3.3. Борьба крепостных против феодального
угнетения
Естественно, что вилланы, будь то сирийцы
или арабы, относились к иноземным завоевателям враждебно
и не раз давали им решительный отпор. Вся история франкских
государств в Сирии и Палестине заполнена борьбой местного
земледельческого населения против западных господ. О возмущениях
тружеников повествуют, хотя и фрагментарно, многие хронисты
и писатели XII-XIII вв. - как латинские, так и восточные.
Фульхерий Шартрский, который почти 30
лет прожил в Иерусалимском королевстве, передает, что сельское
население всегда было на стороне мусульманских государств
и княжеств, когда те воевали против крестоносцев. Нередко
поражения сеньоров в войнах с Египтом или сельджукскими
эмирами давали толчок к крестьянским выступлениям. Так,
в 1113 г. после неудачи рыцарей в битве у Син аль-Набра
земледельцы из области Самария напали на г. Набулус и опустошили
его. В 1125 г. произошло большое крестьянское восстание
в районе Бейрута и Сайды. «Сарацинские земледельцы,
- лаконично сообщает Фульхерий, - не захотели платить податей».
Сеньор Бейрута Готье I пустил тогда в ход силу. На помощь
ему пришел король Иерусалимский: чтобы обеспечить подчинение
сарацин сеньору Бейрута, была воздвигнута - в качестве опоры
против окрестного населения - крепость Монт-Главиен.
В 1131 г. разразилось восстание в графстве
Триполи: был убит сеньор Понтий Триполийский, о чем упоминает
хронист-архиепископ Гийом Тирский. Продолживший в XIII в
его сочинение «Деяния в заморских землях» другой
хронист, не оставивший своего имени, говорит о новом крестьянском
мятеже в Триполи, случившемся в 1266 г.: «Сельские
вилланы ночью перебили франкских рыцарей».
Сохранилось немало сведений и косвенного
порядка, свидетельствующих о том, какое упорное сопротивление
оказывали вилланы сеньорам, либо отказываясь собирать урожай,
либо прямо нападая на своих господ и убивая их. Примечательно,
что в сборнике законов иерусалимского короля Бодуэна II
(1118-1131) предусматривались меры на случай вилланского
бунта. Если кто-нибудь из вассалов сеньора поддерживал его
восставших вилланов (а такое бывало сплошь да рядом, поскольку
феодалы зачастую враждовали друг с другом), то сеньор, предписывалось
в этих «Установлениях», был вправе лишить вассала
его фьефа. В более поздних законодательных памятниках Иерусалимского
королевства сеньору предоставлялось право преследовать и
силою возвращать беглых вилланов, которые подчас образовывали
разбойничьи отряды, рыскавшие по стране и расправлявшиеся
с ненавистными франками.
В глазах туземного населения все паломники,
прибывавшие с Запада, были лишь завоевателями, от которых
не приходилось ждать добра. Им чинили поэтому всяческие
преграды. В 1113 г. Палестину посетил русский игумен Даниил,
рассказавший о своих впечатлениях в путевых заметках. Многие
святые места, передает этот монах, недоступны для тех, «кто
вмале [в небольшом числе. - М. З.] хощет пройти»:
«туда бо ходят мнози срацины и разбивают в горах тех
и дебрях страшных». Сам Даниил смог благополучно совершить
паломничество только потому, что присоединился к дружине
короля Бодуэна I, выступившей в поход против Дамаска. Князь,
уточняет игумен в записках, «приряди мя к отрокам
своим», и «тако проидохом места та страшная
с вой царскими без страха и без пакости». И добавляет:
«А без вой путем тем никто не может пройти».
Латинские хронисты, как правило, изображают
сирийцев в неблагоприятном свете. Гийом Тирский оттеняет
их вероломство. «Хитрые лисы, - так называет он сирийцев,
- лишенные воинственности и отваги». Столь пристрастная
оценка под пером этого архиепископа, десятилетиями служившего
верой и правдой иерусалимским королям, не удивительна: угнетенные
крестоносцами вилланы не собирались склонять головы перед
ними. И мусульмане, и христиане разных толков были проникнуты
ненавистью к ним и к установленным ими порядкам. Они готовы
были идти на все, чтобы сделать пребывание крестоносных
баронов и их вассалов невыносимым и рано или поздно принудить
тех и других убраться подобру-поздорову.
Напряженность в отношениях между франками
и коренным населением бросалась в глаза всем, кто бывал
в Иерусалимском королевстве. В правление короля Амори I
(1163-1174) к нему приезжал правитель армянской Киликии
князь Торос II. Во время встречи с Амори I он, как пишет
об этом сирийский хронист Эрнуль, будто бы сказал королю
следующее: «Во всех городах вашей страны живут сарацины,
которым ведомы все пути и тайны. Если когда-нибудь сарацинское
войско вторгнется в нее, оно воспользуется помощью и советом
простых людей страны, которые помогут сарацинам и съестным,
и собственными силами. Если же случится, что сарацины будут
побеждены, то ваши же люди [мусульмане. - М. З.] укроют
их в надежных местах; но коль скоро победят вас, они причинят
вам всяческое зло». Если даже эти слова не были произнесены
именно в такой форме, ясно, что современники отдавали себе
полный отчет в действительном положении дел в государствах
франков.
Выразительны следующие строчки немецкого
монаха-доминиканца Бурхарда Сионского, передающего настроения
сирийского населения по отношению к пришлым господам: «Хотя
они [сирийцы. - М. З.] и являются христианами, но не дают
никакой веры латинянам». По рассказу французского
писателя начала XIII в. Жака де Витри, жившего в Палестине
(он был епископом в Акре), сирийцы выдавали сарацинам военные
тайны крестоносцев. «Они часто, - с едва скрываемым
раздражением отмечает он в своей «Иерусалимской истории»,
- просят помощи против христиан у врагов нашей веры и не
стыдятся растрачивать во вред христианству силы и средства,
которые следовало бы обратить во славу Божью против язычников».
Яркими свидетельствами вражды местного
населения к крестоносным завоевателям изобилует замечательное
произведение арабской литературы - «Книга назидания»
упоминавшегося выше арабского писателя Усамы ибн Мункыза.
Он рассказывает, например, что, когда к деревенским жителям
близ Акки (т.е. Акры) добирался мусульманин, вырвавшийся
из франкского плена, они прятали его и «доставляли
в области ислама», иначе говоря, помогали уйти к своим.
В одной из глав Усама пишет о некоем юноше-мусульманине,
с которым судьба свела его в Набулусе: «Его мать была
выдана замуж за франка и убила своего мужа. Ее сын заманивал
хитростью франкских паломников и убивал их».
Из рассказов Усамы ясно, сколь велика
была ненависть покоренного населения к пришлым господам.
Крестьяне, даже безоружные, ввязывались в схватки с рыцарями.
Однажды к родственнику писателя явился какой-то крестьянин
из местности аль-Джиср. Он держал руку под платьем и на
вопрос: «Что с твоей рукой?» - ответил так:
«Я схватился с одним франком, но у меня не было ни
доспехов, ни меча. Я опрокинул франка и так ударил его в
лицо, прикрытое стальным забралом, что ошеломил его. Тогда
я взял его же меч и убил его им».
Тот же писатель рассказывает историю
зверской расправы, которую учинили франки над пожилым крестьянином,
заподозренным в том, что он привел неких мусульманских разбойников
в деревню возле Набулуса. Старик пытался бежать, и тогда
по повелению короля Фулько (1131-1143) схватили его детей.
Чтобы спасти семью, крестьянин пошел на крайнее средство.
Он вернулся и сказал королю: «Будь ко мне справедлив
и позволь мне сразиться с тем, кто сказал про меня, что
я привел разбойников в деревню». И король приказал
владельцу разграбленной деревни: «Приведи кого-нибудь,
кто сразится с ним». Затем Усама описывает издевательский
поединок, устроенный в наказание заподозренного: его заставили
биться с кузнецом из той же деревни. «Виконт, правитель
города [обычно виконты творили суд в городах. - М. З.],
пришел на место битвы и дал каждому из сражавшихся палку
и щит, а народ встал вокруг них, и они бросились друг на
друга... Они бились до того яростно, что стали похожи на
окровавленные столбы». Судебный поединок, организованный
иерусалимским королем явно для устрашения селян, завершился
убийством крестьянина, подозревавшегося в сношениях с разбойниками,
после чего «на шею старика сейчас же набросили веревку,
потащили его и повесили». Свой рассказ Усама ибн Мункыз
заключает негодующим восклицанием: «Вот пример законов
и суда франков, да проклянет их Аллах!».
Вражда крестьянской массы к баронам была
столь велика, что Гийом Тирский считал сирийцев - этого
«близкого врага» - опаснее чумы.
Для обеспечения собственной безопасности
крестоносцы воздвигли в завоеванных областях крепости и
замки. Развалины их сохранились до сих пор. Эти сооружения
(особенно известны замки Крак, Бланшгард, Крак де Монреаль,
Крак де Шевалье) служили не только военными форпостами против
соседних мусульманских государств: они должны были охранять
сеньоров и от «близкого врага», от гнева угнетенных
«возделывателей полей».
|