ENOTH DESIGN

П. Сойер. Викинги

Глава 2
Письменные источники

Наиболее важными письменными свидетельствами, относящимися к эпохе викингов, являются не скандинавские, а христианские и мусульманские источники. Из скандинавских произведений письменности того времени до наших дней сохранились только рунические надписи, и лишь немногие их них принадлежат периоду до одиннадцатого века. Предания о викингах были впервые записаны долгое время спустя после обращения Скандинавии в христианство и сохранились в таких текстах, как средневековые исландские саги, которые, в качестве источников, гораздо более ценны для периода своего написания, чем для эпохи викингов. К счастью для историка, скандинавы входили в соприкосновение с другими, более грамотными обществами, и западноевропейские литературные памятники являются особенно ценными источниками информации об их деятельности и той реакции, которую она встречала. В Россию, как и в Скандинавию, искусство письма пришло вслед за принятием христианства, и первая русская летопись была составлена только в одиннадцатом веке; но, к счастью, для девятого и десятого веков имеются византийские и, что еще важнее, мусульманские источники, упоминающие о присутствии скандинавов на Востоке. Мусульманские источники ценны еще и тем, что дают информацию о набегах викингов на Испанию.

Пользоваться этими источниками непросто. Самая очевидная трудность связана с тем, что они написаны на огромном множестве языков - скандинавском, ирландском, английском, латыни, русском, греческом, персидском и арабском. Кроме того, существуют и текстуальные проблемы, которых никогда нельзя избежать, имея дело с письменными материалами. При переписывании произведение может претерпевать изменения, либо по ошибке, либо в результате намеренных пропусков или вставок, и зачастую, когда, пройдя через множество рук, тексты сохраняются только в позднейших копиях, бывает трудно, если не сказать невозможно, определить, что же в них было сказано первоначально. Некоторые тексты, вроде уже упоминавшейся русской летописи одиннадцатого века или исландских саг двенадцатого и тринадцатого веков, были составлены поздно, и в таких произведениях поиск верных ключей к эпохе викингов в толще искаженных и полузабытых преданий и художественного вымысла - сложное и запутанное дело. Следовательно, интерпретация письменных свидетельств об эпохе викингов - это трудная работа, требующая таких же специальных технологий, как и те, что необходимы для осмысления свидетельств археологии, нумизматики и топонимии, сложность которых еще более очевидна. Делать акцент на этих трудностях необходимо, потому что их очень легко упустить из виду. Смысл хроник, саг и даже хартий часто кажется самоочевидным, и, пользуясь печатными текстами, а иногда и в переводе, очень просто забыть, что основой для них являются рукописи, которые и сами почти всегда представляют собой копии, если не копии копий, и при их передаче возникало множество возможностей для пропусков и добавлений, и далеко не все они были упущены. Каждый раз, когда делается копия, могут происходить ошибки. Более того, будучи в восторге от древности источника или от красочных подробностей, которые он в состоянии подарить, очень просто забыть, что он был написан с некоторой целью. Все те письменные источники, на которые мы опираемся, были созданы с неким замыслом, если только это не было пустое времяпрепровождение, и одна из самых важных частей работы историка заключается в том, чтобы определить, каким он был: если цель писателя не понята, его слова могут легко ввести в заблуждение.

Иллюстрации к этим тривиальным правилам исторического расследования удобно и полезно поискать в Англосаксонской хронике, которая во многих отношениях превосходит все летописи, относящихся к эпохе викингов, что парадоксально, ибо в том, что касается переломных периодов правления Альфреда и его сына Эдуарда, она совершенно непохожа ни на какие другие. Хронисты обычно не были историками; составление истории, изучение и прослеживание процессов, очевидцами которых они являлись, или которые они желали объяснить, не было их задачей. Она состояла, скорее, в том, чтобы расставить в прошлом ряд вех. Средневековые хронисты почти всегда входили в религиозные общины и писали для того, чтобы помочь своим собратьям различать прошедшие годы путем фиксации важных событий. Такие хроники служили коллективной памятью общины. Восшествие на трон нового короля, смерть епископа или аббата, набег викингов, знамение на небе, или сырое лето - достойным внимания считалось все. По словам Чарльза Пламмера, «то, что нам представляется убогим и бессодержательным высказыванием, для них было текстом, пригодным для развлечения зимними вечерами»¹. В отборе важных или памятных событий хронисты, естественно, выдавали собственные интересы и заботы. Их произведения ценны не только тем, что воспроизводят события, - вдобавок, они рассказывают о том, какие события выбирались для фиксации: то, что хронисты оставили за кадром, если только это можно узнать, не менее интересно, чем записанное. Англосаксонская хроника за периоды правления Альфреда и его сына Эдуарда особенно любопытна именно в этом отношении, поскольку автор явно сосредоточил внимание почти исключительно на датских грабителях. Большинство хронистов этого времени, каковы бы ни были их частные интересы, упоминают о широком спектре событий; но Англосаксонская хроника этого не делает. С 865 по 920 г. в ней мало, что можно обнаружить, кроме сообщений о борьбе западно-саксонских правителей против скандинавов. Это обеспечивает ей особое место в ряду современных ей произведений.

В действительности, Англосаксонская хроника на местном языке существует в четырех вариантах, которые сохранились в семи рукописях². Другие версии, существовавшие в прошлом, были утрачены и теперь известны только благодаря тому, как ими пользовались другие писатели. Все они основывались на компиляции, созданной в конце девятого века где-то в западной части Уэссекса. Первоначально считалось, что ее составителем был сам король Альфред, но теперь это уже не является общепринятым мнением, хотя он вполне мог способствовать ее появлению. В его время было сделано несколько списков этой хроники, и, к счастью, одна из них сохранилась, это «Хроника Паркера», названная так в честь прежнего владельца. В этой рукописи все записи вплоть до 891 г. сделаны одним писцом, и у нас нет палеографических причин сомневаться в том, что от этой даты его отделяло не более одного поколения. Другие версии этой основной хроники девятого века являются позднейшими копиями, но все они восходят к одному оригиналу, который, вероятно, включал и запись за 892 г., хотя в Хронике Паркера она была добавлена другим писцом. В этом оригинале почти все записи между 756 и 842 гг. сдвинуты на два или три года вперед, эта хронологическая неувязка имеет огромное значение для текстуальной истории хроники, но в то же время является питательной средой для ошибок.

Несмотря на ее древность, в Хронике Паркера имеется, по крайней мере, одна крупная ошибка, которую разделяет с ней почти все остальные версии³. В записи за 885 г. она описывает прибытие армии викингов в Рочестер, «где они осадили город и окружили себя другими укреплениями. И все равно англичане защищали город, пока король Альфред не подошел со своей армией. Тогда неприятели отошли к своим кораблям и оставили свои укрепления, и там они лишились своих коней, и немедленно тем же самым летом они отправились назад через море. В том же году король Альфред отправил флот из Кента в Восточную Англию...». Все прочие версии кроме одной согласны с вышесказанным. Исключение составляет латинский перевод, сделанный в конце десятого века западно-саксонским аристократом по имени Этельвирд. К несчастью, латынь Этельвирда, нигде не отличающаяся ясностью, в этом месте переводу не поддается, но можно понять, что он использовал вариант хроники, в котором было два предложения, оканчивающихся на фразу «отправились назад через море». В той версии, от которой происходят все копии, кроме Этельвирдовой, писец, должно быть, пропустил второе предложение; после того, как он написал первое «отправились назад через море», его взгляд перескочил на то место, где эта фраза встречалась во второй раз, и с нее-то он и продолжил копирование. Это обычная ошибка переписчиков. Перевод Этельвирда наталкивает на мысль о том, что некоторые из участников набега не сразу вернулись на континент, а пришли к некоему соглашению с Альфредом, которое затем нарушили. Прежде чем, в свою очередь, «отправиться назад через море», они дважды совершили вылазки к югу от Темзы, а также стояли лагерем в Бенфлите на побережье Эссекса, где несколькими годами позже находилась другая база викингов. Утрата этого отрывка объясняет то, почему хроника продолжается рассказом о нападении войск Альфреда на Восточную Англию. Пропуск этого предложения, о котором, не будь версии Этельвирда, узнать было бы невозможно, говорит о том, что само по себе обладание ранней копией текста еще не является гарантией точной передачи оригинала. Когда бы ни создавалась копия, ошибки возможны всегда. Опасность того, что эти ошибки могут остаться незамеченными, становится гораздо большей, когда до наших дней доходит только одна версия, и, особенно, когда она является результатом многократного переписывания. Даже в сохранившихся вариантах Англосаксонской хроники могут быть одинаковые пропуски, которые невозможно обнаружить, но само наличие стольких версий дает основание для некоторой уверенности в том, что, в общем и целом, полный текст хроники, составленной в правление Альфреда, сохранился.

Его составитель, вероятно, работал в 892 г. и его можно считать современником и очевидцем событий, имевших место в течение предшествующих двадцати пяти лет⁴. По-видимому, он обладал чрезвычайно подробными сведениями о событиях после 865 г., так как, начиная с этой даты, каждому году соответствует своя запись, но, рассказывая о периоде до 865 г., он, видимо, опирался на хранившиеся в его памяти предания или более ранние компиляции. Датские нападения на Англию начались в 835 г., и вполне понятно, как важно представлять себе, насколько надежна эта хроника конца девятого века в том, что касается середины того же столетия. Если в 892 г. составитель руководствовался лишь воспоминаниями, его рассказ о событиях между 835 и 865 гг. не могут заслуживать особого доверия, но если он располагал более ранними анналами, быть может, даже того самого времени, то в отношении этих годов его работа делается гораздо более достоверной. Разумеется, у нас нет возможности с точностью определить источники, которыми пользовался составитель, но представляется весьма вероятным, что для периода примерно до 842 г. он обращался к более ранним летописям, а после 842 г. полагался на собственную память⁵. Первым признаком того, что после 842-843 г. у составителя изменились источники, является то, что почти каждому из двадцати лет до этой даты соответствует своя летописная статья - между 821 и 843 гг. пропущены только 822, 826 и 828 гг. - но между 843 и 865 гг. этих записей всего пять. Другой заключается в том, что в 892 г. составитель считал началом года 25 сентября, а в первой половине века имеются летописные статьи, относящиеся к годам, которые, по-видимому, исчислялись с Рождества. Хронологический сдвиг в два-три года, о котором уже упоминалось, заканчивается в 842 г., и это также предполагает, что примерно в это время в характере источника, которым пользовался составитель, произошла некая перемена. Основанием для того, чтобы отнести это изменение к 842, а не 843 г., является то, что запись, относящаяся к последнему году, крайне подозрительна. Она гласит: «В этом году король Этельвульф сражался с командами 35 судов в Кархэмптоне [в Сомерсете, на берегу Бристольского залива], и даны овладели полем боя». Это выглядит подозрительно, как повторение записи за 836 г.: «В этом году король Эгберт сражался с командами 35 судов [в некоторых версиях 25] в Кархэмптоне, и там было великое кровопролитие, и даны овладели полем боя». Конечно, нет ничего невозможного в том, что в 843 г. Этельвульф потерпел поражение от данов вблизи Кархэмптона, но нехарактерное буквальное совпадение между этими двумя летописными статьями и тот факт, что примерно в это время источники у составителя, видимо, изменились, означают, что рассказ о 843 г. больше зависит от записи за 836 г., чем от воспоминаний о событиях 843 года.

Следовательно, для середины девятого века, с 843 по 865 гг., эта хроника является менее ценным источником, чем для периодов до и после этого промежутка, и именно в отношении него особенно полезным дополнением к ней являются анналы, составленные на континенте. Это, разумеется, не означает, что записи с 843 по 865 г. бесполезны; зафиксированные в них события, похоже, хорошо сохранились в памяти составителя, но в течение этих лет повествование хроники о нападениях не так исчерпывающе, а приводимые ею подробности заслуживают меньшего доверия. Из этого не следует, что нужно поставить под вопрос победу англичан при Аклее в 851 г., но размер флота нападавшей стороны, указываемый хроникой, является как раз такой деталью, которая за последующие сорок лет вполне могла оказаться раздутой, а, значит, утверждение о том, что кораблей было 350, стоит воспринимать даже менее серьезно, чем если бы эта оценка принадлежала современнику описываемых событий.

Первые нападения викингов произошли за век до составления хроники, и хотя западно-саксонские источники для этого периода, когда доминирующей силой являлось королевство Мерсия, по-видимому, не отличались полнотой, они, очевидно, включали подробный отчет о первой атаке на Уэссекс. Этот рассказ хроники можно сопоставить с версией Этельвирда, сохранившей ряд интересных деталей:

Хроника

789 В этом году король Бритрик женился на Идбер, дочери Оффы. И в его дни впервые пришли три корабля северных людей [по некоторым версиям - из Хэрталанда], и тогда главный магистрат прибыл к ним и пожелал силой препроводить их к королю, ибо он не знал, кто они были; и они убили его. Это были первые корабли датских людей, которые подошли к земле англичан.

Этельвирд

Когда благочестивейший король Бритрик правил западными частями Англии... К берегу неожиданно подошел маленький флот данов, состоявший из трех быстроходных кораблей (dromones), и это было их первое появление. Услышав об этом, королевский чиновник (exactor), в то время находившийся в городе под названием Дорчестер, вскочил на своего коня и с несколькими людьми поспешил в порт, думая, что они торговцы (negotiatores), а не враги, и, обратившись к ним с высокомерием, он приказал им отправиться в королевскую резиденцию, но был убит ими вместе со своими спутниками. Имя этого чиновника было Бидухирд.

Должно быть, первое нападение викингов на Уэссекс было заметным событием, которое надолго осталось в памяти, но едва ли, сообщая эти подробности, хронист опирался на одну лишь устную традицию. В основе этой записи должны были лежать какие-то письменные повествования, но маловероятно, чтобы это были анналы, иначе, вместо общего указания на правление короля Бритрика, правившего Уэссексом в 786-802 гг., была бы указана дата нападения. Фактически, этот источник мог быть литературным, а не летописным, например, поэмой.

Составитель «Альфредовой» хроники уделял нападениям викингов особое внимание. С 865 по 887 гг. все его записи, по большей части, посвящены викингам, нередко вплоть до отказа от всех прочих тем, и в этот период все они, за одним-единственным исключением, начинаются с сообщения о передвижениях того, что хронист явно рассматривал как основную силу викингов. Год за годом эти вводные слова почти тождественны, Her for se here, Her rad se here, Her cuom se here, «В этом году here (Староанглийское слово, которое часто переводится как «армия», «военная сила», использовалось, в основном, для датских агрессоров), ушла, плавала, пришла». В отношении некоторых годов хронист об Англии не сообщает ничего, но с тревогой и тщанием прослеживает перемещения here на континенте, откуда ей предстояло переправиться в Англию в 892 году. Его повышенное внимание к этой конкретной here должно означать, что ко времени составления этой части хроники, вражеская армия уже добралась до Англии. В самом деле, как кажется, цель хроники состояла в том, чтобы обеспечить это вторжение предысторией, а затем рассказать о борьбе Альфреда против агрессоров после 892 года. Задача, стоявшая перед составителем, не только сказывалась на выборе событий его собственного времени, но и обуславливала его отношение к более ранним анналам. Между 835 г., когда впервые сообщается о нападении данов, и 842 г. записей всего семь, и все они, кроме одной, уделяют внимание атакам викингов, а в пяти из них не говорится ни о чем другом. И дело не только в том, что нападения отмечаются особенно скрупулезно, а в том, что другие темы, которые обычно находят отражение в хрониках, здесь, видимо, остались за кадром. Так, за первые тридцать пять лет девятого века имеется пять статей, сообщающих о смерти церковных иерархов, а между 835 и 900 гг. их только четыре. Как только составитель, писавший в 892 г., дошел до времени, когда даны стали регулярно наведываться в Англию, он полностью сосредоточился на них. С его точки зрения одни только даны были достойны пристального внимания, и, отбирая события из более ранних анналов, он, по-видимому, опустил многое из того, что, для него, не имело отношения к делу.

Это сужение сферы интереса, эта специализация составителя делает его работу особенно ценным источником для изучения деятельности викингов, но в этом же проявляется и тенденция к преувеличению значимости последней. Именно потому, что, учитывая задачу составителя, викинги были чуть ли не единственной интересной темой, не следует делать вывод о том, что его взгляды разделяли все его современники. Особое внимание к нападениям викингов и отсутствие упоминаний о раздорах между англичанами, хотя в анналах до 835 г. они занимали важное место, сильно исказили картину девятого века. Фактически, хроника стремится показать, что после этого года англичане жили в мире друг с другом - тем более разительным в результате выглядит их контраст с жестокими викингами.

Англосаксонская хроника необычна во всех отношениях, особенно в том, что после 835 г. в ней нет никаких упоминаний о разрушении или даже ограблении монастырей. Источники этого времени, составленные в Ирландии или в материковой Европе, полны сообщений о нападениях викингов на церкви и монастыри, но в английской хронике за девятый век единственная запись такого рода является интерполяцией двенадцатого столетия в копию, сделанную в Питерборо, и утверждает, что даны «уничтожали все монастыри, в которые приходили», и далее: «В то же самое время [870] они пришли в Питерборо, сожгли и уничтожили его, убили аббата и монахов и всех, кого там нашли, и превратили его в ничто, тогда как раньше он был очень влиятельным». Если это сообщение правдиво, то очень странно, что более ранние версии ничего не говорят о подобных разрушениях. Хронист рассказывает о передвижении армий, битвах, а иногда о грабежах вообще, но специальных упоминаний о разрушении или разорении монастырей и церквей нет. На основании вышесказанного представляется, что аудитория, для которой предназначалась хроника, была, скорее, светской, чем церковной. Разумеется, ее составитель был христианином, и он радуется обращению некоторых участников нападений, но, по-видимому, его внимание принадлежало Церкви в меньшей степени, чем западно-саксонскому королевству и его правящей династии. Если хроника является коллективной памятью общины, то, должно быть, совокупность людей, для которой в 892 г. была составлена Англосаксонская хроника, отличалась большим своеобразием. Фактически, кажется, что она была сочинением пропагандистского толка, имевшим целью напомнить людям о том, что только западные саксы оказывали успешное сопротивление захватчикам⁶. Достижения Этельвульфа и его сыновей восхваляются снова и снова, и в то же время всячески подчеркиваются неудачи мерсийцев. Это произведение династической пропаганды, созданное во время тяжелого кризиса, когда из Булони в Англию прибыла великая here.

С компиляции 892 г. несколько раз делались копии, и, возможно, они как-то распространялись, хотя и неизвестно где. Иногда считают, что эти копии посылались в монастыри или кафедральные церкви, но этому нет подтверждений, и, действительно, светский характер хроники и ее старейших продолжений опровергают такое допущение. Если бы сохранившиеся копии были отправлены в религиозные учреждения, то отсутствие записей, представляющих чисто внутренний интерес, было бы просто удивительным. Правда, некоторые списки в течение многих лет оставались без изменений, и в том числе, безусловно, версия, к которой, в конечном счете, восходит хроника Питерборо, но прочие продолжались и после 892 года. Примечательной чертой этих продолжений является то, что в различных списках они оказываются почти тождественными, и объяснением этому согласию должно быть то, что все они опираются на один общий источник, в котором, по-видимому, получила дальнейшее развитие история и задачи составителя 892 года. Записи за годы, непосредственно следующие за 892 г., посвящены исключительно кампаниям против here, прибывшей в Англию в этом году, той самой here, к которой было приковано столь пристальное внимание составителя, и чье появление в Англии, похоже, и было поводом к составлению всего произведения. Только после того, как летом 896 г. она раскололась, хроника обращается к другим темам, и под 897 г. впервые за много лет значится запись нормального для анналов типа: «В этом году, за девять дней до середины лета Этельхельм, ольдермен Вилтшира, умер; в этом году умер и Хихстан, который был епископом Лондонским». За этим следует пропуск в три года без всяких записей. Выглядит это так, будто поражение here в 896 г. означало, что непосредственная задача хрониста выполнена. Кроме того, это говорит о том, что, кто бы ни был автором оригинальной компиляции 892 г., ему же, возможно, принадлежат и статьи нескольких последующих лет. Правда, существует предположение, что это продолжение было создано и опубликовано «в официальном порядке», но у него подтверждений не больше, чем у гипотезы об «официальном» источнике основной хроники. Кто бы ни стоял за этим, рассказ о военных действиях против агрессоров в 892 г. делает Англосаксонскую хронику одним из самых примечательных источников по эпохе викингов, какие только есть в нашем распоряжении. Она составляется именно в эти годы и предстает как живой и подробный рассказ о тщательно продуманных военных кампаниях, вышедший из-под пера человека, который сам находился в гуще событий и, когда в 896 г. here распалась, смог написать: «милостью Божией here в целом не причинила английскому народу больших несчастий».

Облегчение, которое хронист испытывает в 896 г. очевидно, но и после распада here значительная часть Англии оставалась под владычеством скандинавов, которые по-прежнему представляли серьезную угрозу для Уэссекса. Именно против этих датчан дети Альфреда, Эдуард и Этельфледа, провели в начале десятого века ряд кампаний, и три версии хроники за 900-914 гг. описывают их в одинаковых выражениях. Источник у этих трех версий, вероятно, был тот же самый, что и у записей, относящихся к периоду сразу после 892 г., и, без сомнения, они были написаны с той же целью - возвеличить победоносную западно-саксонскую династию. В 915-920 гг. летопись пополняется только в одной из сохранившихся версий, Хронике Паркера. После этого времени ни одна из хроник не отличается ни полнотой, ни подробностью, и между ними появляется множество расхождений, которые иногда выдают, где именно велась та или иная летопись. Например, запись за 931 г. в Хронике Паркера наводит на мысль о том, что она в то время составлялась в Винчестере: «В этом году 29 мая Бирнстан был рукоположен во епископа Винчестера, и он правил своим епископством два с половиной года». Во всех остальных хрониках, продолжавших пополняться в этот период, подобные сведения отсутствуют, что указывает на Винчестер, как на родину этой версии. Точно также, еще один вариант хроники, по-видимому, тяготеет к Йорку, а веком позже появляются явные признаки того, что третья версия составлялась в Абингдоне. Определению центров, где получали продолжение различные версии хроники, препятствует скудость, присущая им всем в середине десятого века. В течение примерно шестидесяти лет после 920 г. ни одна из них не отличается ни полнотой, ни детальностью, и во всех трех имеются пропуски, в течение которых записи не ведутся. Существует несколько мастерски написанных летописных статей, таких, как рассказ о победе Ательстана над союзом скандинавов и других его противников при Брюнанбурге, который встречается во всех трех версиях почти в одинаковых выражениях. Есть и другие записи, общие для двух или более из сохранившихся хроник десятого века, иногда, безусловно, по той причине, что они восходят к единому источнику, или же, наоборот, потому что они послужили объектом заимствования или копирования.

В конце века хроника снова делается подробным рассказом о событиях, и стимулом для этого оживления стало то самое, что явилось причиной первоначальной компиляции и самых ранних ее продолжений - а именно нападения викингов. В 980 г. викинги вновь начали штурмовать Англию, и с этого года записи хроники посвящаются почти исключительно этим атакам. С 983 по 1019 гг. несколько версий почти слово в слово повторяют друг друга и, очевидно, восходят к одному источнику, идентифицируемому как хроника, написанная в Абингдоне⁷. Таким образом, два раздела хроники уделяют викингам особое внимание, и существующие версии каждого из них опираются на общий первоисточник. Однако между основной хроникой, относящейся к правлению Альфреда и Эдуарда, и источником нескольких повествований о царствовании Этельреда заметны важные различия. Настроения первого составителя и тех, кто стал продолжателями его дела, явно были светскими, но во времена Этельреда на более важное место выдвигаются церковные интересы. Старейший раздел представляет собой рассказ об успешных действиях западно-саксонской династии, а позднейший повествует о падении этого же королевского рода, хотя автор, очевидно, испытывал к Этельреду некоторую симпатию. Источник первоначальной компиляции неизвестен, но на его характер красноречиво указывают предпринятые попытки квалифицировать эту летопись как «официальную»; хроника периода Этельреда представляет собой гораздо более личное повествование, написанное человеком, который, несмотря ни на что, был глубоко обеспокоен бедствиями своего времени. Ни одна из имеющихся версий этой великолепной хроники правления Этельреда не старше середины одиннадцатого века, но есть несколько признаков того, что это рассказ современника. Например, запись за 1012 г. объясняет то, как тело архиепископа Эльфхи, убитого пьяными разбойниками, было перенесено в Лондон и погребено в соборе св. Павла. Далее следует: «и теперь Бог являет там силу этого святого мученика». Поскольку в 1023 г. тело Эльфхи было перенесено в Кентербери, эта запись, скорее всего, была сделана не позже, чем через десять лет после указанного события. Подобные подтверждения современности написания хроники, разумеется, приветствуются, но в них почти нет нужды, настолько очевидно личное касательство автора к описываемым им событиям. Его хроника изобилует откровенными замечаниями, как, например, в рассказе о поражении англичан в 1010 г.: «И пока они (захватчики) двигались к своим судам, английский fyrd (Староанглийское слово, обычно используемое для обозначения военных сил англичан в отличие от датской here) должен был снова выйти в том случае, если бы они пожелали направиться вглубь страны. Затем английский fyrd ушел домой. И когда они были на востоке, английский fyrd удерживался на западе, а когда они были на юге, наш fyrd был на севере. Затем к королю были призваны все советники, и тогда надлежало решить, как оборонять эту страну. Но даже если тогда и было принято какое-то решение, оно не продержалось и месяца. В конце концов, не стало военачальника, который собрал бы fyrd, и каждый бежал как только мог, и в конце ни одно графство даже не помогало следующему». Это очень мало похоже на «скудные и бессодержательные фразы» большинства анналов того времени.

В своей основной части Англосаксонская хроника была написана на юге Англии. Оригинальная компиляция девятого века была создана в Уэссексе; ее продолжения такеж проявляют интерес к деятельности королей этой области, а рассказ о правлении Этельреда, вероятно, был составлен в Абингдоне. Однако существовала и северная версия хроники, которая, к сожалению, не сохранилась полностью и известна только благодаря тем заимствованиям, которые делали из нее другие хронисты. Ее части включали в себя «общего предка» хроник Питерборо и Йорка, и еще кое-что в двенадцатом веке использовал писатель из Дурхама, Симеон. Сохранившиеся в результате следы ничтожны, но обладают величайшей ценностью, не только из-за того, что проливают свет на туманную историю севера, но и потому, что демонстрируют совершенно другое отношение к скандинавским завоевателям, нежели то, что отражено в западно-саксонских хрониках. В северной хронике скандинавы рассматриваются не как исконные враги англичан, а даже как их союзники во внутренних спорах, союзники, которые, на деле, не были неприемлемыми и для Церкви.

Англосаксонская хроника, безусловно, является одним из наиболее подробных и надежных источников для изучения эпохи викингов, но и у нее есть определенные ограничения, которые не следует недооценивать. Начиная с 865 г., ее можно считать более или менее современным рассказом о событиях, а ее повествование, относящееся к началу девятого века, вероятно, основано на каком-то письменном источнике, но в том, что касается середины девятого века, когда нападения впервые стали серьезными, она требует осторожного обращения, если, конечно, мы ищем в ней подробной информации. Сосредоточенность хрониста на викингах имеет свои недостатки, а тенденция опускать любые сведения о внутренних разногласиях, притом, что главной темой являются скандинавские набеги, легко может создавать ложное впечатление. Англосаксонская хроника это труд людей, относившихся к участникам этих нападений с глубоким предубеждением, но нельзя позволять их красноречию заслонить от нас тот факт, что кое-кто приветствовал приход викингов, а отношения между королями Уэссекса и скандинавами не всегда были даже потенциально враждебными. Хронистов, естественно, интересовали темы, которые прямо касались их или отвечали их задачам, и не приходятся удивляться тому, как мало внимания они уделяли скандинавским колониям. Действительно, самый полный из рассказов Англосаксонской хроники о каких бы то ни было поселениях говорит о неудавшейся попытке скандинавов обосноваться в Уэссексе около Чиппенхема. Коль скоро скандинавы закрепились на территории, впоследствии известной под названием Денло, то с этих пор завоеванные ими земли и колонии интересовали хрониста только как опорные пункты для вражеских набегов на англичан. О поселениях на востоке говорится очень мало, а о колониях на северо-западе и вовсе ничего. Если бы Англосаксонская хроника была для нас единственным источником информации, то мы бы ничего не узнали об этом важном процессе иммиграции с запада, который, к счастью, можно проследить путем изучения топонимов. В этом случае молчание хроники должно послужить для нас предостережением против излишне доверчивого приятия всего того, что она нам сообщает. И, наконец, стоит подчеркнуть, что тот ее раздел, который охватывает большую часть эпохи викингов, основывается на одном источнике, и установлению исходного текста помогает не правдивость писателей, а единодушие различных версий. Таким образом, как источник эта английская хроника во многом необычна, но нет ничего необычного в тех сложностях, не преодолев которые, ее свидетельством нельзя пользоваться с полным доверием; она может служить яркой иллюстрацией того, нередко чрезвычайно сложного, процесса критического изучения и анализа, без которого письменные источники, как правило, вводят в заблуждение. Замысел хронистов или других писателей может казаться очевидным и понятным для всех, особенно если читать в переводе, но внешность обманчива.

В Ирландии в эпоху викингов велось несколько независимых друг от друга хроник, но ни одна из них не сохранилась в списках своего времени⁸. Древнейшая ее рукопись примерно на два века моложе оригинальной части Хроники Паркера, а некоторые известны только по версиям семнадцатого века. К счастью, можно доказать, что Анналы Ольстера, полная и подробная компиляция, относящаяся к концу пятнадцатого века, представляет собой достойную доверия копию летописи, составленной в эпоху викингов. Доказательство это лингвистическое. Начиная с конца седьмого века, язык Анналов Ольстера современен описываемому ими периоду, а формы слов и имен ясно отражают важные перемены, которые имели место в староирландском произношении между седьмым и десятым веками⁹. Ни один более поздний составитель не смог бы воспроизвести эти формы, если бы их не было в его источнике, и тот факт, что они сохранились, - это одновременно чудо и большая удача - удача, так как доказывает древность анналов, и чудо, ведь большинство версий ирландских летописей подверглось модернизации. Те же анналы использовались и другими, более ранними писателями, включая составителей Chronicon Scotorum и «Войны ирландцев с чужеземцами», относящейся к двенадцатому века, но самой полной является компиляция пятнадцатого века, которая, несмотря на позднюю дату своего создания, представляет собой наиболее ценный из всех ирландских источников для эпохи викингов.

Некоторые компиляции, по-видимому, отличаются большей полнотой и подробностью, чем Анналы Ольстера, а именно, так называемые Анналы четырех мастеров. Этот сборник был закончен в 1636 г. Майклом О'Клери с четырьмя помощниками, которые, к сожалению, модернизировали язык своих источников и тем самым уничтожили важные свидетельства об их древности¹⁰. «Четыре мастера» почерпнули свои сведения из огромного множества текстов, включая Анналы Ольстера, Анналы Клонмакнойса - позднюю компиляцию, сохранившуюся только в переводе, сделанном в 1627 г., - Chronicon Scorotum и так называемые Три фрагмента. К несчастью, несмотря на разнообразие их источников, собственная ценность Анналов четырех мастеров для эпохи викингов невелика. Когда эти источники известны, записи добавляют к ним немногое, или совсем ничего, когда же, напротив, оригиналы утрачены, и полагаться приходиться исключительно на «Четырех мастеров», не следует придавать их работе большого значения - разумеется, в том, что касается эпохи викингов.

В числе источников, к которым «Четыре мастера», по-видимому, не обращались, находятся Анналы Инисфаллена¹¹. Они составлялись в эпоху викингов, возможно, в монастыре Эмли, примерно в семи милях от Типперэри, и сохранились в списке, сделанном в конце одиннадцатого века, вероятно, в монастыре Лисмор. До середины десятого века все эти летописи весьма немногословны, они просто отмечают кончины королей, аббатов и епископов. Важные события упоминаются редко, когда же это случается, записи так же кратки, как в летописной статье за 796 г.: «Первое число января. Язычники в Ирландии. Смерть Меэля Кобы, сына Фланна Феорна, короля Киаррэдж Луахра [народ на севере Керри]. Колла, сын Фергуса, король Коннахты [народ Коннахта], умирает». Начиная с 969 г., Анналы Инисфаллена становятся более подробными, возможно, это связано с возросшим влиянием Мюнстера и его королей, поскольку это была летопись Мюнстера, а также, вероятно, с тем, что по мере того, так как анналы приближались к его собственному времени, переписчик привлекал большее количество материала из своего образца.

Один крупный ирландский источник полностью посвящен вторжениям викингов и реакции ирландцев - это Cogadh Gaedhel re Gallaibh, «Война ирландцев с чужеземцами»¹². Это произведение двенадцатого века до настоящего времени пользуется гораздо большим доверием, чем того заслуживает, и к нему можно возвести многие ошибочные представления о скандинавах в Ирландии. Его популярность в качестве источника для эпохи викингов не вызывает удивления; как становится ясно из заглавия, его предметом является война между ирландцами и пришельцами с севера, к тому же, написан он в экстравагантном стиле, который так и хочется цитировать, как, например, это описание несчастий ирландцев: «Одним словом, хотя бы было на одной шее сто железных голов хорошей закалки и по сотне острых, быстрых, дерзких, нержавеющих, бронзовых языков в каждой голове, и по сотне велеречивых, громких, неумолкающих голосов у каждого языка, они бы не смогли ни перечислить, ни рассказать, ни сосчитать, ни поведать о том, какие страдания претерпел весь Гаэдхил, мужчины и женщины, миряне и клирики, старые и молодые, благородные и простолюдины, о бедствиях, о ранах, об угнетении в каждом доме от этого доблестного, гневного, чужеземного, полностью языческого народа»¹³.

Сочинение состоит из двух частей: первые тридцать пять глав посвящены войнам и вторжениям в целом и строятся на одной из версий Анналов Ольстера, практически ничего к ней не добавляя; вторая и главная часть уделяет особое внимание всему, что связано с Мюнстером, и событиям, приведшим к битве при Клонтарфе в 1014 г., в которой Бриану Боройме, королю Мюнстера, выпала смерть и победа. Должно быть, «Война ирландцев с чужеземцами» была написана до 1160 г., ибо часть ее сохранилась в Книге Лейнстера, рукописи, которая относится примерно к тому же времени, но имеются веские основания полагать, что она не могла появиться намного раньше этой даты. Таким образом, ее можно безбоязненно отнести к середине двенадцатого века. Источником для ее первой части послужила версия Анналов Ольстера, к которой она ничего не прибавляет. Однако вторая часть кроме летописей опирается на народных преданиях, причем некоторые из них, очевидно, сформировались через многие годы после битвы при Клонтарфе, и этим разделом надлежит пользоваться с величайшей осторожностью. К тому же, он отличается фанатичной односторонностью и создает искаженное впечатление не только о Бриане Боройме, но и о значении самой битвы при Клонтарфе¹⁴.

Величайшая трудность при использовании ирландских анналов состоит в определении даты каждой летописной статьи. Первоначально они представляли собой примечания на полях пасхальных таблиц, и применявшаяся в последних система обозначения лет использовалась и анналами. Иными словами, года отличались друг от друга не количеством лет, отделяющих их от Рождества Христова, а своим «будничным номером», то есть тем, на какой день недели выпадало в том или ином году 1-ое января, или епактой, то есть возрастом луны на 1-ое января, или другими изменяемыми параметрами, использовавшимися для определения Пасхи, такими как конкурент или золотое число. В некоторых хрониках отсутствуют даже такие указания, а начало каждого нового года просто отмечается буквами K или Kl, означающими первый день (Kalends) января, и именно так обстоит дело в процитированном выше отрывке из Анналов Инисфаллена. Когда несколько лет подряд оставались без единой записи, переписчики могли, и часто это делали, пропустить эти пустые годы, разрушая тем самым хронологическую последовательность. В результате, могло оказаться так, что в разных хрониках одно и то же событие относилось к разным годам, и объединение этих текстов компилятором легко могло привести к появлению повторов. Эта путаница еще усугублялась из-за ошибок некоторых редакторов, стремившихся точно установить год, к которому должна относиться каждая запись. Например, при публикации Анналов Инисфаллена в начале девятнадцатого века редактор датировал статьи девятого века с погрешностью, по крайней мере, в тринадцать лет. В настоящее время даты в ирландских анналах уже установлены, но, безусловно, если мы не желаем повторить старые ошибки, сделав их даже еще более употребительными, необходимо действовать с осторожностью¹⁵.

Самый большой выбор разнообразных письменных свидетельств об эпохе викингов предоставляет нам Каролингская империя и сменившие ее королевства¹⁶. Как и в Ирландии, в этот период там шло составление нескольких летописных сводов, а в качестве дополнения к ним выступают хартии, протоколы соборов, жития святых, поэмы, письма и собрания рассказов о чудесах, в которых время от времени сообщается о способности святых мощей отвращать набеги викингов. Писатели, в большинстве своем, были церковными деятелями, и их интересы был ограничены, но, конечно, не одной своей церковью, а чаще всего регионом, в котором они жили. Естественно, летописцы уделяли событиям, которые напрямую затрагивали их общину, гораздо большее внимание, нежели всему тому, что было вдалеке от нее, и то же самое можно сказать о многих источниках подобного рода. Даже такие плодовитые и разнообразные источники, как переписка Люпуса, аббата Феррье, в 840-862 гг., к счастью, сохранившаяся в рукописи девятого века, могут сказать о викингах относительно немного, разве только, что они подходили к Феррье¹⁷. Лишь около дюжины из 133 писем содержат хоть какой-то намек на викингов, и в большинстве из них это не более чем одна из многих упоминающихся тем. Поэтому сведения о деятельности скандинавов на континенте очень отрывочны, и, чтобы проследить передвижения их отрядов, приходится сопоставлять сообщения из разных областей. Церковный характер этих свидетельств означает, что во французских источниках тема разрушения и ограбления монастырей и церквей занимает гораздо большее место, чем в английских, как, например, в Англосаксонской хронике девятого века, в которой нет упоминания ни об одной разгромленной или разоренной церкви. Это различие не означает, что в Англии викинги относились к Церкви более деликатно, чем во Франции, или составитель Англосаксонской хроники чувствовал к викингам большее расположение. Просто английского хрониста занимала, во-первых, династическая и западно-саксонская проблематика, и, только во-вторых, церковная, в то время как в континентальной Европе большинство источников создавалось в духовной среде, интересы и симпатии которой были, скорее, церковными, чем светскими, и, скорее, территориальными, нежели династическими.

Однако одна из франкских хроник, Анналы Сен-Бертена, была написана людьми, имевшими в своем распоряжении более широкий круг источников, чем большинство остальных, и которых заботили более глобальные проблемы, нежели участь отдельной церкви или региона¹⁸. Эта замечательная хроника, продолжившая собой Франкские королевские анналы, доведена до 882 года. Та ее часть, которая касается эпохи викингов, была написана двумя людьми. С 835 по 861 гг. это был Пруденций, бывший капеллан императрицы Юдифи, в 843 г. ставший епископом Труа. После его смерти в 861 г. дело его продолжил Гинкмар, один из величайших деятелей девятого века, являвшийся епископом Реймсским с 845 г. до самой смерти в 882 году. Оба этих писателя были хорошо осведомлены, и их рассказ о середине девятого столетия очень подробен и скрупулезен. Они сообщают о событиях по всему франкскому миру и вне его, дополняя Англосаксонскую хронику в отношении того самого периода, когда она наименее удовлетворительна, и именно они являются основным источником наших познаний о нескольких нападениях на Англию в 844-861 годах. Авторы Анналов Сен-Бертена были знакомы и с жизнью франкского двора, так, Пруденций повествует о прибытии летом 839 г. посольства от византийского императора Феофила в Ингельхейм к франкскому императору Людовику. Этот случай особенно интересен, ибо эти послы привезли с собой нескольких людей, называвшихся росами (Rhos), правитель которых именовался каганом (Chacanus). Эти люди, оказавшиеся шведами, добрались до Константинополя, но не смогли вернуться тем же маршрутом из-за диких и жестоких племен, и потому были отправлены домой этим кружным путем. По своему масштабу и доскональности Анналы Сен-Бертена схожи с Англосаксонской хроникой в ее наиболее удачных местах, но есть и одно очень важное отличие. Не в пример этой английской летописи, они озабочены не одними только викингами. Ни у Пруденция, ни у Гинкмара нет недостатка в других интересах, и хотя почти каждый год они сообщают об атаках викингов, несомненно, рассматривая их как серьезную опасность, они все же отводят скандинавам гораздо более скромное место, чем другим темам, которые с их точки зрения, должно быть, заслуживают не меньшего, а то и большего внимания.

Своей подробностью и компетентностью эти великолепные анналы превосходит все прочие тексты девятого века, и с ее окончанием в 882 г. источники для изучения деятельности викингов в западных частях Франкской империи внезапно становятся крайне скудными. Это особенно печально в виду того, что основание герцогства викингов в Нормандии приходится как раз на три десятилетия после 882 года. Подробнее всего об этом рассказывает Дудон Сен-Кантенский в своем повествовании о нормандских герцогах, написанном в начале одиннадцатого века, но его сведения крайне ненадежны и вызывают всеобщее недоверие¹⁹. Лучшим источником для начала десятого века является произведение Флодоарда, каноника из Реймса, доведшего историю своей церкви до 948 года²⁰. В том же веке труд Флодоарда был использован и отредактирован Рише, еще одним жителем Реймса, но ни тому, ни другому писателю не удалось достичь уровня Гинкмара²¹. Таким образом, к концу девятого века франкские источники, полные и подробные в отношении первых шагов викингов на Западе и служащие ценным дополнением для менее детальной английской хроники, иссякают. Последняя же, снова став в последней четверти века источником всевозможных сведений о викингах, остается такой же доскональной до 920 года. После этого года и до конца века как английские, так и франкские источники не отличаются удовлетворительностью, а затем, и снова под влиянием викингов, английская хроника оживает. Примерно в это же время ирландские летописи также становятся менее скудными, а с начала одиннадцатого века в нашем распоряжении уже появляются памятники норманнской письменности. Это означает, что к началу одиннадцатого века, когда и скандинавские источники приобретают некоторую собственную значимость, письменные материалы для изучения истории викингов в Западной Европе становятся богаче и разнообразнее, чем когда-либо раньше, что дает возможность более досконального исследования этой темы и более тщательной проверки надежности различных текстов, чем это мыслимо в девятом и десятом веках.

Таким образом, в течение эпохи викингов количество и качество письменных источников из Западной Европы неоднократно меняется, но почти все они объединены общей чертой - их авторами были церковные деятели. Это окрасило большинство письменных свидетельств заметным с первого же взгляда предубеждением против скандинавов, ведь от их нападений особенно сильно пострадали именно церкви. И дело не в том, что викинги были преисполнены яростной ненависти язычников к христианству, просто богатства Церкви представляли собой обильную и часто плохо защищенную добычу, да и при сборе отступного для уплаты грабителям благосостояние Церкви несло значительный урон. Поэтому неудивительно, что в своих произведениях ее служители взирали на скандинавов, в первую очередь, как на воров и разбойников. Естественно, что в качестве поселенцев или торговцев пришельцы не слишком их интересовали; в их глазах скандинавские колонии немногим отличались от опорных пунктов для дальнейшего разбоя. От западных христианских писателей того времени едва ли можно ожидать объективного и непредвзятого рассказа о скандинавах.

Само собой разумеется, что западные источники, способные так мало сказать о скандинавских поселениях, о самой Скандинавии говорят еще меньше. До начала датских атак, когда франки поддерживали связи с Данией через торговцев и миссионеров, их тексты содержали кое-какую информацию о Скандинавии. Однако по мере того, как пираты все сильнее мешали торговле через Северное море, а внутренние раздоры все настойчивее привлекали внимание франков к их собственным проблемам, эти контакты ослабели, а к середине века, очевидно, были окончательно разорваны. Самым примечательным из всех источников, рассказывающих об этих сношениях франков со странами Балтийского моря, является Житие св. Ансгария, написанное его учеником Римбертом, сменившим его на архиепископской кафедре Гамбург-Бремена²². Ансгарий был монахом из монастыря Корби, отправившимся проповедовать Христа сначала в Данию, а затем к шведам. В ходе своей миссионерской работы он дважды посетил Бирку - один раз примерно в 830 г., а второй - около 850 года. Умер он в 865 г., и не позже чем через десять лет после его смерти Римберт составил его житие, представляющее собой ценнейший источник, и не только по той причине, что оно описывает труды первых миссионеров и доставляет некоторые сведения о торговых отношениях между Балтикой и Западом, но еще и потому, что, рассказывая о взаимоотношениях Ансгария со шведами, Римберт, хотя у нас нет оснований полагать, что сам он когда-либо бывал в Бирке, мельком рисует картину их общества глазами франка. Однако важно помнить, что Житие св. Ансгария было написано, самое меньшее, через тридцать пять лет после первого посещения Ансгарием Брики, и потому многие подробности могут отражать более поздние реалии. К тому же, Vita Anskarii служит хорошим примером тому, каким искажениям порой подвергались некоторые документы. Существует две версии. Одна длиннее и представляет собой оригинальное произведение Римберта; из другой, более короткой, были удалены все фрагменты, шедшие вразрез с претензиями Гамбург-Бремена на первенство в Скандинавии.

Эти притязания Гамбурга очень отчетливо проявляются в другом важном письменном источнике по истории Балтики - Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum Адама Бременского²³. Адам составил это крупное произведение об истории церкви Гамбург-Бремена между 1073-1075 гг., но поскольку сам он прибыл из какой-то другой области Германии только в 1066 или 1067 г., то мог лишь очень короткое время быть очевидцем описываемых им событий. Использовал он его хорошо. В своей работе он опирался не только на церковные архивы и такие более ранние работы, как Vita Anskarii, но также немало почерпнул - по его словам, основную часть сведений, - от «старых людей, знающих факты». Среди этих информаторов был некий датский епископ, «благоразумный человек», от которого Адам узнал о вторжении Генриха Птицелова в Данию, которое имело место за полтора века до того, но не исключено, что, по крайней мере, какие-то сведения, полученные им от таких людей, как, скажем, Адальбард, епископ Ситгуны, и его соратники, были более надежными. Предположительно, именно к Адальбарду Ситгунскому восходит сообщение об амазонках, обитающих на берегах Балтийского моря, но более правдоподобным выглядит рассказ о том, что, когда он впервые отправился в Сигтуну, «по пути он повернул в сторону Бирки, которую в это время постигло такое запустение, что едва можно было увидеть следы города. По этой причине он не смог найти могильный холм святого архиепископа Унни [о смерти которого в Бирке Адам сообщает под 936 г.]»²⁴. Описывая миссию Унни, Адам проявил похвальную осторожность. «Теперь шведы и готы, которые сначала были наставлены в вере святым Ансгарием, а затем снова отпали в язычество, были вновь призваны святым отцом Унни. Этого знать достаточно; если бы мы сказали больше, то были бы обвинены во лжи. «Ибо», как говорит благословенный Иероним, «лучше неприкрашенная истина, чем красноречивая ложь»²⁵. Наиболее важным информатором Адама был Свен Эстридсен, король Дании, на которого он ссылается в ряде своих утверждений. Пояснение дает сам Адам:

«когда я прибыл в Бремен и услышал о мудрости этого короля, я немедленно решил отправиться к нему. Он же принял меня милостиво, как это было в его обычае, и из его уст я получил немалую часть материалов для этой небольшой книги. Он был весьма сведущ в литературе и радушен к странникам. Он лично посылал своих священников проповедовать по всей Швеции и Норвегии и на островах, находящихся в этих областях. Из его правдивых и ласкающих ухо речей я узнал, что на его памяти многие варварские народы обратились в христианскую веру, а также, что некоторые люди в Швеции и в Норвегии удостоились мученических венцов... Посему, все уже сказанное нами и то, что нам остается поведать об этих варварах, мы узнали из того, что рассказал нам этот человек»²⁶.

Имеют место сложные текстуальные проблемы, ибо первоначальная работа Адама была переработана, отчасти им самим, а отчасти другими, и в тех нескольких рукописях, в которых этот труд дошел до наших дней, встречается множество расхождений. Пока отношения между этими текстами не установлены, а этого до сих пор не проделано на подобающем уровне, не всегда можно понять, что было написано в оригинале Адама. Естественно, для всей работы в целом характерен уклон в сторону Гамбург-Бремена с его амбициями, и это очень ясно видно из описания конкурирующих епископов Сконе.

«По смерти Авоко [епископ Зеландии], король Свен разделил епархию Сконе на два епископства, отдав одно из них, Лунд, Генриху, а другое, Далби, - Эгино. Последнего, на самом деле, рукоположил архиепископ [Гамбург-Бремена]; Генрих ранее был епископом Оркнейских островов и, как говорят, хранителем казны короля Кнута в Англии. Перевезя эту казну в Данию, Генрих проводил жизнь в разврате. О нем даже говорят, что, предаваясь пагубной привычке напиваться до наполнения чрева, он, в конце концов, задохнулся, и чрево его расселось. Такова же, как мы узнали, была участь Авоко, и, точно так же, других. Эгино же, будучи человеком ученым и отличавшимся особенным благочестием, в это самое время ревностно устремлял все свои силы к обращению язычников... Вскоре после того, как тучный Генрих умер, Эгино получил власть над обеими епархиями Сконе, Лундом и Далби»²⁷.

Эту враждебность по отношению к другим церквям и их притязаниям необходимо учитывать, так как, невзирая на мнение Адама и редакторов Vita Anskarii, в эпоху викингов в Скандинавии действовали и другие миссии, помимо тех, которые направлялись из Гамбург-Бремена.

Необходимо упомянуть еще об одном западном источнике по Скандинавии эпохи викингов. Это рассказ о путешествиях, совершенных независимо друг от друга двумя людьми, норвежцем и англичанином, включенный в староанглийский перевод Вселенской истории Орозия, который иногда приписывается королю Альфреду и, определенно, дошел до наших дней в рукописи конца девятого века²⁸. Норвежец по имени Оттар, или, по-английски, Отер, рассказывает, что жил в Хельгеланде на крайнем севере Норвегии, и что севернее него не жил никто, кроме лопарей. Он описывает проделанный им путь вокруг мыса Нордкап в Белое море, и подробно сообщает о своем имуществе, состоявшем преимущественно из оленьих стад. Он принимал участие в китобойных экспедициях, но основным источником его доходов была дань в виде пушнины, кож и китовых шкур, которую платили ему лопари. Его вклад в перевод Орозия заканчивается описанием его экспедиции из своего дома в торговый город Скирингисаль, находившийся на юге Норвегии за Хедебю. Далее следует повествование о путешествии из Хедебю в Трузо, вблизи дельты Вислы, продолжительностью в семь дней и семь ночей, которое совершил Вульфстан, по всей видимости, англичанин. Кроме того, Вульфстан с некоторыми подробностями описал обычаи встреченных им эстонцев. Повествуя о достопримечательностях, увиденных ими на своем пути, оба путешественника сообщают много драгоценных сведений, например, о том, что у жителей Борнхольма имеется собственный король, острова Блекинге, Эланд и Готланд принадлежат Швеции, а Хедебю, по словам Отера, владеют датчане. Эти мимолетные картины Скандинавии и Балтики конца девятого века, очевидно, обладают огромной ценностью, и то, что они сохранились в староанглийской версии Орозия, которая, к счастью, известна нам в списке того же времени, делают ее одним из ключевых текстов для изучения эпохи викингов. Тот факт, что Вульфстан смог совершить путешествие по Балтийскому морю в то самое время, когда нападения на Западную Европу достигли своего апогея, сам по себе весьма показателен, а описание короля Альфреда как лорда Отера говорит о том, что отношения между ними были дружественными. Даже если Отер и был викингом, а в тексте нет указаний на то, что дело обстояло именно так, ясно, что тогдашние отношения между англичанами и скандинавами были не столь однозначными и отнюдь не такими враждебными, как нас пытается убедить Англосаксонская хроника. Эта интерполяция в перевод Орозия находится в ярком контрасте с большинством английских и европейских письменных источников того времени, касающихся скандинавов.

В десятом веке произведения письменности сообщают о Скандинавии на удивление мало, и, конечно, у нас не оказывается ориентиров, достойных сравнения с Vita Anskarii или со староанглийским переводом Орозия. Отдельные намеки встречаются в германских текстах²⁹, поскольку у германцев были кое-какие владения в Дании, но большая часть сведений о Скандинавии в десятом веке исходит от позднейших писателей. Это, конечно, огорчительно, ведь для того, чтобы могли возникнуть и получить всеобщее признание всяческие искажения, не требуется много времени. Даже сам Адам Бременский, при всех достоинствах его источников, является «автором» целиком вымышленного завоевания Дании шведами в конце десятого века, завоевания, которое занимает немаловажное место в скандинавской историографический традиции³⁰. Большинство произведений, к которым приходится обращаться при изучении истории Скандинавии относятся к еще более позднему времени, чем работа Адама Бременского. Первая история норвежских королей была написана Теодриком примерно в 1180 г., а Саксон Грамматик, составивший Gesta Danorum, обширное и подробное повествование об истории Дании, умер в начале тринадцатого века³¹. Из всех этих памятников наибольшей известностью пользуются исландские саги, впервые записанные в конце двенадцатого века³². Все эти тексты двенадцатого и тринадцатого веков основывались на самых разнообразных источниках, как письменных, так и устных. Это были и предания о прошлом, сохранявшиеся в форме сказаний, передававшихся из уст в уста, и более ранние исторические произведения, многие из которых впоследствии были утеряны. Писатели вроде Адама Бременского или Семунда Сигфюссона, составившего в одиннадцатом веке свою, ныне утраченную, историю норвежских королей, также, в значительной мере, опирались на устную традицию, и, хотя память автора, писавшего в конце одиннадцатого века, вполне могла хранить много ценных сведений о предыдущем столетии, нам бывает нелегко отличить важное от бесполезного в его произведении, особенно, если оно известно только по цитатам, сделанным в более поздний период. Ари Торгилссон, известный как отец исландской истории, написал несколько работ, из которых уцелела лишь одна, Книга об исландцах, но авторы позднейших трудов по истории Исландии и Норвегии, по-видимому, немало почерпнули из его утраченных произведений. Однако он родился только в 1067 г. или годом позже, и в достоверности его информации о десятом веке можно усомниться. Правда, с семилетнего возраста он находился на воспитании у Халла Тораринсона, который славился замечательной памятью. Халл утверждал, что помнит свое крещение, состоявшееся в 998 г., когда ему было всего три года, а молодость его прошла на службе у св. Олафа Норвежского. Должно быть, он много рассказывал Ари о своей юности, и о нем сказано, что он был «одним из главных русел, по которым предания перетекали от древней Исландии к средневековой»³³. Он вполне мог помнить многие подробности своей жизни с большой точностью, но проверить их достоверность очень сложно. Старики иногда забывают, или помнят неверно. Когда Ари, в возрасте семи лет, впервые повстречался с ним, ему было восемьдесят, и его память, скорее всего, освещала прошлое весьма неровным светом. Не стоит ставить под вопрос его значение для передачи исландской устной традиции, но и путать предания с историей нельзя.

Исландские саги двенадцатого и тринадцатого веков полны живописных деталей, и неудивительно, что они привлекают к себе столь большое внимание. Нередко они повествуют об исторических персонажах, и обрамлением для их сюжетов служат реальные исторические события. Например, сага о сожженном Ньяле, написанная в тринадцатом веке, соотносится со временем крещения Скандинавии³⁴. В этой истории упоминаются и играют некоторую роль многие реальные события, а центральный эпизод, сожжение Ньяла, имеет историческое основание, но эта сага вовсе не является попыткой написания истории. На самом деле, перед автором саги о сожженном Ньяле стояла серьезная цель, но она была связана с тем временем, в котором он жил, а не с тем, о котором писал. Подробности жизни Исландии и других стран, которыми расцвечены эти истории, иногда воспринимаются как надежные сведения о ситуации, существовавшей в эпоху викингов, но все это показалось бы более знакомым человеку тринадцатого века, нежели десятого. В сагах нам нетрудно ощутить близость к первым поселенцам девятого века и их ближайшим потомкам, но важно не забыть, что нас от них отделяют, по меньшей мере, двести лет.

Некоторые саги о королях Норвегии, действительно, были написаны как исторические труды. Самая знаменитая и лучшая из них - это великолепная История норвежских королей, известная как Heimskringla по ее вводным словам, написанным в начале тринадцатого века Снорри Стурулсоном³⁵. Однако историческая ценность этих королевских саг легко может оказаться преувеличенной, и ниже мы упомянем о некоторых неувязках в собственном рассказе Снорри о жизни св. Олафа в Англии. Эти саги повествуют не столько о действительных событиях, сколько о том, как случившееся воспринимали люди, в них увековечены предания, а не история. Правда, в исторических сагах содержатся традиционные повествования об истории Исландии и Норвегии, но полученные из других источников сведения о минувших днях оказываются более полезными для уяснения смысла этих саг, чем они сами - для постижения прошлого.

Однако саги не полностью никчемны, ибо их авторы использовали и иногда цитировали поэтические произведения эпохи викингов. Поэзия скальдов, как ее принято называть, создавалась в Скандинавии начиная со второй половины девятого века, а несколько позже - и в Исландии, и большая ее часть была зафиксирована в двенадцатом и тринадцатом веках, когда шел процесс записи саг³⁶. Непоэтическая устная традиция, к которой обращались авторы саг, легко могла видоизменяться, а эти стихи - нет, поскольку были написаны в соответствии с жесткими правилами, и если они вообще сохранялись в памяти, то ей приходилось быть безошибочной. Одной из особенностей этой поэзии было использование кеннингов или метафор, таких как «лебедь морского бога» для корабля, или «песня древесных стволов» для ветра. Некоторые их этих поэтов любили употреблять чрезвычайно изощренные кеннинги, распутывание которых никак нельзя называть легким делом. Так, например, кенниг для моря - «равнина корабля», а для корабля - «лось фьорда»; если их объединить, получается - «равнина лося фьорда». Поскольку считалось, что золото происходит из моря, золото метафорически именовалось «огнем моря», в сочетании с предыдущим, уже двойным, кенингом получаем: «огонь равнины лося фьорда», или fjarar elgs vangs furr³⁷.

В переводе полностью отразить эффект от сочетания ритма, аллитерации и кеннингов невозможно, но отзвук этого ощущения удалось уловить профессору Холландеру, который перевел две строфы одной из великих поэм начала одиннадцатого века, Austrafararvisur, «Баллады о путешествии на Восток», Сигвата Тордарсона³⁸. В ней для корабля употребляется несколько разных кеннингов - «морской конь», «птица с килем», «морские валухи» и «лошадь Рэфила», а Рэфилом именовали морского царя.

Историчность большинства стихотворений скальдов невелика, а смысл нередко туманен, но даже чисто поэтические описания могут обладать величайшей ценностью благодаря тем случайным подробностям, которые в них встречаются, как, например, в вышеприведенном отрывке, упоминающем о том, что летом корабли накрывались тканью, а зимой хранились на катках. Очевидно, что для нас детали такого рода в поэзии, которая, действительно, восходит к эпохе викингов, поистине драгоценны.

Не все стихотворные произведения скальдов были созданы в эпоху викингов. Искусство их сочинения продолжало жить до четырнадцатого века, и сам Снорри Стурулсон написал книгу для начинающих поэтов. Следовательно, кое-какие стихотворения относятся к более позднему времени, а авторы некоторых саг сами сочиняли поэмы, подходящие к их сюжетам, но представляется, что те образцы, которые оказались включенными в королевские саги, цитировались добросовестно, и их можно считать подлинными. Одно из лучших доказательств - это ситуация, когда автор саги недопонимает стихотворение или воспроизводит его по какому-то случаю, в действительности, не имеющему к нему отношения. Даже самому Снорри Стурулсону случалось неверно использовать стихотворение, включая нижеследующее, принадлежащее Сигвату Тордарсону, которое он цитирует в саге о св. Олафе. Автором этого прозаического перевода является мисс Эшдаун³⁹.

Истинно то, что шестая битва произошла тогда, когда Олаф штурмовал Лондонский мост. Этот доблестный принц вызвал англичан на спор Игга. Вражеские мечи ударили, но там викинги защищали ров. У части отряда были палатки в равнинном Саутворке.

Совершенно ясно, что в этой битве Олаф сражался против англичан, но Снорри полагал, что Олаф всегда стоял на стороне Этельреда, и его понимание этого стихотворения является классической ошибкой, прекрасно иллюстрирующей то, как опасно доверять прозаическому повествованию саг. Согласно Снорри, Олаф и Этельред объединили свои войска и направились в Лондон:

«но даны удерживали город. На другом берегу реки находится большой торговый город, называемый Саутворк. Там даны прочно закрепились; они вырыли огромный ров и завалили стену изнутри бревнами, камнями и торфом, а за всем этим у них были большие силы. Король Этельред приказал произвести мощную атаку, но даны отразили ее, и король Этельред не добился успеха».

Снорри продолжает описанием того, как Олаф привел свои корабли под Лондонский мост,

«обвязал тросы вокруг столбов, на которые опирался мост, и, взяв эти тросы, они изо всех сил налегли на весла, направив все корабли вниз по течению. Они влачили столбы по дну до тех пор, пока они не перестали быть опорой для моста... и мост рухнул вниз, и множество людей упало в реку... Теперь, когда жители города увидели, что река Темза захвачена, так что они больше не могут препятствовать кораблям двигаться вверх по течению вглубь суши, при приближении кораблей их охватил ужас, и они сдали город и приняли короля Этельреда».

Помимо уже приведенного стихотворения Снорри использовал два произведения Оттара Черного, еще одного скальда; одно из них начинается так: «И потом, о укротитель змеи штормов Игга, доблестный в битве, ты сокрушил Лондонский мост», а второе, должно быть, относится к какому-то случаю, когда Олаф сражался от имени Этельреда:

«Ты прибыл к этой земле, хранитель королевства, и, могучий в своей силе, закрепил за Этельредом его королевство. Этот истинный друг воинов, таким образом, стал твоим должником. Жестокой была стычка, посредством которой ты снова привлек родичей Эдмунда к защите его страны. Раньше сей оплот его рода правил этой страной».

Есть и другие саги о св. Олафе, но подобные неувязки встречаются во всех, и, как заметил автор одной из них: «Ты можешь поверить из этой саги тому, что считаешь наиболее правдоподобным, ибо в древних сагах многие вещи перепутаны». По-настоящему ценны как исторические источники именно поэтические произведения скальдов, вставленные в саги.

Строфа Сигвата Тордарсона, использованная Снорри в этом эпизоде взята из Vikingavisur, поэмы, которую называют «одним из лучших исторических документов, переданных нам со скандинавского севера»⁴⁰. Она описывает ряд сражений, в который участвовал св. Олаф, и, поскольку первые тринадцать строф пронумерованы, порядок этих битв не вызывает сомнений, а заодно исключается возможность позднейших интерполяций. Все четырнадцать строф хорошо известны, но, по-видимому, имелось еще три, о которых существуют упоминания, но цитаты отсутствуют. Поэма описывает жизненный путь этого предводителя викингов и начинается с трех битв, произошедших в Балтике; четвертая имела место в Survik'e, который был опытным путем отождествлен с Зондервигом в Ютландии, пятая состоялась у берегов Фрисландии, шестой стал уже упоминавшийся штурм Лондонского моста, следующие три также разыгрались на территории Англии. Десятая произошла во Франции, еще четыре - видимо, в Испании, пятнадцатая - снова во Франции, а две последние - в Англии. Недостатки подобных стихотворений как исторических источников понятны, но не менее очевидна и ценность такой поэмы, пусть она даже и преувеличивает роль Олафа в его первых битвах.

Поэтические произведения скальдов не являются единственным скандинавским памятником эпохи викингов. Существует немалое количество рунических надписей, и, особенно на о. Готланд, встречаются отдельные камни, покрытые резными барельефными изображениями⁴¹. Представленный на иллюстрации V образец готландского камня также имеет руническую надпись. Рунический алфавит был издавна известен в Скандинавии и к девятому веку состоял из шестнадцати букв⁴². Надписи, составленные из рун, украшали собой памятники, а эту роль обычно исполняли камни. Наибольшей известностью пользуется огромный камень в Йеллинге на п-ове Ютландия, воздвигнутый Харальдом, сыном Горма, в память о своем отце и матери, надпись на памятнике уточняет - это тот самый Харальд, который завоевал всю Данию и Норвегию и сделал данов христианами.

Менее известен, но более показателен камень из Фалебро вблизи Упсалы, представленный на иллюстрации I, который, как и многие другие, отмечает собой мост через реку. Камни наподобие этого, а их в Швеции около 2500, которые, в большинстве своем, относятся к одиннадцатому веку, кое в чем возмещают несоответствия более удобных письменных источников. Однако идентифицировать упоминаемые ими персонажи удается редко, и, несмотря на обилие упоминаний о важных событиях, как в Скандинавии, так и в остальном мире, датировать мы можем лишь немногие из них⁴³. Из 1200 надписей в Упланде только 12 относятся к событиям, время совершения которых известно хотя бы приблизительно. Пять из них говорят о сборе гельда в Англии - например, камень из Визби: «Але установил этот камень в память о себе самом. Он собирал гельд Кнута в Англии. Господи, спаси его душу». Надписи вроде этой, а есть и другие, говорящие в более общем смысле о путешествиях в Англию, подтверждают, что в нападениях на королевство Этельреда участвовали выходцы из многих областей Скандинавии. Отдельные надписи обладают еще большим значением как исторические источники, в частности, камни, стоявшие вблизи Хедебю и служившие памятниками королю Сигтрюгу, сыну Гнупы, которые были воздвигнуты его матерью Асфрид, дочерью Одинкара⁴⁴. Из других источников нам известно о Гнупе, понесшем поражение от Генриха I Германского в 934 г., и почти нет сомнения, что эти люди были членами шведского королевского рода, воцарившегося в Хедебю в конце девятого века⁴⁵.

Однако «исторических» камней такого рода очень немного. Один из них, на который часто ссылаются, происходит из Хедебю и относится ко времени, когда «дренги осадили Хедебю». Выяснено, что сражения под Хедебю имели место при Горме, Харальде, Свене Вилобородом, Магнусе Добром и Свене Эстридсене, а осаждали этот город шведы и норвежцы, германцы и славяне⁴⁶. Нет никакой возможности сказать наверняка, на какой из этих конфликтов указывает надпись на камне. Есть эпизод, хорошо засвидетельствованный руническими камнями, это поход Ингвара на Восток, который, вероятно, состоялся приблизительно в 1041 году⁴⁷. В Швеции имеется двадцать пять надписей, увековечивающих имена людей, сопровождавших Ингвара в страну сарацинов Серкланд, - это слово употреблялось для мусульманских стран Востока. По-видимому, этот поход закончился катастрофой, и память о нем еще долго жила в северных преданиях. Тот факт, что камни с соответствующими надписями сосредоточены вокруг озера Меларен, предполагает, что именно эта область обеспечила людьми это начинание, движущей силой которого была надежда добыть сколько-нибудь из тех богатств, которые раньше так свободно струились с Востока в Бирку, а оттуда в окрестные страны.

Источники по древнейшему периоду деятельности скандинавов на территории теперешней России куда менее удовлетворительны, чем те, что относятся к Западу и даже самой Скандинавии. В скандинавской и русской литературе сохранились более поздние предания, но литературная традиция может быть очень ненадежным провожатым в прошлое. Главная русская летопись дошла до нас в версии начала двенадцатого века, но основана она на компиляциях, определенно, относящихся к периоду не ранее одиннадцатого века⁴⁸. Следовательно, ее записи можно принимать в качестве общего ориентира для середины десятого века, но для предшествующего периода их ценность невелика. Наверное, они были написаны в Киеве, а их предметом является правящая династия Киева, основанная в конце девятого века Олегом. Последний, безусловно, происходил из Скандинавии, и, судя по договору 912 г. с Византией, многие его сподвижники также носили скандинавские имена⁴⁹. Имя Олегова преемника - Игорь (Ingvar) - также было скандинавским по этимологии, но уже его сын получил славянское имя Святослав; в России, как и везде, скандинавы быстро ассимилировались. Движимый естественным интересом к Киевским правителям, летописец всячески подчеркивал значение скандинавского элемента не только в истории города, но и в своем рассказе о предшествовавшем ей периоде.

Изложение истории России на начальном этапе, должно быть, опиралось на предания, которые вполне могли видоизмениться при передаче, и которые, несомненно, были помещены в рамки календарной хронологии, позаимствованной из Византии⁵⁰. Первая дата, упоминаемая в летописи, - это 852 г., под которым стоит запись о воцарении византийского императора Михаила, в чье правление русы впервые напали на Константинополь. На самом деле Михаил взошел на престол в 842 г., а о покушении на Константинополь из византийских источников известно, что оно имело место в 860 году⁵¹. Очевидно, что летописец принял первое упоминание своих византийских источников о русах за отправную точку для деятельности последних в России. Первое появление скандинавов, или варягов, из-за моря помещено им под 859 г., когда, по сообщению летописи, они обложили данью славян и финнов. Затем эти данники изгнали пришельцев, но последовавшие беспорядки побудили их просить варягов вернуться, что те и сделали под предводительством Рюрика и двух его братьев, которые обосновались в Новгороде, Белоозере и Изборске. По словам летописи, все это произошло в 860 году. Хронология явно неверна; Анналы Сен-Бертена показывают, что шведы, именовавшиеся росами, штурмовали Россию уже в 839 г., а нумизматические свидетельства наводят на мысль о том, что первые шаги скандинавов в России относятся к самому началу девятого века. Однако если пренебречь хронологией и признать значение, придаваемое доминирующей группе, рассказ, предлагаемый русской летописью, очень хорошо согласуется с тем, что мы знаем из других источников. Особенно убедительно звучит упоминание о брате Рюрика в Белоозере, ибо этот город лежит на пути от Финского залива к Булгарии. И как выясняется, как раз в этой области скандинавы и действовали в начале девятого века. В этом же столетии, причем не исключено, что довольно рано, скандинавы установили власть над Киевом и собирали дань с окрестных славян, которой торговали с их более богатыми соседями в Византии, Хазарии и даже Булгарии. Некоторые подробности их отношений с Византией обрисованы Константином Багрянородным, который, сам будучи императором, написал в 948-952 гг. книгу об управлении империей⁵². Константин подтверждает наличие в российской истории скандинавского элемента тем, что приводит и славянские, и «русские» - отчетливо скандинавские по своему происхождению - названия днепровских порогов.

К счастью, информацию византийских и русских источников можно дополнить за счет произведений мусульманской письменности⁵³. Великая экспансия ислама в седьмом и восьмом веках способствовала появлению интереса к миру и его народам, и потому девятый и десятый века стали временем появления многих географических трудов на арабском и персидском языках. Косвенным образом, основоположником мусульманской географии явился Птолемей, но этим географам удалось дополнить и исправить его труды, исходя из личных наблюдений, и с помощью таких людей, как купцы и чиновники, путешествовавшие по всему исламскому миру и за его пределами. Понятно, что предметом особого интереса для них были области, завоеванные исламом, но некоторые писатели уделяли внимание и народам, обитавшим за границами распространения правоверия; и те произведения, в которых содержатся какие-либо сведения о землях между Черным, Каспийским и Балтийским морями, безусловно, имеют первостепенное значение для всякого изучения деятельности скандинавов на Востоке.

К сожалению, эти работы зачастую представляют собой результат объединения двух вариантов текста в один, а многие из них были написаны людьми, не имевшими собственных познаний об этой территории. Эти сложности усугубляются ошибками переписчиков, и в итоге некоторые вопросы весьма туманны. Например, о русах первым упоминает Ибн Хурдадби, писавший в середине девятого века⁵⁴. Он рассказывает о том, что русы путешествуют по Танаису, реке славян (Saqaliba). Прочтение слова Tana'is неточно, и, хотя его принято считать относящимся к Дону, имеются веские основания полагать, что здесь имеется в виду верхнее течение Волги⁵⁵. Свидетельства такого рода, если только не относиться к ним с осторожностью, принимая во внимание возможность иных прочтений, приводят к большой путанице. Но это не единственная проблема, которую ставит перед нами рассказ Ибн Хурдадби. Он называет русов разновидностью славян - Saqaliba. Так обычно обозначаются славяне, но поскольку обретаемый в результате смысл противоречит всему, что принято думать о русах, в данном контексте термин Saqaliba иногда переводится как «северяне», или «европейцы»⁵⁶.

Происхождение и значение самого слова Rus является предметом самых оживленных дискуссий⁵⁷. Как славяне, так и мусульмане используют его для обозначения одного из народов, живших на территории сегодняшней России, а в византийских источниках оно встречается также в форме Rhos, как и в Анналах Сен-Бертена. Первоначально это слово означало шведов, и, хотя у него, возможно, имелась и скандинавская форма, в славянский и арабский языки оно перешло из финского. В современном финском языке шведы называются Ruotsi, и это слово вполне могло превратиться в славянское русы, точно также как финское название самой Финляндии, Suomi, в русском языке вылилось в саамы. Использование финского слова ни в коей мере не вызывает удивления, поскольку финны в то время занимали значительную часть русского Севера, и скандинавы должны были в течение долгого времени иметь дело с ними, прежде чем повстречались со славянами или мусульманами. Сначала это слово применялось к скандинавам из средней Швеции, но вскоре русы, закрепившиеся в Киеве, подверглись славянизации, и тогда оно стало употребляться для более обширной группы, включавшей как славян, так и людей скандинавского происхождения. Значит, абсолютно неправильно трактовать слово Rus в мусульманских источниках десятого века так, как будто оно всегда обозначает скандинавов, или даже людей скандинавского происхождения. Бесспорно, иногда имеются в виду именно скандинавы, как, например, в рассказе Ибн Фадлана о путешествии в Булгар в 922 г., который, к счастью, дошел до наших дней в оригинале, ибо в нем описывается захоронение вождя русов в корабле⁵⁸. К сожалению, немногие из этих мусульманских текстов так хорошо сохранились и отличаются такой ясностью, как произведение Ибн Фадлана, поэтому, как и в случае с письменными источниками, которые были рассмотрены выше, используя эти свидетельства, не следует забывать о проблемах интерпретации. Если пренебречь этими ограничениями, выводы едва ли окажутся здравыми.

 ПРИМЕЧАНИЯ

1. Two of the Saxon Chronicles Parallel, II (Oxford), p. XXI.

2. Самое удобное введение в обширную литературу, посвященную Англосаксонской хронике, см. у профессора Dorothy Whitelock, EHD, p. 109-116, 129-131 и G. N. Garmonsway, The Anglo-Saxon Chronicle (Everyman Library, 1953), p. XV-XLVIII, Цитируемый здесь перевод принадлежит Дороти Уайтлок, EHD, p. 136-325.

3. F. M. Stenton, Essays in Medieval History Presented to T. F. Tout, ред. A. G. Little, F. M.Powicke (Manchester, 1925), p. 20-21.

4. Составитель не мог закончить свою работу до 892 г., см. стр. 19. Мы соглашаемся с этой датой из-за ее удобства, но не следует забывать об отсутствии доказательств того, что он работал именно в этом году, а не в следующем десятилетии или даже позже.

5. A. Jean Thorogood, "The Anglo-Saxon Chronicle in the Reign of Ecgberht", English Historical review, XLVIII (1933), p. 353-363.

6. J. M. Wallace-Hadrill, "The Franks and the English in the Ninth Century", History, XXXV (1950), p. 202-18.

7. C. Plummer, op. cit., II, p. LXV-LXVI; ср. D. Whitelock, The Peterborough Chronicle (Early English Manuscripts in Facsimile, IV, Copenhagen, 1954), p. 26-34.

8. Очень полезный список ирландских и других источников содержится в кн.: A. O. Anderson, Early Sources of Scottish History A.D. 400 to 1286, I (Edinburgh, 1922), p. XXI-CI.

9. T. O. Maille, The Language of the Annals of Ulster (Manchester, 1910), особенно p. 18-19, 118-119.

10. P. Walsh, The Four Masters and their work (Dublin, 1944).

11. Sean Mac Airt, The Annals of Inisfallen (Dublin, 1951).

12. Ред. J. H. Todd (Rolls Series, 48, 1867). По поводу его датировки см. A. O. Anderson, op. cit., p. XXXIV-VI, XCIX, и A. J. Goedheer, Irish and Norse Traditions about the Battle of Clontarf (Haarlem, 1938), p. 1-12.

13. Ред. J. H. Todd, p. 50-51.

14. A. J. Goedheer, op. cit., главы I и III.

15. P. Walsh, "The Dating of the Irish Annals", Irish Historical Studies, II (1941), p. 335-375.

16. В этой связи см. A. Molinier, Les Sources de l'Histoire de France, I и II (Paris, 1902); A. Potthast, Bibliotheca Historica medii aevi, 2. Auflage (Berlin, 1895-1896). Много ценного библиографического материала по этим источникам и периоду можно найти в кн.: Dahlmann-Waitz, Quellenkunde der Deutschen Geschichte, 9. Auflage (Leipzig, 1931), а по периоду после 900 г. - в кн.: Wattenbach, Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter, Deutsche Kaiserzeit, ред. Robert Holtzmann, I, I и II (Berlin, 1942-1943).

17. Loup de Ferrieres, Correspondance, ред. L. Levillain, 2 т. (Les Classiques de l'Histoire de France au Moyen Age, 1927-1935).

18. Annales Bertiniani, ред. G. Waitz (SS.R.G., 1883).

19. H. Prentout, Etude critique sur Dudon de Saint-Quentin (Paris, 1916).

20. Ph. Lauer, Les Annales de Flodoard (Paris, 1905).

21. Richer, Histoire de France (888-995), ред. R. Latouche, 2 т. (Les Classiques de l'Histoire de France au Moyen Age, 1930-1937).

22. Vita Anskarii auctore Rimberto, ред. G. Waitz (SS.R.G., 1884). Ср. W. Levison, "Die Echte und die Verfalschte Gestalt von Rimberts Vita Anskarii", Zeitschrift der Vereins fur Hamburgische Geschichte, XXIII (1919), p. 89-146; id., "Zur wurdigung von Rimberts Vita Anskarii", Schriften des Vereins fur Schleswig-Holsteinische Kirchengeschichte, 2. Reihe (Beitrage und Mitteilungen) VIII, 2. Heft (Kiel, 1926), pp. 163-185. Эти два важных документа были переизданы в кн.: W. Levison, Aus Rheinischer und Frankischer Fruhzeit (Dusseldorf, 1948), pp. 567-630. Существует и английский перевод Жития св. Анскара: Charles H. Robinson, Anskar, The Apostle of the North (London, 1921).

23. Ред. B. Schmeidler (SS.R.G., 1917). В KHL, V, кол. 283-289 содержится удобный обзор всей проделанной с 1917 г. работы, а также хорошая библиография, составленная Стуре Болином. См. английский перевод в: F. J. Tschan, History of the Archbishops of Hamburg-Bremen (Columbia, 1959), который и цитируется здесь.

24. Cholion 142; ред. Schmeidler, p. 262; Tschan, op. cit., p. 210.

25. I, LXI; ред. Schmeidler, p. 59; Tschan, op. cit., pp. 52-53.

26. III, LIV; ред. Schmeidler, pp. 198-199; Tschan, op. cit., pp. 160-161.

27. IV, VIII; ред. Schmeidler, pp. 235-2366; Tschan, op. cit., pp. 191-192.

28. King Alfred's Orosius, ред. H. Sweet (Early English Text Society, 79, 1883), pp. 17-21.

29. Sture Bolin, "Danmark och Tyskland under Harald Gormson. Grudlinger i dansk historia under 900-talet", Scandia, IV (1931), pp. 184-209.

30. Adam of Bremen, II, XXX; ред. Schmeidler, pp. 91-92; ср. L. Weibull, Kritiska undersokningar i Nordens historia omkring ar 1000 (Kobenhavn, 1911), pp. 91-101.

31. Theodricus Monachus, Historia de antiquitate regum Norwagiensium, ред. G. Storm, Monumenta historica Norvegiae (1880), p. 1-68; Saxo Grammaticus, Gesta Danorum, ред. A. Holder (Strassburg, 1886). Относительно Саксона см. A. Campbell, "Saxo Grammaticus and Scandinavian Historical Tradition", Saga-Book of the Viking Society, XIII, I (1946), pp. 1-22. По поводу более ранних произведений скандинавской письменности см. Sture Bolin, Om Nordens aldsta historieforskning (Lunds Universitets Arsskrift, 1st Avd., band 27, no. 3, 1931). См. также KHL, VI, кол. 587-602.

32. G. Turville-Petre, Origins of Icelandic Literature (Oxford, 1953).

33. Ibid., стр. 89.

34. Njal's Saga, перевод Magnus Magnusson и Hermann Palsson (Penguin Books, 1960).

35. Лучшее введение в изучение Heimskringla, Истории норвежских королей, дает Peter Foote, см. пересмотренное и дополненное издание Everymann Edition (1961), p. VII-XXXI.

36. G. Turvill-Petre, op. cit., pp. 26-47.

37. Ibid., pp. 30-31.

38. Lee M. Hollander, The Scalds (Princeton, 1947), p. 151.

39. M. Ashdown, English and Norse Documents relating to the reign of Ethelred the Unready (Cambridge,1930), p. 159. Сага цитируется по этому же переводу, стр. 155-7.

40. Alistair Campbell, Encomium Emmae Reginae (Royal Historical Society, Camden 3rd ser., LXXII, 1949), p. 76. На стр. 76-82 м-р Кэмпбелл рассматривает это стихотворение и освещает исландские традиционные повествования о жизни Олафа.

41. Sune Lindqvist, Gotlands Bildsteine, 2 т. (KVHAA, 1941-1942).

42. По поводу памятников рунической письменности в целом см. H. Arntz, Handbuch der Runenkunde, 2-е изд. (Halle, 1944).

43. Lis Jacobsen, "Vikingetidens 'historiske' danske Runeindskrifter. Bidrag til Sporgsmaalet om Runestenenes Tidsfaestelse", Scandia, V (1932), p. 103-147; Elias Wessen, Historiska Runinskrifter (KVHAA Handlingar, Filol.-Filos. Ser. 6, 1960).

44. L. Jacobsen и E. Moltke, Danmarks Runeindskrifter, I (Kobenhavn, 1942), no. 2 и 4.

45. Sture Bolin, Scandia, IV (1931), p. 189-192.

46. Lis Jacobsen, Scandia, V (1932), p. 113; id., "Runeindskrifternes vidnesbyrd om kampene omkring Hedeby. Fra Harald Gormsson til Sven Estridson", Scandia, VIII (1935), p.64-79.

47. Elias Wessen, op. cit., p. 30-46.

48. S. H. Cross и O. P. Sherbowitz-Wetzor, The Russian Primary Chronicle (The Medieval Academy of America, Publication no. 60); см. также очень краткий обзор: K. P. Schmidt, XIe Congres International des Sciences Historiques, 1960, Rapports, III, pp. 26-28.

49. По поводу этих имен см. V. Thomsen, The Relations between Ancient Russia and Scandinavia and the Origin of the Russian State (Oxford, 1877), pp. 71-72, 131-141. Улучшенная версия этой авторитетной работы издана в кн.: Thomsen, Samlede Afhandlinger, I (Kobenhavn, 1919), pp. 231-414.

50. Cross и Sherbowitz-Wetzor, op. cit., pp. 30-35.

51. A. A. Vasiliev, The Russian Attack on Constantinople in 860 (The Mediaeval Academy of America, Publication no. 46, 1946).

52. Constantine Porphyrogenitus, De Administrando Imperio, ред. G. Moravcsik и R. J. H. Jenkins (Budapest, 1949).

53. Полная библиография дана в кн.: V. Minorsky, Hudud al-Alam ("E. J. W. Gibb Memorial" Series, New Series, XI, 1937), pp. 425-427. Перевод относящихся к русам текстов на норвежский язык с полезными комментариями см. в кн.: Harris Birkeland, Nordens historie i middelalderen etter arabiske kilder (Det Norske Videnskaps-Akademi Skrifter, II. Hist.-Filos. Klasse, 2. Bind, no. 2, 1954).

54. H. Birkeland, op. cit., pp. 10-11.

55. V. Minorsky, Hudud al-Alam, pp. 216-217.

56. H. Arbman, The Vikings (1960), p. 94; ср. H. Birkeland, op. cit., p. 10-11, 134.

57. Лучшее и самое удобное рассмотрение этого вопроса см. в кн.: V. Minorsky, "Rus", Encyclopedia of Islam, 1-е изд., III (1936), pp. 1181-1183. Ср. библиографию, приведенную выше, в сноске 53.

58. H. Birkeland, op. cit., pp. 19-24.