ENOTH DESIGN

П. Сойер. Викинги

Глава 5
Сокровища

Серебро в Скандинавии эпохи викингов было предметом страсти. Где бы ни оказывались даны, норвежцы или шведы в то время, они высоко ценили этот драгоценный металл, и его приобретение было одной из их главных целей, будь то в качестве пиратов, купцов, или наемников. Часто у них бывали и другие желания, поскольку многие нуждались в земле, чтобы на ней обосноваться, а другие искали приключений и возможности завоевать себе славное имя, но все были рады любой возможности захватить или отобрать серебро. Именно за мусульманским серебром скандинавские купцы пускались на Волгу, и именно серебром платили скандинавским наемникам за их службу английские короли и византийские императоры. Для некоторых приобретение серебра для того, чтобы копить его или носить в виде украшений, было самоцелью, другие же видели в этом средство получить другие желаемые вещи - еду, вино или верность. Иные искусно превращали его в прекрасные предметы, вроде брошей на иллюстрации VIII, в то время как иные, мало заботясь о мастерстве исполнения и художественности, интересовались лишь весом металла и рубили свое серебро на куски.

Стремление скандинавов удовлетворить свое сребролюбие, с какой стороны на него ни взгляни, увенчалось замечательным успехом. В наше время удалось раскопать и зафиксировать лишь ничтожную часть былых накоплений, но найденного достаточно, чтобы у нас не осталось никаких сомнений по поводу богатства Скандинавии викингов. Обнаружено более тысячи кладов золота и серебра, и хотя, как можно видеть на карте их распространения на стр. 105, наибольшей их концентрация была на островах, вдоль побережий и внутренних водных путей, лишь немногие из обитаемых в то время частей Скандинавии не дали нам каких-нибудь сокровищ. Золота было найдено немного, основная часть - это серебро в форме украшений, монет и слитков. Получить представление о том, о каких объемах идет речь, можно из недавно опубликованного анализа серебряных кладов, найденных на Готланде до 1946 года¹. Они содержали более 570 украшений, многие из которых были местного производства, а также 489 фрагментов украшений, и, в общей сложности, более 2300 отдельных кусочков серебра в форме брусочков, полос и колец, 93500 монет и 16600 обломков монет, причем все они, кроме трех, были серебряными. Многие клады невелики и хранят в себе лишь несколько монет или одно-два украшения, но есть и крупные, а отдельные можно назвать по-настоящему большими. Три из готландских кладов весили более 15 фунтов (7 кг) каждый², а в одном, найденном в 1936 г. в Стора Велинге, лежало 2673 арабские монеты, а также браслет, и общий его вес составлил более семнадцати с половиной фунтов (7, 952 г). В отличие от него, клад, обнаруженный в 1903 г. в Азарве, содержал всего две арабские монеты, одна из которых сохранилась в виде фрагмента, а основная часть извлеченного из него серебра общим весом в пятнадцать с половиной фунтов была представлена массивными украшениями. Это, конечно, исключительно крупные клады, и в том, что касается серебряных находок, Готланд богаче любой другой области Скандинавии, ведь именно там было сделано более половины всех известных находок, но похожие хранилища обнаружились и в других местах. На маленьком датском острове Фальстер было выкопано пять кладов, один из которых состоял из четырнадцати фунтов (6,5 кг) серебра, а находка из Эспинге посередине п-ова Сконе была тяжелее любой из готландских и весила девятнадцать фунтов (8,75 кг), в ней было более 8000 монет³.

В эпоху викингов в Скандинавии не велась разработка каких-либо собственных месторождений серебра, и, если не считать тех обнаруживающихся время от времени серебряных предметов, которые были закопаны в более ранний период, все это серебро викингов должно было быть привозным. Источники серебряных денег исследовать нетрудно, ибо монеты обычно несут на себе имя выпустившего их правителя, а нередко и монетного двора, на котором они были выбиты. Можно доказать, что основным источником такого серебра в девятом и десятом веках был мусульманский мир. Эти арабские монеты, иногда называемые куфическими, поскольку их легенды написаны шрифтом, ассоциируемым с городом Куфа в Месопотамии, являются материалом особой важности, ибо на них обычно имеется дата чеканки. Большая часть из 85000 монет, найденных до настоящего времени в Скандинавии, была выпущена мусульманскими правителями, и лишь несколько - их предшественниками, и в отношении практически всех несложно доказать, что они были ввезены в Скандинавию в девятом и десятом веках⁴. Имеется также немалое количество западноевропейских монет, включая 70000 произведенных на германских монетных дворах, и более 40000 ввезенных из Англии, в основном, в конце десятого и одиннадцатого веков⁵. Происхождение нечеканного серебра зачастую неизвестно. Многие из найденных украшений скандинавского производства не дают ключа к источнику металла, из которого они были сделаны. Однако значительное количество этих изделий, вероятно, было изготовлено в приволжских районах России, и, вполне возможно, из мусульманского серебра, а некоторые другие предметы происходят из стран, даже менее удаленных, чем мусульманские земли. Имеется ряд предметов, явно обнаруживающих работу франкских, английских или ирландских ремесленников, но у нас очень мало сомнений в том, что огромная масса серебра, ввезенного в Скандинавию в девятом и десятом веках, происходит с исламских территорий к югу и востоку от Кавказа и Каспийского моря. На самом деле, скандинавский материал невозможно правильно осмыслить в том случае, если он не изучается в параллель с находками, сделанными в России. Некоторые русские клады огромны. Самый большой из всех был обнаружен на реке Ловать вблизи Великих Лук, примерно в 170 милях от Новгорода, и, по сообщениям, вес его составил 100 кг, но, к несчастью, он был весь растерян, за исключением нескольких монет⁶. Фактически, можно было бы посчитать эту находку выдумкой, если бы в 1868 г. в Муроме на реке Оке не был найден клад весом примерно в 88 фунтов (40 кг), в котором содержалось 11077 куфических монет, главным образом, девятого и начала десятого веков, а также фрагменты монет общим весом около 12 фунтов⁷.

Хотя богатство викингов, в основном, состояло из серебра, золотом они тоже не пренебрегали, и в разных частях Скандинавии было найдено более 400 золотых предметов этого периода⁸. Одно из самых интересных открытий, представленное на иллюстрации IX, было сделано в 1834 г. в Хоне, примерно в 35 милях к юго-западу от Осло⁹. В этом кладе находилось двадцать монет, причем все они были переделаны в украшения; судя по всему, закопаны они были после 852 г., такова дата на самой новой из них, но, вероятно, ненамного позже этого времени, ибо ни этот экземпляр, ни следующий по старшинству - динар, отчеканенный в 234 г. по хиджре (между августом 848 и июлем 849 г.) - не имеют на себе признаков долгого употребления. Этот клад замечателен не только своей необыкновенной древностью (большинство золотых находок, по-видимому, относится к концу эпохи викингов), но и тем, что по своей величине он намного превосходит прочие. В нем было пять с половиной фунтов (2,500 г) золота, а следующий за ним по объему датский клад из Вестер Ведстеда недалеко от Рибе весил лишь в три раза меньше (749 г)¹⁰. Клад из Хона показывает, что в начале эпохи викингов, по крайней мере, некоторое количество золота достигало Скандинавии из Западной Европы; самая поразительная вещь, брошь-трилистник, была изготовлена в каролингской ремесленной мастерской, таково же происхождение и некоторых золотых монет. На мысль о ввозе золота с Запада наводит заметное франкское влияние, отпечаток которого несут на себе древние золотые изделия, найденные на Готланде. Однако Запад не был единственным источником этого металла. Какая-то его часть должна была происходить из кладов, закопанных веком раньше, в течение «Золотого века» Балтики. Даже в наше время на двух балтийских островах, Готланде и Эланде, было найдено более 500 золотых монет, зарытых в пятом и шестом веках, и, скорее всего, подобные находки совершались и во времена викингов¹¹. Кроме того, кажется вероятным, что часть золота попадала в Скандинавию теми же путями, что и мусульманское серебро. В кладе из Хона было девять золотых динаров, которые вполне могли быть ввезены через Россию. Некоторые ученые отрицают, что их путь с Востока был столь прямым, заявляя, что вместе с другими монетами они попали в Хон с Запада. Единственным основанием для этого, видимо, служит то, что куфические и византийские золотые монеты встречаются, в основном, в Норвегии, а не в Швеции и Дании. Норвежский нумизмат Ханс Холст утверждает, что «военные экспедиции или мирные торговые путешествия на Восток должны были оставить в шведских и датских кладах не менее заметные следы византийского и куфического золота»¹². С его точки зрения, скопление подобных монет в Норвегии доказывает, что они прибыли в Скандинавию с Запада. Этот довод выглядел бы более приемлемым, если бы на востоке Скандинавии золото всех видов встречалось реже, чем на западе. Но это не так. Пусть Готланд может похвастаться лишь тремя золотыми монетами, но зато на нем найдено более 130 разнообразных золотых предметов.

Материковая Швеция дала около 100 золотых изделий, а Норвегия и Дания примерно по 70 каждая. Фактически, получается, что в эпоху викингов золото распределялось во многом так же, как и серебро, причем самым богатым снова оказывается Готланд¹³. Норвегия относительно богаче золотом, чем серебром, но это, в значительной мере, связано с кладом из Хона. Таким образом, остается объяснить, почему золотые монеты находят в Норвегии, а не в других местах Скандинавии, в то время как изделия из того же металла, по-видимому, распределяются более равномерно. Относительное изобилие золотых монет в Норвегии (из сорока, найденных в Скандинавии, на долю Норвегии приходится тридцать три) кажется менее удивительным, если осознать, что тридцать из них принадлежат всего к двум кладам, в Хоне и Стремшауге¹⁴. Их редкость на севере объясняется не тем, что ввоз из Западной Европы предназначался одной Норвегии, а тем, что повсеместный дефицит золота делал его слишком ценным для того, чтобы, подобно серебру, использовать его при купле-продаже. Как правило, любые золотые монеты, достигавшие Скандинавии, или ранее закопанные там, превращали в украшения, или плющили в листы, предназначенные для золочения других предметов, или вытягивали в тонкие нити, служившие для вышивки по ткани и коже. К ним можно было приладить петли, чтобы носить их в качестве украшений, как это было сделано в Хоне; точно так же поступали и с серебряными, но, должно быть, искушение переработать золото было просто неодолимым. Таким образом, редкость золотых монет, откуда бы они ни происходили, неудивительна, и по их распределению едва ли можно много узнать об их источнике, особенно, если учитывать, что 75 процентов имеющихся монет происходят всего из двух кладов.

Однако есть веские причины полагать, что куфические монеты попали в Хон не через Западную Европу. Самая новая из них была выбита в 848-849 г. в туркестанском Мерве. Если бы эти монеты пришли в Скандинавию через Каролингскую империю, тот факт, что последняя из них прибыла из столь удаленной части мусульманского мира, был бы поразительным. Но Мерв лежал в той части Халифата, из которой в девятом веке в Скандинавию поступало серебро, и, если из того же региона были ввезены и эти золотые динары, то сам факт прибытия последнего из них из Мерва уже не должен восприниматься с удивлением. Куфические серебряные монеты, зарытые примерно в это же самое время в Швеции, без сомнения, достигли Скандинавии по русским рекам, и их внешний вид очень напоминает куфическую составляющую клада из Хона, ибо новейшие экземпляры в этих шведских кладах также прибыли из северо-восточных областей мусульманского мира¹⁵. Время чеканки самых поздних монет, по крайней мере, из четырех кладов, найденных в различных частях Швеции, определяется между 856 и 864 гг.; и каждый раз оказывается, что эти образцы выбиты в северо-восточных районах Халифата, а в двух случаях местом их изготовления является Мерв¹⁶. Значение подобных характеристик будет рассмотрено ниже, но аналогия между куфическим золотом из Хона и куфическим серебром шведских кладов того же периода предполагает, что все эти монеты попали в Скандинавию одним и тем же путем. Не все золото, ввезенное в Скандинавию, пришло через Западную Европу: клад, найденный в Хоне, получил свой окончательный вид уже в Норвегии, а не в Каролингской империи.

Источником золотых и серебряных сокровищ эпохи викингов являются захоронения, клады и случайные находки. Роль могил здесь минимальна, ибо серебро было слишком дорогим, чтобы широко применяться в качестве погребальной утвари. В некоторых захоронениях оно присутствует в ничтожных количествах, например, в могиле, изображенной на рисунке 3, был обнаружен серебряный дирхем, выбитый в начале десятого века, но такую находку нельзя назвать заурядной; монеты содержались едва ли в каждой десятой из могил, раскопанных в Бирке, причем многие из них представляли собой лишь обломки¹⁷. В захоронениях могло в изобилии присутствовать железо, оружие и такие скоропортящиеся вещи, как пища и ткани, а серебро употреблялось редко, да и тогда в мизерных количествах. Использовать больше значило бы искушать разорителей могил.

Клады являются гораздо более важным источником серебра эпохи викингов. Обычай закапывать сокровища, или прятать ценности в каком-то тайнике не является специфической особенностью Скандинавии; он знаком всему цивилизованному и нецивилизованному миру. Люди, естественно, пытались уберечь свои драгоценности, свое движимое и обратимое имущество, от алчности других, а в то время, отличавшееся от нынешнего большей простотой, лучшее средство достижения этой цели часто заключалось в том, чтобы спрятать их. В ходу были самые разнообразные тайники - насыпи, канавы, полевые укрепления, разрушенные строения, могильные холмы, а также отверстия в земле. Один предприимчивый житель Готланда даже дошел до того, что спрятал свое богатство в свежей могиле¹⁸. В случаях, когда владельцу таких зарытых сокровищ не удавалось откопать их, но он хорошо хранил свою тайну, они могли лежать на месте веками - до тех пор, пока их не найдут по воле случая. В Скандинавии такие случайные обнаружения сокровищ эпохи викингов нередки, они часто имеют место в ходе сельскохозяйственных работ, таких как пахота, осушение, уборка картофеля, или при выкапывании котлованов под фундамент для строительства, при прокладке дорог, или разработке карьеров. Один серебряный клад весом в 4 фунта был выкопан на Готланде в 1739 г. собакой, пытавшейся спрятать кость¹⁹, а огромный клад из Стора Велинге был найден в 1936 г., совсем недавно, двумя маленькими мальчиками, игравшими в карьере²⁰. Случается, что обнаруживается и горшок, в котором были спрятаны ценности, но, по-видимому, для этой цели нередко использовалась кожаная или матерчатая сума, а от них редко остается хоть какой-то след. Иногда клад состоял из единственного драгоценного предмета, броши или браслета, и к 1946 г. на Готланде было зафиксировано, по меньшей мере, 312 таких нечаянных находок, относящихся к эпохе викингов²¹. К единичным или случайно обнаруженным предметам подобного рода нельзя относиться так же, как к кладам, ибо вероятность того, что они были утеряны или спрятаны в более позднее время, значительно выше, чем когда речь идет о сознательно устроенных тайниках. Даже клад может быть закопан много лет спустя после эпохи, на которую указывает стиль и датировка его содержимого, но обычно факт присутствия в нем нескольких вещей дает гораздо более надежную информацию о времени его сокрытия, чем в состоянии доставить единичный, пусть и поддающийся датировке предмет. Если какая-то вещь была спрятана позже того периода, на который указывает ее стиль, то она могла либо только что попасть в тот район, где, в итоге, была закопана, либо просто оказаться утерянной в более позднее время. Путешественники и антиквары стали причиной перемещения многих древних ценностей, и потому обнаружение в Скандинавии персидских и кельтских украшений восьмого века не следует рассматривать как достаточное само по себе свидетельство контактов с этими областями до эпохи викингов. С другой стороны, известны случаи, когда клады непреднамеренно разрушались, например, при вспашке, и затем предметы из них время от времени обнаруживались как единичные находки.

Сообщения о новых находках появляются каждый год. На одном острове Готланд за десять лет с 1946 г. было откопано, по меньшей мере, четырнадцать кладов, в которых содержалось более 4200 целых и фрагментарных монет, а также украшения и серебряный лом²² (Раздробленные серебряные украшения и другие предметы, независимо от их исходной формы. Цель, возможно, заключалась в том, чтобы получить определенное с точки зрения веса количество металла) Готланд действительно изобилует такими драгоценностями, но подобные находки ежегодно совершаются и в других частях Скандинавии²³.

Сокровища, откопанные и описанные в наше время, составляют лишь малую долю всего того, что некогда было спрятано таким образом. Многое остается сокрытым в земле и, может статься, будет найдено в будущем; но, по всей вероятности, очень значительное количество ценных предметов было откопано и рассеялось без всякой фиксации. В Средние века обнаружение зарытых богатств, скорее всего, было делом столь же обычным, как и сейчас. Порой найденные таким образом предметы оказывались спрятанными повторно; например, небольшой клад из Бладинге в Смоланде содержал десять германских монет одиннадцатого века наряду с шестью образцами шестнадцатого столетия, и, вероятно, являлся примером повторного захоронения, как минимум, части тайника, раскрытого в шестнадцатом веке²⁴. Разумеется, оценить количество откопанных кладов так же невозможно, как и сказать, сколько их еще ожидает своего часа, но те цифры, которые нам известны, а также непрекращающиеся новые находки наводят на мысль о том, что в наших силах изучить лишь ничтожную часть всех тех драгоценностей, которые были погребены в земле Скандинавии в конце эпохи викингов. А это большое, хотя и неизвестное количество, в свою очередь, представляет собой малую долю общей суммы, обращавшейся в Скандинавии викингов, ибо в двенадцатом веке под спудом оставались лишь те клады, которые не удалось откопать их владельцам. Таким образом, хотя подсчитать общий вес серебра, имевшего хождение в эпоху викингов, нет возможности, этот объем, скорее всего, был колоссальным. Это был настоящий Серебряный век Скандинавии.

Большой удачей для историков является то, что такое значительное количество серебра было найдено в форме монет, ибо изучение украшений и серебряного лома²⁵, хотя это тоже интересное и благодарное занятие, редко увенчивается такими определенными выводами, как те, что можно обоснованно построить на свидетельствах нумизматики. Фактически, именно монеты обеспечивают изучению материала, полученного из кладов, единственно надежную хронологическую базу. Иллюстрацией общего характера той информации, которую в состоянии предоставить монеты, могут служить два примера: во-первых, найденный в Упланде клад девятого века, содержавший только куфические деньги, а во-вторых, хранилище серебряного лома и монет из различных областей Западной Европы и мусульманского мира, зарытых примерно двумя веками позже на Готланде.

В 1873 в Фиттье, в Упланде, был открыт клад, включавший 117 целых и 22 фрагментарные монеты²⁶. В общей сложности в нем присутствовало 136 образцов из различных частей мусульманского мира, а дата их чеканки варьировалась от 631 до 863 года. Самая древняя из них относится к до-мусульманскому периоду, это драхма, выбитая сассанидским царем Хосровом II. Другая монета похожа на нее, но имеет надпись на двух языках, пехлевийском и арабском, которая удостоверяет, что выпущена она была после арабского завоевания этого царства в 641 году. Все остальные принадлежат к восьмому и девятому векам. Девять были выбиты между 705 и 746 гг. для омейядских халифов на различных монетных дворах, расположенных на территории между Дамаском и Исфаганом, а восемьдесят шесть были изготовлены в 751-853 гг. по приказу их преемников, халифов династии Аббасидов. Эти аббасидские образцы были отчеканены в различных частях Халифата, включая Египет и Африку, но большинство происходит из центральных областей, тридцать пять - из Багдада, а двадцать четыре - из Мухаммидиджи, важного города к югу от Каспийского моря. Есть и монета, изготовленная в 777 г. для омейядского халифа Испании в Кордове. Все остальные монеты, поддающиеся расшифровке, были выпущены тахиридскими правителями Хорасана. В 882 г. Тахир I провозгласил себя независимым правителем Хорасана, провинции, губернатором которой его ранее назначил халиф. Он умер в том же году, но его сын наследовал ему как, фактически, независимый правитель Хорасана и Средней Азии, лишь номинально признающий сюзеренитет багдадских халифов, и его династия просуществовала примерно до 873 года. Около четырнадцати монет клада из Фиттьи были выбиты между821 и 864 гг. представителями этого рода в таких местах как Бухара, Мерв, Самарканд и Ташкент. Следовательно, его позднейшие экземпляры происходили не из сердца аббасидского халифата, а из его мятежных северо-восточных провинций. В этом находка из Фиттьи подобна другим скандинавским кладам девятого века, включая, как уже говорилось, и обнаруженный в Хоне²⁷.

Место чеканки позднейших монет клада, немаловажно, так как наилучшим образом выдает область, являвшуюся их экспортером²⁸. В этот период монеты Халифата были законным платежным средством на всей его территории, независимо от того, где они были выбиты. В любой части мусульманского мира среди серебра, имевшего там хождение, наряду с деньгами местной чеканки могла встретиться продукция монетных дворов самых отдаленных провинций. В Самарканде можно было обнаружить монеты из Дамаска точно так же, как в Багдаде - расплатиться деньгами, происходящими из Ташкента. Стало быть, невероятная мешанина куфических монет в шведских кладах неудивительна; какой бы регион или регионы ни были их источником, они, вероятнее всего, с самого начала не отличались единообразием. Что же касается монет, выбитых в том самом регионе или регионах, откуда они были ввезены, то они, скорее всего, должны были быть новее прочих, изготовленных в других частях Халифата. Тот факт, что позднейшие монеты шведских кладов середины девятого века, вроде найденного в Фиттье, были выбиты Тахиридами в таких местах как Мерв, Самарканд и Ташкент, предполагает, что, в конечном счете, именно из этого региона поступало на север серебро. Стало быть, оно, вероятно, достигало Скандинавии по караванному пути, соединявшему Хиву, к югу от Аральского моря, с Булгаром на Волге.

Этот клад девятого века из материковой Швеции можно сопоставить с другим, закопанным двумя веками позже на Готланде. Он был найден в 1952 г. под большим камнем в месте, называемом Гандарве, и содержал небольшое количество (167 г) серебряного лома, не представляющего особого интереса, и 693 целые и фрагментарные монеты²⁹. Образцы, представленные в этом кладе, прибыли из самых разных районов мира. Пятнадцать из них происходят из Халифата, включая 3 копии, 432 - из Германии, 2 - из Богемии, 212 - из Англии, 2 - из Дублина, 9 - из Дании, там же обнаружена 21 копия англосаксонских монет, вероятно, скандинавского изготовления. Немногие куфические монеты до крайности разнообразны. Самый ранний образец - это фрагмент монеты, либо выбитой для Хосрова II в седьмом веке, либо воспроизведенной уже после арабского завоевания, а позднейшие были отчеканены между 996 и 1003 гг. в Ираке, вероятно, в Мосуле, династией Укайлидов. Здесь, как и в Фиттье, большинство монет принадлежит аббасидским халифам; пять или шесть были выбиты в 772-938 гг. в Басре и Аль-Рахбахе. Тахиридские монеты отсутствуют, но их место занято двумя другими, изготовленными в 909 и 938 гг. в Ташкенте и Самарканде Саманидами, представителями династии, воцарившейся над теми же землями, которыми правил Тахир I. Германские и английские монеты в Гандарве также очень разнообразны. Ими представлено большинство германских монетных дворов, действовавших в первой половине одиннадцатого века, а английские серебряные деньги, выбитые между 979 и 1046 гг., происходят с тридцати пяти монетных дворов. Тридцать монет, которые, по-видимому, были изготовлены в Скандинавии, демонстрируют, в основном, сильное английское влияние, а два из датских образчиков, напротив, говорят о воздействии Византии. Дату сокрытия клада подсказывают германские и английские монеты. Позднейшие германские экземпляры были отчеканены в Меце и Трире в 1047 г. или чуть позже, а самые свежие из английских относятся к типу, который был выпущен между 1046 и 1049 годами. Отсутствие английских монет следующего выпуска и обычно встречающихся в Скандинавии денег, изготовленных в Майнце и Корви в 1051 г., наводит на мысль о том, что клад этот был закопан между 1047 и 1050 годами.

Интерпретация подобных находок зависит, прежде всего, от идентификации самих монет - когда, кем и где они были выпущены. Вопрос о правителе, выпустившем их, обычно имеет очевидный ответ, хотя иногда и возникают сомнения, особенно в случае варварских копий, да и монетный двор нередко бывает указан. Основная сложность связана с определением даты выпуска западноевропейских монет. Арабские, к счастью, обычно сообщают дату своей чеканки по хиджре, а за начальную точку в этой системе летоисчисления принимается дата ухода Мухаммеда из Мекки в Медину, что, по христианским подсчетам, произошло в 622 г., но серебряные деньги из Западной Европы далеко не так удобны. Очень долгое время эти христианские монеты можно было датировать лишь приблизительно, по времени правления того, кем они были выбиты. Например, позднейшие английские образцы из Гандарве принадлежат Эдуарду Исповеднику, а, следовательно, должны относиться к 1042-1065 годам. К счастью для исследователя эпохи викингов, проведенная за последнее время работа перевернула наши познания об английской денежной системе, и теперь появилась возможность датировать многие из этих монет в гораздо более узком интервале. Фактически, доказано, что в конце правления Эдгара, вероятно, в 973 г., в Англии была произведена важная реформа, и с этого момента через правильные промежутки времени, сначала в шесть лет, а затем в три года, стали выпускаться монеты нового образца, то есть с другим изображением³⁰. Конечно, о существовании различных типов монет было известно уже давно; новым здесь является вывод о том, что они появлялись в правильной последовательности. Так, например, было показано, что монеты Эдуарда Исповедника с оттисками десяти типов выпускались через равные интервалы длиной примерно в три года. Эти регулярные смены изображения не означают, что ассортимент старых монет, имевших хождение, просто увеличивался за счет прибавления новых. Перемена была куда более радикальной; устаревшие деньги изымались из обращения и перечеканивались. Очевидно, что имел место и период, когда вместе циркулировали и новые и старые, но ясно, что основную часть времени, начиная с конца правления Эдгара, законным платежным средством в Англии являлись монеты только одного образца. Необходимым условием такой регулярной перечеканки было наличие большого количества монетных дворов, и сейчас доказано, что одним из важных итогов реформы Эдгара было то, что с этих пор лишь немногие части страны, вроде таких малонаселенных областей, как Фенз и Уилд, были удалены от ближайшего монетного двора более чем на пятнадцать миль³¹.

Английские клады, содержащие пореформенные монеты, показывают, насколько действенным был контроль. Раскрыто, по меньшей мере, тринадцать тайников с монетами, которые, судя по датам на самых поздних экземплярах в каждом из них, были закопаны примерно между 975 и 1042 гг. на землях, находившихся тогда под властью английских королей³². Ни в одном из этих кладов не присутствует больше двух типов изображения, а в восьми содержатся монеты лишь одной разновидности. Если бы смены оттиска были эффективными лишь отчасти, и в обращении оставались деньги старого образца, можно было бы обоснованно ожидать, что клады этого периода будут более разнообразными. Для столь строгого контроля имелись веские причины, не последней из которых была выгода Короны. Согласно земельной описи, произведенной Вильгельмом Завоевателем, так называемой «Книге Страшного суда», в середине одиннадцатого века каждый из семи монетчиков Херефорда уплачивал по 38 шиллингов всякий раз, когда менял штампы. Более того, существовал старый английский обычай время от времени менять весовые стандарты; пенни стандартного веса был введен только после норманнского завоевания, и именно он получил отличительное название «стерлинг»³⁴. Существовали разные способы подчинить эти колебания выгоде английского правительства, с этой целью, например, можно было менять объем денежных средств, находившихся в обращении, что обеспечивало Короне прибыль. После норманнского завоевания короли вознаградили себя за утрату доходов, причиненную стандартизацией веса монет, введя новый налог, называвшийся monetagium.

Признание вышеописанной последовательности в смене изображений на английских монетах после 973 г. позволило датировать их гораздо точнее, чем считалось возможным раньше. Время выпуска позднейших образцов в кладе можно определить с точностью до шести лет, а в Гандарве самые новые английские экземпляры очевидно относятся к 1046-1048 годам. Теперь появилась возможность изучить хронологическую структуру кладов, содержащих английские монеты, значительно пристальнее, чем в то время, когда датировка оставалась приблизительной в пределах периода правления. Например, все 212 английских монет, найденных в Гандарве, можно датировать по их изображению и, по-видимому, состав этого клада будет выглядеть так:

Более половины английских монет в этом кладе было выбито после 1023 г., то есть, после последней выплаты дани датчанам, которая, согласно Англосаксонской хронике имела место в 1018 году. Удивляться тому, что английское серебро продолжало достигать Скандинавии еще многие годы после этого, не следует, ибо и Кнут, и его сыновья пользовались услугами скандинавских наемников, получавших в уплату за свою службу деньги, для сбора которых в Англии существовал специальный налог, войсковой, или heregeld. Эдуард Исповедник продолжал взимать этот налог вплоть до 1051 г., когда на родину был отослан последний из его скандинавских солдат³⁶. Клады, подобные найденному в Гандарве, это прекрасное напоминание о том, что не все английские монеты, обнаруженные в Скандинавии, представляют собой дань, отобранную грабителями; многие из них были частью жалованья воинов, служивших английским королям. Связь между heregeld'ом и присутствием английских денег в Скандинавии в высшей степени тесна. С исчезновением этого налога количество английских монет в тамошних кладах резко падает, а после 1051 г. они просачиваются в Скандинавию лишь тонкой струйкой³⁷.

Англичане не только препятствовали циркуляции своих собственных старых монет, но также подвергали перечеканке любые деньги, какие только могли ввозиться из-за рубежа. Еще задолго до реформ Эдгара Англия проводила политику, направленную на то, чтобы не допустить хождения иностранного серебра, и редкость чужеземных монет в английских кладах говорит об успехе соответствующих практических мер. На Британских островах встречаются иностранные монеты десятого и одиннадцатого веков, но не в тех областях, на которые распространялась власть английских королей³⁸. В силу того, что привозное серебро не было в Англии законным платежным средством, и англичане проводили очень действенный валютный контроль, английские клады не в состоянии предоставить надежной информации об источнике серебра, из которого в этой стране делались монеты. Так, отсутствие в находках десятого века из Уэссекса и Мерсии куфических монет нельзя считать доказательством того, что таковые не ввозились. На самом деле, в силу некоторых соображений, о которых речь пойдет ниже, можно полагать, с долей вероятности, что в конце девятого и начале десятого века куфическое серебро достигало Англии, но там подвергалось перечеканке³⁹. По-видимому, единственную надежду установить источники металла, использованного при производстве английских монет десятого века, дает спектроскопия в гамма-лучах⁴⁰.

Денежные системы других европейских стран не знали такого тщательного контроля как в Англии, не были они и настолько централизованными, но современные исследования позволяют датировать многие выпуски европейских монет с гораздо большей точностью, чем это было возможно в прошлом. Пример тому - разработки, благодаря которым были с относительно небольшой погрешностью датированы самые поздние германские образцы из клада, найденного в Гандарве.

Идентификация и датировка монет эпохи викингов, будь они арабскими, германскими, английскими или скандинавскими является необходимым основанием для изучения скандинавского материала. Предстоит сделать еще очень многое, но и сейчас известно достаточно, чтобы показать, как велико значение нумизматических свидетельств для осмысления этого периода⁴¹. Некоторые характеристики этого материала уже ясны и должны учитываться в любых рассуждениях о процессах, развивавшихся в то время. В дальнейшем, разумеется, будет проведен гораздо более тонкий анализ распределения монет и возможных кладов, но, маловероятно, чтобы при этом исказились основные контуры той картины, которую можно наблюдать уже сейчас. Конечно, будут и свежие находки, но они, скорее всего, не опровергнут основополагающих гипотез, ибо, исходя из прежнего опыта, новые клады имеют свойство вписываться в уже заданные рамки.

Одной из самых интересных и примечательных особенностей скандинавского материала является редкость европейских серебряных денег девятого века. Это был век нападений на Западную Европу, значительные области которой были уже давно знакомы с монетой. Согласно хроникам того времени, нападавшие требовали в качестве дани огромных сумм, а к этому еще захватывали немалую добычу. Сообщается, что в 845 г. Карл Лысый отдал викингам серебра на сумму в 7000 фунтов стерлингов за то, чтобы они оставили долину Сены; в течение 861 г. франки платили им дважды, по сведениям хроник, сначала - ?5000 серебром, а затем - ?6000 серебром и золотом; в 877 г. от норманнов с Сены удалось откупиться при помощи ?5000 серебром. Это лишь несколько выплат, отмеченных франкскими источниками того времени, и, по подсчетам, общий итог за этот период составил 685 фунтов золота и 43042 фунта серебра. Сообщения хроник могут быть и преувеличенными, но нет сомнения, что скандинавам в то время передавались изрядные суммы⁴². То же самое происходило и в Англии, хотя английская хроника не передает таких подробностей. В 865 г. жители Кента заключили мир с нападавшими и обещали им дань, «но разбойники ускользнули и продолжили свои набеги», потому что, по словам Ассера, «они знали, что грабеж исподтишка принесет им больше денег, чем мир»⁴³. В свете этих источников редкость английских и франкских монет девятого века в Скандинавии выглядит невероятной. Во всей Скандинавии их найдено только 125, причем они поделены примерно между пятьюдесятью объектами раскопок, в числе которых немало кладов гораздо более позднего периода⁴⁴. Одно из объяснений единичности английских и франкских монет в то самое время, когда, по всем сведениям, викинги получали крупные суммы, состоит в том, что первые искатели наживы не имели привычки к деньгам, и поэтому быстро пускали каждую оказавшуюся у них в руках монету на украшения или слитки. Это звучит неубедительно. Если викингов интересовал лишь вес металла, то едва ли для них имело значение, в монетах или в слитках находится их серебро.

В любом случае, у нас в изобилии есть свидетельства, предполагающие, что жившие в девятом веке скандинавы не испытывали отвращения к монете. В то время как западноевропейские монеты девятого века встречаются в Скандинавии редко, арабских там много. Правда, их находят, скорее, на Готланде и в восточной Швеции, чем в Норвегии и Дании, но обращение готландцев и шведов с попавшими к ним в руки монетами дает хотя бы намек на то, каким могло быть отношение к ним у датчан и норвежцев. Если шведы употребляли и хранили куфическое серебро, то кажется естественным, чтобы в это же самое время датчане и норвежцы поступали таким же образом с оказавшимися в их распоряжении франкскими и английскими деньгами. Действительно, в западной Скандинавии известно несколько кладов куфических монет девятого века; их относительная малочисленность в Норвегии и Дании по сравнению с восточной Скандинавией объясняется не обычаем переплавлять монеты, а тем фактом, что в то время они достигали западной Скандинавии в очень небольшом количестве⁴⁵. Лишь в конце девятого века их объемы возросли. Объяснение такой же редкости европейских монет в это же самое время должно быть аналогичным - в Скандинавию их попадало очень мало. Фактически, малочисленность английских и франкских монет вызывает удивление, только если предположить, что викинги привозили собранную ими дань обратно в Скандинавию. Однако есть основание думать, что грабители не брали своих трофеев домой, а использовали их как средства, необходимые, чтобы обосноваться на новом месте. Англосаксонская хроника описывает, как в 896 г. рассеялась армия Хэстена, «датская армия разделилась, одна часть направилась в Восточную Англию, а другая в Нортумбрию; а те, у кого не было денег, достали себе корабли и поплыли на юг через море к Сене». Смысл ясен - у тех, кто поселился в Восточной Англии и в Нортумбрии, деньги были; для того-то, чтобы их приобрести, они и вступили в грабительские отряды, а, получив желаемое, не вернулись в Данию, а основали колонии. Если посмотреть на рейды викингов с этой точки зрения, то есть, как на прелюдию к созданию поселений, противоречие между сведениями хроник и содержимым кладов больше не будет казаться неразрешимым.

Изучение распределения монет в целом интересно и плодотворно, но нумизматические данные оказываются наиболее ценными, когда серебряные деньги находят, а затем и изучают в составе кладов. К несчастью, многие из последних были разъединены, ибо еще относительно недавно внимание уделялось не столько им самим, сколько отдельным монетам, и музеи были готовы обменивать или продавать свои образцы, не фиксируя должным образом первоначальный состав кладов, из которых они происходили. Однако в тех случаях, когда структура клада известна, либо потому, что была аккуратно отмечена, либо, чаще, благодаря тому, что клад остался в целости и сохранности, удается узнать гораздо больше, чем в состоянии дать изучение разрозненных монет. Прежде всего, даже тогда, когда тот или иной экземпляр поддается датировке, это устанавливает лишь одну временную границу; монета, найденная случайно, могла быть утеряна в любой момент, начиная со времени своего выпуска, и, даже если ее обнаруживают в могиле, пределы хронологической погрешности остаются широкими. Однако во многих случаях можно определить достаточно узкий промежуток времени, в течение которого был зарыт конкретный клад. Например, важно отметить, что некоторые из выкопанных в Скандинавии европейских монет, явно принадлежащих к девятому веку, содержались в тайниках одиннадцатого века⁴⁶. Более того, клады нередко прекрасно отражают общий характер монет, находившихся в обращении на момент их захоронения, и, сравнивая клады разных периодов, можно изучить изменения монетного ассортимента в данном регионе, точно так же, как, сопоставляя клады из разных областей, можно выявить пути, по которым двигались монеты. Таким образом, для изучения эпохи викингов сведения кладов обладают колоссальным значением.

Во-первых, клады ценны потому, что дату их захоронения можно определить в достаточно узких рамках. Одна временная граница очевидна: хранилище не может быть древнее позднейшей из своих монет. Другая зависит от того, сколько времени находилась в обращении эта самая новая монета. Иногда признаки износа, или их отсутствие, могут наводить на размышления, как в кладе из Хона, но они никогда не бывают слишком надежным критерием. Монета могла храниться долгое время, почти не истираясь, или же претерпеть грубое обращение и очень быстро оказаться поврежденной. К счастью, нет нужды полагаться на столь зыбкие и неточные ориентиры, поскольку имеются веские основания полагать, что клады эпохи викингов обычно закапывались вскоре после даты выпуска их позднейших монет. В двух словах, в пользу этого говорит то, что клад обычно отражает набор монет, имевших хождение в той или иной области в момент его захоронения, и потому его позднейший образец, скорее всего, одновременно является и самой новой монетой, какую можно было в него положить. Поскольку похоже, что монеты попадали в Скандинавию довольно скоро после того, как были выбиты, дата последнего экземпляра в кладе обычно является надежным указанием на время его захоронения.

Об этой «отражающей способности» большинства кладов говорит разительное сходство находок из одного и того же района, последние монеты в которых относятся к одному и тому же периоду. Проведенный профессором Болином анализ пяти найденных в России куфических кладов, последние монеты которых относились к 850-875 гг., показал, что во всех пяти соотношение монет одного возраста или выбитых в одних и тех же регионах Халифата оказалось очень похожим⁴⁷. На рисунках 13а и б показан хронологический состав двух из этих кладов, один из которых очень велик и содержит более 200 монет, а другой скромен - в нем их только 32. Однако можно видеть, что их характеристики очень схожи, и на рисунке 13в они очень близко подходят к общей кривой для всех пяти кладов. Сходство кривых на этих графиках означает, что хронологический состав всех этих кладов практически одинаков, и каждый из них может выступать в качестве образца для остальных. Единственное достойное объяснение подобных аналогий заключается в том, что содержимое для всех этих тайников было почерпнуто из общего ассортимента монет, доступных для этой цели в России в тот период, когда они были закопаны, а, следовательно, все они отражают именно этот монетный ряд.

Это не является исключительной особенностью русских кладов. То же самое явление можно наблюдать в кладах из других регионов. На рисунке 14а, выполненном на основе анализа профессора Болина⁴⁸, показан состав клада из Фиттьи в Упланде, последняя дата в котором соответствует 863-864 гг.; бросается в глаза сходство его хронологического состава с четырьмя другими шведскими кладами (см. рис. 14б), позднейшие монеты в которых относились к периоду 857-868 годов. И такие же параллели между кладами прослеживаются не только в девятом веке; можно было бы привести примеры из других периодов, и все они говорят в пользу того, что клады, как правило, воспроизводят монетный ассортимент своего времени. «Отражающую способность» скандинавских кладов в конце десятого и в одиннадцатом веке, когда монеты ввозились из многих областей, демонстрирует еще и то, что ни один из них не состоит из монет только одного района. Все они смешанные и тем самым свидетельствуют о том, что вошедшие в них «доступные» монеты были широко распространены, а, значит, действительно, доступны для сокрытия. То же самое можно наблюдать на примере византийских монет. К 1946 г. на Готланде их было найдено всего 410, но они были растворены в монетном материале острова и присутствовали в восьмидесяти трех кладах⁴⁹. Лишь один из них был большим - клад из Оксарве, в котором было девяносто восемь из этих византийских солидов плюс еще шесть фрагментов;⁵⁰ почти все остальные встречаются небольшими группами по два-три. Кончено, раз имеются клады вроде найденного в Оксарве, монеты в котором принадлежат исключительно к одному виду, было бы совершенно ошибочно предполагать, что абсолютно любой клад отражает денежный ассортимент своего времени, но большинство из них, по-видимому, все же говорит об общем характере серебра, циркулировавшего в период их захоронения.

Итак, чтобы датировать клад, необходимо узнать, сколько времени потребовалось монетам для того, чтобы достичь места его захоронения. Когда речь идет о чисто куфических кладах, мы не в силах сказать, насколько продолжительным мог быть этот срок, но в середине десятого века наблюдаются признаки того, что он, скорее всего, был не слишком большим. Позднейшие из чисто куфических кладов на территории Дании были найдены в Бовлунде и Рердале в Ютландии, и последние монеты в них были датированы соответственно 942-954 и 961-970 годами⁵¹. Поскольку примерно после 950 г. в датских кладах начинают регулярно встречаться германские деньги⁵², кажется маловероятным, чтобы их новейшие монеты достигли Ютландии спустя долгое время после того, как были выбиты. В Швеции последний чисто куфический клад содержит монету 969-970 г. и, аналогичным образом, она едва ли мешкала в своем движении на север, поскольку после этого года растущую роль в шведских находках играют другие иностранные монеты⁵³.

Когда в кладах представлены монеты из нескольких областей, можно сравнить даты последних экземпляров из каждой, и во многих случаях они очень хорошо соотносятся. Подобное согласие можно рассмотреть на примере двух кладов, которые уже упоминались выше: в Хоне последняя куфическая монета датировалась 848-849 гг., а новейшая из византийских монет была выпущена примерно в 852 г.; в Гандарве последние германская и английская монеты относились примерно к одному времени. Подобных случаев известно немало, как можно видеть из следующего списка датских кладов середины десятого века:

Обычно тесное соответствие между датами последних монет, обращавшихся в Скандинавии и происходивших из регионов, отделенных от нее большими расстояниями, предполагает, что все они должны были достигать ее довольно быстро. Следовательно, нет оснований сомневаться в том, что, вероятнее всего, в большинстве случаев последняя монета клада попадала в него не более чем через три года после своего выпуска, а в одиннадцатом веке этот разрыв бывал даже короче.

Клады закапывались ради безопасности, и в ожидании современных археологов остались лежать лишь те, которые не были вырыты своими хозяевами. Скорее всего, они оказались забытыми в тяжелые времена, и, как представляется, обычно приумножение кладов и местные неурядицы шли рука об руку. Возможно даже, что люди охотнее всего закапывали свои сокровища тогда, когда возникала угроза войны, или поблизости оказывались пираты. В том, что касается исторических времен, эта связь между напастями и кладами хорошо установлена, и лучшим объяснением для увеличения числа кладов в отдельные периоды, по-видимому, является то, что эти эпохи были отмечены особенными тревогами. Давно признано, что многие норвежские клады относятся к беспокойным временам Олафа Трюгвасона (ум. 1000), св. Олафа (ум. 1030) и Харальда Хардрада (1046-1066), тогда как более безмятежный период правления Магнуса Доброго (1035-1047) оставил после себя лишь единицы⁵⁵. Подобным же образом, в Дании известно немало кладов, которые можно датировать 1050-1065 гг., когда шла ожесточенная борьба между Харальдом и Свеном Эстридсеном⁵⁶. То же самое можно сказать и об Англии: правление Эдгара дало очень мало кладов, а пятилетний период между 1065 и 70 гг., ознаменовавшийся норманнским завоеванием, оставил их больше, чем предыдущие пятьдесят лет⁵⁷. Общая связь между беспокойными временами и забытыми в земле сокровищами ясна, и, хотя многие из них могли остаться невостребованными и по другим причинам, когда обнаруживается относительно большое количество кладов, принадлежащих к четко очерченному региону и периоду истории, это можно принять за признак смутного времени. Таким образом, нахождение множества кладов одного периода говорит не столько о благополучии, сколько о напряженности ситуации. Не исключено, что другие моменты истории были богаче, но и потери тогда были меньшими. Точно так же, некоторые области, возможно, были особенно уязвимыми для нападений, почему и дают сравнительно больше кладов, чем хорошо защищенные регионы⁵⁸. Это может отчасти объяснять тяготение кладов к побережьям и территориям вдоль внутренних водных путей Скандинавии, но не следует забывать о том, что в тех же самых местах проживала и основная масса населения. Надежной приметой населенных в то время областей Швеции служат рунические камни, в основном, одиннадцатого века, а в том, что распределение последних очень тесно связано с местами скопления кладов, можно убедиться, сопоставив рисунки 2 и 5.

Тот факт, что в тяжелые времена в земле оставалось большее количество кладов, чем в спокойные периоды, означает, что многочисленность находок одного времени может говорить о наступлении нелегкой поры. Ни в одной области Скандинавии клады не подвергались столь систематическому изучению, как на Готланде, и было выявлено, что, хотя на каждое десятилетие между 840 и 1100 гг. их приходится, самое меньшее, по два, наблюдаются периоды, когда они становятся особенно частыми. Таково десятилетие после 860 г., а в середине десятого века можно наблюдать даже еще более яркий пример. В течение 940-949 гг. забытыми остались, по крайней мере, девять кладов, содержавших более двадцати пяти монет, а следующая декада дала в два раза больше⁵⁹. После этого количество кладов снижается вплоть до конца века, когда наблюдается заметный подъем, и в первой половине одиннадцатого века их закапывается гораздо больше, чем в любое другое время, из чего становится ясным, что для Готланда это была черная полоса. Датские клады были исследованы д-ром Сковмандом. Согласно его анализу, в Дании периоды особенно активного захоронения сокровищ не совпадали с теми, которые были выявлены в отношении Готланда. Несомненно, в Дании клады чаще всего датируются концом десятого и серединой одиннадцатого века, причем особенно выделяется период 1050-1065 годов⁶⁰. Это может означать, что середина десятого и первые годы одиннадцатого века, то есть, те самые периоды, на которые, судя по столь ясным указаниям готландского материала, приходится максимальное количество кладов, а значит, предположительно, и неурядицы, в Дании были относительно спокойными. Отдельные скопления кладов очень невелики. Так, например, в шведской провинции Смоланд их найдено очень мало, но три из них, по-видимому, были закопаны примерно в 1070 г., что заставляет заподозрить это время какие-то сложности местного порядка⁶¹. И впрямь, возможно, что тщательная работа, которая в настоящее время проводится над скандинавскими кладами, в конце концов, позволит установить хронологию неурядиц для большей части эпохи викингов.

За чрезвычайно редким исключением, скандинавский монетный материал с начала девятого до середины десятого века является чисто куфическим. О малочисленности западноевропейских монет в то время уже упоминалось, а византийские встречаются еще менее часто⁶². Самые многочисленные не-куфические монеты, имеющие пехлевийскую легенду, были отчеканены сассанидскими правителями Персии и завезены вместе с мусульманским серебром.

Присутствие пехлевийских денег в Скандинавии, разумеется, не означает, что контакты между Балтикой и Персией имели место еще в седьмом веке. Фактически, поток мусульманского серебра хлынул в Скандинавию только в начале девятого века. Известно несколько кладов, которые оказываются, действительно, очень древними, и в двух из них последние монеты датируются 780 и 793 гг.⁶³, но они невелики, и им не следует придавать большого значения. Судя по русским кладам начала девятого века, большая часть монет, имевших хождение в то время, относилась к 760-800 гг., и в этот период особенно велик риск появления небольших кладов с обманчиво древними последними экземплярами⁶⁴. К началу девятого века мусульманское серебро, безусловно, было доступно как в России, так и в Скандинавии. Вероятно, количество его было небольшим, и средний размер готландских кладов первой половины девятого века очень мал. Монеты, циркулировавшие в Скандинавии, были очень похожи на те, которые в то же самое время обращались в России. Профессор Болин убедительно показал, что состав русских и шведских кладов в третьей четверти девятого века почти тождественен⁶⁵. Их хронологический состав можно сравнить по рисункам 13в и 14б. Клады этих двух групп очень близки и с точки зрения происхождения своих монет, например, 56,3 процента монет из России были выбиты на монетных дворах Ирака, в то время как из тех же мест происходят 54,1 процента монет, найденных в Швеции, а соотношение серебра из других областей также почти совпадает. Ясно, что монеты, употреблявшиеся в то время в Швеции, а, следовательно, попадавшие в клады, по своему возрасту и происхождению были такими же, как в России. Ассортимент монет в обеих областях в то время был идентичным. Это, однако, не означает, что именно русский монетный арсенал явился источником содержимого шведских кладов. Если бы серебро сначала вывозилось из Халифата в Россию, а затем в Швецию, то можно было бы ожидать значительных различий между монетами, обращавшимися в этих двух областях. В этом случае, сходство между шведским и русским материалом могло бы сохраняться только при том условии, что денежные поступления из Халифата в Россию были идентичны с поставками из России в Скандинавию. Во всяком случае, не похоже, чтобы содержимое русских кладов на рисунке 13в было ввезено в Россию теми же маршрутами, что и современные им шведские сокровища. На регионы Халифата, служившие поставщиками серебра, указывает не только максимальное количество их продукции в кладе, но и последние монеты, которые, будучи выбитыми вблизи такого региона-экспортера или в нем самом, скорее всего, были новее, чем экземпляры, прибывшие из более отдаленных мест⁶⁶. Профессор Болин показал, что в этом отношении русские клады девятого века распадаются на две группы⁶⁷. К первой относятся те, для которых источником новейших монет послужили регионы, прилегающие к Кавказу и южным берегам Каспийского моря, а ко второй - клады, в которых позднейшими являются образцы из далеких северо-восточных провинций, отчеканеные на монетных дворах таких городов как Балх, Бухара, Мерв, Самарканд и Ташкент. Это наводит на мысль о том, что мусульманское серебро достигало России по двум маршрутам - один из них, юго-восточный, пересекал территорию Хазарского каганата, находившегося в низовьях реки Дон, а другой проходил по караванному пути, соединявшему Хиву, что на Амударье к югу от Аральского моря, с Булгарией, расположенной в среднем течении Волги. Однако русские клады 850-875 гг. указывают на более южный маршрут. В Исфахане, Басре, Армении, Багдаде и Мерве были выбиты позднейшие монеты из пяти кладов, а последний из них, найденный в Новгороде, одинаково хорошо согласуется как со шведским, так и с южнорусским материалом. Если бы источником для шведского материала в то время служили, в основном, деньги, циркулировавшие в России, то последние монеты шведских кладов должны были бы происходить или из тех же самых областей, или из других, но не слишком отдаленных. На самом же деле, последние монеты многих шведских кладов середины девятого века были выпущены представителями тахиридской династии в таких местах как Мерв, Бухара, Самарканд и Ташкент, а это предполагает, что большее значение для Скандинавии в то время имел северный маршрут через Волгу⁶⁸. Это не обязательно значит, что серебряные деньги, импортировавшиеся в Россию по южному пути, никогда не достигали Скандинавии, но это показывает, что по северному маршруту было ввезено достаточно «последних монет», чтобы они оставили заметный след в кладах. Поскольку в целом состав кладов в обеих областях практически одинаков, общий характер монет, экспортировавшихся Халифатом по двум вышеупомянутым маршрутам, также едва ли мог сильно различаться. И в Швеции, и в России клады отражают набор монет, находившихся в обращении в Халифате, а значит, сходство зарытых сокровищ в этих двух регионах не дает нам права согласиться с тем, что в Швецию серебро поступало из русского монетного ассортимента, а не с Волги.

Клады, последние монеты в которых датируются временем до 890 г., сосредоточены в восточных частях Скандинавии. На Готланде их, по меньшей мере, тридцать два, и в них содержится более 4000 целых или фрагментарных монет. Другие такие клады разбросаны вдоль берегов восточной Балтики (Хельсингланд, Гестрикланд, Упланд (два), Сёдерманланд, Эланд, Оланд (минимум, два), Эстерботтен, Эстония, Ливония, и самый крупный из всех - в Смоланде)⁶⁹. В западных частях Скандинавии находки этого периода, напротив, очень редки и незначительны. Единственный в западной Швеции клад девятого века найден в Кеттилстропе, а на п-ове Сконе не обнаружено ни одного древнее десятого века. В Дании их два, причем один из них, возможно, был закопан около 900 г., в Норвегии - также два, известно и о двух подобных находках небольшого размера в Рантруме в Шлезвиге. Существует два возможных объяснения такого распределения куфических кладов девятого века. Либо ареал таких монет, в основном, ограничивался восточными частями Скандинавии, либо они встречались повсеместно, но более обычными, по-видимому, были на востоке, ибо там подобных кладов найдено больше. Правда, наличие тайников является признаком нестабильности, а не благополучия, и отсутствие куфических кладов в западной Скандинавии может означать, что там это было время мира и процветания, но, когда речь идет о Дании, это мало похоже на правду. Франкские источники того времени указывают, что Дания как раз находилась в большом беспорядке, и это впечатление подтверждается другими кладами. Д-р Сковманд перечисляет тринадцать датских находок, которые он относит к девятому веку, причем монеты содержались только в одной из них, есть и другие клады, найденные в прилегающих областях⁷⁰. Кажется, что в то время в Дании никаких сомнений по поводу того, стоит ли закапывать серебро, не существовало, и отсутствие куфических монет предполагает лишь то, что их и в наличии было немного. Это подтверждают и раскопки погребений. Если бы в девятом веке западная Скандинавия изобиловала куфическим серебром, можно было бы ждать, что в могилах его будет найдено больше; во многих погребениях Бирки присутствовали куфические монеты, выбитые до 890 года⁷¹. Отсутствие подобных находок в Дании можно объяснить обычной для нее бедностью захоронений, но это едва ли приложимо к Норвегии, где погребения многочисленны и богато обустроены, но такие монеты были обнаружены лишь в трех из них⁷². Необходимо сделать следующие выводы: во-первых, в западной Скандинавии куфические монеты были относительно редкими; и, во-вторых, серебро, ввозившееся в восточную Скандинавию, как правило, там и оставалось. Денежный ассортимент постоянно обновлялся за счет новых поступлений, о чем говорит общая черта, присущая кладам 820-870 гг., - последние монеты в них принадлежат Тахиридам - но отток серебра из этого региона был минимальным. Некоторые монеты оказывались закопанными в кладах, другие, без сомнения, обращались в слитки или украшения, но экспортировались, в свою очередь, лишь очень немногие.

В десятом веке куфические клады получают более широкое распространение, хотя основным местом их концентрации по-прежнему является восточная Балтика. В Дании известно девятнадцать кладов 890-970 гг., которые содержат около 2500 монет, и именно в этот период куфическое серебро проникает дальше на север⁷³. Его находят также на Британских островах, конечно, не в тех областях, на которые распространялась власть английских королей, а на окраинах, где без ограничений обращались самое разнородные монеты⁷⁴. В этот период не только расширяется ареал куфических денег, но и клады становятся крупнее. Это время самых важных находок: на Готланде их шесть, причем в каждом кладе находится более тысячи монет⁷⁵, а в двух их свыше двух тысяч. Крупнейший датский тайник с куфическими монетами был раскрыт в Терслеве, в нем их было 1708, и последняя датировалась 944 г.⁷⁶, а самая большая норвежская находка относится к периоду 925-955 годов⁷⁷.

В то же самое время происходят важные изменения в составе кладов. Большинство монет девятого века принадлежало халифам, Омейядам или Аббасидам, но в период после 890 г. такое серебро становится относительно редким. В кладах десятого века основная часть монет восходит к Саманидам, династии, которая к концу девятого века подчинила себе северо-восточные области мусульманского мира, ранее находившиеся под властью Тахиридов. Саманидское серебро начинает появляться в шведских кладах вскоре после 890 г., и очень быстро становится преобладающими в найденном материале. Одновременно, как можно утверждать на основании изучения последних монет русских кладов, по-видимому, утратил всякое значение южный маршрут⁷⁸. В десятом веке русский материал, как и скандинавский, был, главным образом, саманидским, и, судя по последним монетам кладов, они были ввезены по волжскому пути прямо из провинций, принадлежавших этой династии. Причиной увеличения ввоза, а затем и преобладания денег из владений Саманидов было то, что в конце девятого и начале десятого века в этом регионе шла разработка богатых месторождений серебра. В Ташкенте добыча серебра началась еще в восьмом веке, но во второй половине девятого столетия был открыт и заработал легендарный рудник Пенджир в Афганистане⁷⁹.

Во времени этот поток саманидского серебра, устремившийся в Россию и Скандинавию, совпадает с важным изменением в характере русских и скандинавских кладов. В то время как в девятом веке в земле обычно оказывались монеты, чей возраст на момент захоронения был уже относительно старым, к началу десятого века они заметно помолодели. Более 70 процентов материала клада из Полтавской губернии, последняя дата в котором соответствует 882 г., старше 820 г., а это очень напоминает более ранние находки девятого века, но из шестнадцати русских кладов десятого века, изученных профессором Болиным, монеты, выпущенные до 889 г., присутствовали лишь в шести, а еще в пяти доля их составляла лишь два процента, или даже меньше. Единственный в России клад десятого века, в котором было обнаружено больше двух процентов монет старше 890 г., происходит из Пскова - самый новый экземпляр в нем датируется 905 г., а девяносто процентов выпущено до 890 года⁸⁰. Эту разительную перемену в характере русских кладов нельзя объяснить, просто допустив, что новые поступления возобладали над старым материалом, ибо в этом случае можно было бы ожидать, что эти древние монеты оставят после себя больше следов. В скандинавских кладах образцы старше 890 г. продолжают встречаться до одиннадцатого века, как, например, в Гандарве. Причина почти полного исчезновения из русских кладов десятого века монет, отчеканенных до 890 г., скорее всего, заключается в том, что они были выведены из обращения. Существует три возможных варианта того, как это могло случиться: за счет захоронения старых монет в кладах, их переплавки в слитки и украшения, или же в результате экспорта. Версия кладов неудовлетворительна, так как на основании русских находок нельзя сделать вывода о том, что в конце девятого и начале десятого века монеты закапывались в достаточно массовом порядке. Переплавка, для того, чтобы стать приемлемой гипотезой, требует еще одного допущения - что до 890 г. или позже, в десятом веке, когда старые монеты снова занимают важное место в русском материале, так поступали лишь с очень немногими из них, или же это явление вовсе отсутствовало⁸¹. Удовлетворительным образом исчезновение монет девятого и предшествующих веков из русских кладов объясняет то, что в конце девятого столетия они были изъяты из обращения путем экспорта. Некоторые, безусловно, были вывезены на юг, в Византию⁸², но большая часть, вполне могла быть направлена на север - в Балтику, или через нее. Анализ русских кладов десятого и одиннадцатого веков, принадлежащий профессору Болину, воспроизведен на страницах 210-212. Нам предлагается признать, что широкомасштабный экспорт серебра, начавшийся в конце девятого века, продолжался только первые тридцать лет десятого века⁸³. В начале десятого века клады почти полностью состояли из монет, отчеканенных в течение трех-четырех десятилетий до их захоронения, но впоследствии временной интервал, отображаемый большинством кладов, увеличился. Если вывоз серебра не прекратился и примерно после 940 г., то он не мог оставаться на том же уровне, что и в начале века, когда были столь радикально выведены из употребления старые монеты, иначе продолжился бы и процесс их изъятия из обращения, и по своей возрастной структуре клады середины столетия не отличались бы от тех, которые были закопаны в его первые десятилетия.

В Швеции многие клады начала десятого века демонстрируют ту же перемену, что и в России, но, похоже, что там изъятие монет, выбитых до 890 г., не было таким полным. Правда, известно несколько крупных скандинавских кладов начала десятого века, сохранивших типичные черты находок предыдущего столетия. На рисунке 15 показан хронологический состав двух из них - из Стора Велинге на о. Готланд и Овер Рандлева в Дании, и эти кривые можно сопоставить с аналогичными характеристиками более ранних кладов на рисунке 14. Тем не менее, в скандинавских кладах проявляется четкая тенденция, в соответствии с которой старые монеты исчезали из обращения точно так же, как в России. Рисунок 16а отражает хронологический состав пяти готландских кладов, закопанных между 930 и 939 гг., в которых лишь двадцать пять монет из 1079, то есть 2,3 процента, были выпущены до 890 года. Как и в России, большинство монет старше 890 г. было изъято из употребления, и объяснение этому должно быть аналогичным; они были экспортированы. После 890 г. куфическое серебро получило в Скандинавии большее распространение, чем прежде, и есть веские основания полагать, что так же обстояло дело и за ее пределами. Именно в этот период оно появляется и на Британских островах, хотя, разумеется, не на землях английской короны. Найденные там куфические монеты относятся примерно к 870-950 гг., что прекрасно согласуется с предположением о том, что их экспорт с берегов Балтийского моря начался примерно в 890 году⁸⁴.

Профессор Болин привлек внимание к тому факту, что в скандинавских кладах, спрятанных после 930-939 гг., весьма заметным образом падает доля новых монет⁸⁵. В результате, в течение всего этого века куфическое серебро большинства скандинавских кладов относится к 890-930 годам. Это можно очень отчетливо видеть на рисунках 16б и в, которые отражают анализ готландских кладов 950-959 и 978-1016 гг., проведенный профессором Болином. То же самое явление можно наблюдать на примере кладов из других областей Скандинавии, и на рисунке 17 представлен хронологический состав трех из них, из Норвегии, Швеции и Дании. Есть, конечно, и исключения, такие как, например, клад из Уггорда на о. Готланд, в котором самая новая монета относилась к 960 г., но, кроме нее, присутствовал 101 экземпляр моложе 930 г., и только тридцать - старше⁸⁶. Объяснение, предложенное профессором Болином для подобных возрастных характеристик большинства шведских кладов куфических монет, состоит в том, что примерно после 930 г. вывоз серебра из Скандинавии прекратился, или, по крайней мере, был относительно урезан, и эта гипотеза кажется единственно удовлетворительной. Новые монеты продолжали прибывать в Скандинавию примерно до 970 г., но в недостаточно больших количествах, чтобы ликвидировать перевес серебряных денег, выпущенных в первые десятилетия века. Разумеется, есть вероятность того, что ввоз монет в Скандинавию уменьшился уже примерно после 930 г., а вывоз после этой даты был, скорее всего, как минимум, сокращен, иначе бы доля старых монет упала быстрее. Сохранение этих более давних образцов в ассортименте Скандинавии, видимо, означает, что из обращения изымалось лишь относительно небольшое их количество, а условия, приведшие к выходу из употребления большинства монет девятого века, утратили силу.

Профессор Болин попытался обосновать этот тезис путем аналогии с русскими кладами, закопанными примерно после 970 г., которые в этот период начинают выказывать похожие возрастные характеристики⁸⁷. Это изменение совпадает с заметным уменьшением количества куфических монет, достигавших Скандинавии. Экземпляров 965-983 гг. в скандинавских кладах найдено так мало, что, должно быть, примерно к 970 г. новые поступления почти полностью прекратились. Болин утверждает, что в это время прервался экспорт монет из России в Скандинавию, и потому русские клады по своим характеристикам приблизились к скандинавским примерно сорокалетней давности. В действительности, эта аналогия неудовлетворительна по двум причинам. Во-первых, нет никакой уверенности в том, что источником скандинавского материала являются монеты, имевшие хождение в России и представленные в русских кладах. В девятом веке очевидны признаки того, что куфическое серебро попадало в Скандинавию прямо с Волги, как правило, минуя монетный ассортимент России⁸⁸. До тех пор, пока мы не узнаем еще очень многого о русских кладах десятого века, соглашаться с тем, что эта ситуация могла изменяться, очень опасно. Следовательно, уверенности не может быть и в том, что прекращение ввоза куфических монет в Скандинавию следует объяснять прекращением вывоза из России. Второе основание для того, чтобы усомниться в справедливости аналогии Болина, состоит в том, что перемены в составе русских кладов, наблюдающиеся примерно с 970 г., тоже можно связать с сокращением, начиная с этого времени, ввоза в Россию куфических монет. Причиной этого стал стремительно разворачивающийся в исламском мире серебряный кризис. Истощение серебряных рудников в конце десятого и начале одиннадцатого веков вызвало серьезные экономические и политические изменения в мусульманском мире, и в начале одиннадцатого века экспорт куфического серебра в Россию и Балтику полностью прервался; последняя мусульманская монета, найденная в России, датирована 1015 годом⁸⁹. Точно так же, как и в случае со скандинавскими кладами моложе 930 г., факт сохранения в русских кладах старых монет еще долгое время после 970 г. должен означать, что в этот период они экспортировались в сравнительно небольших количествах, но едва ли можно полагать, что их вывоз имел место и в течение нескольких десятилетий до 970 года. На самом деле, анализ кладов профессора Болина, приведенный на странице 212, очень хорошо согласуется с гипотезой о том, что к 950 г. экспорт монет из России, который, скорее всего, был весьма существенным примерно с 890 г., уже пришел в упадок. Тот факт, что эта аналогия между скандинавскими кладами после 930 г. и русскими после 970 г. неприемлема, ни в коем случае не отменяет основного утверждения Болина, согласно которому после 930 г. экспорт куфических монет из Скандинавии, скорее всего, резко сократился, если не ликвидировался полностью.

Куфическое серебро продолжало достигать севера примерно до 970 г., но примечательная редкость монет, произведенных между 965 и 983 гг., о которой уже упоминалось, говорит о том, что в этом году или около того новые поступления иссякли. Частичным объяснением может послужить серебряный кризис в мусульманском мире, приведший к явному сокращению ввоза куфических монет в Россию, но должны были существовать и дополнительные факторы, обусловившие почти полное прекращение импорта. Волжский маршрут был по-прежнему открыт для ввоза в Россию⁹⁰, и тот факт, что серебро перестало попадать в Скандинавию, вероятнее всего, был связан с разрывом сообщения между Волгой и Балтикой, быть может, благодаря деятельности Киевских князей в Северной Руси⁹¹. Этот разрыв оказался окончательным. Когда, после 983 г, куфические монеты стали снова ввозиться в Скандинавию, их путь уже пролегал западнее, и его отправной точкой были не северо-восточные части Халифата, а монетные дворы таких центральных провинций, как Сирия, Ирак и Месопотамия⁹². Более того, скандинавские клады конца века обнаруживают связь не с русскими находками, а с тайниками, обнаруженными на землях к югу от Балтийского моря, и это говорит о том, что маршрут импорта в то время проходил через Польшу, вдоль таких рек, как Висла, а не через Россию⁹³. Возобновление ввоза куфических денег в Скандинавию оказалось недолгим. Последние куфические монеты, найденные в Норвегии и Дании, были выбиты в течение первых двух-трех лет одиннадцатого века, а позднейший образец на территории Швеции относится к 401 г. по мусульманскому летоисчислению, то есть к 1012-1013 г., что всего на два года раньше даты чеканки последней такой монеты в России. Кризис положил конец потоку серебра, который в течение двух веков изливался из мусульманских стран на север.

Немалая часть этого серебра достигла Балтики, и, в результате, скандинавы почувствовали вкус к этому металлу. Примерно с 970 г. им пришлось искать другие способы удовлетворения своих потребностей. Когда приток мусульманского серебра сократился, они начали разрабатывать два основных источника - это были Германия и Англия. Начиная с середины десятого века стала расти добыча на важном месторождении в горах Харца, и многие монеты, выбитые из этого серебра, также проложили себе дорогу в балтийский регион. О том, что и англичане не были бедны серебром, говорит продуманная денежная реформа Эдгара, которая уже описывалась выше. Часть этого английского серебра происходила из рудников на территории Британских островов, а что-то вполне могло иметь своим источником Германию, но нельзя исключить, что какая-то доля английских серебряных денег, имевших хождение в конце десятого века, была ранее ввезена из Балтики в виде куфических монет. И именно к Англии и Германии во второй половине десятого века скандинавы обратились в поисках возмещения, а, в конце концов, и замены для иссякающих поставок серебра из мусульманских стран, и с середины десятого века английские и германские монеты начинают играть растущую роль в скандинавских кладах⁹⁴. К началу одиннадцатого века, когда приток мусульманского серебра полностью прекратился, уже почти все серебро, ввозимое в Скандинавию, происходило из Англии и Германии. Это изменение в характере кладов очень заметно. На Готланде, например, до 950 г. клады были почти исключительно куфическими; во второй половине века начинают появляться английские и германские монеты, а содержимое кладов, закопанных в 990-1020 гг., оказывается германским уже более чем на 40, и английским на 10 процентов. В течение последующих тридцати лет доля куфического серебра уменьшилась примерно до 5 процентов, и клады того времени формировались в основном, из германских (56 процентов) и английских (30 процентов) монет.

Отдельные английские образцы достигали Скандинавии и до времени правления Этельреда; известны, например, десять английских монет из числа 1715, представленных в крупном кладе из Терслева, в Дании (Зеландия), который, скорее всего, был закопан в середине десятого века⁹⁵, но основной поток серебра хлынул на север с началом походов на Англию в конце века. То есть, среди причин, приведших к возобновлению нападений викингов на Англию при Этельреде, следует назвать необходимость восполнения сокращающихся поставок куфического серебра. Сначала большинство английских монет являлось частью дани, которую платили викингам англичане, но после завоевания страны Кнутом английские деньги стали попадать на север уже в качестве жалования скандинавских воинов, служивших Кнуту и его преемникам. Согласно Англосаксонской хронике, Кнут держал флот из шестнадцати кораблей, которые обходились ему по восемь марок за уключину, а в 1040 г., их число, по-видимому, сильно увеличилось, благодаря наследнику Гарольда, Хартакнуту⁹⁶. Свидетельство скандинавских кладов, вроде уже упоминавшейся находки из Гандарве, как минимум, подтверждает ключевые моменты сообщения хрониста. Наличие связи между скандинавскими наемниками в Англии и английскими монетами в Скандинавии доказывается заметным уменьшением количества последних после 1051 г., когда, в соответствии с хроникой, Эдуард Исповедник распустил остатки своей скандинавской гвардии. Германские монеты, также поступавшие в Скандинавию в изрядных количествах, отчасти являлись добычей, захваченной в походах, в том числе и против Германии, но в одиннадцатом веке их главным поставщиком стала балтийская торговля, в которой скандинавы, особенно готландцы, играли столь важную роль⁹⁷.

Таким образом, скандинавские клады состоят, не исключительно, но в значительной мере, из куфических, английских и германских монет. Встречаются, например, византийские экземпляры, которые, наверное, особенно примечательны в силу своей редкости. Во всей Скандинавии их известно около 500, причем более 400 из них были найдены на Готланде⁹⁸. Менее десяти относятся к девятому веку и, за исключением случая с тремя золотыми солидами из Хона, клады, в которых они были обнаружены, были закопаны в десятом веке или еще позже; старейший шведский клад с византийским серебром относится примерно к 950 году. Известны и монеты местного скандинавского производства. Наиболее примечательны и интересны так называемые монеты из Бирки и полубрактиты из Хедебю⁹⁹. Первоначально эти монеты ориентировались на каролингские образцы, и, возможно, в Бирке их производство началось уже с 820 г., а впоследствии и в Хедебю. Там полубрактиты выпускались в середине десятого века, в период германского владычества над этим торговым городом. Первые попытки Швеции создать упорядоченную монетную систему, предпринятые Олавом Шётконунгом и Анундом Якобом (ок. 996-1050), ничем не увенчались, как и современные им меры в России, по причине обилия серебра; но в Дании и Норвегии в одиннадцатом веке уже сложились собственные монетные системы¹⁰⁰, но благодаря этому успеху и вытекающему из него уменьшения количества монет, признаваемых в качестве законного платежного средства, скандинавские клады, хотя и по-прежнему пленяющие воображение, перестали говорить об источниках своих богатств так много, как клады эпохи викингов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. SG, II, анализ в таблицах.

2. SG, II, no. 83, 293, 427.

3. Skovmand, p. 169.

4. Самый удобный и лучший справочник по куфическим монетам Скандинавии и литературе о них - это Ulla S. Linder Welin, "Arabiska mynt", KHL, III, col. 78-80. См. также статьи того же автора "Dinar", KHL, III, col. 78-80 и "Dirhem", KHL, III, col. 98-100. В отношении Финляндии лучший обзор дает Beatrice Grandberg в KHL, I, col. 191-194.

5. SG, I. 256, 261.

6. T. J. Arne, La Suede et l'Orient (Archives d'Etudes Orientales, 8, Uppsala, 1914), p. 79.

7. Ibid., pp. 70-71.

8. См. обзор золотых находок эпохи викингов в Скандинавии в кн.: Holger Arbman, "Guldsmide", KHL, V, col. 566-570.

9. Sigurd Grieg, Vikingetidens skattefund (Universitetets oldsaksamking skrifter, II, Oslo, 1929), pp. 182-198. О монетах см.: Hans Holst, "On the coins of the Hon-find", Minor Publications of the Norwegian Numismatic Society, no. 4 (1931); id., "Nye bidrag til belysning av Honfunnets mynter", NNA, 1951, pp. 17-27.

10. Skovmand, pp. 71-74.

11. Marten Stenberger и Ole Klindt-Jensen, Vallhagar (Copenhagen, 1955), II. 1161.

12. Hans Holst, Minor Publications of the Norwegian Numismatic Society, no. 4 (1931), p. 17.

13. KHL, V, col. 567.

14. Hans Holst, "Roman and Byzantine Gold and Silver Coins found in Norway", Symbolae Osloenses, XIV (1935), pp. 115-118; id., "Uten- og innenlandske mynter I norske funn, nedlagt for ar 1100", NNA, 1943, pp. 56-112.

15. См. стр. 91-92.

16. Ulla S. Linder, NNA, 1938, p. 124.

17. Birka I, анализ в таблицах, pp. 490-529.

18. SG, II, no. 126.

19. SG, II, no. 590.

20. SG, II, no. 83.

21. SG, I. 24.

22. SG. I. 370.

23. Skovmand, p. 9 показывает, как выросло количество кладов, найденных в Дании, к 1940 году.

24. G. Hilding Rundqvist, NNA, 1946, pp. 36-77 и прим.

25. Серебряный лом - это серебро, раздробленное на куски, предположительно, с целью получить определенный вес металла без внимания к его форме. См. краткое рассмотрение и ссылки в статье: Marten Stenberger, KHL, VI, col. 37-39.

26. Ulla S. Linder, "En upplandsk silverskatt fran 800-talet", NNA, 1938, pp. 109-124.

27. См. стр. 87-88.

28. См. стр. 106-107.

29. G. Arwidsson, P. Berghaus, M. Dolley, B. Malmer и U. S. Linder Welin, "En vikingatida silverskatt fran Gandarve i Alva pa Gotland", Gotlandiskt Arkiv, 1957, pp. 22-57.

30. P. Seaby, "The Sequence of Anglo-Saxon Coin Types, 1030-50", British Numismatic Journal, XXVIII (1955), pp. 111-146; R. H. M. Dolley, Some Reflections on Hilderbrand Type A of Aethelraed II (Antikvariskt Arkiv 9, 1958); R. H. M. Dolley и D. M. Metcalf, "The Reform of the Coinage under Eadgar", Anglo-Saxon Coins, ред. R. H. M. Dolley (London, 1961), pp. 136-168.

31. См. карты в: Anglo-Saxon Coins, ред. R. H. M. Dolley, pp. 150-151.

32. Ibid., pp. 157-158.

33. Ibid., p. 125.

34. P. Grierson, "Sterling", ibid., pp. 266-283.

35. См. стр. 92 и прим. 29.

36. F. Liebermann, Die Gesetze der Anglesaxhsen II, II (Halle, 1912), pp. 344-345; F. E. Harmer, Anglo-Saxon Writs (Manchester, 1952), pp. 439-440, 513-514.

37. Commentationes de Nummis saeculorum IX-XI in Suecia Repertis, I (KVHAA Hadlingar, Antikv. Ser. 9, 1961), p. 176 прим.

38. R. H. M. Dolley, "The Continental Coins in the Halton Moor Find and other Norman Deniers found in the British Isles", Hamburger Beitrage zur Nummismatik, IV (1958-59), pp. 53-57.

39. См. стр. 109-111.

40. V. M. Emeleus, "The Technique of Neutron Activation Analysis as applied to trace element determination im pottery and coins", Archaeometry, I (1958), pp. 6-15.

41. Весьма ценный обзор этого вопроса в кн.: N. L. Rasmusson, "An Introduction to the Viking-Age Hoards", Commentationes, I (см. выше, прим. 37), pp. 3-16.

42. P. Hauberg, Myntforhold og Udmyntninger I Danmark indtil 1146 (Copenhagen, 1900), pp. 15-16.

43. EHD, p. 176.

44. Kolbjorn Skaare, "Et Myntfunn fra Kaupang", UOA, 1958-1959, pp. 106-119; статья G. Galster, "Karolingiske monter fundne i Danmark", NNA, 1951, pp. 28-40, была переведена в его же кн.: Coins and History (1959), pp. 65-78.

45.См. стр. 107-108.

46. Kolbjorn Skaare, UOA, 1958-1959, pp. 110-114.

47. Store Bolin, Studier over Mynt och Mynt fynd I Ostra och Norra Europa under Vikingatiden, pp. 83-92. Многие рассуждения, приводимые здесь, основаны на этой важной, но неопубликованной работе, и я очень признателен профессору Болину, предоставившему мне ее копию и позволившему ее цитировать. Профессор Болин опубликовал некоторые свои выводы в статье "Mohammed, Charlemagne and Ruric", Scandinavian Economic History Review, I (1953), pp. 5-39, которая представляет собой видоизмененный перевод статьи, впервые вышедшей в свет в Scandia, XII (1939), pp. 181-222. См. также: S. Bolin, "Gotlands Vikingatids-skatter och Varldshandeln", Boken om Gorland, I (Visby, 1945), pp. 125-137.

48. S. Bolin, Mynt och Myntfynd, p. 218, таб. 50.

49. SG, I. 254-255; II, табличный анализ.

50. SG, II, no. 295.

51. Skovmand, p. 15, 47-49, 77-79.

52. Ibid., pp. 22-23.

53. Ulla S. Linder, "Salemsfyndet", Kulturhistoriska Studier, tillagnade Nils Aberg (Stockholm, 1938), pp. 166-180.

54. Skovmand, pp. 15-23.

55. A. W. Brogger, "Et mynt fund fra Foldoen I Ryfylke, Norge, fra XI Aarhundrede", Anoh, 1910, pp. 239-282.

56. Skovmand, pp. 192-196.

57. Anglo-Saxon Coins, ред. R. H. M. Dolley, pp. 163-165.

58. Клады особенно часто встречаются в областях, которые одновременно богаты и уязвимы, поэтому зарытые сокровища Готланда не вызывают удивления.

59. Это основано на анализе кладов в SG, II. Ср. исследование профессор Стенбергера в SG, I. 248-249, 152-253 и комментарии U. S. Linder Welin в KHL, I, col. 184.

60. Skovmand, pp. 188-193. Д-р Расмуссон привлек внимание к тому, что готландские клады концентрируются вокруг середины одиннадцатого века, Commentationes, I (см. выше, прим. 37), p. 7.

61. G. Hilding Rundqvist, "Tva silverskatter fran Vikingatiden I Smalandsk jord", NNA, 1946, pp. 35-74.

62. N. L. Rasmusson и Hans Holst, KHL, I, col. 428-431.

63. U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 184.

64. См. стр. 120.

65. S. Bolin, Mynt och Myntfynd I Europa, pp. 218-219; id., Boken om Gotland, I. 132.

66. См. стр. 91-92.

67. Mynt och Myntfynd, pp. 102-105.

68. U. S. Linder Welin, NNA, 1938, pp. 113-114, 124.

69. U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 184-185.

70. Skovmand, p. 41.

71. Birka I. Это, разумеется, не означает, что обсуждаемые захоронения старше 890 г., ср. стр. 176.

72. U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 186.

73. Ibid., col. 186-187.

74. AA, XXVI (1955), p. 171 прим. и карта на p. 172.

75. SG, II, no. 83, 268, 280, 517, 525, 531,

76. Skovmand, pp. 111-113.

77. Kolbjorn Skaare, NNA, 1961, pp. 20-21.

78. U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 186-187; S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 119-123; id., Boken om Gotland, I. 132.

79. S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 396-397; id., Studier over statsmakten och penningsvasendets grundprinciper i del romerska kejsarriket och den aldre madaltides tre kultursfarer (неопубликовано), pp. 300-314; id., Scandinavian Economic History Rewiew, I (1953), pp. 19-22; U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 185-186.

80. См. стр. 212.

81. Конечно, в эпоху викингов и в России, и в Скандинавии серебряные монеты переплавлялись на украшения. Суть здесь в том, что изменение, произошедшее в девятом веке с русскими кладами, едва ли можно объяснить внезапным увеличением объема переплавки.

82. См. стр. 184.

83. Профессор Болин заявил, что экспорт мусульманского серебра из России продолжался до 970 г., Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 147-150, 479-480, и Boken om Gotland, I. 133.

84. Все одиннадцать кладов, обозначенных на карте в AA, XXVI (1955), p. 172, относятся к периоду 900-930 годов. Из всех британских кладов куфические монеты содержатся еще только в кладах из Кройдона, закопанных в 874-875 гг. и содержащих один дирхем Харун ар-Рашида и несколько фрагментов куфических монет, J. D. A. Thompson, Inventory of British Coin Hoards, A.D. 600-1500 (1956), no. 111; и из Маккри, Ислэй, закопанных в 960-970 гг. с одним куфическим фрагментом, Proceedings of the Society of Antiquaries of Scotland, I (1851-54), pp. 74-81.

85. Mynt och Myntfynd i Europa, p. 247, 360-361, 472-478; Boken om Gotland, I. 132-133.

86. SG, II, no. 105; S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, p. 240.

87. Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 478-480; Boken om Gotland, I. 133.

88. См. стр. 106-107.

89. U. S. Linder Welin, KHL, I, кол. 189.

90. Это очень отчетливо прослеживается в воспроизведенной здесь таблице профессора Болина, стр. 212.

91. См. стр. 205.

92. U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 189-190.

93. S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 493-496; U. S. Linder Welin, KHL, I, col. 189-190.

94. SG, I. 248-249; Skovmand, pp. 17-23.

95. P. Hauberg и J. Ostrup, "Terslev-fundets Monter", ANOH, 1914, pp. 63-75; ср. R. H. M. Dolley, NNA, 1957-58, p. 32, 37.

96. EHD, pp. 234-235.

97. См. стр. 190-191.

98. KHL, II, кол. 428-431.

99. Полубрактиты представляют собой двусторонние монеты, настолько тонкие, что оттиск на каждой из сторон проглядывает на обороте. Лучшее введение в обширную литературу о них содержится в кн.: N. L. Rasmusson, "Birkamynt och Hedebymynt", KHL, I, col. 588-594.

100. По поводу скандинавских монет см. ред. Svend Aakjaer, Mont (Nordisk Kultur, XXIX, 1936); Brita Malmer, "A Contribution to the Numismatic History of Norway during the Eleventh Century", Commentationes de Nummis, I (KHVAA Handlingar, Antikv. Ser. 9, 1961), pp. 223-376. См. обзор некоторых последних работ в кн.: Kolbjorn Skaare, "Vikingtidsnumismatikk", Nordisk Numismatisk unions Medlemsblad, 1961, pp. 189-197, и статьях различных авторов в KHL.