Еще
одной крупной морской державой был Карфаген;
особенный интерес представляет борьба Карфагена
с Римом за мировое господство.
Карфаген был одной из самых древних финикийских
колоний и был основан, вероятно, еще в XIII в. до н. э.
В 814 г. до н. э. город был восстановлен Дидоной
(Элиссой) и другими выходцами из Тира, и в
сравнительно короткое время достиг цветущего
состояния. Характер финикиян (хананеян) уже был
обрисован: они имели исключительную склонность к
мореплаванию и в этой области сделали
чрезвычайно много; в самые отдаленные времена
они уже ходили через Гибралтарский пролив в
Англию и в Гвинейский залив, а впоследствии и
кругом Африки. Однако эти путешествия не
преследовали каких-либо идеальных целей:
основания новых поселений, увеличения
могущества своей страны или приобретения новых
познаний, как это делал Геродот для просвещения
своих современников и потомков - эти цели были
чужды финикиянам. Руководили ими исключительно
торговые интересы; только с этими целями они
основали многочисленные фактории, которые,
впрочем, они легко покидали, не оказывая
серьезного сопротивления при наступлении на них
более воинственных народов, так как ни военной
подготовки, ни воинского духа у них не было.
Финикийский флот выступил в качестве фактора в
морской войне только тогда, когда страна
утратила свою независимость, и действовал этот
флот на службе и по приказанию пришлых владык, в
интересах совершенно чуждых родной стране.
Многочисленные финикийские колонии, как и сами
финикияне, с течением времени были покорены
другими народами, и история не сохранила о них
никаких сведений; единственной колонией, ставшей
независимым государством и достигшей
значительного могущества был Карфаген.
Своим развитием
Карфаген в значительной мере обязан был
исключительно благоприятному географическому
положению, вблизи оконечности далеко
выдававшегося в Средиземное море выступа
Африканского материка, который вместе с Сицилией
и Южной Италией делит это море на две части.
Местоположение Карфагена представляло
следующие выгоды:
1. Занятое им место давало возможность
преградить сообщение с западом.
2. Богатые Сицилия и Сардиния лежали в
непосредственной близости от него.
3. Имелась превосходная гавань.
4. Страна была населена, хотя и
воинственным, но кочевым, неорганизованным в
государственном смысле народом, который
вследствие этого и не представлял значительной
военной силы.
5. Все это создавало для финикиян позицию,
дававшую возможность господствовать на
Средиземном море, или, по крайней мере, в средней
и западной его части. В этом и ныне заключается
значение обладания Тунисом и Бизертой.
Однако естественные
преимущества географического положения не были
единственной причиной того, что Карфаген, один из
сотен финикийских торговых поселений,
возвысился до степени могущественного
государства и господствующей морской державы;
было много других колоний, которые также
занимали прекрасное географическое положение;
решающим фактором в этом случае были скорее
умственные и нравственные преимущества
карфагенян; судя по семейству Барка, к которому
принадлежали Гамилькар и Ганнибал, нужно думать,
что вместе с Дидоной из Тира в Карфаген
переселились некоторые особенно выдающиеся
семьи; этим объясняется быстрый упадок Тира и
столь же быстрое возвышение Карфагена, который
вскоре занял господствующее положение в
западной части Средиземного моря и стал во главе
всех финикийских колоний, лежавших к западу от
Карфагена.
Уже в древнейшие
времена на Сицилии, так же как и на Сардинии и на
Болеарских островах, существовали финикийские
поселения. В VII веке в Сицилии и в западной части
Средиземного моря появились греки, которые в 628 г.
до н. э. основали на западной стороне острова,
поселение Селин, вытеснили финикиян и заняли
Лилибеум на западной его оконечности; в это же
время фокеяне основали Массалию и, таким образом,
и торговле и владычеству Карфагена в Западном
море стала грозить опасность захвата греками.
Около 600 г. до н. э., финикияне, главным образом
карфагеняне, вопреки своему обыкновению, стали
оказывать грекам противодействие, и это
приостановило дальнейшее развитие греческой
колонизации и даже несколько оттеснило греков с
занятых ими позиций. В отношении отдаленной
Массалии дело ограничилось стеснением ее мирной
торговли, что же касается Сицилии, то греки были
совершенно изгнаны из Лилибеума, и с тех пор
между обоими народами на острове возникла только
изредко прерывавшаяся ожесточенная борьба за
обладание им, и борьба эта с переменным успехом
продолжалась почти 400 лет. Главным центром
греческого влияния на острове были Сиракузы,
являвшиеся в то же время единственной
значительной силой на море. Энергичный натиск
Карфагена не ограничился одной Сицилией, но
распространился и на остальные острова западной
части Средиземного моря, с Мальтой включительно,
на Испанию и на все северное побережье Африки,
начиная от Египта и до самого Атлантического
океана. Греки, основавшие колонии и в Ливии, были
оттуда изгнаны, туда вообще не допускался никто
из иностранцев. Про оба залива Сырта были
распущены страшные рассказы, и внутренняя страна
была так тщательно изолирована от всякого
внешнего влияния, что финикийский язык в ней
сохранился до V в. н. э., тогда как как он уже
совершенно исчез во всех других местах и даже на
самой родине своей.
На западе Карфаген
подчинил себе все финикийские поселения до
Зеленого мыса и в Испании и обложил их данью.
Независимость был сохранена только за теми
городами в Африке, которые были основаны
выходцами из Тира, как, например, Утика, который
был древнее самого Карфагена, и за некоторыми
другими (в этом выразилось чувство почтения к
одной общей родине).
По обычаю финикиян, Карфаген до этого времени
выплачивал земельную аренду тому африканскому
племени, на земле которого город был выстроен;
теперь это было прекращено: все окрестности
города были подчинены Карфагену, земли захвачены
и перекуплены отдельными жителями; обработка
земли стала производиться при помощи рабов,
число которых у некоторых богачей доходило до 20
000 человек.
Таким образом, Карфаген
в VI в. до н. э. сделался могущественной сухопутной
и морской державой, простиравшейся от Киренаики
до Атлантического океана; средством для такого
развития послужил, главным образом, военный флот,
превосходивший всех своих соперников; об этом
флоте более точных сведений не имеется, так как
никаких карфагенских письменных памятников не
сохранилось. Войско, как это обычно бывает у
торговых народов, состояло из наемников
всевозможных национальностей (это делалось
преднамеренно). Западная часть Средиземного моря
находилась под властью Карфагена до Галльского
моря, где ему приходилось вступать в состязание с
кораблями из Массалии, и до Тирренского моря, на
котором господствовали этруски. С последними
Карфагену не раз приходилось сталкиваться, но
против греков они действовали сообща, так же, как
и против фокеян в сражении при Алерии на Корсике
в 636 г. до н. э. Корсика осталась во власти
этрусков, Сардиния подпала под власть Карфагена.
Этруски вели морскую торговлю и занимались
морским разбоем не только на Тирренском, но и на
Адриатическом море, так как успели обосноваться
и в устьях реки По; здесь этруски и иллирийцы
также имели преимущество перед греками, самой
северной колонией которых был Эпидамн.
Карфагеняне умели основательно использовать
свое могущественное положение на море: всем
другим народам было запрещено плавание на тех
морях, на которые простиралось их господство, а
вся иностранная торговля была, насколько
возможно, сосредоточена в Карфагене. Таким
образом, создавалась монополия, дававшая
громадные выгоды; к тому же карфагеняне, опытные
в финансовых делах, выступали посредниками при
заключении иностранных государственных займов.
Все это привело к тому, что с V в. Карфаген стал
самым богатым городом в мире.
В течение долгого
времени соперником Карфагена являлись Сиракузы
на острове Сицилия. В 480 г. до н. э. карфагеняне
заключили союз с Ксерксом, который рассчитывал,
что своим нападением на Сицилию они отвлекут
силы греческих колоний и не позволят им прийти на
помощь метрополии, и предприняли атаку на город,
но были совершенно разбиты при Гимере, в день
Саламинского сражения. Четыре раза карфагенянам
удавалось завладеть всем островом до самых
Сиракуз, но у стен города все их атаки терпели
неудачу.
Сиракузы сдерживали в определенных границах и
этрусков: Мессинский пролив был для них закрыт, а
в 474 г. до н. э. они были разбиты в большом сражении
у Киме; несмотря на это, они еще в течение долгого
времени сохраняли господство на морях к западу и
к востоку от Италии.
Между тем, в средней
Италии, в Риме, зародился новый соперник этих
трех морских держав, которому суждено было
привести их к гибели, несмотря на то, что римляне,
как и спартанцы, с которыми они вообще имели
много сходства, никогда не чувствовали
склонности к морю. В этом отношении очень
знаменательной является фраза Катона, который
сказал, что одним из трех своих поступков, в
которых он раскаивается, является тот случай,
когда он однажды сел на корабль, хотя имел
возможность пойти пешком. У римлян было отличное
войско, и внутренняя организация их была
превосходна; у них существовала обязательная
воинская повинность в возрасте от 17 до 45 лет, а
служить считалось почетным, причем, в службу эту
не допускались вольноотупщенники, рабы и
понесшие наказание за преступление. Римляне
придавали большое значение телесным упражнениям
и вели суровую жизнь. История развития Рима
представляет громадный интерес, но изложение ее
завлекло бы нас слишком далеко, а потому мы
посвятим ей только несколько слов.
Период управления царей, начавшийся после
основания Рима и продолжавшийся приблизительно
240 лет, относится к области легенд, причем, твердо
установленным можно считать только то, что Рим в
этот период, после долгой борьбы, завоевал себе
первенство среди городов Лациума. После изгнания
Тарквиния (511 г. до н. э.) началось покорение
этрусков, которое с переменным успехом
продолжалось более 240 лет. Большой помощью Риму в
этой борьбе послужило то обстоятельство, что в
это же самое время этруски подвергались
постоянным нападениям со стороны кельтских
народов, пришедших из-за Альп, и на море - со
стороны Сиракуз, и притом, не только на
Тирренском море, но и на Адриатическом, где
Дионисий Сиракузский в начале IV в. до н. э. отнял у
них острова Иссу (Лиссу), Анкону и Гатрию. Со
взятием Пирги, служившей гаванью для Сере,
морское могущество Этрурии было сломлено.
Неоднократные нашествия кельтов (галлов), из
которых только одно, в 390 г. до н. э., под
начальством Бренна, затронуло и Рим, миновали
его, хотя и захватывали весь полуостров у самой
Кампании; Риму эти нашествия послужили на пользу,
так как они ослабили италийские народы, с
которыми Рим находился в почти непрерывной
войне.
Начиная с 500 г. до н. э. Рим начал завоевывать
латинские города, бывшие до тех пор независимыми,
причем они не подвергались такому жестокому и
унизительному обращению, как члены Делосского
союза со стороны Афин. Города эти получали права
римского гражданства, что крепко привязало их к
Риму; окончательное подчинение их Риму произошло
160 лет спустя, а подчинение городов Кампании еще
через 11 лет, после взятия Капуи, в 329 г. до н. э.
Вслед за тем Рим, могущество которого
значительно возросло, принялся за покорение
самнитов; война эта продолжалась 37 лет, до 290 г. до
н. э., но благодаря присущей римлянам
настойчивости и превосходству их военного
искусства, была доведена до победоносного конца.
После этого вся средняя Италия оказалась под
властью Рима, и только юг, так называемая
(вследствие множества греческих колоний) Великая
Греция, оставался независимым. Таким образом,
римляне пришли в непосредственное
соприкосновение с древнейшим культурным народом
- греками.
Греция к этому времени
уже давно сошла с высоты своего могущества. После
Пелопоннесской войны, истощившей до крайности
обе стороны, Спарта в течение 33 лет (404-371) владела
вновь приобретенной гегемонией; затем, после
победы Эпаминонда у Левктр, гегемония эта
перешла к Фивам, которым, однако, удалось
удержать ее только в течение девяти лет (371-362).
После этого постепенно стало возрастать влияние
Филиппа Македонского, который после победы у
Херонеи, 3 августа 338 г. до н. э. стал полным
властелином в Греции. Подвиги его сына,
Александра Великого, сделали Македонию первой
державой мира, и положение это она продолжала
занимать в Европе и после его смерти, среди
развалин его колоссального царства. И вот, наряду
с Грецией и Карфагеном, в качестве третьей
мировой державы, на сцену выступил Рим.
Разрушение Персидской империи и последовавшие
вскоре после того распадение еще более обширного
царства Александра Великого повлекло за собой
как бы разложение народов, создало благоприятную
почву для появления всяких искателей
приключений, чему способствовало и повсеместное
использование наемных войск.
Удивительной личностью
того времени был Агафокл, родившийся в 361 г. до н.
э. в Региуме, по ремеслу горшечник. В юности он
пришел в Сиракузы, сделался солдатом и отличился
в войне. Благодаря одному богатому покровителю,
он быстро выдвинулся, в особенности с тех пор, как
после смерти покровителя женился на его вдове. Со
временем ему удалось добиться того, что в 317 г. до
н. э. его выбрали предводителем войска, и тогда,
при помощи шайки демократического сброда, он
захватил власть, казнил 4000 богатых и уважаемых
граждан, еще 6000 отправил в изгнание и начал
править самовластно. Ему в значительной степени
удалось осуществить намерение покорить всю
Сицилию, но при этом он был вовлечен в войну с
карфагенянами, которые разбили его у Гелы и
осадили в Сиракузах.
Тогда у него родился план, который и дал повод
рассказывать здесь о нем. Рассчитывая отвлечь
карфагенян от Сиракуз, он решился атаковать их в
Африке. В 310 г. до н. э. ему удалось прорвать
карфагенскую блокаду и высадиться в Африке, где
он так искусно и удачливо повел войну, что через
три года карфагеняне владели уже почти только
одним своим городом. Нельзя не признать, что план
осажденного военачальника прорвать блокирующий
флот и из тесно обложенного города предпринять
крупную заморскую экспедицию в далекую
неприятельскую страну, по своей смелости и
оригинальности должен считаться единственным в
своем роде: от обороны он перешел к самому
дерзкому наступлению против неприятельской
столицы.
Первая цель его - отвлечь карфагенян от Сиракуз -
была достигнута; однако взять Карфаген и
добиться каких-либо прочных результатов ему не
удалось, так как войскам его не хватало моральных
качеств: они были вероломны, коварны и в высшей
степени жестоки. Агафоклу пришлось возвратиться
в Сиракузы, которые тем временем подверглись
нападению со стороны Агригента. Он освободил
Сиракузы, провозгласил себя царем, заключил мир с
Карфагеном и царствовал благополучно еще в
течение 16 лет, пока не был отравлен своим внуком.
Смерть его совпала с временем утверждения
владычества Рима в средней Италии.
Присущее римскому
народу стремление к расширению своего
владычества вскоре привело к нарушению мира с
Великой Грецией. В 285 г. до н. э. Рим вступил в войну
против Лукании и Бруциума, а через два года
римская эскадра, состоявшая из 10 кораблей, вошла
в Тарент - самый большой и важный город и лучшую
гавань Великой Греции.
Это было первым выступлением римлян на море.
Обыкновенно считают, что до первой Пунической
войны у них вовсе не было флота, но это является
заблуждением; Рим стоит недалеко от моря, Лациум
имеет длинную береговую линию, и это само по себе
должно привлекать римлян к морю, и действительно
уже в 633 г. до н. э. ими была заложена гавань в
Остии, у римлян и у других италийских приморских
городов был большой торговый флот. Римляне не
любили моря, не были моряками от природы, однако
спокойное, обстоятельное и разумное отношение к
делу привело их к убеждению, что пренебрегать
морем нельзя. Насколько слабы были римляне на
море доказывается тем, что еще в 349 году греческий
(сиракузский) флот грабил берега Лациума.
Вероятно, вследствие этой слабости Рим заключил
с Карфагеном договор о торговле и мореплавании, в
котором ярко отражается превосходство более
сильного на море города: римлянам запретили
плавать за пределами Гермейской области, а
производить торговлю в карфагенских гаванях им
разрешалось только под правительственным
надзором; зато карфагеняне получили право
свободной торговли, им лишь запрещалась
постройка крепостей и не разрешалось
производить разбой в глубине страны (побережье,
следовательно, было отдано им во власть).
Таков же был и договор с
Тарентом: римляне не имели права плавать дальше
мыса Лациниум. Защита побережья была
организована только после того, как Рим захватил
значительную береговую полосу от Этрурии и
Лукании; прибрежные жители были освобождены от
службы в войсках, но зато обязаны были поставлять
суда для торгового мореплавания, причем в
Кампании это были греческие суда. Впрочем, к
концу IV века был уже сформирован и римский флот -
были назначены duumviri navales (морские дуумвиры) на
эскадру, которая должна была блокировать с моря
Нуцерию в Кампании, уже обложенную с суши. В 207 г.
до н. э. на Корсику должна была отправиться
эскадра из 25 кораблей, но Карфаген воспротивился
этому, а римляне были настолько слабы на море, что
вынуждены были заключить договор, еще более
ограничивающий их в правах.
В 283 г. до н. э. римская эскадра отправилась в
Тарент, что противоречило договору и само по себе
было крайне подозрительно, так как Рим находился
в войне с Бруциумом; поэтому неудивительно, что
приход эскадры вызвал сильное возбуждение.
Тарентцы были так возмущены, что напали в гавани
на эскадру, убили ее начальника, захватили 5
кораблей, экипаж которых был также уничтожен;
остальным кораблям удалось уйти. Очевидно, что
руководство эскадрой, поставившее ее в такое
опасное положение, было крайне неумелым.
Таким образом, возник повод для войны, которого,
по-видимому, преднамеренно искал Рим. Тарент в 280
г. призвал Пирра из Эпира, который, хотя и
происходил из царского рода, но вследствие бурно
проведенной юности и общей неурядицы, сделался
искателем приключений. Эпир казался ему слишком
ничтожным поприщем для его честолюбивых
замыслов, а потому он отозвался на приглашение
Тарента, рассчитывая положить основание мировой
монархии. Он двинулся в Тарент с большим войском
(25 500 человек; были у него и слоны); таким образом,
греческая фаланга столкнулась с римским
легионом. У Гераклеи Пирр одержал победу, так как
был лучше подготовлен и, кроме того, для римлян
были новостью и фаланга и слоны; затем, он одержал
вторую победу у Аускулума, но при этом понес
громадные потери. Он двинулся на Рим, к которому
подошел на близкое расстояние. Пирр рассчитывал,
что местные жители присоединяться к нему, но его
расчеты не оправдались. В то же время он получил
призыв из Сиракуз, которые были осаждены
карфагенянами и приглашали его к себе на царство.
Тогда он бросил на произвол судьбы италийских
греков, своих сородичей и товарищей по оружию, и
отправился искать счастья в Сицилию.
Рим и Карфаген
заключили союз против Пирра: в случае нападения
на одного из союзников, другой должен был идти к
нему на помощь; Карфаген обязывался, в случае
надобности, доставить транспортные суда и
выставить военный флот; каждый из союзников
должен был содержать свою сухопутную армию.
Пирр без сопротивления высадился в Сицилии,
освободил от осады Сиракузы, обложенные с суши и
с моря; все греки присоединились к нему, и ему
удалось завоевать весь остров до самого
Лилибеума, который ему, однако, взять не удалось
за неимением флота. Отсутствие флота мешало ему
также сообщаться с Тарентом и Эпиром, вследствие
чего он приступил в Сиракузах к постройке флота,
который был готов к 276 г. Между тем, среди греков
возникли раздоры, которых Пирр не сумел уладить,
и вместо того, чтобы взять Лилибеум, он
возвратился обратно в Тарент, покинув своих
соотечественников и Сиракузы.
По пути он выдержал сражение с карфагенским
флотом, который следил за ним; в сражении этом он
потерял много кораблей, с остальными добрался до
берегов Италии и снова возобновил войну против
Рима. В 275 г. он был разбит римлянами у
Беневентума, после чего предоставил Великую
Грецию ее судьбе и возвратился в Эпир, оставив в
Таренте своего ставленника Милоса. Несколько лет
спустя Пирр был убит в сражении у Аргоса.
Римляне осадили Тарент,
но за неимением флота, не могли его взять до тех
пор, пока в 272 году не подошел на помощь
карфагенский флот, который очень быстро добился
решительных результатов. Город не мог долее
держаться, и тарентцы хотели сдать его
карфагенянам, но Милос (ставленник Пирра) сдал
цитадель римлянам, в руки которых попал и весь
город. Карфагенскому флоту пришлось уходить ни с
чем, так как результаты получились как раз
обратные тому, чего он добивался. Флот этот
действовал в интересах римлян и вызвал
немедленную сдачу города, который римляне уже
долгое время тщетно осаждали, и который им, при их
неумении вести осадную войну, никогда не удалось
бы взять с суши - этот случай ясно показывает,
какое решающее влияние может иметь наличие
флота. И, несмотря на это, римский сенат еще
обращался в Карфаген с жалобами на действия
начальника карфагенского флота.
Тарент был вынужден срыть свои стены, выдать
корабли и оружие, и это было большим выигрышем
для Рима, так как Тарент был самым большим и
богатым городом в Великой Греции, а вместе с тем и
во всей Италии. Он же был единственной хорошей
гаванью на южном берегу и вообще в Италии.
В том же году
окончательно покорились Риму самниты,
пытавшиеся вновь восстать в надежде на Пирра, а
также луканцы и бруттийцы. Таким образом, в чужой
власти оставался только Региум; в этом городе уже
за несколько лет перед тем взбунтовался
состоявший из наемников римский гарнизон,
завладел городом, который превратил в
разбойничье гнездо. Совершенно то же самое
произошло и в Мессане, лежавшей против Региума по
другую сторону пролива, где основались
мамертинцы - банда наемных солдат, когда-то
состоявших на службе у Агафокла. Случаи эти
доказывают полное государственное и
общественное разложение того времени: шайки
бездомных солдат продавались для каких угодно
целей тому, кто предлагал наибольшую цену, а
когда не находилось нанимателя, они принимались
за разбойничье ремесло.
Несмотря на продолжительную осаду, римляне не
могли взять Региума; тогда на помощь им в 270 году
пришел Гиерон Сиракузский. Гиерон, отпрыск
благородной семьи, обладавший многими
достоинствами, отличившийся на войне и всеми
любимый, был провозглашен в Сиракузах царем.
Региум, несмотря на отчаянную храбрость
защитников, не мог устоять против одновременной
атаки войска и флота. Оставшиеся в живых
мамертинцы были отведены в Рим, подвергнуты
наказанию плетьми и казнены.
Таким образом, вся
Италия (нынешняя Верхняя Италия в те времен
причислялась к Галлии - Gallia Cisalpina) была подчинена
римлянам; постоянными войнами они, сперва очень
медленно, а за последние 50 лет - чрезвычайно
быстро, распространили свое владычество,
завоевали цветущие области с инородным
населением. Можно было думать, что на этом они,
если не навсегда, то, по крайней мере, на
некоторое время, остановятся, тем более, что во
всех направлениях границы их подошли к морю, к
которому они никогда не чувствовали склонности.
Однако и на этот раз оправдалась поговорка о том,
что аппетит растет во время еды: властолюбие
римлян не знало пределов, а Сицилия лежала так
близко, что они не могли удержаться от соблазна
завладеть ею, тем более, что плодородие и
богатство ее являлось для них постоянной
приманкой. Правда, она лежала по другую сторону
моря, но отделена была только узким проливом; не
подлежало сомнению, что переправа через этот
пролив поведет к войне с могущественным на море
Карфагеном, но римляне не отступали перед
неприятелем. Римляне успели хорошо
познакомиться с карфагенянами, с которыми им
пришлось уже не раз вступать и в дружественные и
в неприязненные отношения; до войны, однако, дело
еще ни разу не доходило. Итак, римляне
переправились через море и вступили в борьбу с
господствовавшей на море державой, не
задумываясь о тех средствах, при помощи которых
борьба эта могла быть доведена до успешного
конца.
Их противником было
могущественное государство, вытянувшееся вдоль
всего северного берега Африки, все существование
которого было основано на морской торговле; для
охраны этой торговли и для дальнейшего развития
заморских торговых связей, государство это
содержало сильный флот, который безраздельно
господствовал на морях, так как его единственный
соперник - Сиракузы - был слишком ослаблен
внутренними неурядицами и постоянными войнами,
чтобы оказать какое либо сопротивление.
Карфаген имел и большую армию - вся она состояла
из наемников, всех наций, с которыми Карфаген
состоял в торговых отношениях. Солдаты служили
только ради собственной выгоды: и государство, им
платившее, и цели, ради которых они сражались,
были для них совершенно безразличны.
Для содержания армии и флота требовались крупные
денежные средства, доставлявшиеся мировой
торговлей. Народ, исповедовавший жестокую и
чувственную религию, всецело был предан
поклонению золотому тельцу, со всеми вытекающими
отсюда последствиями: высшие классы предавались
роскоши и распутству, питали друг к другу
постоянное недоверие и беспощадно давили низшие
классы; покоренные народы держались в тяжелом
угнетении, которое заставляло их мечтать о той
минуте, когда они будут в состоянии сбросить
ненавистное иго и получить свободу, или, по
крайней мере, перейти под власть более
милосердного господина.
Постоянная подозрительность отрицательно
сказывалась и на командовании войсками.
Военачальники выбирались народом из числа
граждан; вследствие партийных происков выбор
часто падал далеко не на наиболее подходящих лиц.
Однако и эти выборные вожди не пользовались
свободой действий; к ним были приставлены для
наблюдения представители от сената, в числе 30
человек; им даже не предоставлялось права
выработать план ведения войны, который
составлялся особой комиссией из ста судей;
комиссия эта, кроме того, постоянно вмешивалась в
ход операций, смещала военачальников и
привлекала их к ответственности. Вследствие
этого происходила постоянная смена
командования, причем, нередко случалось, что
неудачливый военачальник подвергался жестокой
казни на кресте. Эти казни особенно
неблагоприятно отражались на успешном ведении
войны, также как и взаимные отношения между
начальниками и наемными солдатами, не связанными
между собой ни взаимным доверием, ни
расположением. Ни у государства, ни у
военачальников не было никаких оснований, кроме
денежных расчетов, беречь людей, так как ценою
золота они могли иметь их сколько угодно, а
потому нередко случалось, что начальники бросали
своих людей на произвол судьбы или жертвовали
ими для своего собственного спасения. Интересно
отметить, что у карфагенян всегда были особые
начальники для флота и для сухопутной армии,
между тем, как у греков и римлян в этом отношении
никаких различий не делалось.
Карфагенский флот в те
времена состоял, главным образом, из пентер
(квинкверем), а также из трирем, которые еще
сохранились в употреблении. Тетреры (квадриремы)
и пентеры - "четырехрядные" и
"пятирядные" суда, начал строить около 400 г.
до н. э. Дионисий Сиракузский. Первые, вероятно,
были придуманы незадолго до этого карфагенянами,
вторые же, возможно, были его собственным
изобретением. Название этих и прочих
"многорядных" судов (политер) вовсе не
значит, что они имели по четыре, пять и более
рядов весел с каждого борта (подобные
многоэтажные монстры не могли бы держаться на
воде). Если на классической триреме V в. до н. э.
каждое весло приводилось в движение одним
гребцом, то на этих судах на одно весло могло
приходиться по два-три и более гребца (на
европейских галерах XVII-XVIII вв. на одно весло
иногда приходилось и по 8 гребцов). Гребцы на
пентере располагались по-прежнему в три ряда (два
транита, два зигита и один таламит), своими
линейными размерами пентера практически ничем
не отличалась от триремы (в Афинах в IV в. до н. э.
они хранились в тех же самых ангарах), она имела
меньшее число весел, но они были длиннее - пара
гребцов создавала большее усилие, но и
пространства им требовалось больше, поэтому
пришлось увеличить промежутки между банками.
Весла таламитов, занимавших нижние банки, были,
соответственно, короче. Уменьшение числа весел
давало еще одно преимущество - сокращалась
потребность в квалифицированных гребцах,
достаточно было иметь по одному такому на каждое
весло.
Корабли нового
типа быстро получили признание - к середине IV в.
до н. э. тетреры (квадриремы) и пентеры
(квинквиремы) были приняты на вооружение флотом
Сидона; Александр использовал их при осаде Тира в
332 г., Дионисий II Сиракузский (367-344) строил уже и
"шестирядные" военные корабли. Первые
крупные и высокие пентеры были построены
Деметрием Полиоркетом, человеком богато
одаренным техническим талантом, которому (то
есть вообще грекам) и подражали карфагеняне в
постройке своих судов. Деметрий, который уделял
исключительное внимание различным новшествам в
области военной техники, не был изобретателем
политер, однако многое сделал для их
усовершенствования. Он первым начал
строительство гигантских, вооруженных
метательными машинами военных кораблей. Эти
"дредноуты" прошли испытание в битве с
флотом Птолемея I при Саламине Кипрском в 306 г. до
н. э. - первый случай в истории, когда морское
сражение было выиграно исключительно благодаря
корабельной артиллерии. Традиционная морская
тактика, где основная ставка делалась на
скорость и маневренность, таранные удары и
абордажный бой, была им полностью пересмотрена.
Плавучие батареи Деметрия (в сражении
участвовали 10 "шестирядных" и 7
"семирядных" судов) не дали египетскому
флоту приблизиться для таранного удара, прижали
его к берегу и уничтожили (Диодор, 20.49.4).
После битвы при
Саламине Деметрий успел построить еще несколько
гигантских кораблей. Часть из них, вероятно, были
двухкорпусными (катамаранами), экипаж достигал
4000 человек, на соединявшей корпуса широкой
платформе умещалось большое количество солдат и
метательных машин. Деметрий сохранил часть этого
флота и после поражения при Ипсе и снятия осады с
Родоса (305 г.). Родосцам, правда, досталось
несколько брошенных им "левиафанов". При
том, что практически все его, и его отца Антигона,
владения были потеряны, наличие флота позволило
Деметрию через некоторое время вновь вступить в
борьбу за наследие Александра Великого в союзе с
Селевком Никатором. Договор между двумя
монархами был подписан на борту его
"тринадцатирядного" флагманского корабля
(Плутарх, Деметрий, 43). Заняв македонский престол,
Деметрий к 288 г. до н. э. довел численность своего
флота до 500 - все это были самые крупные и
совершенные военные суда того времени.
Македонян, по-видимому,
не очень интересовали военно-технические
эксперименты Деметрия. По их просьбе Пирр и
Лисимах(правитель Фракии и злейший враг
Деметрия) вторглись в Македонию с запада и с
востока, изгнали Деметрия и разделили между
собой его царство и его флот (Плутарх, Пирр, 12.7).
Лисимах сам увлекался строительством
"дредноутов" - его "Леонтофор"
(катамаран, на борту которого помещалось 1800
гребцов и 1200 солдат) был явным подражанием одному
из гигантских кораблей соперника. Флот Лисимаха
перешел по наследству к Птолемею Керавну,
который с бывшими кораблями Деметрия и
"Леонтофором" разбил в 280 г. до н. э. Антигона
Гоната, сына Деметрия Полиоркета. Пирр привел
несколько доставшихся ему "дредноутов" в
Сицилию, намереваясь использовать их против
карфагенян. Обслуживание их обходилось очень
дорого, они требовали огромного количества
гребцов. Когда Пирр попытался набрать их среди
сицилийских греков, по просьбе которых,
собственно, он и ввязался в войну с Карфагеном,
это вызвало их недовольство и привело к распаду
союза (Плутарх, Пирр, 23.3). Планы Пирра перенести
войну в Африку, на территорию противника, рухнули
(Диодор, 22.8.5). При отступлении Пирра из Сицилии в
274 г. его флот, как уже было сказано, был атакован
карфагенянами - с половинным экипажем его
гигантские корабли были не столь эффективны
против их быстроходных судов. Карфагенянам
удалось потопить некоторые из них, кроме того они
захватили "семирядный" флагманский корабль
Пирра. В 260 г. до н. э., в сражении при Миле, он
достался римлянам (Полибий, 1.23.1-7). Возможно, что
знакомство с его конструкцией в какой-то мере
определило дальнейшее развитие римского флота -
с 257 г. до н. э. римляне начинают строить более
крупные, чем прежде, военные суда. Верфи Родоса и
Сиракуз также производили морских гигантов -
правда, это в основном не военные суда, а
сухогрузы, предназначавшиеся для перевозки
зерна. Построенная Архимедом по заказу Гиерона
"Сиракузия", первоначально военный корабль,
была превращена в гигантский сухогруз.
Увлекались строительством морских гигантов и
Птолемеи, которым принадлежит абсолютный рекорд
в этой области. "Сорокорядный" катамаран
Птолемея IV (222-205), впрочем, не предназначался для
боя - в реальном морском сражении от этого
неповоротливого гиганта едва ли могло быть много
пользы. Основными же линейными судами
эллинистических и римского флотов в III-I вв. до н.
э. оставались пентеры (квинквиремы), тетреры
(квадриремы) и триеры (триремы).
Марквардт, в своем сочинении "Государственное
устройство" (Romishe Staatsverwaltung) приводит такие
размеры:
1) пентеры: 51,2 метра длины; 5,5-8 метров
ширины; гребцов 310 человек; 18 солдат; 47 офицеров и
рабов, всего 375 человек экипажа.
2) триремы: 45,4 метра дилны; 4,3-5,5 метра
ширины; гребцов 174 человека; 10 солдат; 41 офицеров и
рабов, всего 225 человек экипажа.
В противоположность
карфагенянам, римляне были простым, здоровым,
земледельческим народом, который сам возделывал
свою землю; с детства они были приучены к
строгому порядку и послушанию и гордились правом
носить оружие и защищать родной город; вся армия
состояла из воинов одной национальности, имела
определенную организацию и одинаковые боевые
приемы и, благодаря постоянным войнам, приобрела
большой боевой опыт; начальники и солдаты
привыкли друг к другу и были связаны взаимным
доверием. Вожди (консулы), хотя тоже менялись
ежегодно, но это были, в большинстве случаев,
опытные в военном деле люди.
Все это обеспечивало превосходство римского
войска над карфагенским. Однако, главного, что
было необходимо для войны с Карфагеном, - флота - у
римлян не было; поэтому самым важным городом в
Сицилии для римлян была Мессана, находившаяся в
руках мамертинцев. В 270 году, когда был взят
Региум, Гиерон начал осаду Мессаны,
предварительно разбив скопища мамертинских
наемников. После пятилетней войны доведенные до
крайности мамертинцы обратились с просьбой о
помощи к римлянам; правда, последние находились в
союзе с Гиероном, оказавшим им помощь при взятии
Региума. Казалось совершенно невозможным, чтобы
римляне, соблюдая хотя бы малейшее политическое
приличие, обманули доверие Гиерона и вступили
против него в союз с разбойничьей шайкой; однако
властолюбие и перспектива завладеть важным
городом одержали верх: они обещали мамертинцам
свою помощь. Во внутренней своей жизни римляне
блюли строгую нравственность, зато во внешней
политике не было такого средства, которое им
показалось бы слишком низким, если оно сулило
выгоды.
В 264 году римляне
собрали в Неаполе и Таренте корабли из греческих
городов и снарядили в Региуме авангард той армии,
которую предполагалось переправить в Мессану,
как вдруг пришло известие, что Карфаген выступил
в качестве посредника между Гиероном и
мамертинцами, занял цитадель Мессаны, а
карфагенский флот под командой Ганнона
находится в гавани города; в виду этого
мамертинцы благодарили римлян за обещанную им
помощь и отказывались от нее. Все это, однако, не
остановило консула Гагия Клавдия, который решил
переправиться на Сицилию. Первая попытка
переправы была отбита карфагенянами; они
захватили несколько римских кораблей, но, чтобы
не давать повода к войне, отослали их назад. Гагий
Клавдий, однако, упорствовал. Вторая попытка
удалась, Клавдий подошел с войском к Мессане и
начал переговоры с мамертинцами; Ганнон был
также приглашен к участию в этих переговорах, но
тут же был предательски захвачен в плен и
принужден отдать своим войскам приказ очистить
цитадель. Таким коварным путем римляне овладели
Мессаной.
Первая Пуническая
война 264-241 г. до н. э.
Ганнон отправился назад
в Карфаген, где был казнен. Карфагеняне объявили
войну Риму, заключили союз с Гиероном и отправили
армию и флот к Сиракузам, которые были обложены
ими с моря и с суши. Несмотря на это, второму
консулу, который пришел с главными силами в
Региум, удалось темной ночью переправиться в
Сицилию; осада Сиракуз была снята и римляне
победоносно двинулись против карфагенян.
Осенью римляне беспрепятственно переправили
свою армию назад в Италию, а весной 263 года снова
доставили в Сицилию вдвое более сильное войско и
одержали над карфагенянами и Гиероном блестящую
победу; после этого Гиерон отказался от союза с
карфагенянами и перешел на сторону Рима; так же
поступили и все греческие города на острове.
Римляне продолжали победоносную войну, так что
во власти Карфагена оставалось только несколько
укрепленных гаваней - Панормус, Дрепанум и
Лилибеум.
Карфагенский флот не сумел помешать переправе
римских войск на остров и обратно в Италию, но
действовал успешно в других местах; он произвел
набеги на итальянское побережье, разорил его и
причинил громадные убытки; однако, еще больший
ущерб причинил упадок, а частью и полное
прекращение морских сношений и торговли -
римляне на собственном опыте убедились в
значении господства на море.
С присущей им смелостью
и решимостью они пришли к заключению о
необходимости бороться с карфагенянами и на
море, для чего необходим был большой флот. Они не
стали сами изобретать и изготовлять все, что
нужно было для флота - такое самонадеянное
решение потребовало бы массы времени и громадных
денег. По своему обыкновению перенимать все
пригодное и полезное от других народов они
заимствовали все, что касалось постройки и
снаряжения кораблей от наиболее искусных
моряков того времени - греков, иллирийцев и
карфагенян; однако заимствования эти делались не
механически - каждое из них приспосабливалось к
их собственным потребностям. Нельзя не признать
основательности такого принципа, в особенности
для вновь возникающей морской державы: следуя
примеру других более опытных моряков и не считая
за стыд учиться у них и пользоваться
результатами их опыта, можно сберечь много денег,
которыми иначе пришлось бы расплачиваться за
науку.
Случайно в руки римлян попала потерпевшая
крушение карфагенская пентера, и они
воспользовались ею в качестве модели для
постройки таких кораблей. При громадных
средствах, которыми они располагали и при
свойственной им энергии, дело было быстро
налажено, и уже к началу 260 года до н. э. они
построили флот, состоявший из 100 пентер и 23
трирем.
Находка в 1971 г. у берегов
Сицилии остатков карфагенского корабля середины
III в. до н. э. позволила предположить, каким
образом античные государства могли в
сравнительно короткие сроки строить десятки и
даже сотни судов (римляне в 260 г. до н. э. построили
свои 100 квинкверем за два месяца): на его корпусе
имеются многочисленные вырезанные или
нанесенные краской пометки - буквы фиикийского
алфавита. Эти пометки служили руководством при
сборке. Производство отдельных стандартных
деталей корпуса, очевидно, было поставлено "на
поток". Готовые секции оставалось только
доставить на верфь и собрать; особой подгонки,
при их стандартных размерах, они не требовали.
Такой "конвеерный" метод избавлял от
необходимости вручную подгонять каждую доску,
сокращал число занятых одновременно стапелей.
Примечательно, что среди поднятых с финикийского
корабля вещей, помимо керамики, остатков
такелажа и балластных камней, оказались сосуды с
листьями гашиша (cannabis sativa) - его, вероятно, давали
гребцам перед боем. Рядом с остатками корабля
были найдены обломки тарана, принадлежавшего,
вероятно, другому судну. Вопрос о том, было ли
найденное судно военным, или же это был
скоростной военный транспорт, имевший много
общего с боевой галерой, пока остается открытым.
Для работы на веслах
были назначены рабы и вольноотпущенники и
граждане низших классов; обучение их было начато
еще до того, как были готовы корабли, для чего
были выстроены соответствующие подмостки; люди
были расписаны по судам и по местам на судне, и их
начали обучать движениям весел в такт; как только
суда были спущены на воду, обучение продолжалось
уже на воде. В качестве солдат на суда были
посажены легионеры.
Качеством своей "морской пехоты" римляне
превосходили карфагенян, зато во всех других
отношениях они им значительно уступали: корабли
их были гораздо тяжелее и тихоходнее, частью
вследствие того, что уступали карфагенским по
своей конструкции, частью потому, что были
выстроены из совершенно сырого леса; на этот
недостаток римляне впоследствии обратили
серьезное внимание. У карфагенян гребцами были
рабы, которые всю свою жизнь проводили на этой
работе и приобрели в ней такой навык и такую
выносливость, что сранвняться с ними было
невозможно; во всяком случае, римские рабы и
вольноотпущенники, исполнявшие эту работу,
далеко уступали им в этом отношении.
Карфагенянам
пригодилась их опытность старых мореплавателей,
как в отношении эволюций и маневров, так и в
отношении навигации; применять свою практику в
бою у них было мало случаев, так как уже давно
против них не выступало сильного, опытного в
морской войне неприятеля. Вместе с тем у них не
было врожденного таланта к ведению войны, в
особенности в крупном масштабе. Тактические же
навыки существовали у них, по-видимому, только в
самых общих чертах. Как бы то ни было, мореходный
опыт принес им, несомненно, очень большую пользу,
а недостаток этого опыта у римлян послужил
причиной тех больших потерь, которые они понесли.
Зато в тактическом отношении им удалось
восполнить недостаток морского опыта своим
ясным взглядом на дело и практической сметкой.
Успех в таранном бою, который в те времена был во
всеобщем употреблении и решал участь сражений,
был обусловлен быстротою хода судов, их
поворотливостью и искусством командира (конечно,
при соответствующем высшем командовании); все
эти условия складывались в пользу карфагенян.
Поэтому римляне решили использовать
единственное преимущество, которое они имели
перед карфагенянами - своих легионеров, лучших в
мире солдат. На море оно могло быть применено
только в абордажном бою, а для того, чтобы иметь
возможность, вопреки общепринятому способу
сражаться, перейти к такому бою, они снабдили
свои корабли совершенно неизвестным до тех пор
приспособлением - опускными мостками для
абордажа. Эти мостки носили странное название
"воронов" (corvi); впрочем, римляне, по-видимому,
называли их также "железной рукой" (manus ferrata).
Относительно устройства этих мостков, которые у
Полибия описаны довольно неясно, существуют
разногласия; наиболее вероятным представляется
нижеследующее: на носу судна, на одинаковом
расстоянии от форштевня и обоих бортов, стоял
вертикальный столб толщиной в 23 сантиметра,
который на 7,75 метра выступал над палубой и в
верхней части своей был снабжен блоком, через
который был пропущен толстый канат; столб снизу
упирался в киль и мог вращаться вокруг
вертикальной оси. Самые абордажные мостки
состояли из 11-метрового помоста, шириной в 1,2
метра, на котором были набиты поперечины, а по
обеим сторонам устроена на высоту колен стенка
или перила; внутренний конец помоста был
прикреплен на высоте одной ступени от палубы к
вертикальному столбу при помощи сквозного болта,
на котором он мог вращаться, как на шарнире; на
высоте блока к помосту был прикреплен упомянутый
выше канат, при помощи которого помост мог
подниматься и опускаться, на подобие подъемного
моста. Чтобы иметь возможность устанавливать
помост почти вертикально, а также и для того,
чтобы плотно прилегать к столбу, в нем был сделан
паз в 32/3 метра длины; тем не менее, помост даже при
полном подъеме сохранял несколько наклонное
положение, так что при отпускании каната он сам
по себе падал; на внешнем (верхнем) конце помоста
был прикреплен тяжелый железный придаток,
имевший в верхней своей части широкую и толстую
форму и кольцо для привязывания, а в нижней части
- острую и слегка изогнутую; в разрезе этот
придаток представлял некоторое сходство с
вороньим клювом, что, вероятно, и дало повод
назвать все устройство "вороном".
До встречи с неприятелем помост этот оставался
поднятым, а затем поворачивался в сторону
неприятельского судна: при столкновении с ним
или при сближении на такое расстояние, что помост
мог быть перекинут на неприятельскую палубу,
канат опускался и помост падал; "вороний
клюв" пробивал палубу, или, по крайней мере,
настолько глубоко впивался в нее, что благодаря
своей искривленной форме крепко в ней держался. В
то же время солдаты по двое бросались через этот
мост; первые двое держали щиты перед собой, а
следующие пары ставили их на боковые стенки:
тогда на неприятельском корабле начинался
рукопашный бой, в котором римляне не имели себе
равных. Кому принадлежала идея этих мостков -
неизвестно, но успех применения этого
изобретения связывается с именем Гая Дуилия.
По преданию, решающему
сражению предшествовали две предварительные
стычки. Оба консула, по-видимомоу, бросили жребий,
кому из них командовать флотом, а кому войсками,
находившимися в Сицилии; первое досталось Гнею
Корнелию Сципиону, второе - Гаю Дуилию. Сципион не
захотел ждать, пока будут готовы главные силы
флота, и с 17 кораблями (которые не были снабжены
абордажными мостками) отправился вдоль
итальянского берега и благополучно прибыл в
Мессану; карфагенский адмирал Ганнибал, стоявший
с флотом в Панормусе, распустил ложный слух,
будто бы жители Липары ждут только прибытия
Сципиона, чтобы стать на сторону Рима; слух этот
заманил Сципиона к Липаре, где на следующее утро
на него напала превосходившая его силами
карфагенская эскадра и захватила его со всем
отрядом в плен; за это Сципион получил прозвище
"ослица" (asina).
После этого Ганнибал с 50
кораблями, как можно предполагать, двинулся
навстречу главным силам римского флота, которые
шли вдоль итальянского берега, но при этом не
принял никаких мер предосторожности; вследствие
этого, а также и несчастной случайности,
карфагенская эскадра, стоявшая, по-видимому, на
якоре и, во всяком случае, не готовая к бою, была
захвачена врасплох подходившим в боевом порядке
римским флотом и потеряла несколько кораблей.
Как бы то ни было, главные силы римского флота
благополучно пришли в Мессану. Здесь Гай Дуилий,
передав командование войсками трибунам, принял
главное начальство над флотом (возможно, что до
этих пор он никогда в жизни не ступал на корабль)
и, со свойственной римским военачальникам
твердой решимостью, двинулся со 130 кораблями
вдоль северного берега острова, на запад, к
Панормусу, навстречу своему могущественному
морскому сопернику. Со своей стороны карфагеняне
уже шли навстречу ему; столкновение произошло у
мыса Миле (Милаццо); карфагенский флот насчитывал
120-130 судов и состоял почти исключительно из
пентер, а флагманский корабль был той самой
гептерой (септиремой), которую карфагеняне
захватили у Пирра.
Командовал карфагенским флотом тот самый
Ганнибал, беззаботность которого незадолго
перед тем привела к потере значительного числа
кораблей; урок этот, однако, не сделал его умнее;
карфагеняне, в течение целых столетий почти
безраздельно господствовавшие на море и давно
уже не встречавшие равного себе противника,
считали себя в полной безопасности; это привело
их к чрезмерной самоуверенности и к
пренебрежению даже самыми простыми тактическими
правилами: они полагали, что одно их приближение
должно устрашить и обратить в бегство
неприятеля; такое пренебрежение противником
почти всегда бывает наказано, чему настоящий
случай служит наглядным примером.
И на этот раз Ганнибал не выслал вперед
разведчиков; флот его шел в беспорядке; когда
показались римляне, он, имея около 30 кораблей,
находился далеко впереди главных сил, и вместо
того, чтобы дать последним подойти или хотя бы
выстроить в боевой порядок суда, которые были с
ним, он с безрассудной смелостью бросился на
неприятеля.
Мы неоднократно
высказывали мнение, что отвага есть самое важное
условие на войне, в особенности в морской войне;
смелость является необходимым элементом
наступления и всякого крупного успеха; там, где
нет этой смелости, надо уметь ее возбудить. У
солдат и у младших офицеров смелость никогда не
может быть чрезмерной, так как она направляется и
держится в известных границах старшими
начальниками; даже безрассудная смелость, то
есть та, которая действует без надлежащей
обдуманности, заслуживает снисхождения. Но в
отношении самостоятельного военачальника дело
обстоит совершенно иначе: чем выше он поставлен и
чем крупнее вверенные ему силы, тем менее он
имеет права пренебрегать тщательным
взвешиванием всех наличных обстоятельств.
Ганнибалу навстречу шел
Дуилий со спокойной решимостью, явившейся
результатом его отваги; и, действительно, нельзя
было не признать большой смелости за Дуилием,
который с только что созданным флотом шел в бой с
неприятелем, для которого море составляло его
родную, никем не оспариваемую стихию. Однако
Дуилий делал это в сознании своей силы,
рассчитывая на хладнокровие и строгую
дисциплину командиров своих судов и на искусство
своих воинов, которые, благодаря новым
абордажным мосткам, могли сражаться так же, как
они привыкли это делать на суше. Он заранее
тщательно взвесил свои шансы против неприятеля,
искусного в морском деле, но самонадеянного и
имевшего плохих начальников. Карфагеняне
заметили на приближавшихся к ним в сомкнутом
строю (в каком именно - неизвестно) римских
кораблях неуклюжих "воронов". Они, хотя и
были удивлены, не приняли никаких мер против них,
а ограничились одними насмешками. Однако когда
корабли столкнулись нос к носу, римляне тотчас же
пустили их в ход. С какой бы стороны карфагеняне
ни атаковали - штевень против штевня или проходя
вплотную вдоль борта противника с целью обломать
ему весла - тяжелые абордажные мостки падали на
их палубу и пробивали ее острым крюком; по этим
мосткам на их корабли, удерживаемые
"вороном" тотчас же устремлялись
многочисленные легионеры, защищенные от
метательных снарядов стенками, щитами и шлемами.
Карфагеняне были
совершенно поражены этим неожиданным способом
атаки; в рукопашном бою их солдаты далеко
уступали римлянам, которые, кроме того,
значительно превосходили их численностью; они
были не в состоянии долго сопротивляться, и
вскоре все 30 кораблей, с которыми Ганнибал
произвел первую атаку, были захвачены, в том
числе и флагманский корабль. Адмиралу едва
удалось на шлюпке бежать к своим главным силам.
Однако он все-таки не хотел признать сражения
проигранным. Так как атака с носа оказалась
неудачной, он приказал своим кораблям,
превосходившим неприятеля в быстроте и
поворотливости, окружить римлян, чтобы атаковать
их с бортов или с кормы; римляне, однако,
оказались настолько искусными, что сумели
парировать этот прием, и атакующий везде
встречал угрожающего "ворона", который мог
поворачиваться в обе стороны приблизительно на
300 градусов. Понеся значительные потери,
Ганнибал, не имея больше никакой надежды на
успех, прекратил бой и начал отступать, чему
Дуилий со своими тихоходными кораблями не мог
помешать.
Карфагеняне потеряли не
менее 50 кораблей, 3000 убитых и 7000 пленных; потери
римлян были ничтожны. Таким образом, Дуилий в
первом же сражении одержал полную блестящую
победу, причем не следует упускать из виду, что
ему благоприятствовал и случай (не считая того,
что ему помог сам Ганнибал, который, имея
быстрохные корабли, не уклонился от боя при
неблагоприятных для него условиях), так как
погода была хорошая и море спокойно .
Вследствие победы при Миле Дуилий получил
возможность усилить свою армию экипажами с
кораблей, освободить от осады Эгесту, которой
грозила серьезная опасность, и снова оттеснить
карфагенян в их укрепленные гавани; однако,
гораздо важнее этих практических результатов
был моральный эффект его победы. Первая в мире
морская держава, народ-мореплаватель, который в
те времена занимал приблизительно такое же
место, как в XIX в. Англия, флот, царивший на всех
морях и далеко превосходивший все другие флоты,
обладавший укрепленными гаванями на всех
значительных пунктах, колониями, рассеянными по
всему известному тогда миру, поддерживавший
обширнейшую морскую торговлю и потому
обладавший громадными богатствами, обеспеченный
от атаки с суши, - при первом же столкновении был
разбит в его собственной стихии противником,
совершенно неизвестным до тех пор на море и
обладавшим гораздо более слабым флотом. Подобно
тому, как престиж афинского флота был подорван
четырьмя последовательными сражениями в
сиракузской бухте, так и морское могущество
Карфагена было опрокинуто одним ударом.
В этом отношении
сражение у Миле заслуживает особого внимания.
Объяснения нужно искать не в тактике флота, то
есть не в построении и не в применении боевых сил,
а в способе действия одного корабля против
другого. Афиняне в последнем своем сражении
также рассчитывали на абордажный бой, приняв во
внимание усвоенный сиракузянами способ атаки с
носа. Однако успеха они не имели, так как
сиракузяне, благодаря хорошей осведомленности,
вовремя узнали об их приготовлениях и приняли
необходимые меры (мокрые кожи) против
заготовленных ими абордажных крюков. Напротив
того, у Миле изобретение римлян явилось
совершенно неожиданным для неприятеля, который в
своем самомнении совершенно не заботился о том,
что делал противник.
Главнейшая задача тактики - обеспечение перевеса
в силах в решительном пункте - достигается в
тактике флотов численностью кораблей, а в бою
корабля против корабля - действием подавляющей
массы; в данном случае действие это при помощи
"воронов" было достигнуто более искусными и
более многочисленными легионерами,
действовавшими притом совершенно неожиданно.
Пример сражение при Миле показывает, какое
решающее значение может иметь техника для
морского боя, и как необходимо внимательно
следить за ее успехами во всех странах. В военном
искусстве не существует точно определенных
условий, которые обеспечивали бы успех: у Риума
тихоходные суда с менее опытными экипажами и с
неумелыми вождями окружили опытный в таранном
бою неприятельский флот и были разбиты, а у Миле,
при совершенно сходных условиях, такие же суда
одержали блестящую победу.
В Риме вполне оценили
значение победы у Миле; Дуилию, помимо других
почестей, был назначен триумф, то есть
торжественный въезд в Рим; для увековечения
победы была воздвигнута колонна, украшенная
корабельными носами (columna rostrata), которая, пролежав
много столетий под развалинами древнего Рима, в
1565 году была снова извлечена на свет Божий и,
вместе с древней надписью, цела до сих пор. В
новейшее время Дуилию была оказана почесть тем,
что один из крупных итальянских броненосцев
получил название "Duilio".
Ганнибал в Карфагене
спас свою жизнь при помощи хитрости. "Должен ли
я бы атаковать?" - "Да". - "Соответственно
этому и получились результаты". Этот вопрос от
имени Ганнибала был задан его посланником в
карфагенском сенате, причем предварительно он
красноречиво изобразил положение Ганнибала,
очутившегося во главе старого, издревле
владевшего морем флота, в присутствии наглого
новичка с тихоходными, неуклюжими кораблями,
хотя и снабженными какими-то неведомыми
машинами. |