| Часть шестая. Династия Мин Глава XXIII. Возрождение Китая Когда в середине XIV века власть монгольских императоров рухнула, Китай был переполнен восставшими армиями, не только штурмовавшими цитадели, но и ведшими непрерывную борьбу между собой. Эти внутренние противоречия продлили агонию династии, но когда у китайцев появился способный лидер, ее участь была предрешена. Несколько лет анархии предшествовали восхождению нового вождя, поднявшегося на вершину из самых низов общества. Основатель династии Мин Чжу Юань-чжан родился в 1328 году в бедной крестьянской семье. Он был родом из области, лежащей между реками Хуанхэ и Янцзы. Еще ребенком он лишился родителей и почти всех родственников, которые умерли от голода. Вначале он стал пастухом, а затем — буддийским монахом. Однако монастырская жизнь оказалась ему не по душе, он покинул обитель, стал нищим и, как часто водится, разбойником . В рядах бунтовщиков, начавших плодиться в то время повсюду, Чжу Юань-чжан нашел свое место. Он быстро шел в гору, пока не возглавил большой отряд, а затем, порвав со своим начальником, превратился в независимого партизанского вождя. Подобная карьера достаточно типична для всех неспокойных периодов китайской истории. Правда, Чжу Юань-чжана отличало от многих соперников умение пользоваться плодами побед и объединять подвластные ему земли в хорошо управляемые государства. Пока другие вожди разбойников метались по стране, грабя города и отнимая богатства, Чжу Юань-чжан занимал стратегически важные пункты и использовал их как опорную базу для расширения своей власти. В 1356 году он одержал решающую победу, захватив Нанкин, который стал вначале столицей его сторонников, а затем и столицей всего Китая. В те годы Чжу Юань-чжан не трогал укрепленные твердыни монголов, направив все силы на подавление своих соперников, бесчинствовавших на юго-востоке Китая. Десять лет спустя он уничтожил последнего из них, оставшись единственным претендентом на престол и признанным лидером китайского сопротивления. Теперь его успехи были быстрыми. Два года спустя, в 1368 году, после захвата всего восточного побережья от Кантона до Шаньдуна, в армии его полководца Су Да насчитывалось около четверти миллиона человек. Монгольский император не стал дожидаться их появления. Он бежал на север, оставив Китай победоносному основателю Мин. Пекин капитулировал. Потребовалось еще несколько лет войны в западных и юго-западных провинциях, пока новую династию не признали во всех частях Китая. Монголы пытались вернуть утраченную империю, но военное превосходство уже было за китайцами. В 1372 году генерал Су Да пересек Гоби, сжег Каракорум, столицу Чингисхана и дошел до северных склонов гор Яблоной в Сибири. Ни одна китайская армия прежде не заходила так далеко на север. В 1381 году монголы были выбиты и из Юннани, где они оставались в изоляции со времени основания династии. Десять лет спустя минская армия заняла Хами в Центральной Азии, чем и завершила воссоединение империи. Таким образом, впервые со времен Тан границы отодвинулись далеко на север, а в целом минская империя была обширнее любой другой предшествовавшей ей китайской империи. Ляодун (южная Манчжурия) стал частью провинции Шаньдун. Юго- западные Юннань и Гуйчжоу, лишь частично заселенные при Хань и Тан, стали полноправными областями империи, находящимися под провинциальным контролем. Хотя обширное туземное население по-прежнему сохраняло там псевдоавтономию, города и долины стали центрами китайской колонизации. Минские армии явно превосходили и монголов, и других кочевников, но императоры династии никогда не пытались установить китайское господство в Центральной Азии. Они довольствовались удержанием Хами, первого города по караванному пути, охранявшего подходы к провинции Ганьсу. Дело в том, что Великий Шелковый путь пришел в упадок, и поэтому император Мин не последовал примеру своих ханьских и танских предшественников, столетиями пытавшихся завоевать Центральную Азию. Рост значения морского пути и разорение северо-запада монголами, последствия которого видны до сих пор, обесценили Туркестан в глазах китайцев. Чжу Юань-чжан, отказавшись от внешней политики танской империи, во всех остальных отношениях открыто брал ее за образец. Управление было организовано по танской модели, и даже провинции, насколько позволяли территории и численность населения, были изменены, чтобы соответствовать десяти "дао" Тай-цзуна. В минский период утвердились многие из нынешних границ и названий провинций, хотя тогда их было лишь 15 (при манчжурах — 18). Перед войной японцы, завоевавшие Манчжурию и провозгласившие там государство Маньчжоу-го, заявляли, что эта территория никогда не была собственно китайской. Однако минская провинция Шаньдун включала в себя не только одноименный полуостров, но и территории к северу от Великой Стены от побережья Бохайского залива до Шэньяна и вплоть до границы с Кореей, проходившей по реке Ялу. Эти земли были в то время полностью заселены китайцами, минская провинция Цзинши (нынешняя Хэбэй) простиралась на север до реки Ляо. За этими исключениями несколько нынешних провинций составляют одну минскую, границы и названия их также большей частью были установлены при Мин . Практический дух административных преобразований проявился и в другом. Предыдущие династии получали имя в соответствии с древним названием той области, откуда родом был основатель, или же по названию удела, которым он (или его предок) управлял. Так Лю Бан назвал свою династию Хань, ибо в период междувластия, после падения династии Цинь он управлял эфемерным государством Хань. Первый император Тан был при династии Суй владельцем удела Тан в Шаньси. Династия Сун получила название от древнего царства Сун, находившегося в восточной части Хэнани. Другие, менее известные династии тоже следовали такой практике. Основатель Мин, бывший прежде главарем разбойников, не мог, как и его предки, похвастаться владением или уделом, поэтому, выбирая название для династии, он порвал с веками освященной "территориальной традицией" и назвал ее "Мин", что значит "светлая" . Еще одно произведенное им важное нововведение коснулось девизов правления, по которым шла датировка событий. Если ранее этот девиз менялся каждые несколько лет, то минские императоры стали сохранять его на протяжении всего царствования. Поэтому период Юн-лэ, например, полностью совпадает со временем правления императора Чэн-цзу. Ранее, с тех пор, как ханьский У-ди ввел девизы правления, дело обстояло иначе. Тем самым минские императоры возвращались к древним обычаям чжоуских ванов и Цинь Ши Хуан-ди. Такое изменение имело очевидное преимущество, ведь прежние императоры за время царствования порой меняли девизы по 5–6 раз, под каждым из которых летоисчисление начиналось заново, поэтому без математических подсчетов просто нельзя было узнать, сколько же правил тот или иной император. Впоследствии этому же новому правилу следовали и манчжуры, поэтому императоров этих двух династий чаще всего и называют по девизам правления. Общеизвестные девизы Вань-ли и Цянь-лун почти что превратились в имена собственные, и немногие вспомнят, что под первым правил император Шэнь-цзун, а под вторым — манчжурский император Гао-цзу. Девизы правления этих императоров знакомы европейцам по надписям на фарфоре, что и положило начало такому устоявшемуся, но ошибочному обычаю. Первой столицей минской династии был Нанкин, и город и сегодня таков, каким его перестроил Чжу Юань-чжан. Хотя от самого дворца сохранились лишь ворота, обозначающие место его нахождения, городская стена более двадцати миль в длину и шестьдесят футов в высоту остается самой длинной в мире. Выбирая столицей Нанкин, первый император Мин хотел, видимо, чтобы управленческий аппарат находился в части Китая, ему наиболее знакомой, из которой он сам был родом. Этот мудрый выбор, быть может, позволил бы в будущем сохранить династию, следуй его преемники такой же логике. После падения власти Сун на севере многие тысячи самых влиятельных и образованных людей бежали на юг, и север утратил свою культурную и торговую значимость. Нанкин, располагавшийся на берегу Янцзы, куда легко могли приставать лодки с данью и торговые суда, идеально подходил для управления самой населенной и богатой частью империи, ведь в силу географического положения он был защищен от нападения с севера, и в то же время не столь уж удален от северных провинций. Вышеперечисленные причины и побудили основателей Китайской Республики перенести столицу в город, выбранный Чжу Юань-чжаном. К сожалению, их проигнорировал третий минский император Юн-лэ, вновь перенесший столицу в Пекин. Это усилило основную внутреннюю слабость новой династии — все усиливающееся расхождение между Севером и Югом, и, как следствие, взаимную ненависть чиновников — выходцев из различных частей империи. Разделение империи на две половины стало более явным, чем когда бы то ни было прежде. Пока Юг не был колонизован при Тан, а затем обогащен и окультурен при Южной Сун, сколько-нибудь значительного соперничества быть не могло, ибо и культура, и власть, и население концентрировались в северных провинциях. После чжурчжэньских и монгольских завоеваний баланс нарушился. Север был разорен, а юг стал богатым и многонаселенным. Началась масштабная миграция самого "культурного" населения. На юге нашли убежище не только кантонские "хакка", но и все известные ученые кланы, на протяжении столетий управлявшие империей. Вплоть до конца Северной Сун такие фамилии, как Сыма, Сыду, Шангуань, Оуян, обозначавшие в древнюю эпоху должности, были распространены на севере и участвовали в общественной жизни. Сегодня их можно встретить только в Кантоне (Гуанчжоу). Раз эти кланы возникли в Шэньси, ясно, что предки их нынешних представителей бежали с севера. Едва ли можно встретить в Кантоне сколько-нибудь влиятельную семью, чьи предки не "пересекали Мэйлин" — горный хребет, разделяющий бассейны Янцзы и Западной реки (Сицзян). Все эти переселения большей частью происходили во время чжурчжэньского и монгольского нашествий. К воцарению Мин различия между двумя половинами империи стали уже слишком очевидными. Выходцы с юга занимали все высшие места на государственных экзаменах, в то время как северяне не были даже представлены на них пропорционально количеству населения. Неудовлетворенность такой ситуацией заставила императоров "резервировать" за северянами одну треть всех мест, вне зависимости от уровня знаний, но даже эта пропорция сама по себе весьма показательна. Перенос столицы в Пекин еще более усилил это соперничество. Юн-лэ сделал это потому, что здесь находились его владения до того, как он вступил на трон, и здесь же он находил опору и поддержку. Однако Пекин был плохим местом для столицы. Он расположен на песчаной и достаточно сухой равнине и не связан водными путями с развитыми в экономическом отношении провинциями. К тому же он находится всего в сорока милях от проходов в Великой Стене, по которым кочевники во все времена просачивались в Китай. Наконец, он расположен на крайнем северо-востоке империи и удален от основных производящих и населенных центров. Естественно, что монголы и чжурчжэни выбрали этот пограничный город столицей. Ибо они, в таком случае, оставались вблизи своих родных земель и не были окружены со всех сторон враждебно настроенным населением. Однако подобные "преимущества" для китайской династии не только не имели никакой выгоды, но, напротив, представляли серьезную опасность. К тому времени, как военная мощь империи иссякла, столица оказалась открытой для нападения. Кочевникам не нужно было совершать длительный поход в глубь Китая. Достаточно было простого пограничного набега, чтобы составить угрозу для двора и дезорганизовать управление. Поэтому минский двор был всецело поглощен пограничными проблемами в ущерб подлинным интересам империи. Деньги и войска, которые требовались на охрану незащищенной столицы, могли бы лучше пойти на надзор за провинциями. Двор, изолированный на северо-востоке, утратил понимание чувств и нужд юга и запада, которые с течением времени становились все более и более безразличны к судьбам минской династии. Положение столицы явилось одной из главных слабостей империи и главной причиной ее падения. Чжу Юань-чжан, основатель династии, правивший под девизом Хун-у, умер в 1398 году, после тридцати лет царствования, характеризовавшихся внутренней стабильностью и успешными внешними походами и увенчавшихся долгим миром. К сожалению, его старший сын и наследник умер, так и не взойдя на трон, поэтому престол перешел к его внуку Хуэй-ди, которому было лишь 16 лет. Однако власть молодого императора немедленно оспорил самый могущественный дядя, принц Янь, командовавший войсками севера и правивший в Пекине. В итоге, спустя всего поколение после основания династии, империя оказалась ввергнута в долгую и разрушительную гражданскую войну. После борьбы, шедшей с переменным успехом, поддерживавшие императора силы разбежались и войска яньского принца заняли Нанкин (1402 год).Поначалу считалось, что молодой император погиб в пылающем дворце, однако позднее стало известно, что Хуэй-ди, переодевшись буддийским монахом, бежал из города в сопровождении горстки сторонников. Несмотря на все усилия, яньскому принцу, ставшему императором , не удалось поймать беглеца — нищего монаха, странствующего по всему Китаю. Лишь много лет спустя, в 1441 году, он был опознан, арестован и отправлен в Пекин. В это время на троне сидел Ин-цзун, правнук Чэн-цзу. Старый евнух узнал в монахе бывшего императора, которому, чтобы замять дело, позволили тихо дожить до конца дней в Пекине. Недостатки Пекина как столицы в правление Чэн-цзу не были столь очевидны. Сам он — опытный и способный воин — долгие годы воевал с монголами. Он всегда был готов лично принять командование, если со стороны кочевников возникала какая- нибудь угроза, и совершил много походов во Внешнюю Монголию, доходя до Сибири. При нем вопрос о возможности вторжения кочевников в Китай попросту не стоял, ибо китайская военная мощь оставалась непревзойденной. Однако минская империя благополучно избежала опасности, которая подвергла бы тяжелому испытанию военные таланты Чэн-цзу. Тимур, великий покоритель Азии, сокрушивший Иран и взявший в плен османского султана, в 1404 году выступил в поход на Китай. Ни одному государству или городу не удавалось выстоять против него. Его армии наводили ужас на Западную Азию, а его имя гремело по Европе. Что бы случилось, если бы армия Чэн-цзу столкнулась с могущественным Тимуром, — на этот вопрос история не дала ответа, ибо в походе Тимур умер. Это событие даже не упомянуто китайцами, которые, похоже, остались в счастливом неведении относительно столь близко подходившей к ним беды. Система управления минской династии моделировалась по танскому образцу и после переноса столицы, однако в некоторых отношениях она не достигла танского уровня. То, что люди обращались за примерами к Тан, а не к Сун — последней великой китайской династии, вообще характерно для Мин. Династия Сун оставалась мирной, и ее невоинственная политика позволила варварам завоевать Китай. Тан, напротив, была державой-покорительницей, утверждавшей свою власть далеко за пределами Китая. Первые минские императоры, сами воины, не любили правивших сунской империей пацифистов, оставлявших в руках завоевателей исконно китайские земли. К сожалению, минские правители отказались не только от сунского миролюбия, но и от тех ограничений, которые характеризовали внутреннее управление при Сун. Монгольское завоевание оставило в качестве наследства варварские способы ведения войны и политики. При Мин отношение к восставшим, заговорщикам и врагам стало более жестоким и фактически вернулось к варварству древней эпохи. Сунский пацифизм был дискредитирован нашествием кочевников, в равной степени забыли и о сунском гуманизме. Тем не менее, хотя управление при Мин было излишне суровым, в чем проявилась сознательная ориентация на древние образцы, это не оправдывает порой возлагаемые на династию обвинения в реакции и стагнации. Очевидно, что в минскую эпоху китайская цивилизация впервые стала отставать от общемирового, особенно европейского прогресса, но это скорее обусловлено быстрым скачком Запада, чем застоем в Китае. Цивилизация, о которой поведал Европе возвратившийся из Китая спустя несколько лет после падения Сун Марко Поло, превосходила западную во всех отношениях. Ко времени падения Мин в 1644 году Европа совершила значительный рывок вперед, особенно в том, что касалось науки, навигации и знаний о других частях света. Китай же оставался замкнутым и поглощенным самим собой, более изолированным от мира, чем при Тан. И несмотря на это, обе цивилизации находились на одном этапе исторического развития, и минская династия, в свою очередь, внесла весьма ценный вклад в национальную культуру. Минской эпохе суждено было ждать признания — отчасти от того, что ее гений не был очевиден для западных исследователей, а отчасти потому, что доминировавшее конфуцианство игнорировало народные искусство и литературу. В таких областях, как поэзия, философия и живопись, — искусствах, в которых преуспели предшествующие династии, минская эпоха ограничивалась лишь подражанием. Эти традиционные искусства обрели уже утвердившиеся в веках стандарты и формы, и раз они были признаны как ортодоксальные художественные и интеллектуальные течения, они стали уделом ученых. Подлинно минский гений проявился в необычных искусствах, таких, как драма, и особенно в создании совершенно нового литературного жанра — прозаического романа. При Мин также совершенствовалось искусство керамики и появилась прекрасная архитектурная школа. Правление Чэн-цзу, несмотря на ведшиеся лично императором пограничные войны, было отмечено строительством городских стен и укреплений. Мощные и высокие стены являлись отличительной чертой каждого, даже небольшого города в начале Мин. Да и сама Великая Стена, особенно в своей восточной части, была восстановлена при Мин, ибо прежняя за столетие господства кочевников пришла в полный упадок, ведь тогда надобности в ней просто не существовало. Построенные Чэн-цзу Пекин с его дворцами являются самым ярким свидетельством его власти и уровня цивилизации. Город фактически построили заново, ибо монгольская столица была столь значительно переделана, что от прежних стен осталась лишь небольшая часть да Башня Колокола. Основатель Пекина умер в 1425 году, возвращаясь из похода во Внешнюю Монголию. Его сын и преемник Жэнь-цзун был болен и умер в том же году, процарствовав всего десять месяцев. Трон перешел к внуку Чэн-цзу, Сюань-цзуну, правившему под девизом Сюань-дэ 11 лет. Таким образом, всего двенадцать лет спустя после смерти Чэн-цзу на престол взошел его правнук Ин-цзун, которому было лишь восемь лет. Такая быстрая смена правителей ни династии, ни Китаю не принесла ничего хорошего. Череда краткосрочных правлений всегда опасна для автократического государства, ибо препятствует постоянству политики, если же она еще усугубляется регентством при малолетнем императоре, то напастей не избежать. Регентство при Ин-цзуне осуществляла императрица, и евнухи не замедлили напомнить о себе. Император рос во дворце, окруженный утонченным и изысканным этикетом, попросту изолировавшим его от обычных контактов с людьми. Неизбежно он попадал под влияние своих самых близких слуг — евнухов. Когда император повзрослел, он, начиная с 1443 года, стал полностью доверять одному из своих фаворитов Ван Цзиню, власть которого была практически неограниченной. Семь лет спустя (1450 год) евнух, желая оказать честь семье и показать в родных местах свою власть, убедил императора отправить экспедицию к границе с Монголией, куда вторгся один из монгольских вождей, а по пути пройти через родной город Ван Цзиня Хуайлай, где он мог бы принять императора в своем доме. Император не только согласился на эту бессмысленную экспедицию, но и назначил Ван Цзиня главнокомандующим. Евнух не имел ни опыта ведения войны, ни умения командовать войсками, и его назначение было воспринято старыми и закаленными в битвах при императоре Чэн-цзу полководцами как оскорбление. Кампания была обречена на провал с самого начала. Невзирая на советы командиров, имевших опыт пограничной службы, Ван Цзинь позволил атаковать свою армию, лишенную воды и провизии. Наконец, продолжая лелеять план о приеме императора в своем доме, он отложил ради этого отступление, и вся китайская армия была окружена около Хуайлая, города в 50 милях к северо-западу от Пекина. С этим поражением минское превосходство над монголами кончилось. Император был взят в плен, а евнух Ван Цзинь и все опытные полководцы убиты. Сам Ин-цзун, по крайней мере, проявил в безвыходной ситуации подобающее его положению мужество. Предводитель монголов нашел его сидящим в безмятежном спокойствии на ковре посреди убитых телохранителей. Его увезли в Монголию, но с ним хорошо обращались и позднее освободили. Однако победа монголов была случайностью, произошедшей вследствие глупости командующего. У них не доставало сил воспользоваться преимуществом. Они дошли до ворот Пекина, но быстро были выбиты обратно спешно набранными в соседних провинциях китайскими войсками. Несколько лет спустя, когда на трон взошел другой император, монголы освободили Ин-цзуна, который перестал быть ценным пленником. Судьба благоволила ему, и когда новый император заболел, он вновь взошел на трон благодаря заговору министров и генералов. Похоже, он обладал даром завоевывать людей, ибо и среди своих монгольских пленителей он приобрел преданных и близких друзей. Его второе правление под девизом Тянь-шунь продолжалось до 1465 года. Хотя непосредственные итоги поражения при Хуайлай оказались не столь плачевными, как можно было бы ожидать, это событие стало поворотной точкой в истории Мин. Эпоха китайского военного превосходства закончилась, и впредь минская империя лишь защищала северные границы, причем оборона все слабела и слабела. В течение последней трети XV века при императорах Сянь-цзуне и Сяо-цзуне империя еще сохраняла способность успешно защищать границы, но уже к началу XVI века стало ясно, что двор теряет и престиж, и власть. При императоре У-цзуне (1505–1520), взошедшем на престол в возрасте пятнадцати лет, евнухи, чье влияние было подорвано разгромом при Хуайлай, вновь прибрали власть к рукам. Как и при Хань, начались беспокойства и восстания в провинциях. Большую часть евнухов составляли выходцы с севера, и им не было никакого дела до южных провинций, которые не имели возможности заявить двору о своем недовольстве. Добравшись до власти, евнухи, как и тринадцать столетий ранее, при Хань, пользовались ею исключительно с целью личного обогащения. Должности давались тем, кто предлагал больше, и могли быть сохранены только при выплате ежегодной мзды. Чтобы удовлетворить все возраставшую алчность евнухов, чиновники вынуждены были увеличить налоги и усилить давление на провинции. Император У-цзун, весьма эксцентричный и любивший, переодевшись, слоняться туда- сюда, которого не так легко было убедить исполнять свои обязанности должным образом, не был таким уж неспособным и беспомощным правителем. Возможно, он и остановил бы зло, если бы понял исходящую от евнухов опасность. Однако, отрезанный от иных источников информации, он подозревал в кознях тех, кто обвинял евнухов в злоупотреблениях. Тем не менее, когда доказательства были представлены, он решился действовать. Падение евнуха Лю Цзиня в 1510 году обнажило всю пронизывающую империю коррупцию. Вся его собственность была конфискована в пользу государства. Ее стоимость составляла 251 583 600 унций серебра. Кроме того, у него нашли множество не оправленных драгоценных камней, два комплекта доспехов из чистого золота, 500 золотых тарелок, 3 000 золотых колец и брошей, а также 4 062 пояса, украшенных драгоценными камнями. В эту опись не вошел его дворец в Пекине, который, по описанию, был великолепнее императорского. Лю Цзинь, как и все евнухи, вышел из бедной и низкой семьи. И все это богатство он приобрел за время службы при дворе, естественно, за государственный счет. При двух долгих правлениях Ши-цзуна (1520–1566) и Шэнь-цзуна (1572–1620) в империи в целом царил порядок, в первую очередь благодаря способным министрам Ян Дин-хэ и Чжан Гу-цзину. Восстания на западе, беспокоившие страну при У-цзуне, были подавлены, однако границы и побережье подвергались набегам новых врагов. Северные кочевники постоянно нарушали спокойствие и однажды даже появились под стенами Пекина (1550 год), а японские пираты грабили юго-восточное побережье, захватывая пленников с целью получения выкупа. Эти экспедиции превратились в целую индустрию, в которую знать Южной Японии вкладывала деньги и получала огромные барыши. Столкновение с Японией произошло и в Корее, куда регент Хидэёси вторгся в 1592 году. Корея обратилась к Китаю, как своему сюзерену, за помощью, и минский двор послал армию с приказом сбросить японцев в море. Началась шестилетняя война, в которой китайцев, после первых успехов, преследовали неудачи. На полуостров отправлялись войска из всех районов империи; огромные средства тратились на борьбу, от которой Китай так ничего и не получил. Когда, наконец, смерть Хидэёси заставила японцев покинуть Корею, минский двор мог поздравить себя с пирровой победой, ибо война настолько истощила силы империи, что сделала ее беззащитной перед внешними и внутренними врагами. В 1618 году манчжурские племена основали свое государство в провинции Гирин (Цзилинь) и начали опустошать китайскую провинцию Ляодун. Все последующие годы силы и средства минской династии были сосредоточены на противостоянии манчжурам, что отвлекало внимание двора от внутренних беспорядков. Едва ли манчжуры смогли когда-нибудь завоевать сколь-нибудь значительную часть Китая, если бы минская династия не была уничтожена крестьянской войной, что, в свою очередь, в немалой степени стало возможным вследствие удаленности столицы. Постепенно манчжуры завоевали весь Ляодун (1629 год), однако их дальнейшее продвижение сдерживала Великая Стена. Минская династия погибла в пламени восстания, начавшегося из-за беспредела евнухов и, как следствие, ужесточения гнета в провинциях. Вождем этого восстания стал Ли Цзы-чэн, выходец из Шэньси. После нескольких лет борьбы он в 1640 году завладел Хэнанью, а затем, быстро захватив Шэньси и Шаньси, обрушился на Пекин с северо-запада. В 1644 году его армия появилась под стенами столицы. Защита города, недальновидно порученная евнухам, провалилась, и последний минский император Сы-цзун повесился в Императорском парке. Однако манчжуры пришли в Китай лишь после падения Пекина. Китайский генерал У Сань-гуй, охранявший северные проходы, отказался признать Ли Цзы-чэна императором и попросил манчжуров помочь ему отбить Пекин. Но манчжуры сами остались в Китае, пока У Сань-гуй гнал распавшуюся и разбитую армию повстанцев на запад, откуда они и пришли. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Чжу Юань-чжан стал одним из лидеров мессианской секты "Мин цзяо" ("Учение Света"), буддо-манихейского характера, ожидавшей прихода мессии — Царя Света (мин ван). Отсюда и название основанной им династии Мин — "светлая", "сияющая", "просвещенная". — Прим. ред. 2 Так, Шэньси в минские времена включала в себя Ганьсу; Цзянсу и Аньхой были объединены в провинции Нанкин, а Хунань и Хубэй — в провинции Хугуан. 3 Впервые эту традицию нарушили предшественники Мин, монголы, назвавшие свою династию "Юань" ("Первоначальная", "Первозданная"). — Прим. ред. 4 Принц Янь — третий император Мин; именно он построил Запретный город в Пекине. Его гробница — главная из находящихся недалеко от города минских усыпальниц; он правил под девизом "Юн-лэ", храмовое имя — Чэн-цзу. 5 Первый девиз правления Ин-цзуна был Чжэн-тун. — Прим. ред. |