| УПАДОК СПАРТЫ И ПОДЪЕМ ФИВ В IV столетии до Р.Х. "поход десяти тысяч" продемонстрировал растущее значение конницы и легкой пехоты, которые смогли одолеть спартанских гоплитов в сражении при Левктре и стали основными родами войск в армии Филиппа Македонского. Древние источники Наиболее ценный источник сведений о большей части рассматриваемого в данной главе периода - это труды Ксенофонта. Он продолжает историю Фукидида о Пелопоннесской войне, рассказывая о сдаче Афин и о событиях 403 года до Р.Х. Ксенофонт совершенно опускает события последующих двух лет, и затем - уже без подобных пропусков - доводит свою историю до 362 года. О других историках этого периода мы можем узнать из трудов позднейших авторов, таких как Плутарх, Диодор Сицилийский и Корнелий Непот. К сожалению, Непот использует не все называемые им источники. Впрочем, представляется весьма сомнительным то, что относящиеся к четвертому веку изящные работы Эфора или Феопомпа, сохранись они полностью, обладали бы такою же ценностью, как труды Ксенофонта, принимавшего активное участие в военных и в политических событиях того времени, со знанием дела судившего о греческих и иноземных военных системах, а также близко знакомого со многими видными деятелями этого периода. Помимо прочего Ксенофонт был автором дошедшего до нашего времени "Анабасиса", в котором он описывает поход войска греческих наемников в Персию. Поход этот закончился неудачей. После того как греческие военачальники были предательски убиты, Ксенофонту пришлось принять на себя командование греческим отрядом. Выказанные им при этом, умение командовать людьми и военный опыт, позволили спасти предприятие от полного провала и вывести отряд из Персии. При этом автор повествования рассматривает описываемые события с точки зрения профессионального военного. Ксенофонту принадлежат еще две работы, представляющие интерес для военного историка. Одна из них - "Гиппарх". Здесь автор описывает обязанности и функции командующего конницей. Другая работа посвящена более общим проблемам, связанным с возможным использованием конного войска. Написанные в ту пору, когда греческим стратегам стало открываться подлинное значение этого рода войск, данные работы, возможно, были первыми трудами на эту тему, хотя сам Ксенофонт, как это не странно, склонен недооценивать, а не переоценивать роль конницы. Этим он отличается от большинства авторов, стремящихся всячески подчеркнуть значимость рассматриваемого ими предмета. Мы вправе предположить, что Ксенофонт, несмотря на всю его многоопытность, оставался консервативно настроенным офицером, который занялся написанием книг в достаточно преклонном возрасте, но продолжал мыслить старыми категориями. Битва при Мантинее, которой завершается история Ксенофонта, положила конец недолгой гегемонии Фив, сумевших потеснить Спарту. Говоря современным языком, в Греции в определенный период возник "вакуум власти", которым не замедлил воспользоваться честолюбивый царь частично эллинизированной Македонии, находившейся на севере. Речи афинских ораторов и, прежде всего, Демосфена, являются замечательными свидетельствами об этом периоде истории. Демосфен, мягко говоря, не принадлежал к числу сторонников Филиппа II. К счастью, мы располагаем и сочинениями Исократа, относившегося к Филиппу Македонскому с крайним почтением и считавшего, что тот способен сплотить греков. Исократа трудно назвать оратором. Его политические произведения предназначались, скорее, для рассмотрения, а не для декламации, вследствие чего Исократа заслуженно считают политическим памфлетистом. В любом случае, его труды позволяют составить более или менее ясное представление о политической жизни Греции в середине четвертого столетия, которая описывается Демосфеном хоть и искренне, но явно односторонне. Политическая ситуация В течение всего классического периода греческий народ то и дело сталкивался с дилеммой, которая то возбуждала, то парализовывала его политическую активность. Конфликт этот имел глубинную природу. Греки никак не могли решить, что является для них самым важным: интересы собственного города или же интересы нации. Во время персидских войн греческая нация сплотилась в борьбе с захватчиками. Те города, которые приняли сторону персов, сделали это единственно под давлением внешних обстоятельств. Свобода же, обретенная греческими государствами благодаря победе над персами, стала свободой бороться друг с другом, что сполна проявилось в следующем столетии. Лишь в конце Пелопоннесской войны, когда персидские сатрапы выкупили у спартанцев право контроля над ионийскими городами, греки вновь увидели в Персии политическую силу. К этому времени Персия уже не обладала былой силой, и греческие стратеги, взиравшие на восток, стали видеть в империи "Великого Царя" либо экономического союзника в борьбе с недругами из других греческих государств, либо соблазнительный объект для возможной агрессии. Персидская политика по отношению к Греции по-прежнему основывалась на принципе "разделяй и властвуй". Однако к этому времени греческие лидеры поняли, что подобной же политики в отношении персов могут придерживаться и они. Отряд, состоявший более чем из десяти тысяч греческих наемников, отправился вместе с персидским царевичем Киром, желавшим занять трон после смерти своего отца Дария II, в Персию. После гибели Кира в битве при Кунаксе близ Вавилона в 401 году до Р.Х. его старший брат Артаксеркс II стал признанным правителем Персии. Что касается двух сатрапов, правивших восточными прибрежными областями Эгеиды, то они вновь начали плести интриги друг против друга. Эти разногласиями могли воспользоваться греки, жившие в восточных областях. К этому времени Спарта утратила свою былую популярность среди других греческих государств. После сдачи Афин в 404 году спартанцы, которыми руководил Лисандр, принялись ставить гарнизоны, устанавливать олигархии и собирать дань для оплаты наемников, которые формально должны были обеспечивать безопасность всех греческих государств. Они совершили ту же ошибку что и афиняне. Разница состояла лишь в том, что их марионеточные режимы были олигархическими, а не демократическими. Спартанская политика изменилась после того, как Лисандр, одержавший победу при Эгоспотамах, вынужден был уступить власть царю Агесилаю, которого он некогда пытался использовать в качестве политического орудия. Уроки экспедиции Кира не прошли для Агесилая даром. В сражении при Кунаксе ведомое молодым персидским царевичем азийское воинство при поддержке отряда греческих наемников могло бы нанести поражение армии персов вчетверо превосходившей ее численностью, если бы сам претендовавший на трон царевич не погиб в бою. После его гибели греки, избрав себе новых военачальников, смогли вернуться на родину, несмотря на все тяготы, преграды и испытания, которые ждали их на этом пути длиною в тысячу миль. Слабость персов стала очевидной, чем не замедлили воспользоваться спартанские военачальники восточной Эгеиды. Утратив былой страх перед сатрапами и Великим Царем, они освободили из-под власти персов те ионийские греческие города, которые были проданы Лисандром, нуждавшимся в финансовой поддержке для борьбы против Афин. Спартанцы не удовлетворились достигнутым и перенесли военные действия вглубь азиатской территории, откуда они вернулись с богатой добычей. Во время этих походов самым удачливым военачальником оказался сам царь Агесилай. Реакция персов вновь была скорее экономической и дипломатической, чем военной. Обеспокоенный предпринятым Агесилаем наступлением персидский сатрап, сменивший Тиссаферна, стал оказывать финансовую помощь теперь уже не Спарте, а ее северным недругам. Следствием этого стала Коринфская война 395-387 годов до Р.Х., шедшая на Истме и вокруг него, в которой против спартанцев совместно воевали Фивы, Коринф, Афины и Аргос. Персидская политика оказалась успешной настолько, что ее плодам были не рады и сами персы. Агесилай тут же вернулся в Грецию по пути, которым более чем за сто лет до этого ходил Ксеркс, причем подвижные греки в отличие от неповоротливого персидского воинства прошли его всего за тридцать дней. Он нанес поражение противостоявшим ему греческим силам в битве при Коронее в 394 году до Р.Х. и восстановил власть спартанцев над этими землями. Коринфская война позволила афинянам и некоторым из их заморских союзников восстановить былую морскую мощь. Конон, афинский наварх, сумевший бежать из Эгоспотам, нанес поражение спартанцам в морском сражении при Книде, происшедшем накануне битвы при Коронее, а через год участвовал в восстановлении Длинных стен, соединявших город с Пиреем. Персов крайне встревожило возрождение мощи афинян, вследствие чего они вновь решили пересмотреть свою экономическую политику в отношении греков. Спартанский стратег Анталкид заключил в Сардах компромиссный мирный договор с персидским сатрапом. Условия договора сводились примерно к следующему: Персия сохраняла за собой острова Ионии, а Спарта сохраняла контроль над Грецией, памятуя о независимости других греческих государств и о претензиях Афин на вновь обретенные ими эгейские владения. Этот мир, как выразился бы современный политик, на деле, скорее являлся "холодной войной". Коварные захваты и вылазки спартанцев были его характерной особенностью. От этих агрессивных вылазок более других греческих городов страдали Фивы (что находило отражение и в самом тексте договора Анталкида). Реакция Фив была жесткой. Через некоторое время гегемонии спартанцев пришел конец: в 371 году фиванцы нанесли им смертельный удар в битве под Левктрой. Спартанцы так и не смогли придти в себя после этого удара, что касается внезапного подъема Фив, то он оказался весьма недолгим. Наемные войска и ксенофонтовы "Десять тысяч" Для набегов на персидские земли Агесилай нанимал многих участников знаменитого похода "Десяти тысяч", служивших Киру и вернувшихся в Грецию под началом Ксенофонта. Сам Ксенофонт воевал на стороне Агесилая в битве при Коронеи, хотя, будучи афинянином, он должен был воевать против него. Эти факты лишний раз напоминают нам о том, что в четвертом столетии наемники стали играть в греческой армии весьма заметную роль. Греки издревле служили наемниками в землях восточного Средиземноморья. Судя по всему, они отправлялись и далеко на запад, - греческое оружие и доспехи были обнаружены археологами даже в Испании. Больше самого оружия ценились люди, умевшие с ним обращаться. Об этом свидетельствуют древние египетские и азийские надписи. Греки, в свою очередь, охотно прибегали к услугам фракийских и скифских наемников как до начала персидских войн, так и во время Пелопоннесской войны. В битве при фракийском Амфиполе (422 г. до Р.Х.), где погибли спартанский полководец Брасид и афинянин Клеон, с обеих сторон участвовали наемники, набранные на месте. Греки обычно "экспортировали" гоплитов и "импортировали" легких пехотинцев и конников. Греки торговали таким образом не только с иноплеменниками. Они нанимали и греков. В Сиракузах аркадские наемники из Мантинеи, попавшие на службу к афинянам, были весьма опечалены и обескуражены тем обстоятельством, что другие аркадцы воевали на противоположной стороне. Спартанцы могли пополнять свои силы в таких аркадских городах как Мантинея или Тегея в соответствии с договорами, навязанными ими этим городам, но они принимали в свои ряды и наемников, если нуждались в большем количестве воинов, чем то, которое оговаривалось условиями этих договоров. К примеру, в битве при Амфиполе Брасид использовал не только местных наемников, но и пелопоннесцев (скорее всего, аркадцев). Аркадцы были дюжим сельским народом, жившим вдали от торговых путей. Обычно они служили гоплитами. Другим широко известным источником греческих наемников являлся остров Крит. Критяне, как правило, служили лучниками. Подобным же образом, родосские наемники обычно были пращниками. Поход Кира, в котором принимал участие Ксенофонт, ознаменовал собой начало новой эры, характерной особенностью которой являлось необычайно широкое использование наемников. В этой связи приобретала особую остроту проблема их профессионализма и возможной их недееспособности в тех или иных ситуациях. В битве при Кунаксе в 401 году греческие гоплиты обладали явным преимуществом перед легковооруженными персидскими воинами. Победа казалось уже достигнутой, но тут Кир был убит, после чего все его азиатские сторонники тут же разбежались. Греки лишились и работы, и командующего, однако это нисколько не умаляет значимости их подвигов как до битвы при Кунаксе, так и после нее. Они стали отступать на север, к берегам Черного моря. Сначала их преследовали регулярные персидские войска под командованием Тиссаферна, затем на них стали нападать горные разбойники и, наконец, силы северного сатрапа Фарнабаза. При этом греки имели возможность сполна осознать как сильные, так и слабые стороны войска, состоявшего, в основном, из гоплитов. Они вынесли из этого еще один урок, еще более внятный, чем тот, что был получен ими на поздних стадиях Пелопоннесской войны. Ксенофонт стал понимать подлинное значение конного войска, хотя по-прежнему недооценивал его. Еще более серьезным мог стать потенциальный эффект от использования легкой пехоты, вооруженной луками, пращами и дротиками. В известных обстоятельствах, когда воинов отделяли от их баз многие сотни миль вражеской территории, одна из основных проблем состояла в пополнении запаса стрел и снарядов для пращи. Критские лучники использовали для стрельбы стрелы, выпущенные врагом. В некоторых поселениях, встречавшихся на пути, им удавалось найти материал для тетивы и свинец, из которого обычно изготавливались снаряды для пращи. Зачастую грекам приходилось сражаться в крайне непривычных условиях. Вооруженные дротиками легкие пехотинцы могли эффективно действовать только в том случае, если находились выше врага, если же враг атаковал их сверху, им не оставалось ничего иного, как только спрятаться за щитами гоплитов. Если войско должно было спуститься в ущелье, легкие пехотинцы занимали господствующие высоты, защищая от врага склоны распадка. Этот трудный поход "десяти тысяч" стал своеобразным испытанием состоятельности традиционных и новых взглядов. Воины, участвовавшие в нем, были профессионалами и отношение их к происходящему, зачастую объяснялось именно этим обстоятельством. Призывая родосцев выйти вперед и поупражняться в метании снарядов из пращи, Ксенофонт пообещал увеличить им плату и улучшить условия их службы, поскольку родосские наемники по договору должны были пользоваться в бою другим оружием. В другом эпизоде один из членов родосского соединения предложил переправиться через реку при помощи надутых шкур, ожидая, что командование щедро наградит его за эту идею. Призывая воинов к решающему сражению, Ксенофонт откровенно говорит, что их главная цель состоит в благополучном возвращении домой, а не в снискании славы героев. Что касается религиозных предписаний, то они исполнялись неукоснительно. Военачальники сверяли свои действия с предзнаменованиями. Ксенофонт следил за своевременным приношением жертв богам даже в тех ситуациях, когда на благочестие, казалось бы, совершенно не оставалось времени. Эта позиция являлась выражением своеобразной формы патриотизма, который, вероятно, обладал куда большей ценностью, чем прежние формы альянсов между независимыми городами- государствами. Все греки поклонялись одним и тем же богам, и потому совершение религиозных обрядов способствовало возникновению у членов отряда "десяти тысяч" чувства солидарности. Неизменно соблюдалась и другая греческая традиция, также имевшая непосредственное отношение к религии и состоявшая в пении идущими в атаку воинами "пеана". Названный пеан был гимном, исполнявшимся в особенно торжественных случаях. Вне всяких сомнений, пение это, по мысли командующего, могло наполнить ужасом сердца врагов, и, наверняка, оказывало на азиатских воинов очень сильное воздействие. Пение боевого пеана практиковалось далеко не всеми греками. Так, спартанцы заменили его музыкой флейты, которая не столько устрашала врага, сколько укрепляла собственных воинов. Тем не менее, у "десяти тысяч" был принят именно пеан, хотя командовали отрядом, в основном, спартанцы. Ксенофонт рассказывает о том, как женщины, шедшие вместе с отрядом, после пения пеана подняли боевой клич. Боевой клич нисколько не походил на пеан. Пеан мог петься до соприкосновения с противником. Начало же битвы сопровождалось боевым кличем. В целях опознания своих воинов греками использовался принимавшийся накануне сражения пароль. Так, в битве при Кунаксе этим паролем был лозунг: " Зевс Избавитель и Победа". Военная карьера царя Агесилая Ксенофонт был близким другом и почитателем спартанского царя Агесилая; Агесилай, со своей стороны, стремился к повторению ратных подвигов Ксенофонта, совершенных им в Азии. Подобно Ксенофонту он пытался формировать свое воинство из наемников и был очень рад тому, что некоторые из подвластных ему городов присылали вместо нерадивых новобранцев денежный откуп. Эти деньги могли использоваться им для найма опытных воинов и покупки хороших коней. В отличие от спартанских полководцев предыдущих поколений он очень высоко ценил конницу. Ксенофонт, покидая Кунаксу, увел с собой пятьдесят захваченных лошадей, использовавшихся, главным образом, в качестве вьючных животных, однако его конница не смогла защитить греческих фуражиров, на которых в конце долгого пути в местности, лежащей к востоку от Геллеспонта, напали конники Фарнабаза. Греки потеряли здесь около пятисот человек. Тем не менее, конница Фарнабаза потерпела поражение после того, как гоплиты пошли в атаку, что лишний раз подтвердило истинность одной из аксиом греческой военной мысли, согласно которой конница не может тягаться с тяжелыми пехотинцами. Надо заметить, что Агесилай ценил конницу куда выше, чем Ксенофонт. В его распоряжении находился куда больший отряд конников. Он добился значительной победы в ходе своего похода по Фессалии с целью усмирения мятежных греческих государств, сошедшихся с ним в битве при Коронее в 394 году. Конница, которую он привел с собой из Азии, легко одолела конницу фессалийцев. Фессалийские кони были лучшими в Греции, однако они не могли тягаться с азиатскими скакунами. Агесилай был очень гибким стратегом и тактиком. В ходе операции против Тиссаферна в Малой Азии он прибег к искусному двойному обману. Намерение напасть на Лидию было высказано им столь открыто, что враг счел его отвлекающей военной уловкой и сконцентрировал свои силы в Карии, которая находилась южнее. Агесилай же выступил именно против Лидии, где он не встретил сколько-нибудь серьезного организованного сопротивления. Этот весьма необычный спартанский царь в зависимости от ситуации мог как подкупать своих недругов, так и воевать с ними. Именно эта гибкость позволила ему столь стремительно вернуться из Азии в Грецию. Тактика, избранная Агесилаем в сражении при Коронее, являлась смешением традиционных и новых приемов ведения войны. Битва началась с обычной схватки гоплитов, в которой правые фланги как спартанской, так и фиванской армии смогли обойти левый фланг противника. Фиванцы несколько ослабили свой натиск и тут же обнаружили, что армия Агесилая отсекает им путь к безопасной гористой местности, куда успели бежать их союзники аргивяне. Они попытались прорваться к Геликону с юга, но Агесилай, сделав маневр поворота, встретился с ними лицом к лицу. Увидев, что его воинам не удается нарушить сомкнутых рядов противника, он перестроил свое войско, пропуская часть фиванцев и намереваясь атаковать их с фланга. Однако фланговые атаки особого успеха не принесли, что позволило фиванцам уйти в горы. Агесилай завладел полем, но не смог уничтожить противника. Этот прием, заключавшийся в пропуске бросившегося в атаку противника "сквозь строй", вследствие чего тот обнажал свои фланги, был использован "десятью тысячами" в Азии против колесниц, оснащенных косами; впоследствии он был использован римлянами против карфагенских боевых слонов. Ксенофонт критикует Агесилая за то, что тот попытался предпринять лобовую атаку. Если бы Агесилай запасся терпением, он смог бы атаковать двигавшегося в южном направлении противника с фланга в любой удобный для этого момент. Впоследствии, в дни фиванского господства, когда спартанская территория была оккупирована врагами, мужественный Агесилай сумел организовать оборону самой Спарты, хотя она в отличие от других греческих городов не имела постоянных внешних стен или неприступной цитадели. Одна из причин этого состояла в том, что спартанцы воевали до этого только на вражеской территории. На сей раз их спасло то, что ими командовал человек, привыкший действовать в необычных ситуациях. После падения Фив царь Агесилай в возрасте 80 лет вновь повел войско наемников за границу, - сначала в Азию, затем в дельту Нила, где оно должно было поддержать египтян, восставших против персов. Египетские мятежники перессорились друг с другом, вследствие чего Агесилаю, попавшему, таким образом, в весьма затруднительное положение, не оставалось ничего иного, как только воевать за одну из этих противоборствующих сторон. Даже в этих сложных обстоятельствах он вновь смог продемонстрировать свой талант стратега. Попав в окружение превосходящих сил достаточно неопытного противника, он позволил ему окружить себя стеной и рвом. Когда циркумвалационная линия была уже близка к завершению, он внезапно напал на противника, выведя свое войско через последнюю брешь в заграждениях. Враг, несмотря на свое подавляющее численное преимущество, не мог атаковать греков ни с тыла, ни с флангов, поскольку ему мешали выстроенные им самим укрепления. Греки и их египетские союзники не только вышли из окружения, но и нанесли противнику, ограниченному в действиях собственными рвами, большой урон. Агесилай умер в возрасте 84 лет, возвращаясь домой из Египта. Его идея оборонной экономики была достаточно примитивной: деньги, которые наемники зарабатывали во время походов, должны были тратиться спартанским государством на наем новых воинов. Впрочем, в каком-то смысле Агесилай торговал не наемниками, но опытом их использования. Соперники спартанских гоплитов Со смертью Агесилая закончилась целая эпоха в истории Греции. Благодаря его умелым действиям, серьезное снижение военного потенциала собственной армии Спарты какое-то время не казалось столь уж очевидным. Появление и развитие новых методов ведения войны свидетельствовало о том, что неоспоримому преимуществу спартанской фаланги пришел конец. С начала Пелопоннесской войны спартанская армия претерпела существенные изменения, вызванные отчасти сокращением количества полноправных граждан, составлявших основу спартанского войска. Этот упадок, который до известной степени совпадал с общим снижением численности населения в других греческих государствах, был усугублен потерями, вызванными разрушительным землетрясением, происшедшим в 465 году, то есть, еще до начала Пелопоннесской войны. В четвертом столетии спартанская армия состояла из шести батальонов (мор). Каждая из мор, которыми командовали полемархи, согласно данным современных историков, состояла из 400 или из 600 воинов. В ее состав могли входить как граждане, так и неграждане. Мора подразделялась на более мелкие подразделения, которые также именовались лохами. Во времена Коринфской войны спартанская мора, сопроводив отряды союзных войск в Пелопоннес, была остановлена и разбита на Истме афинским полководцем Ификратом. Потеря 250 воинов из 600 представлялась едва ли не катастрофической. Один из существеннейших моментов этого сражения заключался в том, что Ификрат придерживался в нем необычной стратегии и тактики: ему удалось победить гоплитов силами легких пехотинцев. Разгром спартанцев за пределами Коринфа имел параллели в военной истории Греции. Достаточно вспомнить ситуацию в Амфиполе во времена Пелопоннесской войны, когда спартанское воинство неосторожно подошло излишне близко к стенам города, чем не замедлил воспользоваться противник. Здесь нельзя было не вспомнить и о Сфактерии. Спартанцы были ошеломлены градом стрел и снарядов, который не позволял им приблизиться к противнику. Если на Сфактерии к фатальной ситуации привели непродуманные действия спартанцев вкупе с известным элементом невезения, то здесь архитектором победы, вне всяких сомнений, выступил сам Ификрат, доказавший тем самым состоятельность выработанных им новых стратегических и тактических концепций, связанных с использованием легких пехотинцев. Эту битву следует считать исторически значимой еще по одной причине, - в ней отряд наемников под командованием Ификрата смог одержать победу над войском, состоявшим преимущественно из граждан Спарты. Другим выдающимся военачальником четвертого столетия был Хабрий Афинянин. Он прославился тем, что во время Коринфской войны смог оказать Агесилаю в Беотии серьезное сопротивление. В ожидании атаки противника он приказал своим воинам стать на колено, закрыться щитами и выставить вперед копья. Агесилай так и не осмелился пойти в атаку, поразившись столь необычному приему противника. Хабрий, увенчанный за свои подвиги статуей, по его собственной просьбе был изображен опустившимся на колено. Вскоре подобная поза стала общепринятой даже у атлетов. Хабрий в течение всей своей долгой военной карьеры служил своему отечеству как на суше, так и на море, но относился к войне как истинный профессионал. Вместе с Агесилаем он служил в Египте, командуя египетским флотом, в то время как спартанский царь командовал наземными силами. Агесилай, желавший командовать всеми войсками, был явно недоволен этим обстоятельством. Тем не менее, у нас нет никаких сведений о том, что кого-либо из них, в ту пору, когда они состояли на службе у египетского монарха, смущало то, что на родине, в Греции, они видели друг в друге врагов. Легковооруженные пехотинцы Одним из важнейших достижений четвертого столетия стало создание эффективной организации и совершенствование вооружения легких пехотинцев. Говоря о легковооруженных пехотинцах в контексте военной истории Греции, мы имеем в виду, прежде всего, метателей дротиков, лучников и пращников. Метатели дротиков именовались пельтастами, поскольку их легкие щиты, появившиеся первоначально во Фракии, носили название "пельта". Писистрат, афинский тиран, живший в шестом столетии до Р.Х., набрал войско из жителей Фракии, где он находился в изгнании. Афиняне познакомились с пельтой именно в этот период. Пельта представляла собой небольшой плетеный щит, обтянутый кожей. Он не имел металлического ободка и украшений и был достаточно легок для того, чтобы его можно было держать одной левой рукой, не используя наплечного ремня. Обычно он имел серповидную форму, однако тем же словом назывались и щиты другой формы, изготовленные из того же легкого материала. Дротики пельтастов были оснащены кожаными петлями, находившимися примерно посередине древка. Указательный и средний палец входили в петлю, в то время как поддерживаемое рукой древко удерживалось остальными пальцами. Это увеличивало рычаг и силу броска. Пельтасты, подобно другим воинам, также были вооружены короткими мечами или кинжалами, хотя они практически никогда не вступали в ближний бой с противником. Луки и стрелы, а также тактические приемы, использовавшиеся стрелками из лука, в разных частях Греции могли существенно отличаться друг от друга. Самыми лучшими греческими лучниками считались уроженцы Крита. В четвертом столетии критские наемники служили в армиях многих греческих государств. Перед Персидскими войнами афиняне приняли на службу скифских наемников, которые также считались хорошими лучниками, однако, согласно Геродоту, в битве при Марафоне стрелки из лука вообще не участвовали. Тем не менее, афинские стражи порядка по-прежнему полагались, главным образом, на лучников. Наиболее распространенный в древней Греции тип лука был сложносоставным, тем не менее, за пределами Крита нередко использовались луки, изготовленные подобно английскому большому луку из цельного куска дерева. Гомер описывает лук, сделанный из пары рогов дикого козла, соединенных вставкой, вырезанной из мягкого дерева, который, судя по всему, был достаточно эффективным оружием. Существует описание лука более сложной конструкции, в которой использовались рога, дерево и сухая кишка (следует заметить, что тетива луков могла изготавливаться как из кишок, так и из жил). Для скифов, луки которых имели достаточно сложную конструкцию, была характерна и особая манера стрельбы. Хотя скифы брали лук в левую руку, при нацеливании они ухитрялись держать стрелу слева от него. Мало того, лучник обычно держал стрелу на натянутой тетиве указательным и средним пальцами правой руки и натягивал тетиву первыми тремя пальцами, как это принято и в Средиземноморье. Скифские стрелы отличались меньшей длиной и были оснащены небольшими бронзовыми наконечниками. Скифские стрелки носили в своем широком колчане как лук, так и множество стрел. Для персов также были характерны особые способы стрельбы. Ксенофонт пишет о том, что лучники некоторых племен, живших в горах, при стрельбе подпирали лук ногой, чтобы получить выигрыш в силе. Стрелы некоторых здешних лучников имели такие размеры, что греки могли использовать их в качестве дротиков. Персы стреляли такими стрелами из больших луков. Эти же стрелы впоследствии применялись критскими лучниками Ксенофонта для навесной стрельбы по далеким целям. При этом тетива малых скифских луков оттягивалась до уха или до правого плеча. Обычно же греческие стрелки натягивали тетиву только до груди. В отличие от критских лучников правильно экипированные греческие родосские пращники имели явное преимущество перед азиатскими пращниками. Свинцовые снаряды греков имели вдвое большую дальность полета, чем тяжелые камни персов. Современными археологами было найдено множество свинцовых снарядов такого типа. Иногда на них писалось имя полководца, в войске которого служили пращники. Порою же их украшали ироничные надписи типа: "Получи!" Тактика гоплитов и фиванская фаланга Несмотря на усиление роли легковооруженных войск и конницы, победа, ознаменовавшая собой конец спартанскому владычеству в Греции, была одержана благодаря новой тактике гоплитов. В битве при Левктре в 371 году до Р.Х., где фиванским воинством командовали Эпаминонд и Пелопид, спартанской фаланге, имевшей глубину всего в двенадцать шеренг, противостояла фиванская фаланга глубиной в пятьдесят шеренг. Фиванская фаланга сознательно выстроилась косым фронтом, поэтому спартанское правое крыло (на котором были сосредоточены сильнейшие воины) было сметено прежде, чем в бой вступили не столь сильные союзники фиванцев. Спартанский царь Клеомброт разгадал намерения противника и в последний момент попытался усилить терпевшее поражение крыло и окружить фиванцев. Однако благодаря быстроте и решительности действий отборных сил фиванцев, именовавшихся "Священным отрядом", спартанцы не успели завершить этого маневра. Их боевые порядки оказались нарушенными, а царь Клеомброт был убит в начале боя. Для того чтобы понять, что произошло в сражении при Левктре, необходимо хотя бы кратко рассмотреть развитие тактики гоплитов. Когда во время похода в Кунаксу Ксенофонт устроил военный парад, желая развлечь азиатскую царицу, глубина фаланги составляла всего четыре шеренги. Ксенофонт замечает, что подобная практика была общепринятой. На первый взгляд, этому противоречат те описания битв древних гоплитов, в которых глубина фаланги составляла не менее восьми шеренг. Однако подобные построения могли упоминаться именно потому, что казались современникам чем-то необычным, хотя к четвертому столетию они уже стали нормой. В битве при Коронее союзники Агесилая, находившиеся на левом крыле, среди которых были и ветераны, участвовавшие в походе Кира, как пишет Ксенофонт, обратили неприятеля в бегство "в штыковом бою". Когда же спартанцы сошлись с фиванцами на второй стадии битвы, они стали бороться щитом к щиту. Воины уже не обменивались ударами копий, но единственно теснили друг друга. Как фиванцы, так и спартанцы умело пользовались щитами, как наступательным оружием. В этой ситуации все определялось глубиной строя. Тактика ведения подобных действий была не нова для фиванцев. Они победили афинян при Делии, используя против обычной фаланги глубиной в восемь шеренг фалангу с двадцатью пятью шеренгами. Глубина фаланг могла варьироваться в зависимости от обстоятельств. Так, в битве при Мантинее в 418 году до Р.Х. глубина построения определялась младшими командирами, отвечавшими за отдельные участки строя. В данном случае все определялось тем, какой тактики они собирались придерживаться: "штыкового боя" или же "боя щитами". Младшие командиры могли оценить на месте, для какого рода боя лучше подходят их подчиненные. При этом неизбежно нарушалось единообразие действий, что могло привести к общей дезорганизации. Наглядным примером этого стала состоявшаяся в период Коринфской войны битва при Немее, во время которой афинские, аргивские, беотийские, коринфские и эвбейские отряды, составлявшие единое войско, пытались принять привычное для себя построение, словно забыв о необходимости координации совместных действий. Гражданская мораль и Священный отряд Драматическое поражение спартанцев в сражении при Левктре способствовало возрождению в Греции и, в частности, в Фивах гражданской морали. Осознание же того, что спартанская фаланга не является неуязвимой, восходит ко временам Коринфской войны. Почетным миром, которым закончилась для Спарты эта война, она была обязана не своим военным традициям, но, прежде всего, государственному и военному таланту Агесилая. Впрочем, условия этого мира были продиктованы не спартанским победителем, а персидским властителем. В военном отношении, возрождение гражданской морали свидетельствовало о возрождении уверенности в действенности гражданских, а не наемнических армий. Лисандр был убит во время вторжения в Беотию на раннем этапе Коринфской войны. Других столь же гениальных навархов в Спарте не было. Смерть Лисандра позволила афинянам после восстановления Длинных стен восстановить и старую имперскую систему, основанную на сочетании морского владычества и поддержки идеологически близких правительств в государствах Эгеиды. Когда спартанцы в результате неожиданной вылазки в 382 году до Р.Х. привели к власти в Фивах марионеточное правительство, они пытались имитировать методы афинян. Однако их неумелые и неуклюжие действия в итоге вызвали негодование у жителей Фив и подозрение у остальных греков. Фивы чувствовали себя униженными миром, навязанным им персидским царем, поскольку тот, желая задобрить спартанцев, лишил Фивы былого контроля над городами Беотии. После того как спартанское марионеточное правительство было ликвидировано, а спартанский гарнизон изгнан из Фив, патриотизм фиванцев нашел выражение в военной организации гражданского общества, которая основывалась на верности граждан своему государству, а не на поддержке союзников или привлечении наемников. Наиболее поразительным проявлением фиванского военного возрождения были элитные подразделения, называвшиеся "Священными отрядами". Греческое название такого подразделения может быть переведено и как "Отряд преданных", однако древние историки понимали его по-своему. Цитадели греческих городов нередко именовались "священными", соответственно, "Священный отряд" Фив первоначально мог являться гарнизоном городской крепости. Во время битвы при Левктре "Священным отрядом" командовал Пелопид, хотя отряд этот был создан другим фиванским лидером Горгидом. Согласно традиции, "Священный отряд", состоявший из трехсот отборных воинов, был сформирован из пар любовников (греки не считали гомосексуализм извращением). Идея создания подобного отряда возникла задолго до Пелопида. В гомеровской "Илиаде" говорится о том, что создание боевого подразделения, состоящего из близких родственников, способствовало бы поддержанию боевого духа на должном уровне, Платон же приводит мнение (которое могло принадлежать и не ему), в согласии с которым, полк, состоящий из любовников, лучше отвечал бы этой цели. Воины, вдохновленные присутствием возлюбленных, демонстрировали бы в этом случае чудеса героизма. Ксенофонт, презиравший гомосексуалистов, напротив считал, что наличие подобных отношений могло лишь подорвать ратный дух воинов. В состоявшейся в 338 году битве при Херонее, которая положила конец независимости греческих городов-государств, пали все воины "Священного отряда". Одержавший победу Филипп II, согласно преданию, проливая слезы над телами погибших героев, воскликнул: "Да будет проклят тот, кто усомнится в их благородстве!" При этом отношение Филиппа к мужской дружбе было таким же, как у Ксенофонта. Эпаминонд в Пелопоннесе После сражения при Левктре Эпаминонд, командовавший войсками фиванцев, вновь завладел Пелопоннесом. Он захватил бы и Спарту, если бы Агесилай не успел занять ее оборону. Действия Эпаминонда, военная и политическая стратегия которого всегда были тесно взаимосвязаны, наверняка встретили бы одобрение у учеников Клаузевица. Он поддерживал те области центрального и западного Пелопоннеса, которые издавна находились под контролем Спарты, в их стремлении к обретению независимости; с этой целью в тех районах, которые до этого были пустынными и дикими, он построил несколько укрепленных городов. Подобная мера представлялась ему вполне справедливой, поскольку война была спровоцирована отказом Спарты признать власть Фив над городами Беотии. Города Мантинея, Мегалополь и Мессена, основанные или восстановленные Эпаминондом, представляли собой цепь крепостей, препятствующих связям Спарты с северо-западными областями. Пока Агесилай в 385 году не осадил Мантинею, она являлась процветающим центром Аркадии. В этот раз спартанцы пустили реку, на берегах которой стоял город, по другому руслу. Ее воды разрушили внешние стены, после чего мантинейцам не оставалось ничего иного, как только покинуть свои дома и искать прибежища в окрестных поселеньях. Эпаминонд вернул разбежавшихся по округе людей в их родной город и возвел вкруг него надежные стены. Мантинея особенно нуждалась в таких укреплениях, поскольку стояла посреди ровного поля. Мессенами первоначально назывался не город, но целая область. Город с таким же названием был воздвигнут по инициативе Эпаминонда возле древней мессенской твердыни на горе Ифома. Что касается Мегалополя (как его называли римляне), то он был совершенно новым городом. Греки называли его просто "Большой город". Он находился на равнине, по которой на северо-запад, к Олимпии, текла река Алфей, а на юг, к Спарте и Лаконийскому заливу - река Еврот. Реки и речные русла служили грекам дорогами, которых грекам явно недоставало. Таким образом, Мегалополь имел надежное сообщение с другими областями. Его население составили жители сорока аркадских деревень. К несчастью, сельские жители относились к жизни в городе так же негативно, как граждане Мантинеи, рассеянные Агесилаем, относились к жизни в деревне. Развалины трех вышеназванных городов существуют поныне. Наибольшее впечатление производят развалины Мессины. К сожалению, результаты археологических исследований, полученные при исследовании греческих фортификационных сооружений, не всегда соответствуют историческим данным. Стены аттической Эгосфены напоминают своим стилем стены Мессины, однако их предназначение и время возведения остаются неизвестными. В четвертом столетии фортификационные сооружения стали заметно сложнее, о чем свидетельствуют дошедшие до нас технические произведения, посвященные их описанию, такие, как труды Энея Тактика (около 357 года до Р.Х.) или Филона Византийского, жившего в третьем веке до Р.Х. Во время Пелопоннесской войны и до нее фортификационные сооружения возводились, главным образом, для защиты городов и крепостей. В четвертом столетии они могли защищать достаточно обширные области, примыкавшие к городскому центру. Эти фортификации имели ряд деталей, которые обычно ассоциируются со средневековыми замками: башенки, зубчатые стены с бойницами, рвы, потерны и специальные ворота для вылазок. Вылазки обычно совершались с правой стороны выступающего вперед бастиона, поскольку в этом случае воины были обращены щитом (то есть, левым боком) к неприятелю. Стены, как правило, представляли собой каменную кладку, обложенную кирпичом. Помимо городских укреплений и протяженных защитных стен в Греции были найдены развалины множества небольших крепостей, относящихся к четвертому или к пятому веку. Эти крепости могли играть роль сторожевых или сигнальных башен или, если они находились на берегу, могли сооружаться для защиты от пиратов. Мантинейская кампания и ее последствия Как стратегия, так и тактика Эпаминонда порой представляются достаточно нерешительными, однако это представление явно обманчиво. Он старался застать противника врасплох и потому порой не спешил с ударом. В 363 году до Р.Х. в северном Пелопоннесе разгорелись споры, причиною которых стало использование храмовых сокровищ Олимпии не по назначению. В результате аркадские города разделились: лидерами в этом противостоянии стали, соответственно, Мантинея и Тегея. Тегея поддерживала Фивы, Тегея же была настроена проспартански, что, естественным образом, привело к конфликту идеологий, ориентированных на демократическое или олигархическое устройство общества. Афиняне, которые восемью годами ранее в отличие от многих греческих государств встретили новости, пришедшие из Левктры, без особого энтузиазма, теперь были открытыми союзниками Спарты. Эпаминонд надеялся перехватить афинский отряд, шедший на помощь Спарте, на Истме, однако, к его вящему сожалению, афиняне решили отправиться морем. Имея под своим началом армию, набранную в Беотии и в других северных областях Греции, он разместил свой штаб в Тегее, городе окруженном стенами и не испытывавшем проблем с припасами, который находился между спартанцами и их союзниками в Мантинее. Когда Агесилай, командовавший спартанскими силами, повел их на север через лаконскую Пеллену, Эпаминонд даже не попытался остановить его, но, вместо этого, поспешил в саму Спарту, полагая, что город остался практически беззащитным. К несчастью для фиванцев один из дезертиров известил об этом Агесилая и тот спешно вернулся в Спарту. Элемент внезапности был утрачен, и потому Эпаминонд не стал атаковать город, но вместо этого, совершив за одну ночь стремительную переброску войск, вновь оказался у Мантинеи. Его появление здесь так же не стало неожиданностью. Прибывший в Мантинею из Афин отряд конников сразился с передовыми отрядами фиванских и фессалийских конников и заставил их повернуть назад. Поддерживаемая союзниками Спарта успела собрать в Мантинее большое войско и перекрыть путь в северном направлении в том месте, где ширина окруженной горами долины составляла около мили. В последовавшей вслед за этим битве Эпаминонд все-таки сумел совершить совершенно неожиданный маневр. Выстроив войско на поле, он внезапно повел его в западном направлении и, заняв позицию на окрестных холмах, приказал своим воинам сложить оружие. Его противники решили, что он не собирается вступать с ними в бой, и потеряли должную бдительность. Эпаминонд атаковал их так же как и при Левктре усиленным левым крылом. Этот неожиданный ход принес ему победу, однако сам стратег в этом бою был смертельно ранен и умер, призывая своих соотечественников к миру. По иронии судьбы, уловка, использованная против спартанцев в Мантинее, была на удивление похожа на тот обманный прием, который некогда был использован самими спартанцами против аргивян в битве при Сепии и против афинян в битве при Эгоспотамах в 405 году. Гибель Эпаминонда обратила победу в поражение. Врага никто не преследовал. Складывается впечатление, что с этого момента военная мощь, морские притязания и политическое влияние Фив начали стремительно слабнуть. Единство управления имело очень большое значение для греческих городов-государств. Занимать лидирующую позицию и проводить последовательную политику в течение достаточно долгого времени мог только человек, обладающий поистине выдающимися способностями. Эпаминонда можно сравнить с афинянином Периклом или со спартанскими лидерами Лисандром и Агесилаем. В основе политики Эпаминонда лежал принцип, в согласии с которым для фиванцев лучшим способом защиты было нападение. После смерти Эпаминонда Фивы вернулись к своим прежним принципам, полагая, что с них будет довольно и владычества над небольшими городами Беотии, и тут же вступили в период локальных изматывающих войн с другими народами северной Греции. Автократы и их армии Эпаминонд вызывал восхищение у своих современников и у их потомков еще и потому, что он был убежденным сторонником конституционной формы правления. Как для греков, так и для римлян было характерно не лишенное налета сентиментальности уважительное отношение к конституционному правительству, которое подобно нам они отождествляли с идеалом политической свободы. Однако с военной точки зрения конституционное правительство в случае его противостояния деспотическим режимам оказывалось в явно невыгодном положении. Деспота не стесняли разного рода консультативные процедуры, вследствие чего он мог куда скорее принимать нужные решения. Разумеется, принимаемые им решения могли быть и ошибочными. Однако в условиях войны даже ошибочное решение порой оказывается лучше, чем отсутствие решения или нерешительность. Политическая эволюция греческих городов в Сицилии и в западном Средиземноморье резко отличалась от аналогичной эволюции на территории континентальной Греции. Управляемые деспотами сицилийские греки смогли защитить себя от притязаний со стороны Карфагена и Этрурии. Конституционализм был совершенно чужд им, пусть время от времени место деспотов и занимали умеренно демократические правительства. Автократы, которые не могли положиться на лояльность войск, состоявших из граждан собственного государства, старались формировать свои армии из наемников, среди которых могли быть как конники, так и легкие пехотинцы. Это способствовало совершенствованию фортификационного и осадного искусства, предполагающего использование достаточно сложных метательных устройств, развитию кораблестроения и тактики ведения боевых действий на море. Мы уже говорили о том, что в этом отношении сиракузцы даже превосходили афинян. Разумеется, использовались и отряды гоплитов, но наемники составляли в них меньшинство. То внимание, которое уделялось в государствах континентальной Греции гоплитам, объяснялось свойственным им конституционным консерватизмом. Это свидетельствовало о том, что здесь решением всех военных вопросов (а, стало быть, и вопросами внешней политики) занимались представители самых обеспеченных слоев населения, которые имели возможность заплатить за доспехи и оружие. Когда жители Сиракуз подняли восстание, они попытались заручиться поддержкой обитателей континентальной Греции. Дион, друг Платона, собрав в Греции небольшой вооруженный отряд, отправился на Сицилию и поднял там демократическое восстание, направленное против Дионисия Младшего. Несколько позже сиракузцы обратились за помощью к своему родному городу Коринфу. Коринф направил к ним блистательного генерала Тимолеонта, который сумел освободить сицилийских греков как от их собственных, так и от карфагенских деспотов. Следует заметить, что континентальные и центральные государства обычно пытались импортировать отнюдь не технические военные новшества, но свое влияние и свою идеологию. Военное преимущество деспотов стало особенно ощутимым в четвертом столетии. На востоке ослабление персидского влияния способствовало подъему местных деспотов. Евагор, который некогда был персидским данником, стал независимым правителем Кипра, который внес существенный вклад в победу афинян при Книде (394 год до Р.Х.) и в лишение спартанцев их морской мощи. Еще более значимой фигурой представляется Мавзол Галикарнасский. В свое время он являлся одним из сатрапов Великого Царя, однако впоследствии стал править собственной империей, вынудил несколько приморских эгейских государств выйти из Афинского союза и заставил афинян начать войну с их бывшими союзниками. Еще большую угрозу для греческих государств представляли деспотии самой северной Греции. Широкомасштабные военные приготовления Ясона Ферейского в Фессалии стали всерьез тревожить греков, однако в 370 году до Р.Х. он был убит. Тем не менее, неотвратимый удар по греческим конституционным свободам все-таки был нанесен, но нанес его уже не Ясон, а Филипп II Македонский. Филипп Македонский Филипп Македонский был человеком разносторонних дарований. Основою его побед являлась созданная им устойчивая политическая и экономическая организация. Он создал армию нового типа и выказал себя блестящим стратегом и тактиком. Величайшим достижением стало политическое (но никак не культурное или политическое) объединение самой Македонии. Первые же экспансионистские действия Филиппа предоставили в его распоряжение богатства халкидикийских торговцев и фракийские месторождения драгоценных металлов. Военная мощь его воинства, замечательного уже одной своей численностью, основывалась, помимо прочего, на совместном использовании конницы, фаланги и легких пехотинцев, защищавших фалангу от фланговых атак и способных выходить во фланг противника. Говоря о "фаланге", современные историки зачастую имеют в виду именно ее македонский вариант. Он существенно отличается от более ранних греческих построений. При движении разомкнутым строем эта фаланга отличалась особой мобильностью. Фалангисты были вооружены очень длинными копьями [1], которые они держали обеими руками. Использование таких пик, называвшихся сариссами, позволяло существенно увеличить плотность копий, выходивших за щиты первой шеренги. Глубина македонской фаланги постепенно выросла с восьми до шестнадцати шеренг; примечательно то, что Филипп не стал следовать примеру фиванцев, фаланги которых отличались особой глубиной. Вероятно, македонская команда могла с равным успехом орудовать как копьями (разя врага их ударами), так и щитами (тесня ими противника). Поскольку фалангист держал обеими руками тяжелую пику, он, судя по всему, вешал свой щит на шею и при необходимости мог менять его положение, двигая плечом или предплечьем. Другой особенностью македонской армии было наличие в ней отрядов гипаспистов. Гипасписты первоначально были щитоносцами или оруженосцами тяжеловооруженных воинов. В армии Филиппа гипасписты выполняли функцию гвардейцев и, вероятно, были вооружены хуже, чем фалангисты, но лучше, чем пельтасты. Гипасписты сыграли заметную роль в битве при Херонее, где они, изобразив отход, увлекли за собой неопытных воинов, стоявших на левом крыле афинян, вследствие чего в их рядах образовалась брешь, позволившая обойти и уничтожить фиванцев, находившихся справа. Филипп II Македонский пришел к власти в 359 году при весьма непростых обстоятельствах. Тем не менее, он сумел потеснить других претендентов на трон, откупиться от пеонийцев и изгнать иллирийцев. Когда Филиппу исполнилось пятнадцать лет, его взяли в заложники и перевезли в Фивы. Образ жизни греков привел его в восторг. Там же, в Фивах, он познакомился и с особенностями разработанной Эпаминондом тактики фиванцев, которая основывалась на массированных действиях пехоты. После взятия Амфиполя в 357 году Филипп взял под свой контроль подступы к золотым копям горы Пангей, обеспечив тем экономическое и политическое будущее Македонии. Он тайно предложил Амфиполь афинянам в обмен на порт Пидну, и когда те уступили ее, занял как Пидну, так и Потидею (356 год до Р.Х.), однако отказался оставить Амфиполь. Филипп пожаловал Потидею Олинфу, главному городу Халкидикийского союза, но уже в 349 году осадил и безжалостно разрушил его, подчинив себе все прочие города союза. Воспользовавшись обстоятельствами, в 353 году Филипп, действовавший от имени Фив и их союзников, выступил против соседней Фокиды. Первоначально конфликт носил религиозный характер и был связан с собственностью, принадлежавшей Дельфийскому храму. На первом этапе войны фокийцы смогли оказать Филиппу достойное сопротивление, однако уже в 346 году он полностью разбил их и занял их место в Амфиктионском союзе государств, оказывавших содействие храму в Дельфах и решавших все вопросы, связанные с его собственностью. В 340 году Филипп воевал уже на северо-восточном фронте. Афины и Персия, встревоженные и возмущенные проводимой им политикой, натравили на него Перинф и Византий. Хотя Филипп и не смог взять этих городов, он провел успешную военную кампанию против скифов и других балканских племен и в 339 году вновь вмешался в дельфийские споры. Македонское воинство стало представлять реальную угрозу для Фив. Опасавшиеся усиления македонского влияния афиняне решили внять призывам Демосфена и заключить союз со своим традиционным врагом Фивами. Тем не менее, в 338 году Филипп в битве при Херонее наголову разбил объединенную греческую армию. Теперь Филипп стал полноправным властителем всей северной Греции. После собрания в Коринфе он стал главой союза греческих государств и тут же воспользовался этим, выставив свои гарнизоны в таких стратегически важных пунктах как Фермопилы, Халкида, Фивы и Коринф. В 337 году Филипп был убит, став жертвой дворцового заговора. Царицу Олимпиаду, отказавшуюся от трона, политические противники обвиняли в том, что она участвовала в заговоре против Филиппа, однако народ Македонии относился к ней с прежним почтением. Впоследствии она покончила с собой. Филиппу были чужды безрассудные импульсы, которые то и дело приводили к войнам между греческими государствами. Он был законченным лицемером и умело скрывал до времени свои подлинные намерения и чувства, однако никогда не был склонен к самообману. Он искренне восхищался греческой культурой и был убежден в том, что Греция нуждается в нем, как в лидере. Многие видные греки разделяли ту же точку зрения, что в немалой степени способствовало его успеху. Сын и преемник Филиппа, Александр Великий, продолжил его политику завоеваний, при этом масштаб последних, наверняка, превосходил самые смелые мечтания отца. ПРИМЕЧАНИЯ 1. Данные об их длине существенно расходятся. |