| ГЛАВА XIII СОБЫТИЯ В ВЕСТ-ИНДИИ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ ЙОРКТАУНА. — СТОЛКНОВЕНИЕ ДЕ ГРАССА С ГУДОМ. — МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ У ОСТРОВОВ СВЯТЫХ (SAINTS). — 1781-1782 гг. Сдача Корнуолла ознаменовала окончание активной войны на американском континенте. В действительности исход войны был решен в тот день, когда Франция посвятила свою морскую силу поддержке колонистов. Однако, как нередко случается, отличительные черты периода воплотились в одном замечательном событии. С самого начала военный вопрос, благодаря физическим свойствам страны, — длинной береговой линии, изрезанной глубоко вдающимися бухтами, и обусловленной этим большей легкости передвижения по воде, чем по суше, — зависел от господства на море и от уменья воспользоваться этим господством. Именно отсутствие такого умения со стороны сэра Вильяма Хоу в 1777 г., когда он двинул свою армию к Чезапик, вместо того чтобы поддержать наступление Бургойна, открыло путь к поразительному успеху его противника при Саратоге, когда пораженная Европа узнала, что шесть тысяч регулярных войск сдались отряду провинциалов. В течение последовавших затем четырех лет до сдачи Йорктауна чаши весов колебались в зависимости от того, чей флот появлялся на сцене, и поддерживали ли английские военачальники связь с морем или удалялись далеко от него. Наконец, когда наступил кризис, все оказалось в зависимости от вопроса, какой флот, английский или французский, появится раньше на арене борьбы, и от соотношения их сил. Морская борьба была тотчас же перенесена в Вест-Индию. События, которые последовали затем, предшествовали во времени как сражениям Сюффрена, так и окончательному освобождению Гибралтара. Но они так самостоятельны, что требуют отдельного их рассмотрения, и имеют в то же время такое близкое отношение к окончанию войны и к условиям мира, что составляют драматический финал одного и основную ступень перехода к другому. В самом деле, блестящая хотя и нерешительная морская победа является достойным финалом этой войны, — по существу, морской. Капитуляция Йорктауна состоялась 19 октября 1781 г., и 5 ноября де Грасс, не поддаваясь настояниям Лафайетта и Вашингтона, чтобы флот содействовал перенесению войны далее на юг, отплыл из Чезапика. Он достиг Мартиники 26-го числа, через день после того, как маркиз де Булье (de Bouille), командовавший французскими войсками в Вест-Индии, отбил смелым внезапным нападением голландский остров Св.Евстафия. Оба командира теперь согласились на соединенную экспедицию против Барбадоса, которая была расстроена силой пассатных ветров. После этой неудачи французы обратили свои операции против острова Св.Христофора или Св.Киттса (план XVIII). 11 января 1782 г. флот с шестью тысячами войск на кораблях стал на якорь у западного берега острова, близ Басс-Терр — главного его города. Он не встретил никакого сопротивления, так как маленький гарнизон в шестьсот человек удалился в укрепленный пост, расположенный в десяти милях к северо-западу, на Бримстон-Хилле — уединенном крутом холме, возвышающемся над подветренным берегом острова. Французские войска высадились и преследовали гарнизон, но так как позиция оказалась слишком сильной для прямой атаки на нее, то начались осадные операции. Французский флот остался на якоре на рейде Басс-Терр. Между тем вести об этом нападении достигли сэра Сэмюэля Гуда, который последовал за де Грассом с континента и, вследствие продолжавшегося отсутствия Родни, был командующим местными морскими силами. Он отплыл с Барбадоса 14-го числа, стал на якорь в Антигуа 21-го и посадил на свои корабли те немногие войска, какие только можно было взять оттуда, в количестве семисот человек. В полдень 23-го числа флот направился к острову Св.Киттса, неся паруса с таким расчетом, чтобы они позволили ему подойти к неприятелю уже на рассвете следующего утра. У англичан было только двадцать два корабля, против двадцати девяти французских, причем последние были вообще сильнее (при сравнении кораблей одинаковых классов). Необходимо также проследить за очертаниями берегов, чтобы понять первоначальные планы Гуда и последующие изменения их; ибо, несмотря на безрезультатность его попытки, поведение его в течение следующих трех недель представляет собой самое блестящее военное усилие всей войны. Острова Св.Киттса и Невис (планы XVIII и XIX), будучи разделены только узким каналом, непроходимым для линейных кораблей, составляют, в сущности, один остров; и так как их общая ось имеет направление с северо-запада на юго-восток, то для парусных кораблей, при пассатных ветрах, необходимо обходить южную оконечность Невиса, откуда ветер делается уже попутным, для достижения всех якорных стоянок на подветренном берегу острова. Басс-Терр удален почти на двенадцать миль от западной оконечности Невиса (форт Чарльз), и его рейд тянется по направлению с востока на запад. Французский флот стоял здесь на якоре в беспорядке (план XVIII, А), не ожидая атаки, и корабли, находившиеся в западном углу рейда, не могли достигнуть тех, которые стояли в восточном, без лавирования на ветер — процесса медленного, а под огнем и опасного. Важнейший факт, о котором следует упомянуть далее, состоит в том, что все восточные корабли были расположены так, что суда, приближавшиеся с юга, могли пройти к ним при обычном ветре. Поэтому Гуд, — сообщают нам источники, — намеревался появиться здесь на рассвете, в боевом строю и готовый к сражению, и напасть на восточные корабли, дефилируя мимо них всем флотом (а, а') и сосредоточив, таким образом, огонь всех своих кораблей на части неприятельских сил. Затем, повернув так, чтобы избежать огня других, он предполагал, — поворотом сначала через фордевинд, а затем на другой галс, — продолжать прохождение своего флота (а', а") мимо части неприятеля, избранной им для атаки. План был смелый, но бесспорно разумный в принципе. Едва ли могло случиться, чтобы из него не вышло ничего хорошего. И если бы только де Грасс не выказал большей готовности к бою, чем делал это до тех пор, то можно было бы надеяться даже на решительные результаты (СНОСКА: Кривая а, а', а" представляет линию, которой Гуд предполагал держаться со своим флотом при предположении, что ветер будет OSO. Позиции B, В, В относятся к событиям следующего дня и не имеют ничего общего с диаграммой в А). Однако и самые лучшие планы могут проваливаться, и план Гуда не удался вследствие неловкости вахтенного лейтенанта, остановившего ночью, впереди флота, свой фрегат, на который, поэтому, наскочил линейный корабль. Последний при этом также получил повреждения, замедлившие движение флота, так как несколько часов были потеряны на ремонт. Французы были, таким образом, предупреждены о приближении неприятеля, и хотя, не подозревая о предположенной последним атаке, де Грасс боялся, чтобы Гуд не спустился под ветер от него и не расстроил осады Бримстон-Хилла — предприятие столь безрассудно смелое для слабейшей эскадры, что трудно себе представить, как де Грасс допустил возможность его, упустив в то же время из виду слабость своей собственной позиции на якоре. В час пополудни 24-го числа увидели английский флот, огибавший южную оконечность Невиса. В три часа де Грасс поднял паруса и направился к югу. К закату солнца Гуд также повернул на другой галс и направился к югу, как будто отступая, но он был порядком на ветре у своего противника и сохранял это преимущество в течение ночи. На рассвете оба флота были под ветром у Невиса — английский близ острова, французский милях в девяти от него (план XIX). Некоторое время было потрачено на маневрирование, в котором целью Гуда было завлечь французского адмирала еще более под ветер, ибо после неудачи своей первой попытки он составил еще более смелый план — занять якорную стоянку, оставленную eго неискусным противником, и утвердиться там непоколебимо. В этом он успел, как будет видно ниже, но, чтобы оправдать этот явно рискованный маневр, необходимо указать, что он таким образом ставил себя между осаждавшими Бримстон-Хилл и их флотом. А если бы последний стал на якорь близ холма, то английский флот оказался бы между ним и его базой на Мартинике, готовый перехватить припасы или подкрепления противника, направленные сюда с юга. Короче говоря, позиция, которую Гуд надеялся занять, находилась на фланге сообщений неприятеля и была тем более выгодной, что остров один не смог бы долго прокормить значительный отряд войск, так внезапно высаженный на него. Кроме того, оба флота поджидали подкреплений. Родни уже отплыл и мог прибыть первым, что он и сделал, и вовремя, чтобы спасти остров Св.Киттса, чего он не сделал. Надо помнить также, что это произошло только через четыре месяца после взятия Йорктауна. Дела Англии шли плохо, кое- что нужно было сделать, а кое-что предоставить случаю, и Гуд знал себя и своих офицеров. Можно прибавить, что он знал и своего противника. В полдень, когда склоны холмов Невиса покрылись любопытными и заинтересованными зрителями, английский флот быстро построился в линию на правом галсе и двинулся на север, по направлению к Басс-Терр (план XIX, А, А). Французы в этот момент шли в кильватерной колонне на юг, но тотчас же повернули на другой галс и направились на неприятеля в шахматном строе (СНОСКА: Когда флот построен в линию кильватера, в крутой бейдевинд, на одном галсе, и корабли поворачивают на другой галс вместе, то они приходят на этот галс не в кильватере один другому, хотя и на той же линии; этот строй и называется шахматным) (А, А). В два часа британский флот ушел настолько далеко, что Гуд дал сигнал стать на якорь. В двадцать минут третьего французский авангард подошел на расстояние пушечного выстрела к английскому центру (В, В, В). И вслед затем оба противника открыли огонь, причем нападавшие совершенно правильно сосредоточили свои усилия главным образом на арьергардных английских кораблях, которые, — как это часто бывает с очень длинными колоннами, — сильно растянулись. В данном случае эта тенденция еще усиливалась медлительностью четвертого корабля арьергарда, «???» (Prudent). Французский флагманский корабль «???» (Ville de Paris) (120-пушечный), шедший под флагом де Грасса, бросился к образовавшемуся, таким образом, разрыву, но ему помешал 74-пушечный корабль «Канада» (Canada), капитан которого Корнуолл, брат лорда Корнуолла, положил все паруса на стеньгу и подался назад перед огромным неприятелем, для поддержки арьергарда.. Этому примеру благородно последовали «???» (Resolution) и «???» (Bedford), бывшие непосредственно впереди него (а). Картина, представлявшаяся теперь глазу, была чрезвычайно разнообразной и оживленной. Английский авангард, избежавший атаки, быстро становился на якорь (b) в назначенном ему месте. Главнокомандующий в центре, гордо полагаясь на искусство и поведение своих капитанов, дал передним кораблям сигнал поставить все паруса и занять свои места, не обращая внимания на опасность, угрожавшую арьергарду. Последний, атакованный на близком расстоянии превосходившим его численно врагом, невозмутимо шел к своей цели, убавив паруса, и корабли его последовательно стали на якорь, в линии кильватера (В, В'), под гром орудий смущенных французов. Де Грасс продефилировал мимо врага, разрядив по нему орудия, и ушел опять на юг, уступив, таким образом, свое место слабейшему, но более искусному противнику. Позиция, так блистательно занятая флотом Гуда, не была, строго говоря, той самой, которую занимал накануне де Грасс; но так как она прикрывала и контролировала ее, то утверждение Гуда о том, что он занял место, оставленное неприятелем, по существу, справедливо. Следующие ночь и утро прошли в перемене и усилении строя, который в окончательном его виде указан на плане XVIII буквами В, В'. Авангардный корабль стал на якорь на расстоянии около четырех миль к юго-востоку от Басс-Терр, так близко к берегу, что никакой другой корабль не смог бы пройти между ним и последним или даже подойти к нему при господствовавших ветрах, вследствие близости мыса и отмели, прикрывавших его позицию. От этого пункта линия флота шла (на протяжении от одной с четвертью до полутора миль) на вест- норд-вест, к двенадцатому или тринадцатому кораблю, где постепенно, но все-таки круто, поворачивала к северу, так что последние шесть кораблей были расположены почти по меридиану. Флагманский корабль Гуда «???» (Barfleur) (90-пушечный) был вершиной образовавшегося, таким образом, тупого угла. Для французского флота не было бы невозможным занять свою прежнюю стоянку, но она и все другие подветренные позиции исключались вышеприведенными соображениями до тех пор, пока Гуд оставался на своем посту. Согнать его с последнего стало, поэтому, необходимым, но тщательно обдуманная диспозиция его делала это крайне трудным. Его левый фланг был прикрыт берегом. Всякая попытка анфилировать фронт путем прохождения вдоль другого фланга была бы встречена бортовым огнем шести или восьми кораблей, построенных en potence (СНОСКА: Перпендикулярно (фр.). — Прим. ред.) к арьергарду. Фронт командовал подходами к Басс-Терру. Атаке его с тыла (с северо-запада) препятствовал пассат. К этим затруднениям присоединялось еще то обстоятельство, что атаку пришлось бы вести под парусами, против кораблей, стоявших на якоре, для которых потеря рангоутов не имела непосредственного значения и которые, стоя на шпрингах (СНОСКА: Шпринг — это канат, идущий от кормы стоящего на якоре корабля к правильно брошенному якорю и применяемый для того, чтобы можно было поворачивать корабль в любом направлении), могли обстреливать бортовыми залпами обширную площадь с большой легкостью. Несмотря на это, как глубокие политические соображения, так и чувство оскорбленного самолюбия побуждали де Грасса к бою, на который он решился на следующий день, 26 января. Его метод атаки, в кильватерной колонне из двадцати девяти кораблей, против столь тщательно построенной линии был ошибочен до чрезвычайности; но можно сомневаться, чтобы кто-либо из командиров того времени нарушил традиционный боевой строй (СНОСКА: На военном совете союзных флотов по вопросу о целесообразности атаки английской эскадры, стоявшей на якоре в Торбэе, один противник этой меры доказывал, что «весь соединенный флот не может спуститься на англичан в линии фронта»; корабли должны построиться в кильватерную колонну и спуститься на неприятеля поодиночке, что подвергнет их величайшему риску быть расстрелянными в щепы» (Beatson, vol. V, p. 396)). Гуд намеревался сделать то же самое, но он надеялся на внезапность своего нападения и на дурной строй неприятеля, так как при занимавшейся сначала французами позиции было возможно подойти к их восточным кораблям, почти не подвергая себя действию сосредоточенного огня неприятеля. Теперь было не то. Французы построились в кильватерную колонну и направились с юга на восточный фланг линии Гуда. Когда авангардный корабль дошел до вышеупомянутого пункта, ветер зашел ему с носа, так что он сумел подойти только к третьему кораблю в английском строе, первые четыре корабля которого, пользуясь своими шпрингами, сосредоточили против него свой огонь. Англичане полагали, что этот французский корабль был «???» (Penton), и если это так, то его капитаном был д'Альбер де Рион (D'Albert de Rion), — по мнению Сюффрена, наиболее выдающийся офицер французского флота. «Разрушения, причинявшиеся их губительными залпами, — писал английский офицер, участник сражения, — были так ужасны, что целые куски досок полетели с его корпусов прежде, чем он вышел из-под хладнокровного, сосредоточенного огня решительных противников. Следуя вдоль британской линии, он принимал на себя первый огонь каждого корабля его. В результате он был так разбит, что должен был спуститься по направлению к острову Св.Евстафия». Таким образом прошли один за другим вдоль линии все остальные корабли (план XVIII, В, В), расточая свои выстрелы между всеми противниками в храбром, но унылом и безрезультатном однообразии. В тот же день де Грасс вторично атаковал противника в прежнем строе, но, пренебрегая английским авангардом и направляя свои усилия лишь на арьергард и на центр его. Эта попытка оказалась столь же бесплодной и, кажется, была предпринята не особенно энергично. С этого времени до 14 февраля Гуд сохранил свою позицию на виду французского флота, который остался крейсировать в открытом море, к югу от него. 1-го числа прибыло посылочное судно от Кемпенфельдта с известием о рассеянии французских подкреплений, шедших в Вест- Индию, — что должно было оживить надежды Гуда на успех его смелой попытки в случае прибытия Родни. Этому, однако, не суждено было случиться. Бримстон-Хилл сдался 12-го числа, после славной обороны. 13-го числа де Грасс отвел свой флот, состоявший теперь из тридцати трех линейных кораблей, в Невис и стал там на якорь. В ночь на 14-е число Гуд созвал на свой корабль всех капитанов, приказал им поставить их часы точно по своим, и в 11 часов пополудни все корабли, один за другим, без сигнала и без шума обрубили канаты, подняли паруса и направились на север, обойдя оконечность острова, не замеченные французами или, по крайней мере, без всяких препятствий с их стороны. Как стратегически, так и тактически замыслы и диспозиция Гуда были превосходны, и исполнение их делало честь искусству и настойчивости его самого и его капитанов. Операция его, рассматриваемая в отдельности, представляется совершенно блестящей. Но если учесть при этом общее положение Англии в то время, она дает основания к еще более высокой оценке качества адмирала (СНОСКА: В войне, как и в картах, общий результат игры слагается из частных данных; и начальник, который никогда не берет в соображение влияние, какое окажет его частный поступок на общий результат, или того, что требуется от него положением вещей в других местах, — как политическим, так и военным, — лишен существенного качества, необходимого великому генералу. «Смелость, с какой Веллингтон штурмовал редут Франциско (при Сиудад-Родриго) и открыл траншею в первую ночь осады; еще большая смелость, с какой он штурмовал крепость, прежде чем огонь обороны был как-либо ослаблен и прежде чем был взорван контр-эскарп, — были истинными причинами внезапного падения крепости. Как военное, так и политическое состояние вещей оправдывало это пренебрежение к правилам. Когда генерал окончил свой приказ о штурме фразой: «Сиудад-Родриго должно штурмовать в этот вечер», он хорошо знал, что это будет понято благородно» (Napier, Peninsular war). «Полагая, что честь оружия его величества и обстоятельства войны в этих морях требовали значительной степени предприимчивости, я считал, что этим оправдывается мое отступление от регулярной системы» (Отчет сэра Джона Джервиса о сражении при мысе Сен-Винсент)). Остров Св.Киттса, сам по себе, не стоил большого риска; но было чрезвычайно важно для Англии, чтобы в ведение ею морской войны были внесены энергия и смелость и чтобы флаг ее озарился лучами большой победы. Материальный успех не был достигнут. Шансы, хотя и приблизительно равные, все-таки обратились против Гуда, но каждый человек в этом флоте должен был ощутить блеск смелого предприятия и подъем духа, следующий за великим подвигом. Если бы этот флотоводец руководил операциями, от которых зависели более важные результаты, если бы он был первым, а не вторым при Чезапике, то Корнуолл мог бы быть спасен. Характер операции — занятие якорной стоянки, оставленной неприятелем, — был бы почти аналогичным. Поучительно сравнивать обе эти операции с выручкой Куддалора Сюффреном. Поведение де Грасса в описанном сейчас деле также должно рассматриваться не только по отношению к частному случаю, но и к общим условиям войны. Взвешенное, таким образом, и сопоставленное с другими, почти аналогичными случаями, упущенными этим адмиралом, оно позволяет дать справедливую оценку его военных способностей. Разбор этот, однако, лучше отложить до теперь уже недалекого конца кампании. Здесь же мы считаем наиболее полезным обратить внимание на то, что упущение де Грассом случая разбить эскадру Гуда на якорях, хотя эскадра его была, по крайней мере, на пятьдесят процентов сильнее английской, строго соответствует французскому принципу подчинять деятельность флота так называемым частным операциям. Ибо нет ничего столь поучительного, как исследование влияния неверного принципа на неудачный исход сражения. Слабость Гуда по сравнению с противником умаляла значение его командующей позиции для достижения наступательных целей. До тех пор, пока де Грасс держался на ветре, он сохранял свои коммуникации с Мартиникой и при этом был достаточно силен для того, чтобы в случае необходимости установить связь с войсками, стоявшими перед Бримстон-Хиллом. Было вероятно, как это и подтвердили события, что намеченная операция — взятие острова Св.Киттса — удастся, несмотря на присутствие здесь английского флота; а «французский флот всегда предпочитал славу обеспечения территориального завоевания, быть может, более блестящей, но менее реальной славе взятия нескольких кораблей». Таким образом, де Грасс как будто бы должен считаться свободным от обвинения в какой-либо ошибке, за исключением того, что не смог подняться выше традиций своего флота. Однако за несколько дней до сдачи острова и отплытия английского флота к нему присоединились два линейных корабля, сообщившие ему о рассеянии ожидавшегося конвоя с подкреплениями из Европы (СНОСКА: Атакой Кемпенфельдта конвоя де Гишена и последовавшим затем штормом в декабре 1781 г. См. стр. 323). Тогда для него стало ясно, что флот его не сможет усилиться до прибытия Родни на помощь неприятелю, после чего последний все равно будет сильнее французов. До тех же пор его тридцать линейных кораблей имели значительный перевес над двадцатью двумя английскими, ожидавшими, как он это знал, его нападения. Тем не менее, он позволил им спокойно уйти. Его собственное объяснение ясно указывает, что он не имел намерения атаковать врага на якоре: «На следующий день после капитуляции Бримстон-Хилла имелась возможность повести тщательное наблюдение за Гудом и сразиться с ним, как только он поднимет паруса и отойдет от завоеванного острова. Но наш провиант был на исходе, нам хватило бы его только на тридцать шесть часов. Несколько тендеров прибыли в Невис, и вы, конечно, согласитесь, что, прежде чем сражаться, надо жить. Я отплыл к Невису, оставаясь все время на ветре и не упуская из виду неприятеля, так как был всего в полутора лигах от него, при этом я старался погрузить на свои корабли необходимые припасы так быстро, как только возможно. Гуд отплыл ночью, без сигналов, и на следующее утро я нашел только больных, которых он оставил на берегу» (СНОСКА: Kerguelen, Guerre Maritime de 1778. Письмо де Грасса Кергуэлену из Парижа, от 8 января 1783 г., стр. 263). Другими словами, Гуд удерживал свою позицию с выдержкой, смелостью и искусством, пока у него оставались шансы на успешное сопротивление, но не стал ждать атаки противника при подавляющем преимуществе на стороне последнего... Что же сказать о вышеприведенной ссылке графа де Грасса на недостаток провианта? Разве он не знал за месяц до того, на сколько времени хватит у него запаса его? Разве он не знал за четыре дня до отплытия Гуда, что с ним уже были, вероятно, все корабли, на которые он мог рассчитывать в предстоявшей кампании, в то время как англичане, наверное, должны были получить подкрепления? И если позиция Гуда была настолько сильна, насколько могли сделать ее обдуманность, профессиональное искусство и смелость, то не имела ли она, при всем том, слабых пунктов? Разве не находились подветренные корабли его под ветром у де Грасса и разве не мог бы последний задержать их, если бы они попытались вылавировать на ветер? Если нельзя было подойти к головным кораблям противника, то что мешало атаковать третий и последующие линии двумя или даже тремя кораблями каждый? Письмо Сюффрена, относящееся к подобному же положению вещей при Санта-Лючии (СНОСКА: См.стр. 337), но написанное за три года перед описываемым событием, кажется прямо пророческим. «Несмотря на незначительность результатов двух канонад 15 декабря (1778 г.), мы все-таки можем еще ожидать успеха, но единственный путь к достижению его — это энергичная атака эскадры, которую неприятель, вследствие превосходства наших сил, не сможет выдержать, не смотря на помощь его береговых батарей, последняя окажется, безусловно, недейственной, если мы поставим свои корабли борт о борт с кораблями противника или бросим якоря на их буйки. В случае же нашей медлительности, тысячи обстоятельств могут спасти их. Они могут воспользоваться ночью для отплытия». Не может быть никакого сомнения в том, что англичане дорого продали бы свое поражение, но за всякие серьезные результаты в войне приходится платить, и в общем итоге лучшие из них оказываются самыми дешевыми. Хорошее усвоение простых принципов, а именно: что флот неприятеля, как контролирующий фактор в предстоявшей кампании, должен был сделаться истинным объектом действий, и что часть его, раз удалось застигнуть ее в отдельности, следовало разбить без замедления, — спасло бы де Грасса от большой ошибки. Но здесь уместно заметить, что следование этим принципам было бы явлением исключительным в практике французского флота. Теперь приближался час, в который французский адмирал должен был почувствовать, — даже, если он не признал этого, — последствия своей ошибки, ценой которой он выиграл жалкий островок, но упустил английский флот. Родни вышел из Европы 15 января, с двенадцатью линейными кораблями. 19 февраля он стал на якорь у Барбадоса, и в тот же день Гуд пришел в Антигуа с острова Св.Киттса. 25 февраля обе эскадры встретились на ветре Антигуа, составив, таким образом, соединенный флот из тридцати четырех линейных кораблей. На следующий день де Грасс стал на якорь в Форт-Рояле, избежав этим преследования, немедленно начатого Родни. Английский адмирал возвратился затем к Санта-Лючиа, где к нему присоединились еще три линейных корабля из Англии, увеличив численность его флота до тридцати семи вымпелов. Зная, что из Франции ожидался большой конвой, до прибытия которого нельзя было предпринять какую-либо попытку, Родни послал часть своего флота в крейсерство в наветренном направлении, на север — до Гваделупы, но офицер, командовавший французским конвоем, подозревая о том, что это будет сделано, держался еще значительно севернее упомянутого острова и достиг благополучно Форт-Рояля на Мартинике 20 марта. Военные корабли, бывшие с ним, увеличили численность флота де Грасса до тридцати трех линейных и двух 50-пушечных кораблей. Предметом соединенных усилий Франции и Испании в этом году было завоевание Ямайки. Ожидали соединения у Французского мыса (теперь Cap Haitien) на Гаити пятидесяти линейных кораблей и двадцати тысяч войск. Часть последних была уже на месте этого рандеву, и де Грасс, назначенный командовать соединенными флотами, должен был собрать на Мартинике все войска и припасы с французских островов и конвоировать их к месту рандеву. Родни было поручено помешать этому соединению. Район, в пределах которого состоялись важные операции следующих пяти дней, имеет сто пятьдесят миль в длину (с юга на север) и включает острова Санта-Лючиа, Мартинику, Доминику и Гваделупу, расположенные в поименованном порядке (см. план XI). В то время первый был в руках Англии, а остальные — в руках Франции. Окончательное и решительное для того момента столкновение имело место между Доминикой и Гваделупой, немного к западу от них. Они отстоят один от другого на двадцать три мили, но канал между ними суживается до 13 миль в ширину тремя островками, носящими название островов Святых и лежащими на десять миль южнее Гваделупы. Полагают, что де Грасс намеревался, вместо того, чтобы отплыть прямо к Французскому мысу (СНОСКА: См. карту IV, Атлантический океан), пройти кружным путем близ этих островов, которые, будучи дружественными или нейтральными, дали бы в случае необходимости убежище конвою. Упорное преследование его английским флотом, догнавшим французов близ Доминики, заставило его оставить этот план, послав конвой в Басс- Терр, на южной оконечности Гваделупы, и пытаясь в то же время пробраться всем флотом через вышеупомянутый канал и пройти по восточную сторону острова, отвлекши, таким образом, англичан от транспортов и избавившись от тактических затруднений, причиненных присутствием последних. Аварии некоторых кораблей помешали этой попытке и привели к сражению, гибельному для него и роковому для всего предприятия. Якорные стоянки враждебных флотов на Мартинике и Санта-Лючиа отстояли одна от другой на тридцать миль. Господствующий восточный ветер обычно попутен для перехода от первой ко второй; но сильное западное течение, частые затишья и даже штили отбрасывали под ветер парусные корабли, выходившие с Санта-Лючиа к северному острову. Цепь фрегатов соединяла сигналами английские сторожевые корабли близ Мартиники с флагманским кораблем Родни в бухте Грозило (Gros Ilot). Кипучая деятельность развернулась на обеих станциях. Французы были заняты многочисленными приготовлениями, необходимыми для большого военного предприятия. Англичане, хотя и менее занятые, все-таки находились в состоянии ожидания и подготовки к внезапному сражению, что требовало постоянной бдительности и умственной деятельности. 5 апреля Родни был извещен, что неприятельские войска садятся на суда, и 8-го, вскоре после рассвета, сторожевые фрегаты дали сигнал о том, что французы выходят из порта. Английский флот сейчас же начал сниматься с якоря и к полудню вышел из гавани в числе тридцати шести линейных кораблей. В два с половиной часа пополудни показались передовые фрегаты французского флота, который был усмотрен с корабельных марсов главных сил как раз перед закатом солнца. Англичане продолжали идти на север всю ночь, и на рассвете 9-го числа были на траверзе Доминики, но большей частью заштилевшие. Ближе к берегу от них, в северном и восточном направлениях, виднелись французский флот и конвой, в которых насчитывалось тридцать три линейных корабля, кроме судов меньших типов. Конвой состоял из ста пятидесяти судов, под специальной охраной двух 50-пушечных кораблей. Изменчивые и неустойчивые ветры, обычные близ берега в ночное время и в ранние часы дня, рассеяли это нестройное сборище судов. Пятнадцать линейных кораблей были в канале между Доминикой и островами Святых, видимо, лавируя на ветер со свежим пассатом. Остальные линейные корабли и большая часть конвоя все еще штилели близ Мартиники (план XX, положение I, b). Однако постепенно паруса французских кораблей надувались легким ветерком. Благодаря этому ветерку, не доходившему до англичан, находившихся в открытом море, они отошли от острова и попали в полосу более постоянного бриза канала, усилив группу, которая обладала теперь основным элементом морской силы — подвижностью. В то же время легкие порывы юго-восточного ветра долетели до английского авангарда, которым командовал Гуд, отнеся его слегка к северу от главных сил флота, по направлению к двум отделившимся французским кораблям (i), упавшим под ветер в течение ночи и разделившим участь заштилевшего английского флота, носы неподвижных кораблей которого направлялись по всем румбам компаса. Противники сблизились уже на дистанцию пушечного выстрела, когда легкий порыв ветра с северо-запада дал французам возможность отойти от противника и приблизиться к остальным своим кораблям в канале. Чем дальше подвигался английский авангард, тем свежее становился ветер, пока, наконец, он совсем не вошел в канал, где попал в струю пассата. Де Грасс дал конвою сигнал идти к Гваделупе, и это приказание было исполнено так хорошо, что к двум часам пополудни все суда конвоя скрылись из виду по направлению к северу и не появятся уже в нашем дальнейшем изложении. Так как оба упавших под ветер французских корабля, о которых было упомянуто выше, не избавились еще от опасности столкновения с английским авангардом, которому теперь благоприятствовал бриз, и поскольку этот авангард сильно отделился от своего арьергарда и центра, де Грасс приказал своему авангарду спуститься и вступить в бой. Сигнал этот был исполнен четырнадцатью или пятнадцатью кораблями, которые в половине десятого утра начали сражение, продолжавшееся с перерывами до четверти второго. Гуд скоро принужден был лечь в дрейф, чтобы не слишком отдаляться от главных сил флота. Французы же продолжали держаться на ходу, приближаясь с тыла и последовательно проходя в полудистанции пушечного выстрела, на ветер от него (план XX, положение I). Оказавшись впереди английского отряда, каждый французский корабль повертывал оверштаг и спускался назад к югу до позиции, с которой мог вернуться на свое прежнее место, описывая, таким образом, непрерывную неправильную кривую эллиптической формы на ветре своих противников. Бремя сражения пало на восемь или девять английских кораблей, число которых последовательно увеличивалось, по мере того как один корабль за другим выводился порывами ветра из штилевой полосы под Доминикой; но и французы получали подкрепления по той же причине. Пока происходили эти схватки, часть английского центра, и между ними восемь кораблей под флагом Родни (положение I, a), тщательно пользуясь всяким порывом и дуновением ветра, сумели подойти ближе к берегу, где бриз дул сильнее, чем в открытом море. Достигнув этого около одиннадцати часов утра, они взяли на север, будучи теперь на ветре как английского авангарда, так и нападавших на него кораблей (положение II, а). Последние, видя это, повернули оверштаг и, выйдя на момент из боя, направились к югу для соединения со своим центром, чтобы восемь кораблей Родни не смогли разделить их. В половине двенадцатого французы снова построили линию на правом галсе, так как часть кораблей их отошла уже далеко от берега, тогда как английский арьергард все еще штилел. Численное превосходство французов позволило им растянуться с севера на юг вдоль всего протяжения английской линии, тогда как последняя все еще была разорвана большим промежутком между авангардом и центром (положение II). Поэтому они энергично возобновили свою атаку, направленную против Гуда. Но французский центр и арьергард (b), имея на своей стороне ветер, держались намеренно на большой дистанции от кораблей Родни. В четверть второго французы, увидев, что вся британская линия вошла в полосу ветра, прекратили стрельбу, и в два часа Родни спустил боевой сигнал, так как неприятель удалился. Бой 9 апреля свелся, в сущности, не более как к артиллерийскому поединку. Один французский 64-пушечный корабль «Катон» (Caton) (d) получил повреждения, которые заставили его удалиться к Гваделупе. Два английских корабля были на время выведены из строя, но исправили повреждения, не оставляя своего флота. Преимущество в материальной части было, поэтому, на стороне последнего. Мнения о руководстве графа де Грасса в этот день разделяются в зависимости от отношения к тому же основному принципу, а именно: должны ли действия адмирала определяться конечной целью или непосредственной возможностью разбить флот неприятеля. Факты таковы: шестнадцать судов английского флота — весь арьергард и четыре из центра (положение II, с) все время не были в состоянии открыть огонь по неприятелю. Французские же корабли, по-видимому, все, от первого до последнего, могли принять участие в сражении. В начале его только восемь или девять английских кораблей сопротивлялись пятнадцати французским. В конце — двадцать английских боролись против тридцати трех французских, и эти условия оставались, в общем, неизменными в течение всех четырех часов боя. Таким образом, де Грасс встретился с флотом, по крайней мере, количественно превосходившим его эскадру, но, волей провидения, силы его противника разделились так, что почти половина их не могла принять участия в сражении. Ветер был попутным, капитаны его кораблей были прекрасными моряками. Что же мешало ему атаковать девять кораблей Гуда со своими пятнадцатью, поставив каждый из шести кораблей арьергарда первого между двумя своими? Если бы эти девять кораблей были серьезно разбиты, то и дальнейшие маневры Родни потерпели бы полную неудачу. Три дня спустя французы потеряли только пять кораблей в битве, окончившейся их поражением. Однако рассматривавший это дело военный суд так сформулировал французскую доктрину: «Решение ввести в бой только часть нашего флота может рассматриваться как акт благоразумия со стороны адмирала, который мог предписываться конечными целями кампании». По этому поводу один французский профессиональный писатель естественно замечает, что если атака была необходима, то было благоразумнее предпринять ее всем флотом. В этом случае отдельные корабли понесли бы меньший урон, да к тому же весь флот все равно, в конце концов, должен был придти на поддержку кораблей, которые, потеряв рангоуты, не могли вновь придержаться к ветру. Три раза в течение одного года фортуна давала де Грассу возможность атаковать английские флоты с шансами на решительную победу (СНОСКА: 29 апреля 1781 г. близ Мартиники: двадцать четыре корабля против восемнадцати; в январе 1782 г.: тридцать против двадцати двух; 9 апреля 1782 г.: тридцать против двадцати). Запас ее благодеяний, наконец, истощился. Следующие три дня должны были показать, как решительно влияют на конечные задачи кампании результаты одного сражения и потеря нескольких кораблей. С 9-го числа до утра 12-го французский флот продолжал лавировать на ветер между Доминикой и островами Святых в неправильном строе. Англичане же ночью 9-го числа легли в дрейф для исправления повреждений. На следующий день они возобновили погоню за французами в наветренном направлении, но те успели значительно опередить своих преследователей. Ночью 10-го числа два корабля, «Ясон» (Jason) и «???» (Zele), столкнулись между собой. Последний был проклятием французского флота в течение всех этих дней. Он был одним из тех, которые чуть не попали в руки неприятеля 9-го числа, и явился также причиной конечного бедствия. Повреждения, полученные «Ясон» (Jason), были так велики, что он должен был спуститься к Гваделупе. 11-го числа главная часть флота была на ветре у островов Святых, но «???» (Zele) и еще один корабль отошли так далеко под ветер, что де Грасс спустился для прикрытия их, в значительной мере потеряв этим преимущество выигранного им ранее наветренного положения. На следующую ночь «???» (Zele) опять столкнулся — на этот раз с флагманским кораблем де Грасса, который потерял несколько парусов, тогда как первый, не имея права ожидать уступки ему дороги и будучи виноват во всем, лишился бушприта и фок-мачты. Адмирал послал фрегату «???» (Astree) приказание взять «???» (Zele) на буксир. И здесь появляется на страницах нашей истории знаменитая и трагическая фигура, ибо капитаном «???» (Astree) был злополучный исследователь Лапейруз, тайна исчезновения которого с двумя кораблями и их экипажами оставалась столь долго не раскрытой. Два часа были потрачены на взятие корабля на буксир — эта работа была выполнена не очень проворно, принимая во внимание экстренность ее и благоприятные условия погоды. Но к 5 часам утра оба судна были уже на пути в Басс-Терр, куда еще ранее прибыли «Катон» (Caton) и «Ясон» (Jason), так же как и конвой. Со времени отплытия с Мартиники из боевой линии французского флота выбыли, таким образом, три корабля. Поврежденный корабль, отправленный де Грассом в Басс-Терр, не успел еще отойти далеко, как слабый свет утренней зари возвестил приближение 12 апреля — дня, вдвойне знаменитого в морских летописях. Солнце, не вполне еще закатившееся над утомленными эскадрами Сюффрена и Юза, ставшими на якорь после боя их самой яростной схватки близ Цейлона, в то же самое время осветило своими ранними лучами начало битвы между Родни и де Грассом (СНОСКА: Разница во времени на меридианах Тринкомале и островов Святых равна девяти с половиной часам). Последняя по своим результатам была величайшим морским сражением этого столетия. Ее влияние на ход событий было очень велико, хотя далеко не так решительно, как могло бы быть. Она сопровождалась обстоятельствами необыкновенного, хотя до некоторой степени искусственного блеска, и в частности отмечена маневром, — на который смотрели как на исключительно смелый и решительный, — «разрывом линии».. Следует прибавить, что оценка этого сражения вызвала бурную дискуссию, и множество деталей его, приведенных надежными свидетелями, так запутаны и непоследовательны вследствие, главным образом, непостоянства ветра, что теперь невозможно сделать ничего более, как попытаться согласовать их в полном описании. Несмотря на это, основные черты сражения могут быть изображены с достаточной точностью, и это мы, прежде всего, сделаем в сухом и кратком изложении. На схему, которая представится после этого воображению читателя, будут затем уже нанизаны детали, придающие красочность, жизненность и интерес этой великой картине. На рассвете (СНОСКА: Рассказ о событиях 9-12 апреля основан главным образом на планах и описаниях Мэтьюза — лейтенанта английского королевского флота и на позднейшем труде «Naval Researches» капитана того же флота Уайта (Thomas White), которые оба были очевидцами этих событий; все показания их, однако, еще сверены с другими французскими и английскими описаниями. Мэтьюз и Уайт расходятся с официальным донесением Родни относительно того, на каком галсе были англичане на рассвете; но так как показание последнего подтверждается частными письмами сэра Чарльза Дугласа, посланными немедленно после сражения некоторым высокопоставленным лицам, то мы и придерживались его в нашем изложении) (около половины шестого (СНОСКА: 3 Письмо сэра Чарльза Дугласа, начальника штаба Родни (United Service Journal, 1833, Part. I, p. 515))) английский флот, который повернул на правый галс в два часа пополуночи, лежал на правом галсе, при ветре от OS, необычном в этот час утра (план XXI, А). Он находился тогда милях в пятнадцати от островов Святых, расположенных на норд-норд-ост от него и в десяти милях от французского флота, шедшего на северо-восток. Последний, вследствие событий этой ночи, был сильно рассеян, так что расстояние между самыми наветренными (т.е. находившимися дальше всего на восток) и самыми подветренными судами его, среди которых находился флагманский корабль «???» (Ville de Paris), равнялось восьми или десяти милям (СНОСКА: Де Грасс определяет это расстояние в три лиги, а некоторые его капитаны в пять). Тревога за «???» (Zele) задерживала французского адмирала с сопровождавшими его судами под малыми парусами на южном курсе на левом галсе (А). Англичане лежали на правом галсе и для них ветер дул на ост-норд-ост (СНОСКА: Для французов, находившихся в середине канала, ветер дул скорее на ост), поэтому, как только рассвело, они увидели французов под ветром у себя. Среди последних был и шедший на буксире фрегата отделившийся корабль («???» (Zele)) со снесенными бушпритом и фок-мачтой, лежавшими на баке (а). Для того чтобы отогнать французов дальше под ветер, Родни послал четыре корабля (b) в погоню за «???» (Zele). Де Грасс, как только заметил это, дал сигнал своему флоту спуститься (с), как того желал Родни, и в то же время построиться в боевую линию, призвав, таким образом, к себе корабли, находившиеся на ветре. Англичане также быстро построились в линию, и корабли, посланные в погоню, были отозваны в 7 часов утра. Де Грасс, видя, что, продолжая держать на том же курсе, он совсем потеряет наветренное положение, опять привел к ветру на левом галсе (с'). Как раз к этому времени бриз изменил направление на OSO и О, т.е. в его пользу, и положение враждебных эскадр относительно ветра сделалось почти одинаковым. Вскоре, однако, французы выиграли гонку, благодаря тому же превосходству в парусности, которое позволило им предыдущие дни выйти на ветер относительно англичан, и если бы не неловкость «???» (Zele), они, возможно, смогли бы и совсем избавиться от столкновения с ними (план XXI, В). Их головные корабли первыми прошли точку пересечения их курсов, сходившихся под острым углом, тогда как английский головной корабль «Мальборо» (Marlborough) врезался во французскую линию, по одним сведениям, около шестого, а по другим — около десятого корабля. Конечно, к этому времени бой уже начался, и девятый корабль французской линии «???» (Brave) открыл огонь по «Мальборо» (Marlborough) в 7 ч. 40 м. утра. Поскольку намерения расстраивать линию раньше не имелось, последний во исполнение сигнала Родни спустился и прошел вдоль подветренного борта неприятеля, что сделали и другие последовательно подходившие английские корабли. Сражение вступило, таким образом, в обычную и нерешительную фазу прохождения враждебных флотов один мимо другого на противоположных галсах, но так как, однако, ветер был очень легок, то бой принял более жаркий характер, чем бывает обычно при таких условиях, ибо корабли двигались со скоростью от трех до четырех узлов. После того как враждебные линии опять разошлись южнее пункта их встречи, де Грасс дал сигнал спуститься на четыре румба к SSW, введя, таким образом, свой авангард (В, а) в бой с неприятельским арьергардом и не позволяя, последнему достигнуть его арьергарда без повреждений. Однако две опасности угрожали французам в случае следования их прежним курсом: последний своим направлением на S или SSW приводил их в штилевую полосу близ северной оконечности Доминики, а непостоянство ветра делало возможным, что в случае захода его к югу неприятель пройдет через их линию и выйдет на ветер, а это, в свою очередь, должно было принудить их к решительному бою, которого французская политика так избегала. Так оно и случилось. Поэтому в 9 ч. 30 м. утра де Грасс дал своему флоту сигнал повернуть всем вместе через фордевинд и лечь на один галс с английским флотом. Исполнение сигнала было, однако, невозможно: флоты были слишком близки один к другому для такой эволюции. Тогда он дал другой сигнал — привести сначала круто к ветру и затем повернуть через фордевинд последовательно, что также не удалось. И в пять минут десятого произошло то, чего он страшился. Ветер зашел к югу, сбив с курса все те французские корабли, которые не успели спуститься ранее, т.е. те, у которых английские корабли были близко под ветром (план XXI, С). Родни на корабле «???» (Formidable) в это время как раз сближался с четвертым кораблем, шедшим за де Грассом. Придержавшись круто к переменившемуся ветру, он прошел через французскую линию в сопровождении пяти следовавших за ним кораблей (С, а), тогда как почти в тот же момент и по тем же причинам шестой его корабль (С, b) прошел в промежуток французской линии, образовавшийся на траверзе у него, а за ним последовал весь английский арьергард. Боевая линия французского флота была, таким образом, разорвана в двух местах колоннами неприятельских кораблей, шедшими в таком тесном строе, что корабли его должны были бы уклониться в сторону, даже если бы ветер не мешал их действиям. Все принципы, на которых строился линейный бой, а именно — взаимная поддержка и наличие особой зоны для действия артиллерии каждого корабля, были нарушены теперь для французов и, напротив, соблюдены для английских отрядов, прошедших через их линию. Вторжение вражеских колонн не только расстроило линию французов, но и сбило их под ветер. Наконец, им предстояло еще построиться в новую линию и соединить три группы, на которые они разделились, т.е. решить тактическую задачу, трудную при всяких обстоятельствах и вдвойне трудную, когда флот находится под впечатлением неудачи и имеет дело с сильнейшим неприятелем. Последний, несмотря на беспорядок в его строю, был все же в лучшем состоянии и уже узрел сияние победы. Кажется, что французы не сделали никакой серьезной попытки построиться в новую линию. Соединиться же они пытались, на только в бегущую беспорядочную массу. После различных перемен ветра и маневров французский флот в полдень имел следующую диспозицию (план XXI, D): центр (с) отстоял на две мили к северо-западу от авангарда (v), под ветром от него; арьергард (r) находился еще дальше от центра и также под ветром у него. Оба флота теперь то штилели, то подвергались коротким порывам ветра. В половине второго часа пополудни задул легкий бриз с востока, и де Грасс дал сигнал построить линию опять на левом галсе. Не успев в этом, он между тремя и четырьмя часами дал сигнал построиться в линию на правом галсе. Оба сигнала и общий тон описаний показывают, что французы ни разу не составили строя после разрыва их линии, и все их маневры имели тенденцию отвести весь флот как можно далее под ветер от противника, хотя и не обязательно приводили к этому. Следствием такого движения, естественно, было то, что наиболее поврежденные корабли остались позади и были захвачены один за другим англичанами, преследовавшими их без всякого правильного строя, в котором, впрочем, и не было необходимости, так как и без него взаимная поддержка кораблей была обеспечена.. Вскоре после шести часов вечера флагманский корабль де Грасса, «???» (Ville de Paris), спустил свой флаг перед кораблем «???» (Barfleur), несшим флаг сэра Сэмюэля Гуда. Французские сообщения говорят, что тогда его окружали девять кораблей противника и что, без сомнения, он сражался до последней возможности. Название, данное ему в честь великого города, которым он был принесен в дар королю, его необыкновенная величина и тот факт, что ни один командующий французским флотом не был до тех пор взят в плен в сражении, соединились для придания особенного блеска победе Родни. Были также взяты еще четыре линейных корабля (СНОСКА: Позиции взятых англичанами кораблей обозначены крестиками на плане каждой из трех последовательных стадий сражения, В, С, D), и, как ни странно, именно на них оказался весь артиллерийский парк, предназначавшийся для захвата Ямайки. Таковы были главные черты сражения при островах Святых, или, как его иногда называют, сражения 12 апреля (у французов оно известно как сражение при Доминике). Теперь должны быть приведены некоторые детали, которые ранее были опущены, но повлияли на исход боя. Когда занялся день, французский флот был сильно рассеян и находился в беспорядке (СНОСКА: Расстояние самых наветренных французских кораблей от «???» (Ville de Paris) в момент, когда был дан сигнал построиться в боевую линию, указывается различно — от шести до девяти миль). Де Грасс под влиянием опасений за судьбу «???» (Zele) так торопился в своих движениях, что к началу сражения его линия не была надлежащим образом построена. Авангардные корабли еще не пришли в позицию (В, а), а остальные еще настолько не дошли до своих мест, что де Водрэй (De Vaudreuil), командовавший арьергардом и вступивший в бой последним, говорит, что линия строилась под огнем мушкетов. Англичане, напротив, были в хорошем порядке, и единственное изменение, сделанное ими в строе, состояло в уменьшении промежутка между кораблями с двух кабельтовых до одного (семьсот футов). Знаменитый прорыв через французскую линию был обусловлен не предварительным намерением, а переменой ветра, разбросавшей в беспорядке французские корабли и тем увеличившей дистанцию между ними, тогда как промежуток, через который прошла группа Родни, был расширен с северной стороны его кораблем «???» (Diademe), вышедшим из ветра и переброшенным на другой галс (С, с). Сэр Чарльз Дуглас говорит, что непосредственным результатом прорыва через линию флагманского корабля было «сближение четырех ближайших кораблей неприятеля, которые достигли вышеупомянутого пункта (с) на северной стороне, едва не касаясь друг друга». Эта несчастная группа, составлявшая теперь одну большую мишень, была одновременно атакована кораблями «???» (Duke), «???» (Namur) и «???» (Formidable) (90-пушечными) и получила несколько залпов от каждого из них, причем ни один снаряд не пропал даром, жертвы должны были быть очень велики. «???» (Duke) (С, d), шедший непосредственно впереди флагманского корабля, последовал за головным кораблем, чтобы зайти французам под ветер, но когда капитан его увидел, что «???» (Formidable) пересек линию неприятеля, он сделал то же самое, пройдя севернее беспорядочной группы и поставив ее, таким образом, между двух огней. Вахтенный журнал одного из кораблей этой группы, «???» (Magnanime), упоминает о прохождении между двумя трехпалубными кораблями, обстреливавшими его с обоих бортов. После того как строй был, таким образом, разорван, Родни спустил сигнал о построении в линию, оставив лишь тот, который требовал от его эскадры вступления в бой на близкой дистанции, и в то же время приказал своему авангарду, который обходил теперь с кормы и с севера неприятельский арьергард, повернуть оверштаг и соединиться с английским центром. Исполнение этого маневра сильно замедлилось вследствие повреждений в рангоуте и парусах, полученных кораблями при прохождении их под огнем неприятеля. Флагманский корабль Родни и бывшие с ним суда повернули оверштаг. Арьергард под командой Гуда, вместо того чтобы продолжать держать к северу до соединения с центром, вышел на ветер и затем заштилел на большом расстоянии от остального флота. В позднейшее время много обсуждали вопрос о том, насколько умно поступил Родни, прорвав линию неприятеля, и который из адмиралов заслуживает большей похвалы, если они вообще достойны ее. Последний пункт не имеет серьезного значения, но все-таки интересно упомянуть, что сын Чарльза Дугласа, начальника штаба Родни, приводит массу положительных доказательств того, что инициатива маневра исходила от Дугласа и что согласие Родни было получено им только с большим трудом. Это как раз такие доказательства, какие только и могут уменьшить значение заслуг лица, несшего полную ответственность за результаты. Ценность самого маневра гораздо важнее всякого вопроса о личной репутации. Некоторые доказывали, что маневр этот был не похвальным, а, напротив, неудачным, но в защиту Родни говорили, что он должен быть приписан скорее силе обстоятельств, чем добровольному избранию его. По их мнению, было бы лучше продолжать идти под ветром французского арьергарда, обстреливая его огнем всей английской линии, а затем, повернув на другой галс, поставить упомянутый арьергард между двух огней. Но сторонники такого мнения совершенно игнорируют тот факт, что поворот на другой галс или какой-либо иной поворот после такой схватки был возможен только для части сражавшихся кораблей, и что этим кораблям было бы весьма трудно догнать ушедших вперед противников, за исключением лишь серьезно поврежденных. Поэтому рекомендованная выше атака, представляющая точное повторение Уэссанского сражения, сводится в действительности к прохождению флотов один мимо другого противоположными галсами и к распределению огня по всей неприятельской линии, без сосредоточения его на какую-либо часть ее. Уместно и должно заметить теперь же, что перемена курса Родни позволила одиннадцати арьергардным кораблям французов (D, r) уйти под ветер, приняв огонь только части неприятельской линии, тогда как английский авангард обстреливался почти всем французским флотом. Однако эти корабли, согнанные под ветер, были, таким образом, совершенно выведены из боя на значительный и важный промежуток времени и не смогли бы оказать какую-либо помощь своему флоту, если бы сам де Грасс не вынужден был спуститься под ветер маневром отряда Гуда. Тринадцать головных французских кораблей, повинуясь последнему виденному ими сигналу, придерживались круто к ветру. Де Грасс с группой из шести кораблей (С, е) сделал бы то же самое, если бы отряд Гуда не зашел ему с носа. Результатом собственного маневра Родни было бы, поэтому, разделение французского флота на две части, отстоящие одна от другой на шесть миль, причем одна из них находилась бы безнадежно далеко под ветром. Англичане, заняв наветренное положение, легко могли бы «задержать» одиннадцать подветренных кораблей противника и окружить девятнадцать наветренных подавляющими силами. Но разрыв французской линии в двух местах несколько изменил положение дел, так как группа из шести кораблей де Грасса расположилась между наветренным и подветренным отрядами английского флота, в двух милях от первого и в четырех милях от последнего (D). Едва ли необходимо настаивать на тактических преимуществах такого положения для англичан, даже если не принимать во внимание морального впечатления, произведенного на французов нарушением их строя. Вдобавок к этому можно вывести весьма поучительный урок из непосредственных результатов огня английских орудий, открывших стрельбу при прохождении через неприятельскую линию. Из пяти захваченных кораблей три были те, за кормою которых прошли английские отряды (СНОСКА: Другие два захваченных корабля были «???» (Ville de Paris), который вследствие своего изолированного положения и присутствия на нем командующего сделался лакомым куском, естественно, собравшим вокруг себя корабли неприятеля, и 64-пушечный «???» (Ardent), который, кажется, был перехвачен при отважной попытке пройти из авангарда на помощь своему адмиралу. Последний был единственным призом, взятым в Английском канале Великой Армадой союзников в 1779 г.). Вместо того чтобы на равных условиях обмениваться залпами с противником при прохождении параллельных линий одна мимо другой, причем каждый корабль имел бы поддержку в шедшем за ним и перед ним, французские суда, вблизи которых прошли прорвавшиеся колонны, последовательно подверглись огню всего неприятельского отряда. Таким образом, тринадцать кораблей Гуда продефилировали мимо двух задних кораблей французского авангарда — «Цезарь» (Cesar) и «Гектор» (Hector), разгромив их сосредоточенным огнем. Подобным же образом и с подобными же результатами шесть кораблей Родни прошли мимо «???» (Glorieux). Это сосредоточение огня дефилированием мимо крайнего корабля колонны в точности соответствует сосредоточению огня на фланге линии и представляет особый интерес, ибо, если оно выполнено успешно, то и теперь будет такой же мощной атакой, какой было всегда. Англичане, если бы они быстро учли выгоду своего положения, смогли бы стрелять по кораблям, бывшим по обе стороны промежутка, через который они прошли, что и сделал «???» (Formidable). Остальные же стреляли только правым бортом, и многие, без сомнения, ясно поняли представлявшиеся им возможности лишь тогда, когда было уже слишком поздно. Естественные результаты маневра Родни были, поэтому, таковы: 1) выход на ветер неприятеля, а с этим и приобретение возможности наступательного образа действий; 2) сосредоточение огня против части неприятельского строя и 3) внесение во флот неприятеля беспорядка и разделения, которое могло сделаться и сделалось очень велико, дав англичанам дальнейшие тактические преимущества. Возражение, что французы смогли бы соединиться быстрее, если бы их корабли управлялись лучше, неосновательно. Маневр, представляющий хороший шанс на достижение преимущества, не теряет своих достоинств от того, что он может быть встречен контрманевром неприятеля, подобно тому, как хороший удар рапирой остается таковым, хотя бы он и был отпарирован защищавшимся. Шансы англичан состояли в том, что при обходе ими с носа арьергардных кораблей противника, в то время как авангард их продолжал идти прежним курсом, французы были бы разделены весьма невыгодным для них образом, и маневр англичан не потерял своего смысла от того, что отрезанные друг от друга группы французских кораблей могли бы соединиться скорее, чем сделали это, если бы ими лучше управляли. Если же Родни действовал бы так, как рекомендовалось некоторыми, а именно повернул бы на другой галс после прохождения мимо арьергарда неприятеля, то преследование им последнего превратилось бы в упорную погоню, в которой обе стороны понесли бы одинаковые потери. Сигналы о выходе из строя и без того были многочисленны в обоих флотах. Независимо от тактического управления обоими флотами имелась некоторая разница в вооружении их, которая давала тактическое преимущество одному из них, почему на ней следует остановиться. Французские корабли были лучше английских кораблей соответствующих классов и имели более сильное вооружение. Сэр Чарльз Дуглас, выдающийся офицер, деятельного и глубокого склада ума, уделявший особое внимание морской артиллерии, подсчитал, что по мощности своего огня тридцать три французских корабля превосходили тридцать шесть английских на вес залпа четырех 84-пушечных кораблей и что после потери кораблей «???» (Zele), «Ясон» (Jason) и «Катон» (Caton) у них все еще оставалось преимущество, равное весу залпа двух 74- пушечных кораблей. Французский адмирал Ля Гравьер допускает, что в ту эпоху французские орудия вообще были большего калибра, чем английские. Лучшая конструкция французских кораблей и их большее углубление позволяли им лучше лавировать и вообще лучше ходить под парусами, чем и объясняется отчасти успех де Грасса в стараниях уйти на ветер от противника. Ибо в полдень 11-го числа только три или четыре корабля его флота были видны с марса английского флагманского корабля, который 9-го числа находился на дистанции пушечного выстрела от них. Только страх за судьбу несчастливого «???» (Zele) и «???» (Magnanime) согнал де Грасса с его выгодной позиции и оправдал настойчивость Родни, положившегося на помощь аварий в достижении намеченной им цели. Большую эскадренную скорость французских кораблей трудно объяснить, ибо, хотя они несомненно обладали лучшими обводами, но практика обшивки медью подводной части кораблей еще не получила тогда во Франции такого широкого распространения, как в Англии, и во французском флоте было несколько судов, не обшитых медью и источенных червями (СНОСКА: Официальное письмо Маркиза де Водрей. Guerin, Histoire de la Marine Francaise, vol. V, p. 513). Что французские корабли были лучшими ходоками, отмечалось, впрочем, и английскими офицерами, хотя вышеупомянутый выигрыш их в наветренном положении следует отчасти приписать тому обстоятельству, что Родни после сражений 9-го числа лежал в дрейфе, вероятно, для исправления серьезнейших повреждений, полученных маленьким отрядом его судов в горячей схватке с численно превосходившим его противником. В описании этого сражения было упомянуто, что французы держались на полудистанции пушечного выстрела. Это делалось ими для того, чтобы нейтрализовать преимущество англичан, состоявшее в том, что у последних было большее число карронад и других орудий малого веса, но большого калибра, которые в близком бою весьма действенны, но бесполезны при больших дистанциях. Второй в порядке командования — де Водрей, которому было вверено ведение этой атаки, — определенно утверждает, что если бы он держался в пределах досягаемости карронад, то он быстро потерял бы свой такелаж. Как бы ни осуждали отказ от попытки разбить неприятеля, расположенного так, как была расположена английская дивизия, — не подлежит сомнению, что если цель состояла в том, чтобы воспрепятствовать преследованию, то тактика де Водрея 9-го числа была во всех отношениях превосходна. Он нанес противнику максимум вреда, подвергнув свои силы минимальному риску. 12-го числа де Грасс, позволив заманить себя в пределы досягаемости карронад, отказался от этого преимущества, пожертвовав своему порыву всей прежней стратегической политикой. Допуская быструю стрельбу благодаря своей легкости и изрыгая картечь и ядра большого калибра, упомянутые орудия были особенно вредны на близкой дистанции и бесполезны на большой. В посланной им впоследствии депеше де Водрей говорит: «Действие этого нового оружия смертельно на дистанции мушкетного выстрела; это оно нанесло такие повреждения 12 апреля». По крайней мере, на некоторых английских кораблях были еще и другие артиллерийские новинки, которые, увеличив меткость, быстроту стрельбы и площадь обстрела, значительно увеличили мощь их батарей. Мы говорим здесь о введении замков, позволявших стрелять из орудия тому же самому комендору, который наводил последнее, а также о придаче пушечным станкам такого устройства, которое позволяло вести огонь на большие дистанции как через нос, так и через корму. В схватках между одиночными кораблями, не связанными в своих движениях отношениями к флоту, эти усовершенствования давали возможность обладателю их занять такое положение, откуда он мог поражать своего противника, в то время как последний не был в состоянии отвечать ему. И действительно, приводятся некоторые замечательные примеры такого тактического преимущества. В эскадренном бою — таком, какой рассматривается сейчас, — преимущество англичан состояло в том, что они могли раньше начинать обстрел противника, когда он появлялся впереди, и дольше держать его под огнем, когда он заходил за корму, чем число выстрелов увеличивалось вдвое и более против прежнего, а мертвое пространство, которым мог воспользоваться противник, последовательно сталкивавшийся с двумя английскими кораблями, — соответственно сокращалось (СНОСКА: См. United Service Journal, 1834, Part. II, стр. 109 и последующие). Эти, теперь устаревшие и обветшалые материи заключают в себе никогда не стареющие уроки. Они никоим образом не отличаются от последствий введения игольчатых ружей и торпед. В самом деле, все сражение 12 апреля 1782 г. является глубоко поучительным уроком. Настойчивость в преследовании, занятие выгодного положения, сосредоточение собственных усилий, рассеяние силы неприятеля, эффективное тактическое использование небольших, но важных усовершенствований в материальной части — обо всем этом уже говорилось. Бесполезно доказывать дальше необходимость не упускать возможности разбить неприятеля по частям тому, кто не убедился в этом на опыте сражений 9 и 12 апреля. Оставление французами намерения атаковать Ямайку после поражения их флота показывает убедительнейшим образом, что истинный путь к достижению конечных целей состоит в поражении сил, которые мешают этому. Остается теперь рассмотреть изложенные события, по крайней мере, еще в одном отношении, деликатном по своему характеру, но существенном для полного усвоения их уроков, — речь идет о способе, каким была достигнута победа, и о влиянии последней на войну в целом. Подверженность парусных кораблей повреждениям в рангоуте и парусах, другими словами, угроза той подвижности их, которая является характернейшей чертой морской силы, затрудняет решение вопроса о том, что должно было делать и чего не следовало делать. Это есть не только вопрос о действительно полученных повреждениях, которые могли отметить вахтенные журналы, но также и о средствах исправления их, энергии и способности офицеров и матросов, которые на различных кораблях неодинаковы. Что касается, однако, возможности для английского флота использовать имевшиеся преимущества путем более энергичного преследования 12 апреля, то мы можем опереться в суждении об этом вопросе на авторитет двух замечательнейших офицеров: сэра Сэмюэля Гуда, второго в порядке командования флотом, и сэра Чарльза Дугласа, капитана флота и начальника штаба адмирала. Первый выразил мнение, что можно взять двадцать кораблей, и сказал это Родни на следующий день. Начальник же штаба был так огорчен неудачей и отношением адмирала к его советам, что серьезно думал выйти в отставку (СНОСКА: См. письмо сэра Говарда Дугласа в United Service Journal, 1834, Part II, p. 67, а также сочинение «Naval Evolutions» того же автора. Письма сэра Сэмюэля Гуда не попадались автору). Советовать и критиковать легко. И никто не может чувствовать бремя ответственности так, как чувствует его человек, на которого оно возложено, но великие результаты не часто могут достигаться в войне без риска и усилий. Правильность суждений упомянутых двух офицеров подтверждается и выводами из французских донесений. Родни оправдывает свой отказ от преследования неприятеля повреждениями многих своих кораблей и другими обстоятельствами, имевшими отношение к прекращению ожесточенного сражения, а затем распространяется в догадках о том, что мог бы сделать в эту ночь в случае погони за ним французский флот, который «удалился в составе двадцати шести линейных кораблей» (СНОСКА: Rodney's Life, vol. II, p. 248). Принимая во внимание то, что сделал французский флот в течение дня, надо сказать, что эти «возможности» делают честь только воображению Родни, что же касается эскадры в двадцать шесть кораблей (СНОСКА: Всех кораблей у французов было только 25), то де Водрей, который после сдачи де Грасса дал кораблям сигнал следовать за его флагом, на следующее утро нашел около себя только десять кораблей, и число это не увеличилось до 14-го числа. В течение нескольких последующих дней еще пять кораблей подошли к эскадре один за другим (СНОСКА: Guerin, vol. V. p.. 511). С этими силами он направился к месту рандеву у Французского мыса, где его ожидали еще несколько кораблей, в результате чего силы его возросли до двадцати вымпелов. Наконец, остальные пять из участвовавших в сражении кораблей бежали к Кюрасао (Curaсoa), отстоящему на шесть тысяч миль от места боя, и не присоединились к флоту до мая месяца. Эскадра из «двадцати шести кораблей», таким образом, вообще не существовала, напротив, как мы видели, французский флот был чрезвычайно сильно рассеян, и некоторые его корабли оказались изолированными. Относительно же повреждений, полученных английским флотом, следует думать, что они были не больше, а скорее меньше, чем у неприятеля. Любопытные сведения по этому предмету находим в письме сэра Гилберта Блэйна (Sir Gilbert Blane) (СНОСКА: Rodney's Life, vol. II, p.. 246): «С трудом заставили мы французских офицеров поверить, что сообщенные нами адмиралу сведения о числе убитых и раненых были истинными; один из них даже резко спорил со мною, утверждая, что мы всегда публикуем ложные отчеты о наших потерях. Я тогда прошелся с ним по всем палубам корабля «???» (Formidable) и обратил его внимание на число пробоин, а также на то, как мало пострадал такелаж, и опросил его, вероятно ли, чтобы такие незначительные повреждения сопровождались потерей более чем четырнадцати человек, убитых на нашем корабле, понесшем больший урон, чем все другие корабли флота, кроме «???» (Royal Oak) и «???» (Monarch). Он признал, что наш огонь должен был быть более сильным и метким, чем их». Остается, таким образом, мало сомнений в том, что Родни не воспользовался с достаточной энергией преимуществами своего флота после боя. Не ранее как через пять дней после него дивизия Гуда была послана к Сан-Доминго, где она и захватила в Монском проходе (Mona Passage) «Ясон» (Jason) и «Катон» (Caton), отделившихся до сражения и шедших к Французскому мысу. Эти два корабля и два маленьких судна с ними были единственными трофеями, взятыми после победы. При тех условиях, в которых вела войну Англия, описанное упущение Родни кладет серьезное пятно на его военную репутацию и сильно влияет на определение его места в ряду удачливых адмиралов. Он спас на время Ямайку, но не воспользовался случаем разбить французский флот. Он, подобно де Грассу, близоруко предпочел погоню за непосредственным объектом заботам об общем военном положении и пренебрег тем фактором, который определял последнее. Для оценки последствий этой небрежности и действительной нерешительности этого прославленного сражения мы должны забежать на год вперед и выслушать дебаты об условиях мира, состоявшиеся в парламенте в феврале 1783 г. Помимо многих соображений, высказывавшихся за и против условий, принятых тогдашним министерством, сущность спора состояла в том, оправдывались ли упомянутые условия военным и финансовым положением воюющих сторон, или для Англии лучше было продолжать войну, чем помириться со сделанными ею жертвами. Что касается финансового положения, то, вопреки мрачной картине, нарисованной защитниками мира, позволительно думать, что тогда было, вероятно, не более сомнений, чем теперь, относительно сравнительных ресурсов различных стран. Вопрос военного могущества был, в сущности, вопросом морского могущества. Министерство доказывало, что британский флот насчитывал не более сотни линейных кораблей, тогда как флоты Франции и Испании вместе насчитывали сто сорок кораблей, не говоря уже о Голландии. «При такой бросающейся в глаза слабости, сравнительно с неприятелем, какие надежды на успех могли бы мы извлечь — из опыта ли последней кампании, или из нового распределения наших сил в той, которая должна была последовать? В Вест-Индии мы не могли бы противопоставить более сорока шести кораблей тем сорока, которые в день подписания мира стояли в Кадисcкой гавани с шестнадцатью тысячами войск на них, готовые к отплытию в ту часть света, где к ним присоединились бы двенадцать линейных кораблей из Гаваны и десять из Сан-Доминго... ... Разве мы не можем также с достаточным основанием предполагать, что кампания в Вест- Индии закончилась бы с потерей самой Ямайки, признанного объекта этих огромных вооружений?» (СНОСКА: Annual Register, 1783, p. 151) Без сомнения, эти доводы принадлежат горячему стороннику мира и поэтому требуют больших поправок. Точность приведенных им сравнительных чисел отрицалась лордом Кеппелем, членом той же партии. Последний незадолго до того стоял во главе адмиралтейства и покинул этот пост, будучи не согласен с договором (СНОСКА: Ibid., p. 157; Life of Admiral Keppel, vol. II, p. 403). Английские дипломаты, так же как и моряки, должны были к тому времени научиться пренебрегать видимостью при оценке действительного могущества других наций. Несмотря на это, нельзя не видеть, насколько отличалась бы оценка положения, и морального и материального, от упомянутой выше, если бы Родни пожал полные плоды победы, которой он был обязан более случаю, чем собственной заслуге, как ни неоспоримо велика она была. Письмо, опубликованное в 1809 г., — анонимное, но заключающее веские доказательства того, что оно написано сэром Гилбертом Блэйном, врачом флота, стоявшим близко к Родни, который постоянно болел в течение своего последнего крейсерства, — утверждает, что адмирал «был невысокого мнения о своей победе 12 апреля 1782 г.». Он предпочел бы основать свою репутацию на комбинациях против де Гишена 17 апреля 1780 г. и «смотрел на эту возможность победить со слабейшим флотом офицера, считавшегося им лучшим из руководителей французских морских сил, как на такую, которая, если бы не непослушание его капитанов, могла бы принести ему бессмертную славу» (СНОСКА: Naval Chronicle, vol. XXV, p. 404). Немногие исследователи будут колебаться в оценке заслуг Родни в двух указанных случаях. Судьба, однако, определила, чтобы его слава зиждилась на сражении, которое своим блеском меньше всего было обязано его личным качествам, и не дала ему достигнуть успеха там, где он более всего заслуживал его. Главное событие его жизни, в котором соединились и действительная заслуга и удача, — уничтожение флота Лангера близ мыса Сен-Винсента,— было почти предано забвению, а между тем оно потребовало проявления высочайших качеств моряка и достойно сравнения с преследованием Конфлана адмиралом Хоуком (СНОСКА: Тем не менее, молва, которая нашла свое отражение на страницах Naval Atlantis, главную заслугу приписывала Юнгу (Young), капитану флагманского корабля. Сэр Гилберт Блэйн заявил много лет спустя, что «когда солнце было уже близко к закату, поднялся вопрос о том, следует ли продолжать погоню. После некоторой дискуссии по этому вопросу между адмиралом и капитаном, при которой я присутствовал, первый вынужден был удалиться вследствие припадка подагры, и было решено продолжать идти тем же курсом, дав сигнал вступить в бой с неприятелем с подветренной стороны» (United Service Journal, 1830, Part II, p. 479)). В течение двух с половиной лет, которые прошли с тех пор, как Родни был назначен командующим флотом, он одержал несколько важных побед и, как было замечено, взял в плен французского, испанского и голландского адмиралов. «За это время он увеличил британский флот на двенадцать кораблей, отнятых им у неприятеля, и уничтожил еще пять; и что еще более отмечает его успехи, так это то, что, как тогда говорили, «???» (Ville de Paris) был единственным первоклассным кораблем, который когда-либо был взят в плен и приведен в порт командиром какой-либо нации». Несмотря на заслуги Родни, партийный дух, который был тогда силен в Англии и проник даже в армию и во флот, привел к отстранению (СНОСКА: Родни был крайним тори. Почти все другие замечательные адмиралы того времени, как Кеппель, Гоу и Баррингтон, были виги, — факт несчастливый для морского могущества Англии) его от командования вслед за падением министерства лорда Норда (Lord North). Его преемник — человек, незнакомый славе, уже отплыл, когда пришла весть о победе Родни. При расстроенном положении дел Англии в то время эта весть возбудила крайнее ликование и заставила замолчать критические суждения о некоторых сторонах прежнего поведения адмирала. Народ не был теперь в критическом настроении, и при имевшихся тогда преувеличенных сведениях о полученных результатах никто не подумал о том, что была упущена возможность достигнуть результатов еще лучших. Это впечатление долго было господствующим. Даже еще в 1830 г., когда впервые было издано жизнеописание Родни, утверждалось, «что французский флот был так сильно разбит и ослаблен победой 12 апреля, что не мог больше оспаривать у Великобритании господство на море». Это — нелепость, извинительная для 1782 г., но недостойная в условиях спокойного разбора дела в наше время. Благоприятными условиями мира Англия была обязана финансовым затруднениям Франции, а не унижению ее на море, и если имелось преувеличение в уверениях защитников мира, что Англия не смогла бы спасти Ямайку, то вероятно, что она не смогла бы возвратить силой оружия другие острова, уступленные ей обратно по мирному договору. Память о де Грассе будет всегда связана с большими заслугами его перед Америкой. Его имя — скорее, чем имя Рошамбо (Rochambeau) — напоминает о существенной помощи, оказанной Францией молодой республике, боровшейся за свое существование, как имя Лафайетта напоминает о моральной симпатии, которая пришлась так кстати. События его жизни после неудачного боя с Родни, закончившего его деятельную карьеру, не могут не представлять интереса, особенно для американских читателей. После сдачи «???» (Ville de Paris) де Грасс сопровождал английский флот и его призы на Ямайку, куда Родни удалился для исправления своих кораблей, явившись, таким образом, в качестве пленника на землю, которую намеревался завоевать. 19 мая он оставил остров, все еще в качестве пленника, для следования в Англию. Как морские офицеры, так и английский народ обходились с ним с оттенком того предупредительного и благосклонного внимания, какое легко проявляется в отношениях победителя к побежденному и которого, по крайней мере, его личная храбрость не была недостойна. Говорят, что в некоторых случаях он не отказывался показываться на балконе своих комнат в Лондоне, когда толпа требовала выхода доблестного француза. Это недостойное неуменье оценить свое истинное положение естественно возбудило негодование его соотечественников, тем более, что он был безжалостен и невоздержан в порицании поведения своих подчиненных в счастливый день 12 апреля. «Он переносит свое несчастье, — писал сэр Гилберт Блэйн, — с душевным спокойствием, сознавая, как он говорит, что исполнил свой долг... Он приписывает свою неудачу не сравнительной слабости своих сил, а гнусному бегству капитанов других кораблей, которым он дал сигнал о присоединении к нему и даже кричал им это, несмотря на что был покинут ими» (СНОСКА: Rodney's Life, vol. II, p. 242). Это был лейтмотив всех его высказываний. В письмах с английского флагманского корабля через день после боя он «обвинял большую часть своих капитанов в бедствиях этого дня. Одни не слушались его сигналов; другие, как капитаны кораблей «Лангедок» (Languedoc) и «???» (Сouronne), шедших впереди него и за ним, покинули его» (СНОСКА: Chevalier, p. 311). Он, однако, не ограничился официальными донесениями и, будучи пленником в Лондоне, издал несколько брошюр на ту же тему, которые распространил по Европе. Правительство, естественно, думая, что офицер не может так позорить свою корпорацию без достаточных оснований, решилось начать следствие и неумолимо наказать всех виновных. Капитаны кораблей «Лангедок» (Languedoc) и «???» (Сouronne) были посажены в тюрьму как только достигли Франции, и все бумаги, журналы и т. п., касающиеся этого дела, были собраны вместе. Принимая во внимание все эти обстоятельства, нечего удивляться, что по возвращении во Францию де Грасс, как он говорит, «не нашел никого, кто протянул бы ему руку» (СНОСКА: Kerguelen, Guerre Maritime de 1778. Письмо де Грасса Кергуэлену, стр. 263). Не ранее, как только в 1784 г. все обвиняемые и свидетели смогли явиться на заседание военного суда, но результатом его разбирательства было полное и самое широкое оправдание почти всех, кого обвинял де Грасс. Промахи, признанные за немногими из них, определены были как заслуживающие снисхождения и лишь весьма легкого наказания. «Несмотря на то, — осторожно замечает один французский, писатель, — нельзя не сказать вместе с судом, что пленение адмирала, командующего тридцатью линейными кораблями, представляет историческое событие, которое вызывает сожаление целой нации» (СНОСКА: Тrоude, Batailles Navales. Интересно отметить в связи с этим, что одним из кораблей, находившихся близ французского адмирала, когда тот сдавался, был «Плутон» (Pluton), который, хотя и занимал по диспозиции последнее место в арьергарде, все-таки сумел занять позицию, достойную репутации его капитана Д'Альбер де Риона (D'Albert de Rions)). Что же касается ведения сражения адмиралом, то суд нашел, что опасность, угрожавшая «???» (Zele) утром 12 апреля, не была такова, чтобы оправдать столь продолжительный спуск под ветер, что поврежденный корабль был в полосе бриза, не охватывавшей расположения английского флота в пяти милях южнее, и что этот бриз позволил «???» (Zele) придти в Басс-Терр к десяти часам утра; что бой не следовало начинать прежде, чем все корабли вошли в линию, и, наконец, что французскому флоту следовало построиться на одном галсе с английским, потому что, продолжая держать к югу, он входил в зону штилей и слабых ветров близ северной оконечности Доминики (СНОСКА: Тroude, vol. II, p. 147). Де Грасс был совсем не удовлетворен постановлением суда и оказался до того неделикатным, что написал письмо морскому министру с протестом и требованием нового следствия. Министр, получив его протест, написал ему ответ от имени короля. Упомянув о памфлетах, так широко распространенных де Грассом и сообщавших сведения, находившиеся в полном противоречии с данными на суде показаниями свидетелей, он заключил свое письмо следующими вескими словами: «Проигрыш сражения не может приписываться ошибке отдельных офицеров (СНОСКА: Т.е. командиров отдельных кораблей). Из решения суда следует, что вы позволили себе повредить неосновательными обвинениями репутации нескольких офицеров для того, чтобы снять с себя ответственность за тот несчастный результат, извинение за который вы могли бы может быть найти в сравнительной слабости бывших в вашем распоряжении сил, в непостоянстве военного счастья и в обстоятельствах, от вас не зависевших. Его величество желает верить, что вы сделали все, что могли, для предотвращения неудач того дня, но он не может отнестись снисходительно к несправедливым обвинениям, возводимым вами на тех офицеров его флота, которые совершенно оправданы по суду. Его величество, недовольный вашим поведением в этом отношении, запрещает вам являться к нему. Я передаю его приказания с сожалением и присоединяю к ним свой вам совет удалиться при таких обстоятельствах в вашу провинцию». Де Грасс умер в январе 1788 г. Его счастливый противник, награжденный пэрством и пенсией, прожил до 1792 г. Гуд был также сделан пэром и отличился в первый период войн Французской революции, возбудив восторженное восхищение Нельсона, служившего под его начальством; но резкая размолвка с адмиралтейством заставила его удалиться, прежде чем он успел свершить какой-либо новый блестящий подвиг. Он умер в 1816 г. в глубокой старости — девяноста двух лет от роду. |