивало людей самых различных сословий и убеж­дений. Правда, уже через не­сколько недель стало ясно, что за внешним единством кроют­ся глубокие внутренние проти­воречия. Однако память о всеобщем ликовании в первые дни Февраля сохранялась в народе ещё долгие годы...