|  5.4. Переговоры в Венеции. Левантийская 
торговля и отношения республики св. Марка с Византией
 К лету 1200 г. во Франции собралось внушительное 
по тем временам войско, готовое отправиться за море. Крестоносцы 
подразделялись примерно на полторы сотни баронских отрядов 
(в хрониках и документах приводятся имена около 150 баронов-предводителей), 
по 80-100 рыцарей в каждом. О первых практических шагах 
их предводителей детально рассказывает в своих записках 
Жоффруа Виллардуэн, который на протяжении всего повествования 
усердно старается обелить участников и руководителей предприятия. Собравшись сперва в Суассоне, затем в 
Компьене (к северу от Парижа), - сам Виллардуэн присутствовал 
на этих совещаниях - баронская верхушка признала верховным 
военачальником феодальных ополчений 22-летнего графа Тибо 
III Шампанского. Затем в Компьене были отобраны шесть знатных 
рыцарей, которых направили послами в Венецию. Им предстояло 
договориться с венецианским правительством о переправе крестоносного 
воинства. В числе послов был и сам Виллардуэн. В составе 
посольства находился также славившийся своим красноречием 
рыцарь-поэт Конон Бетюнский, автор двух поэм о Третьем Крестовом 
походе. Послы прибыли в Венецию в начале февраля 1201 г. 
Сколько времени они вели там переговоры, точно неизвестно: 
то ли восемь дней, то ли около двух месяцев (сведения наших 
источников расходятся). Во всяком случае, в начале апреля 1201 
г. в результате нескольких встреч с престарелым венецианским 
дожем Энрико Дандоло (1192-1205) был подписан договор, по 
которому Венеция на определенных условиях согласилась предоставить 
крестоносцам корабли. Подписание этого договора явилось весьма 
ответственным эпизодом в истории Крестового похода. Именно 
тогда в Венеции и была, собственно, изготовлена еще одна, 
притом главнейшая, пружина этого предприятия, которая позже, 
распрямившись, отбросила крестоносцев далеко в сторону от 
Святой земли. Чтобы понять роль «невесты Адриатики» 
(так называли иногда Венецию) в дальнейших событиях, необходимо 
представить себе ее место в торговых связях Запада с Востоком, 
в особенности взаимоотношения между Венецией и Византией. С конца XI в. республика св. Марка (апостол 
этот считался покровителем Венецианского государства) играла 
первостепенную роль в левантийской торговле. Однако у нее 
имелись серьезные соперники как в Италии, так и за ее пределами. 
Это были, с одной стороны, Генуя и Пиза, с другой - Византия, 
номинальным вассалом которой Венеция числилась несколько 
веков. Правда, венецианская феодально-купеческая олигархия, 
опиравшаяся на экономическое и военно-морское могущество 
республики, давно уже пользовалась широкими привилегиями 
в Константинопольской империи. Все более слабевшему византийскому 
государству поневоле приходилось идти на уступки Венеции: 
ее морской флот был силой, которая не раз выручала Константинополь 
из беды. Однако, поскольку та же сила могла обернуться и 
против него, с этим нельзя было не считаться. Десятки лет назад венецианцы завели в 
гаванях Византии свои фактории, конторы, беспошлинно перевозили 
товары и торговали ими; они добились полного освобождения 
от таможенного надзора и права постоянно проживать в Константинополе. 
Вассальная зависимость от Византии со временем превратилась 
для Венеции в пустую формальность. Тем не менее привилегированное 
положение республики в империи не было достаточно надежным. 
Хозяйничанье венецианских купцов, арматоров (судовладельцев), 
ростовщиков на территории Византии, главным образом в столице, 
часто наталкивалось на решительное противодействие василевсов, 
которые подчас принимали против «морских разбойников 
с Адриатики» (так называет венецианцев византийский 
писатель Евстафий Солунский) суровые меры, ущемлявшие интересы 
венецианской торговли. При этом правящие круги Византии руководствовались 
различными соображениями. Немалое значение имело, в частности, 
то обстоятельство, что константинопольское купечество требовало 
отпора засилью венецианцев, так как они были прямыми и опасными 
конкурентами для зажиточных византийских торговых и ремесленных 
людей. Так, в марте 1171 г. по распоряжению василевса Мануила 
Комнина были внезапно арестованы венецианские купцы в все 
остальные граждане республики, пребывавшие в тот момент 
на территории империи, их имущество, включая товары, деньги, 
недвижимость, подверглось конфискации. После этого торговля 
Венеции с Византией, по существу, была прервана почти на 
полтора десятка лет. Только в начале 80-х годов XII в. венецианцы 
вернулись в греческие города, и деловые отношения были восстановлены. 
В 1185 г. Венеции удалось даже достигнуть с правительствам 
Андроника Комнина соглашения, по которому Византия обязалась 
возместить убытки, понесенные венецианцами. Последующий 
императоры в 1189 и 1199 гг. подтверждали обязательства 
о покрытии убытков, но затягивали выплату долга. Правда, 
ко времени, когда начался Крестовый поход, сумма задолженности 
уже не превышала 60 кг золота, тем не менее Византия еще 
не расплатилась с Венецией. Могло ли это уже само по себе 
не вызывать там раздражения? А ведь для него были и гораздо более 
серьезные основания. Противодействуя время от времени засилью 
венецианцев, василевсы не ограничивались прямыми гонениями 
или отменой тех или иных привилегий. Не раз предпринимались 
попытки непосредственно столкнуть Венецию с ее конкурентами 
- Пизой и Генуей, открыв им византийские рынки. Проникновение пизанцев и генуэзцев в 
экономику Византии влекло за собой для греческого купечества, 
мелких торговцев и ремесленников не менее тяжкие последствия, 
чем хозяйничанье венецианских купцов и ростовщиков. На почве 
общего негодования греков в 1182 г. произошло событие, вошедшее 
в историю под названием «константинопольской бани». 
В мае 1182 г. царьградская знать и купечество задумали одним 
ударом избавиться от западных конкурентов и, отведя от себя 
самих назревшее к тому времени возмущение константинопольских 
низов, направить его против латинян. Для этого в столице 
была спровоцирована резня чужеземцев; поднявшийся тогда 
столичный плебс подверг жестокому разгрому лавки и дома 
генуэзцев и пизанцев [6]. Как бы то ни было, но византийское покровительство 
конкурентам Венеции, пусть временное, тревожило и гневило 
правящие круги республики св. Марка. Они стремились целиком 
прибрать к своим рукам контроль над восточными берегами 
Средиземноморья, обеспечив тем самым Венеции монопольное 
положение в левантийской торговле, проходившей через порты 
Византии в Средиземном и Черном морях, для чего нужно было 
полностью вытеснить оттуда Пизу, Геную и других итальянских 
соперников. Столкновения и раздоры с Византией учащались, 
становились все более ожесточенными. При таких обстоятельствах 
обращение крестоносцев к Венеции явилось для ее бдительной 
и агрессивной дипломатии настоящим кладом, который к тому 
же сам плыл в руки венецианской плутократии. В прежние времена венецианцы не проявляли 
особого желания участвовать в отвоевании палестинских святынь, 
хотя и не могли оставаться вовсе в стороне от Крестовых 
походов западного рыцарства. Однако чем дальше, тем больше 
им приходилось держаться настороже: соперничество с Пизой 
и Генуей углублялось не только в Византии - полем торговой 
войны служили и города Сирии и Палестины, в иных из которых 
(например, в Акре, Тире) венецианцы тоже пользовались немалыми 
привилегиями. К началу XIII в. рыцарям наживы из республики 
на лагунах стало очевидно, что, если ее конкуренты будут 
и впредь столь же напористо проникать на восточные рынки, 
они смогут вообще подорвать экономические и политические 
позиции Венеции в восточных странах, в особенности же в 
Византии. Именно теперь, казалось, настал самый благоприятный 
момент для того, чтобы венецианское купечество активнее, 
нежели прежде, включилось в крестоносное движение. Только 
таким путем можно было покончить с собственным неустойчивым 
положением в Греческой империи и, нанеся ей, если возможно, 
сокрушительный удар при помощи крестоносцев, раз и навсегда 
оградить свои барыши и привилегии как от покушений василевсов, 
так и от конкуренции пизанцев и генуэзцев. Идеи такого рода вынашивались венецианскими 
политиками постепенно и созревали по мере развертывания 
событий. Они приобрели более или менее законченный вид только 
к 1204 г. Однако не исключено, что зарождение этих планов 
относится уже к 1201 г., что уже тогда «весьма мудрый 
и доблестный» дож Энрико Дандоло (по данным итальянского 
хрониста Марино Санудо, в 1192 г., в год избрания, ему было 
85 лет), многоопытный и неукротимый, замышлял сделать наковальню 
для крестоносного молота как раз из Константинополя. Разумеется, 
это только гипотеза. В равной мере историк вправе с большей 
или меньшей долей вероятности заподозрить венецианцев в 
намерении овладеть Египтом, подступами к Красному морю и 
его побережьем. Верно одно: мысль использовать захватнические 
нравы крестоносного воинства к выгоде Венеции зародилась 
у ее правителей, по-видимому, в 1201 г. Таким образом, наиболее важная причина, 
обусловившая позднее поворот событий Четвертого Крестового 
похода, коренилась в экспансионистской направленности средиземноморской 
политики Венецианской республики, политики, подстегиваемой 
глубокими экономическими противоречиями с другими североитальянскими 
торговыми городами. Эти противоречия порождались и определялись 
главным образом столкновением торговых интересов в Восточном 
Средиземноморье. В том заговоре западноевропейских политических 
сил, что с самого начала стал сплетаться вокруг Крестового 
похода, первым заговорщиком, по выражению Э. Брэдфорда, 
был венецианский дож. Примечания 6. Некоторые историки считают, будто дож Энрико Дандоло 
направил крестоносцев на Константинополь в 1202 г. в отместку 
за «константинопольскую баню» 1182 г. Это мнение 
неверно: венецианцы не были сколько-нибудь пострадавшей 
стороной во время погрома, обрушившегося на латинян в майские 
дни: в то время венецианцев, как установил советский ученый 
Н.П. Соколов, просто не было в Константинополе. |