5.4. Переговоры в Венеции. Левантийская
торговля и отношения республики св. Марка с Византией
К лету 1200 г. во Франции собралось внушительное
по тем временам войско, готовое отправиться за море. Крестоносцы
подразделялись примерно на полторы сотни баронских отрядов
(в хрониках и документах приводятся имена около 150 баронов-предводителей),
по 80-100 рыцарей в каждом. О первых практических шагах
их предводителей детально рассказывает в своих записках
Жоффруа Виллардуэн, который на протяжении всего повествования
усердно старается обелить участников и руководителей предприятия.
Собравшись сперва в Суассоне, затем в
Компьене (к северу от Парижа), - сам Виллардуэн присутствовал
на этих совещаниях - баронская верхушка признала верховным
военачальником феодальных ополчений 22-летнего графа Тибо
III Шампанского. Затем в Компьене были отобраны шесть знатных
рыцарей, которых направили послами в Венецию. Им предстояло
договориться с венецианским правительством о переправе крестоносного
воинства. В числе послов был и сам Виллардуэн. В составе
посольства находился также славившийся своим красноречием
рыцарь-поэт Конон Бетюнский, автор двух поэм о Третьем Крестовом
походе. Послы прибыли в Венецию в начале февраля 1201 г.
Сколько времени они вели там переговоры, точно неизвестно:
то ли восемь дней, то ли около двух месяцев (сведения наших
источников расходятся).
Во всяком случае, в начале апреля 1201
г. в результате нескольких встреч с престарелым венецианским
дожем Энрико Дандоло (1192-1205) был подписан договор, по
которому Венеция на определенных условиях согласилась предоставить
крестоносцам корабли.
Подписание этого договора явилось весьма
ответственным эпизодом в истории Крестового похода. Именно
тогда в Венеции и была, собственно, изготовлена еще одна,
притом главнейшая, пружина этого предприятия, которая позже,
распрямившись, отбросила крестоносцев далеко в сторону от
Святой земли. Чтобы понять роль «невесты Адриатики»
(так называли иногда Венецию) в дальнейших событиях, необходимо
представить себе ее место в торговых связях Запада с Востоком,
в особенности взаимоотношения между Венецией и Византией.
С конца XI в. республика св. Марка (апостол
этот считался покровителем Венецианского государства) играла
первостепенную роль в левантийской торговле. Однако у нее
имелись серьезные соперники как в Италии, так и за ее пределами.
Это были, с одной стороны, Генуя и Пиза, с другой - Византия,
номинальным вассалом которой Венеция числилась несколько
веков. Правда, венецианская феодально-купеческая олигархия,
опиравшаяся на экономическое и военно-морское могущество
республики, давно уже пользовалась широкими привилегиями
в Константинопольской империи. Все более слабевшему византийскому
государству поневоле приходилось идти на уступки Венеции:
ее морской флот был силой, которая не раз выручала Константинополь
из беды. Однако, поскольку та же сила могла обернуться и
против него, с этим нельзя было не считаться.
Десятки лет назад венецианцы завели в
гаванях Византии свои фактории, конторы, беспошлинно перевозили
товары и торговали ими; они добились полного освобождения
от таможенного надзора и права постоянно проживать в Константинополе.
Вассальная зависимость от Византии со временем превратилась
для Венеции в пустую формальность. Тем не менее привилегированное
положение республики в империи не было достаточно надежным.
Хозяйничанье венецианских купцов, арматоров (судовладельцев),
ростовщиков на территории Византии, главным образом в столице,
часто наталкивалось на решительное противодействие василевсов,
которые подчас принимали против «морских разбойников
с Адриатики» (так называет венецианцев византийский
писатель Евстафий Солунский) суровые меры, ущемлявшие интересы
венецианской торговли.
При этом правящие круги Византии руководствовались
различными соображениями. Немалое значение имело, в частности,
то обстоятельство, что константинопольское купечество требовало
отпора засилью венецианцев, так как они были прямыми и опасными
конкурентами для зажиточных византийских торговых и ремесленных
людей. Так, в марте 1171 г. по распоряжению василевса Мануила
Комнина были внезапно арестованы венецианские купцы в все
остальные граждане республики, пребывавшие в тот момент
на территории империи, их имущество, включая товары, деньги,
недвижимость, подверглось конфискации. После этого торговля
Венеции с Византией, по существу, была прервана почти на
полтора десятка лет. Только в начале 80-х годов XII в. венецианцы
вернулись в греческие города, и деловые отношения были восстановлены.
В 1185 г. Венеции удалось даже достигнуть с правительствам
Андроника Комнина соглашения, по которому Византия обязалась
возместить убытки, понесенные венецианцами. Последующий
императоры в 1189 и 1199 гг. подтверждали обязательства
о покрытии убытков, но затягивали выплату долга. Правда,
ко времени, когда начался Крестовый поход, сумма задолженности
уже не превышала 60 кг золота, тем не менее Византия еще
не расплатилась с Венецией. Могло ли это уже само по себе
не вызывать там раздражения?
А ведь для него были и гораздо более
серьезные основания. Противодействуя время от времени засилью
венецианцев, василевсы не ограничивались прямыми гонениями
или отменой тех или иных привилегий. Не раз предпринимались
попытки непосредственно столкнуть Венецию с ее конкурентами
- Пизой и Генуей, открыв им византийские рынки.
Проникновение пизанцев и генуэзцев в
экономику Византии влекло за собой для греческого купечества,
мелких торговцев и ремесленников не менее тяжкие последствия,
чем хозяйничанье венецианских купцов и ростовщиков. На почве
общего негодования греков в 1182 г. произошло событие, вошедшее
в историю под названием «константинопольской бани».
В мае 1182 г. царьградская знать и купечество задумали одним
ударом избавиться от западных конкурентов и, отведя от себя
самих назревшее к тому времени возмущение константинопольских
низов, направить его против латинян. Для этого в столице
была спровоцирована резня чужеземцев; поднявшийся тогда
столичный плебс подверг жестокому разгрому лавки и дома
генуэзцев и пизанцев [6].
Как бы то ни было, но византийское покровительство
конкурентам Венеции, пусть временное, тревожило и гневило
правящие круги республики св. Марка. Они стремились целиком
прибрать к своим рукам контроль над восточными берегами
Средиземноморья, обеспечив тем самым Венеции монопольное
положение в левантийской торговле, проходившей через порты
Византии в Средиземном и Черном морях, для чего нужно было
полностью вытеснить оттуда Пизу, Геную и других итальянских
соперников. Столкновения и раздоры с Византией учащались,
становились все более ожесточенными. При таких обстоятельствах
обращение крестоносцев к Венеции явилось для ее бдительной
и агрессивной дипломатии настоящим кладом, который к тому
же сам плыл в руки венецианской плутократии.
В прежние времена венецианцы не проявляли
особого желания участвовать в отвоевании палестинских святынь,
хотя и не могли оставаться вовсе в стороне от Крестовых
походов западного рыцарства. Однако чем дальше, тем больше
им приходилось держаться настороже: соперничество с Пизой
и Генуей углублялось не только в Византии - полем торговой
войны служили и города Сирии и Палестины, в иных из которых
(например, в Акре, Тире) венецианцы тоже пользовались немалыми
привилегиями. К началу XIII в. рыцарям наживы из республики
на лагунах стало очевидно, что, если ее конкуренты будут
и впредь столь же напористо проникать на восточные рынки,
они смогут вообще подорвать экономические и политические
позиции Венеции в восточных странах, в особенности же в
Византии. Именно теперь, казалось, настал самый благоприятный
момент для того, чтобы венецианское купечество активнее,
нежели прежде, включилось в крестоносное движение. Только
таким путем можно было покончить с собственным неустойчивым
положением в Греческой империи и, нанеся ей, если возможно,
сокрушительный удар при помощи крестоносцев, раз и навсегда
оградить свои барыши и привилегии как от покушений василевсов,
так и от конкуренции пизанцев и генуэзцев.
Идеи такого рода вынашивались венецианскими
политиками постепенно и созревали по мере развертывания
событий. Они приобрели более или менее законченный вид только
к 1204 г. Однако не исключено, что зарождение этих планов
относится уже к 1201 г., что уже тогда «весьма мудрый
и доблестный» дож Энрико Дандоло (по данным итальянского
хрониста Марино Санудо, в 1192 г., в год избрания, ему было
85 лет), многоопытный и неукротимый, замышлял сделать наковальню
для крестоносного молота как раз из Константинополя. Разумеется,
это только гипотеза. В равной мере историк вправе с большей
или меньшей долей вероятности заподозрить венецианцев в
намерении овладеть Египтом, подступами к Красному морю и
его побережьем. Верно одно: мысль использовать захватнические
нравы крестоносного воинства к выгоде Венеции зародилась
у ее правителей, по-видимому, в 1201 г.
Таким образом, наиболее важная причина,
обусловившая позднее поворот событий Четвертого Крестового
похода, коренилась в экспансионистской направленности средиземноморской
политики Венецианской республики, политики, подстегиваемой
глубокими экономическими противоречиями с другими североитальянскими
торговыми городами. Эти противоречия порождались и определялись
главным образом столкновением торговых интересов в Восточном
Средиземноморье. В том заговоре западноевропейских политических
сил, что с самого начала стал сплетаться вокруг Крестового
похода, первым заговорщиком, по выражению Э. Брэдфорда,
был венецианский дож.
Примечания
6. Некоторые историки считают, будто дож Энрико Дандоло
направил крестоносцев на Константинополь в 1202 г. в отместку
за «константинопольскую баню» 1182 г. Это мнение
неверно: венецианцы не были сколько-нибудь пострадавшей
стороной во время погрома, обрушившегося на латинян в майские
дни: в то время венецианцев, как установил советский ученый
Н.П. Соколов, просто не было в Константинополе.
|