| ГЛАВА XIV КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР МОРСКОЙ ВОЙНЫ 1778 г. Война 1778 г. между Великобританией и домом Бурбонов, которая так неразрывно связана с американской революцией, имеет одну характерную особенность: она была чисто морской войной. Союзные королевства заботливо воздерживались от вмешательства в континентальные дела, в которые Англия, согласно своей прежней политике, старалась втянуть их, и воюющие стороны приближались также к равенству на море, какое не имело места со времен Турвиля. Оспаривавшиеся пункты - цели, из-за которых была предпринята война или которые имелись в виду, - были большей частью расположены далеко от Европы; и ни один из них не находился на континенте, за единственным исключением Гибралтара, борьба за который, как лежавший на оконечности гористого и малодоступного полуострова и отделенного от нейтральных наций всей Францией и Испанией, никогда не угрожала вовлечь в дело другие страны, кроме непосредственно заинтересованных. Таких условий не существовало ни в какой другой войне между восшествием на престол Людовика XIV и падением Наполеона. Правда, в царствование первого был период, когда французский флот превосходил и численно и по вооружению английский и голландский; но политика и претензии правителя были всегда направлены на континентальную экспансию, и его морская сила, покоясь на недостаточных основаниях, была эфемерна. В течение первых трех четвертей восемнадцатого столетия практически не было никаких препятствий для развития морской силы Англии. Как ни велико было ее влияние на события того времени, отсутствие достойного соперника лишало ее операции поучительности в военном отношении. В последние войны Французской республики и Империи видимое равенство в численности флотов и в весе их залпа было иллюзорным вследствие деморализации французских офицеров и моряков, - по причинам, о которых нет здесь необходимости распространяться. После нескольких лет мужественных, но бесплодных усилий потрясающее поражение при Трафальгаре показало миру профессиональную несостоятельность французского и испанского флотов, которая была уже подмечена ранее зорким глазом Нельсона и его сотоварищей-офицеров и на которую опиралась презрительная самоуверенность, характеризовавшая его поведение и до некоторой степени его тактику по отношению к ним. С того времени император "отвернулся от единственного поля сражения, на котором фортуна не была верна ему, и, решившись преследовать Англию не на морях, восстановил свой флот, не предоставляя ему никакого участия в борьбе, сделавшейся более жестокой, чем когда- либо... До последнего дня Империи он отказывался предоставить этому возрожденному флоту, полному усердия и самоуверенности, случай померяться с неприятелем" (СНОСКА: Jurien de la Graviere, Guerres Maritimies, vol. II, p. 255). Великобритания восстановила свое старое положение неоспоримой владычицы морей. Изучающий морскую войну, поэтому, найдет особенный интерес в планах и методах сторон, участвовавших в великом конфликте, и особенно там, где они касаются общего ведения всей войны или каких-либо обширных и ясно определенных частей ее; в стратегической цели, которая придавала или, по крайней мере, должна была бы придавать последовательность их действиям, - от первого до последнего, - и в стратегических движениях, влиявших в хорошую или дурную сторону на более ограниченные периоды, которые могут быть названы морскими кампаниями. Ибо, если нельзя признать, что отдельные сражения совершенно лишены тактической поучительности даже и в наши дни, о чем уже говорилось выше, то, несомненно, верно, что, подобно всем тактическим системам, в истории они отжили свой век, и действительная польза от изучения их заключается скорее в умственной тренировке, приучающей к правильным приемам мышления, чем в доставлении образцов для прямого подражания. В противоположность этому, движения, которые предшествуют большим сражениям, как подготовка к ним, или которые благодаря искусным и энергичным комбинациям их достигают больших целей без действительного столкновения сторон, зависят от факторов более постоянных, чем оружие века, и поэтому заключают более долговечные принципы. В войне, предпринятой для достижения какой-либо цели, даже если этой целью будет обладание определенной территорией или позицией, атака, направленная непосредственно против того места, которого домогаются с военной точки зрения, может и не быть лучшим средством для овладения им. Цель, к которой направлены военные операции, может, следовательно, не совпадать с целью, которую воюющее правительство ставит себе в данной войне, и получает название объекта. При критическом рассмотрении какой-либо войны необходимо: сначала ясно обозначить цели, которые ставит себе каждая воюющая сторона; затем обсудить, обеспечивает ли избранный объект, в случае успеха, достижение намеченных целей, и, наконец, изучить достоинства или недостатки различных действий и движений, направленных к завладению объектом. Детальность такого исследования обусловливается размерами труда, какими задается его автор; но ясность дела обыкновенно выигрывает, если изложению подробностей предшествует общий очерк этого дела. Когда основные черты событий надлежащим образом обрисованы, то детали легко укладываются на свое место и связываются с ними. Здесь мы ограничимся подобным общим очерком, так как только эта задача соответствует намеченным размерам нашего труда. Главными участниками войны 1778 г. были: с одной стороны - Великобритания, с другой стороны - дом Бурбонов, властвовавший в двух больших королевствах - Франции и Испании. Американские колонии, еще ранее начавшие неравную борьбу с метрополией, радостно приветствовали событие, столь важное для них; в то же время Голландия в 1780 г. была с умыслом вовлечена Англией в войну, из которой она ничего не могла выиграть и в которой должна была потерять все. Цель американцев была очень проста - освободить свою страну из-под власти англичан. Их бедность и недостаток морской силы, заключавшейся всего лишь в нескольких крейсерах, которые охотились за торговыми судами неприятеля, по необходимости ограничивали их усилия сухопутной войной, являвшейся действительно сильной диверсией в пользу союзников и средством истощения ресурсов Англии. Последняя могла, однако, сразу же прекратить эту воину, отказавшись от борьбы. С другой стороны, Голландия, находясь в безопасности от вторжения с суши, выказывала главным образом желание выйти из войны с возможно меньшими потерями, через посредство союзных флотов. Для Англии цель войны была также очень проста.. Начав печальную распрю со своими наиболее многообещающими колониями, она дошла в этой ссоре до того, что ей стала угрожать потеря их. Чтобы сохранить над ними насильственную власть, когда добровольная связь ее с ними прекратилась, она взялась за оружие против них, и ее целью при этом было предотвращение разрыва в цепи тех заграничных ее владений, с которыми, в глазах того поколения, было неизбежно связано ее величие. Появление Франции и Испании в качестве деятельных сторонников интересов колонистов не изменило целей Англии, каковы бы ни были или могли быть изменения в объектах военных операций. Опасность потери континентальных колоний сильно возросла для нее со вступлением в ряды ее неприятелей упомянутых стран, принесшим с собою также и вскоре осуществившуюся частично угрозу потери других ценных иностранных ее владений. Англия в отношении целей войны находилась, таким образом, в строго оборонительном положении. Она боялась потерять много и, в лучшем случае, надеялась только сохранить то, что имела. Вовлекая Голландию в войну, она, однако, достигла военного преимущества, ибо, не увеличивая силы ее противников, это открывало ее оружию доступ к нескольким важным, но плохо защищенным военным и коммерческим позициям. Намерения и цели Франции и Испании были более сложны. К таким нравственным стимулам, как наследственная вражда и жажда мести за недавнее прошлое, без сомнения, сильно влиявшим на настроение народов этих королевств, во Франции прибавлялась также симпатия салонов и философов к борьбе колониста за свободу. Но как ни сильно влияют сентиментальные побуждения на деятельность наций, только осязательные средства осуществления их допускают обсуждение и измерение. Франция могла желать возвратить свои североамериканские владения, но жившее тогда поколение колонистов слишком хорошо помнило о старых схватках, для того чтобы согласиться на удовлетворение подобных желаний по отношению к Канаде. Сильное наследственное недоверие к Франции, которое характеризовало американцев революционной эры, впоследствии затмевалось горячей благодарностью за ее действительную симпатию и помощь. Но в то время понимали, и Франция чувствовала, что возобновление ею упомянутых претензий могло побудить народы одной расы, только недавно отшатнувшиеся друг от друга, к примирению путем уступок, которых сильная и дальновидная партия в Англии никогда не переставала требовать. Она, поэтому, не выказывала, а возможно и не имела стремления к этому объекту. Напротив, она формально отреклась от притязаний на какую-либо часть континента, которая находилась тогда или незадолго до того под властью британской короны; но она настаивала на свободе действий в завоевании и удержании за собою любых Вест-Индских островов, причем и все другие колонии Великобритании, разумеется, были также открыты ее нападениям. Главными целями, имевшимися в виду Францией, были, следовательно, английская Вест-Индия и тот контроль над Индией, который перешел в руки англичан, а также своевременное обеспечение независимости Соединенных Штатов, после того как им удастся произвести достаточную диверсию в ее пользу. При политике монопольной торговли, характеризовавшей то поколение, ожидали, что потеря Англией этих важных владений умалит коммерческое величие, на котором зиждилось ее благосостояние, и тем ослабит ее и усилит Францию. На самом деле, борьба, которая должна была бы быть более сильной, являлась основным побуждением для Франции. Все ее частные цели сводились к одной главной цели, которой они и подчинялись, - к достижению морского и политического превосходства над Англией. Достижение перевеса над Англией, в соединении с Францией, было также целью одинаково обиженного, но менее энергичного королевства Испании. Но в ее обидах и в тех целях, к которым она стремилась, было больше определенности, чем в более широких видах ее союзника. Хотя ни один испанец того времени уже не видел родного флага на Менорке, Гибралтаре и Ямайке, тем не менее, течение времени не примирило гордой и упрямой нации с потерей этих пунктов. Равным образом, со стороны американцев не было такой традиционной оппозиции к возобновлению испанского владычества во Флориде, как по отношению к вопросу о Канаде. Таковы были цели, преследовавшиеся обеими нациями, вмешательство которых изменило весь характер американской войны за независимость. Нет необходимости говорить, что не все они были открыто заявлены между причинами или предлогами для открытия враждебных действий; но прозорливое английское общественное мнение того времени справедливо заметило, что настоящие основания действий объединенных бурбонских дворов заключались в следующей краткой фразе французского манифеста: "Отомстить за обиды и положить конец узурпированному Англией тираническому владычеству над океаном, которое она стремится поддерживать". Короче говоря, что касается целей войны, то по отношению к ним союзники занимали наступательное положение, тогда как Англия была поставлена в оборонительное. Тираническое владычество над морями, в котором не без оснований обвинялась Англия, опиралось на ее большую морскую силу - действительную или потенциальную; на ее торговлю и вооруженное судоходство; на ее коммерческие учреждения, колонии и морские базы во всех частях света. До этого времени ее рассеянные колонии были связаны с нею узами искренней преданности и еще более сильными побуждениями собственного интереса, обусловленными торговыми связями с метрополией и защитою ее сильного флота, постоянно находившегося в их водах. Теперь возмущение континентальных колоний разорвало цепь укрепленных портов, на которые опиралась ее морская сила, тогда как бесчисленные торговые интересы, связывавшие их с Вест-Индией, которым вредили последовавшие военные действия, уменьшали симпатии к метрополии также и на островах. Борьба велась не только за политическое владычество и торговые интересы. Она включала также и военный вопрос первостепенной важности: должна ли цепь морских станций, покрывающая один из берегов Атлантики, связывающая Канаду и Галифакс с Вест-Индией и опирающаяся на благоденствующее мореходное население, остаться в руках нации, которая пользовалась не имевшею прецедента морской силой с постоянной и решительной агрессивностью, притом с непрерывным успехом? В то время как Великобритания, таким образом, испытывала затруднения в удержании за собой морских баз, являвшихся оборонительным элементом ее морской силы, наступательному элементу этой силы - флоту - угрожал рост вооруженного судоходства Франции и Испании, военная организация и материальные элементы которого доведены были до равенства с флотом Англии, если даже не превзошли его, благодаря чему упомянутые королевства смело решились оспаривать ее притязания на море, которое она считала своей вотчиной. Момент был выбран удачно для нападения на ту великую державу, богатство которой, нажитое на море, было решающим фактором в европейских войнах прошлого столетия. Следующим вопросом был выбор пунктов атаки, важнейших объектов, на которые должны были быть направлены главные усилия нападающих, а также и второстепенных, которые должны были отвлечь и рассеять силы, предназначенные для обороны. Один из мудрейших государственных людей Франции того времени, Тюрго (Turgot), считал, что для интересов последней полезнее, чтобы колонии не приобретали независимости. По его мнению, усмиренные путем истощения их сил, они стали бы бесполезными для могущества Англии; покоренные же без истощения, но через занятие военной силой важнейших пунктов их, они, вследствие необходимости оказания постоянного на них давления, представляли бы непрерывный источник слабости для метрополии. Хотя это мнение не получило перевеса в советах французского правительства, которое желало полной независимости Америки, оно заключало в себе элементы истины, не оставшиеся без влияния на политику войны. Если бы благо Соединенных Штатов, т.е. освобождение их, было главной целью войны, то континент сделался бы естественным театром ее, а его важнейшие с военной точки зрения пункты - главными объектами операций. Но поскольку главной целью Франции было не благо Америки, а нанесение вреда Англии, то глубокая военная логика требовала, чтобы континентальная борьба только поддерживалась с достаточной энергией, но отнюдь не доводились до конца. Это была диверсия, шедшая не на пользу Франции и истощавшая Великобританию, притом она требовала только такой поддержки, которая позволила бы инсургентам продолжать сопротивление, к которому они все равно были вынуждены. Территория тринадцати колоний не была, следовательно, главным предметом действий Франции, тем не менее, была она таковым для Испании. Коммерческое значение английской Вест-Индии сделало ее весьма заманчивой для Франции, которая приспособлялась с особенной готовностью к социальным условиям этой страны, где ее колониальные владения уже тогда были обширны. Кроме двух лучших Малых Антильских островов, Гваделупы и Мартиники, все еще удерживаемых ею, она владела тогда Санта- Лючией и западною половиной Гаити. Она могла основательно надеяться присоединить к этому путем успешной войны большую часть английских Антильских островов и создать, таким образом, колониальную империю в тропиках. В то же время, хотя щепетильность Испании лишала ее видов на Ямайку, она могла рассчитывать на возвращение этого великолепного острова своему слабейшему союзнику. Но как бы ни желанны были для нее Малые Антильские острова как владения, а следовательно, и как цели войны, обладание ими слишком сильно зависело от обладания морем, для того чтобы они могли быть сами по себе подходящими объектами военных операций. Французское правительство, поэтому, запрещало своим морским начальникам занимать даже те из них, которые они могли захватить. Они должны были только брать в плен гарнизоны, разрушать укрепления, а затем удаляться. В превосходных военных портах - Форт-Рояль на Мартинике, Французском мысе и в сильной союзной гавани Гаваны флот - достаточной величины - находил удобные, безопасные и удачно расположенные базы; что же касается ранней и серьезной потери Санта-Лючии, то она должна быть приписана плохому руководству французским флотом и профессиональному искусству английского адмирала. В Вест-Индии соперничавшие державы, следовательно, были одинаково обеспечены береговыми базами. Занятие еще других пунктов, само по себе, не могло увеличить их военного могущества, зависевшего от численности и качества флотов. Для безопасной оккупации таких пунктов необходимо было достигнуть морского превосходства - не только местного, но и на главном театре войны. В противном случае, оккупация была бы ненадежна, если только ее не осуществил бы отряд войск, настолько многочисленный, что издержки превысили бы выгоды от достижения этой цели. Ключом к положению в Вест-Индии были, таким образом, флоты, которые и сделались истинными объектами военных операций, тем более, что настоящая военная польза от вест-индских портов в этой войне заключалась в значении их как промежуточных баз между Европой и континентом Америки, куда удалялись флоты, когда армии уходили на зимние квартиры. Против территориальных владений в Вест-Индии не была предпринята никакая серьезная стратегическая операция, за исключением захвата Санта- Лючии англичанами и неудавшегося плана нападения на Ямайку в 1782 г. Равным образом никакая серьезная попытка против военных портов, как Барбадос или Форт-Рояль, не могла иметь места до тех пор, пока не было обеспечено превосходство на море посредством ли сражения или удачного сосредоточения сил. Следует повторить еще раз, что ключом к положению был флот. Влияние морской силы и военного флота на ход войны на континенте Америки было уже указано в мнениях Вашингтона и сэра Генри Клинтона, тогда как положение в Ост-Индии, рассматриваемой как самостоятельный театр войны, при разборе кампании Сюффрена обсуждалось так широко, что здесь необходимо только повторить, что все там зависело от контроля над морем посредством превосходной морской силы. Взятие Тринкомале, как ни важно оно было для французской эскадры, не имевшей другой базы, состоялось, подобно взятию Санта-Лючии, внезапно и могло быть достигнуто либо поражением неприятельского флота, либо, как это и случилось, в отсутствие последнего. В Северной Америке и в Индии глубокая военная политика указывала на флот, как на истинный объект военных операций, от которого зависели также сообщения с метрополиями. Остается Европа, которую едва ли следует рассматривать подробно как отдельный театр войны, ибо ее отношение ко всеобщей войне гораздо более важно. Достаточно просто указать только на два пункта в Европе, переход которых в другие руки являлся целью войны, а именно на Гибралтар и Менорку, первый из которых, по настоянию Испании, сделался главным объектом действий союзников. Владение обоими этими пунктами зависело, очевидно, от контроля над морем. В морской войне, как и во всех других, две вещи с самого начала имеют существенную важность: подходящая база на границе, - в данном случае на морском берегу, - откуда начинаются операции, и организованная военная сила, - в данном случае флот, - количественно и качественно соответствующая предположенным операциям. Если война, как в рассматриваемом примере, распространяется до отдаленных частей земного шара, то необходимым является обеспечить в каждом из последних порты для флота, которые служили бы второстепенными или вспомогательными базами местной войны. Между этими второстепенными и главными или отечественными базами должно быть установлено прочное сообщение, опирающееся на военный контроль над промежуточным морским пространством. Этот контроль должен поддерживаться флотом путем либо полного очищения моря от неприятельских крейсеров, что обеспечивает достаточно безопасное плавание кораблям своей нации, либо конвоирования соответствующими отрядами военных кораблей тендеров и транспортов, необходимых для поддержки отдаленных операций. Первый метод предусматривает сильное рассеяние национальной силы; второй - сосредоточение ее в той части моря, где находится конвой в данный момент. При принятии любого из этих методов коммуникации, без сомнения, будут усилены удержанием хороших гаваней, отнюдь не слишком многочисленных, но надлежащим образом расположенных вдоль путей и подобных, например, мысу Доброй Надежды и о-ву Св.Маврикия. Станции этого рода всегда были необходимы; но они вдвойне необходимы теперь, когда возобновление запаса топлива требуется еще чаще, чем возобновление провианта и других запасов в былые дни. Эти сочетания отечественных и заграничных баз и условия сообщений между ними могут быть названы стратегическими чертами общего военного положения, которыми, наряду с относительною силою враждебных флотов, должна определяться сущность операций. На каждом из трех театров войны - в Европе, Америке и Индии, рассматривавшихся в нашем изложении отдельно ради ясности его, контроль над морем считался решающим фактором, и враждебный флот, поэтому, определялся как истинный объект операций. Приложим же теперь предшествовавшие рассуждения ко всем театрам войны и посмотрим, оправдают ли они тот же вывод, и если оправдают, то какова должна была быть тогда сущность операций каждой стороны (СНОСКА: См. карту Атлантического океана, стр. 416). В Европе отечественные базы Великобритании с двумя главными арсеналами в Плимуте и Портсмуте находились на Английском канале. Базой союзных сил был Атлантический океан, главными военными портами на котором являлись Брест, Ферроль и Кадис. За ними на Средиземном море были расположены верфи Тулона и Картахены, которым противостояла английская станция Порт-Магон на Менорке. Последнюю, однако, можно совсем не принимать в расчет, как обреченную на оборонительную роль в течение войны, поскольку британский флот не был в состоянии выделить какую-либо эскадру в Средиземное море. Напротив, Гибралтар по своему положению мог с успехом следить за посылкой отрядов или подкреплений, если на него базировались достаточные для этого морские силы. На деле обстояло иначе. Британский европейский флот был привязан к Каналу, т.е. к обороне метрополии, только изредка посещая Скалу для конвоирования тендеров с запасами, необходимыми для гарнизона. Была, однако, разница в ролях Порт-Магона и Гибралтара. Первый, не имея в то время никакого значения, не привлекал внимания союзников до последнего периода войны, в течение которого он был взят ими после шестимесячной осады, тогда как последний, считавшийся пунктом первой важности, занимал с самого начала весьма значительную часть союзных наступательных сил и, таким образом, производил ценную диверсию в пользу Великобритании. К этому обзору главных черт естественного стратегического положения в Европе уместно прибавить замечание, что та помощь союзным флотам, которую могла бы послать Голландия, имела бы совсем необеспеченную линию сообщения, так как она принуждена была бы пройти мимо английской базы на Канале. В действительности, как мы знаем, такая помощь и не была оказана. В Северной Америке местными базами войны в самом ее начале были Нью-Йорк, Наррагансеттская бухта и Бостон. Двумя первыми владели тогда англичане, и они были самыми важными станциями на континенте по своему положению, по легкости обороны и по своим средствам. Бостон перешел в руки американцев и поэтому был в распоряжении союзников. Вследствие направления, данного войне перенесением активных операций англичан в Южные Штаты в 1779 г., Бостон оказался вне главного театра их и сделался по своему положению неважным с военной точки зрения. Но если бы был принят план изоляции Новой Англии путем занятия линии Гудзона и озера Шамплэн и сосредоточения военных усилий на Востоке, то, как это легко видеть, все три названных порта получили бы решающее значение для исхода войны. Находившиеся к югу от Нью-Йорка бухты Делавэр и Чезапик, без сомнения, представляли соблазнительные объекты морских операций. Но ширина входов, недостаток удобных и легко обороняемых пунктов для морских баз, широкое рассеяние сухопутных сил, обусловленное попыткой удержать столь много пунктов, и нездоровый характер местности в течение значительной части года - устраняли возможность отведения им главной роли в плане первых кампаний. Нет необходимости, поэтому, включать их в местные базы войны. На крайний юг англичане были увлечены ignis fatuus (СНОСКА: Роковым огнем (лат.). - Прим. ред.) ожидаемой поддержкой со стороны народа. Они не сумели понять, что даже, если бы большинство тамошнего населения предпочитало спокойствие свободе, то это самое настроение помешало бы ему восстать против революционного правительства, которое, по теории англичан, угнетало их. Тем не менее, только такое восстание могло обеспечить успех этого отдаленного и по своему концу в высшей степени несчастливого предприятия. Базой для ведения операций на этом местном театре войны был Чарльстон, который перешел в руки англичан в мае месяце 1780 г., через восемнадцать месяцев после того, как первая экспедиция высадилась в Джорджии. Главные местные базы войны в Вест-Индии уже известны читателям из предыдущего. Ими были для англичан Барбадос, Санта-Лючиа и, в меньшей степени, Антигуа. В тысяче миль под ветром находился большой остров Ямайка с верфью в Кингстоне, обладавшей большими естественными возможностями. Союзники владели перворазрядными базами - Форт-Роялем на Мартинике и Гаваной и второразрядными - Гваделупой и Французским мысом. Доминирующим фактором стратегического положения в те дни, не лишенным значения и в наше время, был пассат с сопровождающим его течением. Плавание на ветер против этих препятствий было длительным и серьезным предприятием даже для отдельных кораблей, а тем более для больших отрядов их. Вследствие этого флоты направлялись к западным островам неохотно или будучи уверены, что неприятель взял то же самое направление, - как Родни отправился к Ямайке после сражения при островах Святых, зная, что французский флот должен был уйти к Французскому мысу. Указанное направление ветров делало Наветренные или восточные острова важными пунктами на естественных путях сообщения между Европой и Америкой, а равно и местными базами морской войны и привязывало к ним флоты. Отсюда следовало также и то, что между двумя театрами операций, континентом и Малыми Антильскими островами, была расположена широкая центральная область, в которой более или менее большие военные операции могли вестись безопасно лишь воюющей стороной, обладавшей большим превосходством на море, или же при условии завоевания решительного преимущества на одном фланге. В 1762 г., когда Англия владела всеми Наветренными островами при неоспоримом превосходстве на море, она атаковала безопасно для себя Гавану и захватила ее; но в 1779-1782 гг.. французская морская сила в Америке и владения французов в группе Наветренных островов, практически, уравновешивали ее силу, давая гаванским испанцам возможность преследовать свои планы против Пенсаколы и Багамских островов в вышеупомянутой центральной области (СНОСКА: Можно сказать здесь мимоходом, что ключом к английским владениям, называвшимся тогда Западной Флоридой, были Пенсакола и Мобиле, опиравшиеся на Ямайку, так как условия страны, навигации и общей континентальной войны не позволяли рассчитывать на помощь из Атлантики. Английские силы на Ямайке, военные и морские, были достаточны только для защиты острова и торговли и не могли помочь Флориде. Занятие последней и Багамских островов было совершено без больших трудностей подавляющими испанскими силами; в операциях против Пенсаколы участвовали пятнадцать линейных кораблей и семь тысяч войск. Эти события больше не будут упомянуты. Единственное их влияние на общую войну состояло в отвлечении импонирующей силы Испании от соединенных операций с французами. Испания здесь, как и при Гибралтаре, преследовала собственные цели, вместо сосредоточения своих усилий против общего врага, - политика, столь же близорукая, сколь и эгоистичная). Посты, подобные Мартинике и Санта-Лючии, имели, поэтому, для настоящей войны большое стратегическое преимущество перед Ямайкой, Гаваной и другими островами, лежавшими под ветром. Первые острова командовали последними в силу своего положения, благодаря которому плавание на запад могло быть осуществлено значительно быстрее, чем обратное. Это преимущество разделялось также большей частью из островов, известных под именем Малых Антильских. Но небольшой остров Барбадос, будучи на ветре относительно всех остальных, обладал еще особенными преимуществами не только для наступательных действий, но также и потому, что он был защищен трудностью доступа к нему больших флотов, даже из такого близкого порта, как Форт-Рояль. Читатели припомнят, что экспедиция, высадившаяся первоначально на острове Сен-Киттса, предназначалась против Барбадоса, но не могла достигнуть его из-за сильных пассатных ветров. Таким образом, Барбадос в условиях того времени был особенно приспособлен для того, чтобы служить англичанам местной базой и складом во время войны, так же как убежищем на линии сообщений с Ямайкой, Флоридой и даже Северной Америкой; в то же время остров Санта-Лючиа в 100 милях под ветром удерживался как аванпост для флота, откуда последний мог следить за неприятелем в Форт- Рояле. В Индии политические условия неизбежно указывали на восточный, Коромандельский, берег, как на театр операций. Тринкомале на близлежащем Цейлоне, хотя и был нездоровым местом, представлял превосходную и удобозащищаемую гавань и потому имел первоклассное стратегическое значение. Все другие якорные стоянки по берегу были только открытыми рейдами. В силу этого обстоятельства пассаты или муссоны в этой стране имели также и стратегическое значение. С осеннего до весеннего равноденствия ветер постоянно дует с NО, временами с большой силой, вызывая сильный прибой у берега и делая высадку затруднительной. Но в течение летних месяцев господствует юго-западный ветер при сравнительно спокойном море и хорошей погоде. "Перемена муссона" в сентябре и октябре часто сопровождается сильными ураганами. Активные операции или даже пребывание у берега были, поэтому, неблагоразумны с этого времени до конца северо-восточного муссона. Вопрос о порте, куда мог бы удаляться флот на это время, стоял весьма остро. Тринкомале был единственным подходящим для этой цели портом, и его исключительное стратегическое значение еще увеличивалось тем, что в хорошее время года он был наветренным по отношению к главному театру военных действий. Английская гавань Бомбей на западном берегу была слишком отдалена от этого театра, чтобы считаться местной базой, и скорее принадлежит, подобно французским островам Св.Маврикия и Бурбон, к категории станций на линии сообщения с метрополией. Таковы были главные опорные пункты или базы воюющих наций - отечественные и заграничные. Относительно последних, говоря вообще, должно заметить, что они страдали недостатком в средствах, - важный элемент стратегического значения. Предметы морского и военного вооружения, а в значительной мере и провиант для судов, должны были доставляться туда из метрополии. Бостон, окруженный благоденствовавшим дружеским населением, представлял, может быть, исключение из этого правила, так же как и Гавана - в то время важный морской арсенал, где строилось много кораблей; но эти пункты были далеки от главных театров войны. На Нью-Йорк и бухту Наррагансетт американцы производили слишком сильное давление, чтобы ресурсы соседних с ними районов могли представлять серьезное значение, тогда как отдаленные порты Ост- и Вест-Индии всецело зависели от метрополии. Отсюда стратегический вопрос о коммуникационных линиях получал еще большую важность. Перехватить большой конвой тендеров было только второстепенной операцией, по сравнению с уничтожением какого-либо отряда военных кораблей, тогда как защита их главными силами или умение их уйти от поисков неприятеля зависели от искусства морских командиров в распределении военных кораблей и эскадр между множеством объектов, требовавших внимания. Искусство Кемпенфельдта и нераспорядительность де Гишена в Северной Атлантике вместе со штормовым ветром, серьезно затруднили действия де Грасса в Вест-Индии. Подобный же вред, вызванный захватом малых конвоев в Атлантике, был нанесен Сюффрену в Индийских морях. Последний, однако, немедленно возместил себе эти потери и, со своей стороны, сильно беспокоил своих противников успешными крейсерскими набегами на английские тендера. Таким образом, флоты, которые только и могли поддерживать или пресекать эти живительные потоки, имели такое же значение для общего хода всей войны, какое они имели, как уже отмечалось, для отдельных театров ее. Они представили собой звенья, связывавшие все в одно целое, и поэтому мы на них указали, как на достойные объекты для действий обеих воюющих сторон. Расстояние между Европой и Америкой не было таково, чтобы сделать промежуточные порты снабжения абсолютно необходимыми, тогда как при возникновении затруднения от какой- либо непредвиденной причины было всегда возможно, за исключением случая встречи с неприятелем, возвратиться в Европу или зайти в дружественный порт в Вест-Индии. Иначе обстояло дело с длительным путешествием в Индию через мыс Доброй Надежды. Плавание Бикертона, оставившего Англию с конвоем в феврале и достигшего Бомбея в сентябре, считалось успешным, тогда как горячий Сюффрен, отплыв в марте, в тот же промежуток времени достиг о-ва Св.Маврикия, откуда переход до Мадраса требовал еще двух месяцев. Такое продолжительное путешествие редко могло совершаться без остановок для пополнения запасов воды и свежего провианта, а часто даже для такого ремонта, который требовал спокойной гавани, хотя бы корабельные запасы и содержали необходимый материал. Совершенная коммуникационная линия требовала, как было сказано, чтобы на ее протяжении находилось несколько таких гаваней, расположенных через соответствующие промежутки, хорошо защищенных и обильно снабженных, - таких, какими владеет Англия в настоящее время на некоторых из ее главных торговых путей (это приобретения ее прежних войн). В войне 1778 г. ни одна из воюющих сторон не имела таких портов на этом пути до тех пор, пока, со вступлением Голландии в войну, мыс Доброй Надежды не был отдан ею в распоряжение французов и надлежащим образом укреплен Сюффреном. Эта гавань, остров Св.Маврикия на середине пути и Тринкомале на отдаленном конце его достаточно прочно обеспечивали сообщения союзников с Францией. Англия же, хотя и имея тогда остров Св.Елены, зависела в Атлантике в деле снабжения и ремонта своих отправляющихся в Индию эскадр и конвоев от дружественного нейтралитета Португалии, владения которой включали Мадейру, острова Зеленого Мыса и бразильские порты. Этот нейтралитет был, на самом деле, слабой опорой для обороны, как показала битва между Джонстоном и Сюффреном у Зеленого Мыса; но на этом пути было несколько подходящих для стоянок и флота мест, и поскольку враг не мог знать, которое из них занято, - и занято ли вообще хоть одно, - то это неведение само по себе представляло немалое обеспечение, если только командующий флотом не полагался на него до полного пренебрежения надлежащим распоряжением своих собственных сил, как сделал это Джонстон в Порто-Прайя. В самом деле, при медленности и ненадежности, характеризовавших тогда передачу известий от одного пункта к другому, сомнение в том, где следует искать неприятеля, было большим препятствием для наступательных предприятий, чем часто слабые средства обороны колониального порта. Такое сочетание полезных гаваней и условий сообщения между ними составляет, как уже было сказано, главные стратегические черты положения. Флот, как организованная сила, связывающая все в одно целое, представлялся главным объектом военных операций. Теперь следует еще сказать о способах поражения намеченного объекта - о ведении самой войны (СНОСКА: Другими словами, рассмотрев цели, которые ставили себе воюющие стороны в этой войне, и те объекты, на которые им следовало направить свои усилия, чтобы достигнуть этих целей, мы теперь займемся вопросом о том, как следовало использовать военные силы, и установим, как и где надлежало напасть на объект, являвшийся подвижным). Прежде чем сделать это, следует коротко упомянуть об одном особенном условии моря, имеющем значение для последующего, а именно о затруднительности получения информации. Армии проходят через страны, более или менее обитаемые оседлым населением, и оставляют за собою следы своего похода. Флоты проходят через пустыни, где странники лишь показываются, но не остаются, и когда воды вновь смыкаются за ними, то разве только случайно упавшая с палубы вещь может выдать прохождение корабля, да и то ничего не говоря об его курсе. Судно, встреченное преследователем, может ничего не знать о преследуемом корабле, который, тем не менее, прошел через пункт этой встречи за несколько дней или даже часов до нее. За последнее время тщательное изучение ветров и течений океана определило некоторые пути, которыми преимущественно перед другими должен обычно пользоваться осторожный моряк и которые дают возможность делать некоторые предположения о его движении; но в 1778 г. данные для этого не были еще собраны; да если бы и были, то кратчайший путь мог быть часто заменен одним из многих возможных, чтобы избежать преследований и засад. В такой игре в жмурки преимущество всегда за преследуемым, и важность надзора за выходами в море из неприятельской страны, важность задержания неприятеля, прежде чем он скроется в безмолвной пустыне, - очевидна. Если по какой-либо причине такой надзор невозможен, то лучшее, что можно предпринять затем, - это, не пытаясь стеречь неприятеля на путях, которые он может миновать, придти первому к месту его назначения и ожидать его там; но это требует знания его намерений, что не всегда может быть достижимо. Действия Сюффрена против Джонстона стратегически были вполне правильны как в его атаке при Порто-Прайя, так и в той поспешности, с какой он стремился к месту их общего назначения, тогда как две неудачи Родни перехватить конвои, следовавшие в Мартинику в 1780 и 1782 гг., - хотя он и был извещен о выходе их туда, - показывают трудность успеха при ожидании неприятеля на пути, даже когда пункт назначения его известен. Для каждой морской экспедиции только два пункта точно определены - пункт отправления и пункт прибытия. Последний может быть неизвестен неприятелю, но до момента отплытия его присутствие известной силы в порту и указания об ее предстоящем выходе в море могут быть приняты за данные определенные. Помешать отплытию, может быть, чрезвычайно важно для каждой из воюющих сторон, но это особенно и во всех случаях необходимо для обороняющегося, потому что для чего не всегда возможно узнать, которому именно из многих пунктов, открытых нападению, таковое угрожает, тогда как наступающий идет с полной уверенностью прямо к своей цели, если он может обмануть своего противника. Важность блокирования такой экспедиции делается еще более очевидной в случае, если она разделена между двумя или более портами, - условие, которое легко может иметь место, когда средства одной верфи недостаточны для снаряжения требуемого числа кораблей за предоставленный срок; или когда, как в рассматриваемой войне, союзные силы выставляют отдельные контингенты. Предотвращение соединения последних есть дело первой необходимости, и нигде оно не может быть исполнено так надежно, как близ портов, откуда должны отплыть один из них или оба. Оборона, по самому названию своему, предполагает меньшую силу, и поэтому на ней лежит, так сказать, большое обязательство воспользоваться таким источником слабости, как разделение силы неприятеля. Родни, стерегущий в 1782 г. при Санта-Лючиа французские силы на Мартинике для предупреждения соединения его с испанцами у Французского мыса, дает пример правильного стратегического положения. И если бы острова были так расположены, что позволили бы ему поместиться между французами и пунктом их назначения, вместо того чтобы быть в тылу у них, то ничего лучшего нельзя бы было придумать. В действительности он сделал лучшее, что было возможно при тех обстоятельствах. Оборона, будучи сама по себе слабее наступления, не может пытаться блокировать все порты, где лежат отряды неприятеля, не пожертвовав своей целью, поскольку в этом случае она может противопоставить каждому отряду лишь более слабое подразделение. Поступить же так было бы равносильно пренебрежению основными принципами войны. Если обороняющийся справедливо отказывается от этого и решает сосредоточить превосходные силы перед одним или двумя пунктами, то для него становится необходимым решить, на котором из них следует остановиться для этой цели и которым пренебречь - вопрос, обнимающий всю политику войны после полного уяснения главных условий - военных, моральных и экономических в каждой области. В 1778 г. оборонительное положение было занято англичанами по необходимости. Английские морские власти предшествовавшей эры, при Хоуке и его современниках, принимали за правило, чтобы британский флот был численно равен соединенным флотам королевств Бурбонов - условие, которое при лучшем качестве личного состава и более многочисленном морском населении страны, из которого последний можно было черпать, давало Англии действительное превосходство в силе. Эта предосторожность, однако, не соблюдалась в течение последних лет перед изучаемой войной. Для нас не имеет значения, вызвано ли это упущение несостоятельностью министерства, обвинявшегося в этом его противниками, или неуместной экономией, часто практикующейся при представительном образе правления во время мира. Остается фактом, что, несмотря на незначительную вероятность соединения Франции и Испании в войне, английский флот был малочисленнее флота союзников. В том же, что мы назвали стратегическими чертами положения, - в отечественных базах и во второстепенных базах за границей, - преимущество, в целом, было на стороне Англии. Ее позиции, если не были сильнее сами по себе, то были, по крайней мере, лучше расположены в географическом отношении для достижения стратегических целей. Но если взять второй необходимый для войны элемент, организованную военную силу или флот, пригодный для наступательных операций, то Англия допустила его стать слабее противника. Поэтому ей оставалось только употребить свою слабейшую силу с таким искусством и энергией, чтобы разрушить планы неприятеля, - выходя в море раньше него, искусно выбирая позиции, предупреждая его комбинации большей быстротой движения, тревожа сообщения с намеченными им объектами и встречая главные отряды неприятеля превосходными силами. Достаточно ясно, что ведение этой войны везде, кроме континента Америки, опиралось на метрополии и на свободное сообщение между ними. Окончательный разгар американцев не прямыми военными усилиями, а через истощение их, также был бы возможен, если бы союзники их не помешали Англии задушить их торговлю и промышленность со своей подавляющей морской силой. Эту силу она могла бы употребить для названной цели, только избавившись от давления союзных флотов. А это избавление было бы достигнуто, если бы она могла получить над ними решительный перевес, не только материальный, но и моральный, какой имела двадцать лет спустя. В таком случае союзные дворы, финансовая слабость которых была хорошо известна, должны были бы прекратить борьбу, в которой их главный план - низведение Англии на положение второразрядной державы - был бы уже разрушен. Однако такого перевеса Англия могла бы достигнуть только давая сражения; показывая, что, несмотря на численное неравенство, искусство ее моряков и ее богатые ресурсы дают возможность ее правительству через мудрое использование этих сил обеспечивать фактическое превосходство над противником в решающих пунктах театра войны. Но подобный успех был невозможен, когда линейные флоты рассеивались по всему свету, что давало противнику возможность разбивать их по частям, в то время как они старались защитить все открытые нападению пункты разбросанной империи. Ключ к положению был в Европе, и именно в неприятельских верфях. Если Англия была не в состоянии возбудить континентальную войну против Франции, то единственной надеждой для нее было - искать и поразить неприятельский флот. Нигде его нельзя было так легко найти, как в его собственных отечественных портах; нигде его нельзя было так легко встретить, как непосредственно по выходе из них. Это определило политику Англии в наполеоновские войны, когда моральное превосходство ее флота так упрочилось, что она отважилась противопоставить слабейшие силы опасностям моря, соединившимся с более многочисленными и хорошо снабженными кораблями, спокойно стоявшими на внутренних рейдах. Становясь лицом к лицу с этим двойным риском, она приобретала и двойное преимущество: держа неприятеля под своим наблюдением и подрывая его боеспособность легкой портовой жизнью, тогда как ее офицеры и моряки настолько закалялись суровым крейсерством, что всегда были готовы откликнуться на любой призыв к их энергии. "Мы не имеем причины, - объявил адмирал Вильнев в 1805 г., вторя словам императора, - бояться появления английской эскадры. Ее 74-пушечные корабли не имеют и пятисот человек на палубе; они истощены двухлетним крейсерством" (СНОСКА: Приказ адмирала Вильнева капитанам его флота 20 декабря 1804 г.). Месяц спустя он писал: "Тулонская эскадра выглядела в гавани весьма изящно; матросы были хорошо одеты и хорошо обучены; но как только начался шторм, все переменилось. Мы не приучены к штормам" (СНОСКА: Письмо Вильнева, январь 1805 г.). "Император, - говорил Нельсон, - узнает теперь, если только императоры способны выслушивать правду, что его флот теряет больше за одну ночь, чем наш за целый год... Эти господа не привыкли к ураганам, с которыми мы боролись в течение двадцати одного месяца, не потеряв ни одной мачты или реи" (СНОСКА: Письма и депеши лорда Нельсона). Следует, однако, признать, что как для людей, так и для кораблей напряжение было ужасным, и что многие английские офицеры находили в износе судов аргумент против оставления их флотов в море близ берегов неприятеля. "Каждый из пережитых нами штормов, - писал Коллингвуд, - уменьшает безопасность страны. Последнее крейсерство вывело из строя пять больших кораблей и недавно еще два; некоторые из них должны быть введены в док". "За эти два месяца я едва ли знал, что такое спокойная ночь, - писал он снова, - это непрерывное крейсерство, кажется, выше сил человеческих. Кальдер утомился и бродил как тень, совершенно надломленный, и мне сказали, что Грэйвз немногим лучше" (СНОСКА: Life and Letters of Lord Collipgwood). Высокое профессиональное мнение лорда Гоу было также противно этой практике. Кроме истощения людей и повреждения кораблей, блокада имеет еще ту дурную сторону, что, - как бы строга она ни была, - нельзя поручиться, что она безусловно остановит выход из гавани флота неприятеля: Вильнев вышел из Тулона, Миссиеси из Рошфора. "Я стерегу здесь французскую эскадру в Рошфоре, - писал Коллингвуд, - но чувствую, что невозможно воспрепятствовать ее отплытию; тем не менее, если она проскользнет мимо меня, я буду чрезвычайно огорчен... Единственно, что может помешать ей, это случайная встреча с нами, так как она не знает точно, где мы" (СНОСКА: Life and Letters of Lord Collingwood). Несмотря на все, англичане вынесли напряжение. Их флоты опоясывали берега Франции и Испании; потери восполнялись; корабли чинились; когда один офицер выбывал вследствие болезни или смерти со своего поста, другой заступал на его место. Строгая блокада Бреста разрушила комбинацию императора. Бдительность Нельсона, вопреки необыкновенному стечению затруднений, преследовала Тулонский флот с момента его отплытия и в течение всего плавания через Атлантический океан и назад к берегам Европы. Это было задолго до столкновения противников, прежде чем стратегия отступила в сторону и тактика завершила борьбу при Трафальгаре. Но шаг за шагом, пункт за пунктом грубые, но дисциплинированные моряки, старые и много потерпевшие, но хорошо управлявшиеся корабли сковывали каждое движение своих непривычных противников. Расположенные в достаточном количестве перед каждым арсеналом неприятеля и связанные цепью малых судов, они, хотя и не всегда, могли помешать тому или иному рейду в целом, сумели сорвать все задуманные большие комбинации эскадр неприятеля. Корабли 1805 г. были, в существенных чертах, такими же, как и в 1780 г. Без сомнения, в них имелись прогресс и улучшения, но перемены были количественные, а не качественные. Притом флоты эпохи, отдаленной от рассматриваемого периода двадцатью годами, под начальством Хоука и его товарищей, отваживались зимовать в Бискайском заливе. "В корреспонденции Хоука нет, - говорит его биограф, - ни малейшего указания на то, чтобы он сам сомневался, хотя на момент, не только в возможности, но и в обязательности для него держаться в море даже при зимних штормах, равно как и в том, что он "сумеет обделать это дело" (СНОСКА: Burrows, Life of Lord Hawke). Если возразят на это, что состояние французского флота в годы американской революционной войны было лучше, свойства и профессиональная подготовка его офицеров выше, чем в дни Хоука и Нельсона, то с этим должно согласиться. Все же для адмиралтейства не мог оставаться долго неизвестным тот факт, что число таких офицеров было настолько недостаточно, что это серьезно отражалось на палубной службе, а нехватка матросов была так велика, что вызывала необходимость пополнения команд солдатами. Что касается личного состава испанского флота, то нет основания считать его лучшим, чем он был пятнадцать лет спустя, когда Нельсон, говоря о передаче Испанией некоторых кораблей Франции, сказал: "Я уверен, что они переданы без команды (испанской), так как это явилось бы наилучшим способом снова потерять их". В действительности, однако, слишком очевидно, чтобы стоило распространяться в доказательствах, что для более слабой стороны самым надежным средством нейтрализации неприятельских кораблей было блокировать их в их гаванях и сразиться с ними, если они выйдут в море. Единственное серьезное препятствие к этому в Европе представляла жестокость ветров у берегов Франции и Испании - в особенности в длинные зимние ночи. Это влекло за собой не только риск непосредственно бедствия, которое крепкие и хорошо управлявшиеся корабли еще могли большей частью предотвратить, но и постоянное напряжение, которое не могло быть предотвращено никаким искусством и которое, поэтому, требовало большего резерва кораблей для замены отсылавшихся на родину для ремонта или для предоставления отдыха командам. Задача была бы значительно упрощена, если бы блокирующий флот мог найти удобную якорную стоянку на фланге пути, который должен был избрать неприятель, подобно тому как Нельсон в 1804 и 1805 гг. пользовался Маддаленской бухтой в Сардинии, когда стерег Тулонский флот, - шаг, на который он был вынужден, в частности и исключительно, плохим состоянием многих из его кораблей. Так, сэр Джэймс Сомарец (James Saumarez) в 1800 г. пользовался Дуарненезской бухтой на французском берегу, всего лишь в пяти милях от Бреста, где корабли его эскадры, блокировавшей этот порт, отстаивались на якоре в бурную погоду. Положение Плимута и Торбэя не может считаться совершенно удовлетворительным с этой точки зрения, так как они не лежат, подобно Маддаленской бухте, на фланге пути неприятеля, а находятся, скорее, в тылу его. Несмотря на это, Хоук доказал, что быстрота и хорошее управление флотом могут справиться с этим недостатком, как впоследствии показал и Родни на своей менее подверженной бурям станции. Если взять войну 1778 г. во всей ее совокупности, то можно сказать, что английское министерство держало в Америке, Вест- и Ост-Индии эскадры, равные неприятельским. В отдельные периоды это бывало и не так, но, вообще говоря, при распределении кораблей это условие соблюдалось. В Европе же было наоборот, и, как необходимое следствие такой политики, английский флот был слабее эскадр, находившихся во французских и испанских портах. Английский флот, поэтому, мог вести наступательные операции только с большой осторожностью, да и то лишь, когда ему удавалось встречать враждебные силы по частям. И даже в таком случае дорого стоящая победа, если только она не была решающей, была сопряжена с большим риском вследствие временного вывода из строя сражавшихся кораблей. Отсюда следовало, что английский отечественный флот (или флот Канала), от которого зависели также сообщения с Гибралтаром и Средиземным морем, очень бережно подвергался риску борьбы как с непогодой, так и с неприятелем и ограничивался обороной своего побережья операциями на коммуникациях противника. Индия была так далека, что невозможно возражать против проводившейся там политики. Посылавшиеся туда корабли оставались там, и их нельзя было ни поддерживать подкреплениями, ни отзывать для каких-нибудь срочных надобностей. Этот театр войны был самостоятельным. Но Европа, Северная Америка и Вест-Индия должны были бы рассматриваться как один большой театр войны, на всем пространстве которого события взаимно зависели друг от друга и различные части которого были тесно связаны отношениями большей или меньшей важности, коим следовало уделять должное внимание. Признавая, что флоты, как охранители сообщений, были решающими факторами в войне и что источник жизни как флотов, так и тех потоков снабжения, которые называются коммуникационными линиями, находился в метрополиях и там сосредоточивался в главных арсеналах, - следует принять два положения: первое, что главные усилия державы, занимавшей оборонительное положение, т.е. Великобритании, должны были бы сосредоточиться против этих арсеналов; и второе - что ради такого сосредоточения не следовало чрезмерно растягивать внешние коммуникации, дабы численность отрядов, выделенных для охраны их, не превышала необходимого минимума. С последним соображением тесно связано обязательство усиления путем укрепления или другими какими- либо средствами жизненно важных пунктов, к которым вели эти коммуникации, с тем, чтобы оборона этих пунктов никоим образом не опиралась на флот, и чтобы они зависели от него только в вопросе снабжения и подвоза подкреплений, и то лишь через значительные промежутки времени. Гибралтар, например, совершенно удовлетворял этим условиям, будучи почти неприступным и имея склады запасов на весьма продолжительное время. Если сказанное справедливо, то диспозиции Англии на американском континенте были весьма ошибочны. Владея Канадой с Галифаксом, Нью-Йорком и Наррагансеттской бухтой и контролируя линию Гудзона, они могли изолировать большую, может быть, решающую часть территории инсургентов. Нью-Йорк и бухта Наррагансетт могли бы быть сделаны неприступными для французского флота того времени, что обеспечило бы безопасность гарнизонов от атак с моря и уменьшило бы работу флота. Последний же смог бы найти в них безопасное убежище, в случае если бы неприятельская сила ускользнула из-под надзора английских эскадр над европейскими арсеналами и появилась бы у этих берегов. Вместо того, эти два порта были оставлены без достаточных укреплений и пали бы перед Нельсоном или Фаррагутом, тогда как нью-йоркская армия была дважды разделяема - один раз для действия в Чезапике, а другой - в Джорджии, причем в обоих случаях ни одна из отдельных частей ее не была достаточно сильна для предназначавшейся ей задачи. Обладание морем в этих случаях позволило неприятелю стать между разделенными частями английской армии, тогда как последняя, даже не разделенная, не была в состоянии проложить себе силой дорогу через это промежуточное пространство. Так как сообщение между двумя частями армии опиралось всецело на море, то обязанности флота увеличивались с удлинением коммуникационных линий. Необходимость защиты морских портов и удлиненные коммуникации соединились, таким образом, для увеличения морских отрядов в Америке и для соответственного ослабления морской силы в решающих пунктах Европы. Таким же образом, прямым последствием южной экспедиции было поспешное оставление Наррагансеттской бухты, когда д'Эстен появился у берега в 1779 г., потому что Клинтон не имел достаточно сил для одновременной защиты и ее и Нью-Йорка (СНОСКА: Об этом Родни оказал: "Эвакуация Род-Айленда была самой гибельной мерой, какую только можно было принять. Она отдала лучшую и удобнейшую гавань в Америке, откуда эскадры в сорок восемь часов могли блокировать три главных города Америки, а именно - Бостон, Нью- Йорк и Филадельфию". Все это письмо, частного характера, адресованное первому лорду адмиралтейства, достойно прочтения (Life of Rodney, vol. II, p.. 429)). В Вест-Индии задача английского правительства состояла не в подчинении восставшей страны, а в удержании многочисленных мелких, но плодородных островов, сохранении власти над ними и обеспечении возможно большей свободы их торговли от посягательств неприятеля. Нет нужды повторять, что это требовало преобладания в море как над флотами неприятеля, так и над отдельными крейсерами - рейдерами, как их теперь называют. Так как никакая бдительность не могла привязать их всех к своим портам, то Вест-Индские воды должны были патрулироваться британскими фрегатами и меньшими судами. Но для Англии, наверно, было бы лучше совсем не допускать туда французского флота, чем удерживать его на месте своим флотом, который был только равен по силе, а нередко оказывался даже слабее. Англия, вынужденная занять оборонительное положение и будучи, таким образом, слабее, всегда была под угрозой потерь. Она, действительно, потеряла один за другим от неожиданных атак большинство островов, и в разное время флот ее бывал заперт в своих портах под прикрытием батарей; а неприятель, когда находил себя слабее, мог спокойно ожидать подкреплений, зная, что ему нечего опасаться (СНОСКА: Потеря Санта-Лючии не опровергает этого положения, так как она обусловлена счастливой смелостью и искусством английского адмирала и неспособностью командира значительно более сильного французского флота). Это затруднение ощущалось не только в Вест-Индии. Близость островов к американскому континенту всегда допускала возможность для наступающей стороны соединить свои флоты, находившиеся в двух районах, прежде чем обороняющаяся сторона проникнет в ее намерения. И хотя такие соединения находились до некоторой степени в зависимости от хорошо понятых условий погоды и времен года, тем не менее события 1780 и 1781 гг. показывают, что это обстоятельство смущало способнейшего английского адмирала, диспозиции которого, хотя и ошибочные, только отражали неясность его представлений о комбинациях неприятеля. Если к этому затруднению, присущему обороняющейся стороне во всех случаях, придать заботу о большой британской торговле, на которую опиралось главным образом благосостояние империи, то придется сознаться, что задача британского адмирала в Вест-Индии была и не легка и не проста. В Европе сама Англия и Гибралтар были поставлены под серьезную угрозу нахождением больших британских отрядов в западном полушарии, чему можно приписать также и потерю Менорки. Когда шестьдесят шесть союзных кораблей стали наступать на тридцать пять, которые могла выставить Англия, и загнали их в гавани, тогда было осуществлено то господство над Английским каналом, которое, по словам Наполеона, сделало бы его, вне сомнения, господином и самой Англии. В течение тридцати дней тридцать судов, составлявших французский контингент союзного флота, крейсировали в Бискайском заливе, ожидая прибытия запоздалых испанцев; но они не были повреждены английским флотом. Гибралтар не один раз был на границе истощения, вследствие отсутствия сообщений с Англией, и освобождением своим он был обязан не силе английского флота, отряды которого были рассеяны правительством, но искусству британских офицеров и несостоятельности испанских. Флот лорда Гоу, участвовавший в окончательном освобождении крепости, состоял лишь из тридцати четырех кораблей против сорока девяти союзных. Какой путь при затруднениях, испытывавшихся Англией, был наилучший: позволить ли неприятелю свободно выйти из его портов и постараться встретить его, оставив для этого достаточные морские силы на каждой из подверженных нападению баз; или попытаться, наперекор всем трудностям, стеречь его отечественные арсеналы, не с тщетной надеждой помешать любому набегу или перехватить каждый конвой, но с намерением расстроить все его планы соединения отдельных отрядов и преследовать по пятам каждую эскадру, которой удалось бы ускользнуть? Такая слежка не должна смешиваться с блокадой - термином, употребляемым часто, но не всегда уместно. "Имею честь сообщить вашему сиятельству, - писал Нельсон, - что порт Тулон никогда не был блокирован мною; совершенно наоборот. Неприятелю всегда предоставлялась полная возможность выйти в море, ибо именно там мы надеемся осуществить надежды и ожидания нашей страны". "Ничто, - говорит он в другом месте, - не удерживало французских флотов в Бресте или Тулоне, когда они собирались выйти оттуда". И хотя такая постановка вопроса несколько преувеличена, но правда, что попытка запереть их в порту была бы безнадежна. Цель Нельсона, когда он держался близ французских портов, при достаточном числе сторожевых судов, надлежащим образом распределенных, состояла в том, чтобы знать, когда неприятель отплыл и в каком направлении, с тем чтобы, употребляя его собственное выражение, "следовать за ним до антиподов". "Я имею основания думать, - пишет он в другой раз, - что Феррольская эскадра французских кораблей пробьется в Средиземное море. Если она соединится со стоящей в Тулоне, то неприятель будет иметь над ними значительный численный перевес; но я никогда не буду терять его из виду, и Пеллью (командующий английской эскадрой, крейсировавшей близ Ферроля) вскоре последует за ним". Таким образом, в течение этой продолжительной войны часто случалось, что отряды французских судов ускользали от английского флота, пользуясь то благоприятными для себя условиями погоды, то временным отсутствием блокирующего флота, то оплошностями командующего последним. Но обычно на флоте англичан быстро поднималась тревога, так как те или другие из сторожевых фрегатов замечали неприятеля, следовали за ним для определения его вероятного назначения, передавали весть от корабля к кораблю и от эскадры к эскадре, и вскоре отряд равной ему силы начинал преследовать его до антиподов, если это было нужно. Так как, согласно традиционному использованию французского флота французским правительством, задачи его не состояли в том, чтобы сражаться с флотом английским, а обусловливались "конечными целями", то вышеупомянутая тревога и ожесточенная погоня далеко не способствовали невозмутимому и методическому исполнению начертанной программы даже отдельными отрядами. Для больших же комбинаций, зависевших от соединения дивизий, выходивших из различных портов, оно было абсолютно пагубно. Полное приключений крейсерство Брюи (Bruix), оставившего Брест с двадцатью пятью линейными кораблями в 1799 г.; быстрота, с какою распространялись вести об этом; кипучая деятельность и индивидуальные ошибки англичан; срыв французских планов (СНОСКА: План кампании, начертанной Директорией для Брюи, стало невозможным выполнить, так как замедление в соединении французской и испанской эскадр позволило Англии сосредоточить шестьдесят кораблей в Средиземном море (Тroude, vol. III, p. 158)) и преследования по пятам (СНОСКА: Соединенные эскадры Франции и Испании, под начальством Брюи, достигли Бреста на обратном пути только за двадцать четыре часа до лорда Кейта (Keith), который последовал за ними из Средиземного моря (James, Naval History of Great Britain)); отплытие Миссиеси из Рошфора в 1805 г., отрядов Вийомэ (Willaumez) и Лессега (Leissegues) из Бреста в 1806 г. - все эти обстоятельства и факты могут быть приведены наряду с великой Трафальгарской кампанией, как интересный материал для изучения морской стратегии, следующей по путям, здесь рекомендуемым. В то же время кампания 1798 г., вопреки блестящему окончанию ее при Ниле, может быть рассматриваема как едва не окончившаяся неудачей, вследствие того, что англичане не имели никаких сил перед Тулоном, когда экспедиция отплыла оттуда, и что в распоряжении Нельсона не было достаточного количества фрегатов. Девятинедельное крейсерство Гантома в Средиземное море в 1808 г. также иллюстрирует трудность контролирования действий флота, которому дозволили выйти из порта, не преследуя его значительными силами, даже и в таком сравнительно узком пространстве. Никаких примеров, параллельных вышеназванным, нельзя привести из войны 1778 г., хотя старая монархия не прикрывала движений своих флотов тайной, диктовавшейся строгим военным деспотизмом империи. В обе эпохи Англия занимала оборонительное положение, но в первой войне она отказалась от первой линии обороны, близ неприятельских портов, и пыталась защищать все части своей рассеянной империи распределением своего флота между ними. Мы пытались показать слабость одной политики, допуская трудность и опасность другой. Эта последняя стремится сократить продолжительность и добиться решения, либо заперев неприятельский флот, либо вынудив его принять сражение, в сознании, что он представляет ключ к положению, когда море одновременно и соединяет и разделяет различные части театра войны. Для этого требуется флот, равный по численности неприятельскому и превосходящий его боеспособностью, которому выделяется ограниченная зона действий, суженная ради взаимной поддержки между эскадрами, ее занимающими. Распределенный таким образом флот полагается на искусство и бдительность его вождей в деле захвата или задержки любого неприятельского отряда, вышедшего в море. Он защищает отдаленные владения и торговлю при помощи наступательных действий против флота враждебной страны, в котором видит настоящего неприятеля своей страны и главный объект своих операций. При близости к отечественным портам смена кораблей, требующих ремонта, совершается с наименьшей потерей времени, а требования, предъявляемые к более скудным ресурсам заграничных баз, уменьшаются. Другая политика, для того чтобы быть действенной, требует превосходства над неприятелем в численности флота, потому что отдельные отряды последнего находятся слишком далеко друг от друга для оказания взаимной поддержки. Каждый из них, поэтому, должен быть равен всякой вероятной комбинации против него, что предполагает повсеместное превосходство над уже выставленными неприятелем силами, ибо последний может неожиданно получить подкрепление. Насколько опасна и недопустима такая оборонительная стратегия, когда нет превосходства в силе, показывают частые случаи сравнительной слабости англичан за границей, так же как и в Европе, вопреки их стараниям нигде не уступать врагу. Гоу в Нью- Йорке в 1778 г., Байрон в Гренаде в 1779 г., Грэйвз близ Чезапика в 1781 г , Гуд у Мартиники в 1781 г. и у острова Св.Киттса в 1782 г. - все они были слабее противника, в то самое время, когда союзный флот в Европе подавлял английский своей численностью. Вследствие этого негодные к плаванию корабли удерживались в море, ибо англичане предпочитали рисковать их командами и увеличивать повреждения самих кораблей, чем отсылать их домой и тем ослаблять свои эскадры, так как недостатки колониальных верфей не позволяли производить капитальный ремонт судов, которым приходилось для этой цели пересекать Атлантический океан. Что же касается издержек, связанных с этими двумя стратегиями, то вопрос здесь идет не только о том, которая из них потребует больших расходов в данное время, но и о том, которая будет более способствовать сокращению продолжительности войны, усиливая энергичность ведения ее. Военная политика союзников должна подвергнуться более строгому осуждению, чем английская, так как сторона, занявшая наступательное положение, тем самым имеет преимущество перед обороняющейся. Когда первоначальная трудность соединения их сил была преодолена, - а мы видели, что ни разу Великобритания не мешала серьезно этому соединению, - союзники при своем численном превосходстве могли свободно выбрать, где и когда и как нанести противнику удар. Как они воспользовались этим, несомненно, громадным преимуществом? Да они производили мелкие нападения на окраины британской империи и колотились головами о Гибралтарскую скалу. Самое серьезное военное усилие, сделанное Францией, - посылка в Соединенные Штаты эскадры с отрядом войск, численность которых предполагалась сначала вдвое большей против действительно достигшей места назначения, - уже через год открыло Англии глаза на безнадежность борьбы с колониями и таким образом положило конец отвлечению ее сил, бывшему в высшей степени благодетельным для противников ее. В Вест-Индии союзниками были покорены один за другим небольшие острова (обычно в отсутствие английского флота) - с легкостью, которая показала, как просто разрешился бы весь вопрос одной решительной победой над этим флотом. Но французы, несмотря на многие представлявшиеся им благоприятные случаи, никогда не старались рассечь узел простым нападением на силу, от которой все зависело. Испания действовала самостоятельно во Флориде и при подавляющем превосходстве сил достигла успеха, не имевшего никакого военного значения. В Европе план, принятый английским правительством, имел своим следствием то, что английская морская сила из года в год безнадежно отставала от силы противника, тем не менее, операции, предполагавшиеся союзниками, кажется, ни в одном случае не имели целью уничтожение этой силы. В том памятном случае, когда эскадра Дерби из тридцати линейных кораблей была загнана на открытый рейд бухты Торбэй сорока девятью кораблями союзников, решение военного совета последних - не вступать в сражение - выразило только в коротких словах весь характер действий соединенных флотов. Как бы для того, чтобы создать новые затруднения их усилиям в Европе, Испания долгое время упорно настаивала на том, чтобы держать свой флот по соседству с Гибралтаром. Но там никогда не был признан тот факт, что жестокий удар английскому флоту в Гибралтарском проливе, или в Английском канале, или в открытом море был бы вернейшим средством для покорения крепости, не один раз доведенной до состояния почти полного истощения. В ведении своей наступательной войны союзные дворы страдали от разногласий и взаимной ревности, которые затрудняли действия большей части морских коалиций. Поведение Испании в этой войне, кажется, было себялюбиво почти до вероломства. Поведение Франции было более честно, а поэтому также и разумнее в военном отношении, ибо искреннее содействие друг другу и согласные операции против общего объекта, целесообразно избранного, скорее помогли бы обеим странам достигнуть намеченных ими целей. Следует также признать, что имеются указания на плохое управление и подготовку у союзников, особенно Испании, и что качества личного состава (СНОСКА: Высокие профессиональные знания многих французских офицеров не упускаются из виду в этом заключении. Качества личного состава как бы растворялись в массе низшего элемента, вследствие недостатка хороших матросов. "На личный состав наших экипажей серьезно повлияли события кампании 1779 г. В начале 1780 г. было необходимо либо разоружить некоторые корабли, либо увеличить процент солдат, входивших в состав экипажей. Министр избрал последнее средство. Новые полки, взятые от сухопутной армии, были отданы в распоряжение флота. Корпус офицеров, далеко не многочисленный в начале военных действий, сделался совершенно недостаточным. Контр-адмирал де Гишен испытывал величайшие затруднения при укомплектовании офицерами и матросами своей эскадры. Он вышел в море 8 февраля с "дурно укомплектованными" кораблями, как писал он министру" (Chevalier, Hist de la Marine Francaise, p. 184) "В течение последней войны (1778 г.) мы встретили величайшие затруднения в подборе офицеров для наших кораблей Если было легко назначать адмиралов, коммодоров и капитанов, то было невозможно заполнять вакансии, образовавшиеся за смертью, болезнями или повышениями в среде лейтенантов и мичманов" (Chevalier, Marine Francaise sous la Republique, p. 20)) их были ниже, чем у англичан. Впрочем, вопросы управления и подготовки, хотя и имеющие сами по себе глубокий интерес и значение, сильно отличаются от стратегического плана или метода, принятого союзными дворами при выборе и нападении на объекты, через которые они надеялись достигнуть целей войны, и исследование этих вопросов не только излишне расширило бы наш труд, но также и затемнило бы стратегический вопрос нагромождением деталей, чуждых задаче этой книги. Что же касается стороны чисто стратегической, то можно сказать, что слова "конечные цели" вполне выражают главную ошибку морской политики. "Конечные цели" обратили в ничто надежды союзников, ибо, устремив свои взоры на эти цели, они легкомысленно сошли с пути, который вел к ним. Горячее желание достигнуть конечных целей или скорее частных, хотя и больших выгод, составлявших эти цели, закрывало им глаза на те средства, которыми они только и могли быть достигнуты наверняка. Отсюда результатом войны явилась повсеместная неудача в достижении их. Повторяя уже приведенную цитату, напомним, что целью их было "отомстить за обиды и положить конец тираническому владычеству над океаном, которое стремится поддерживать Англия". Месть, ими осуществленная, не принесла выгод для них самих. Они, как думало то поколение, нанесли Англии вред освобождением Америки. Но они не восстановили своих прав на Гибралтар и Ямайку. С английским флотом не было поступлено так, чтобы сбавить его надменную самоуверенность. Вооруженному нейтралитету северных держав дозволено было пройти бесследно, а английское владычество над морями скоро сделалось таким же тираническим, как было раньше, и еще более абсолютным. Минуя вопросы о подготовке и управлении, а также и о боевых качествах союзных флотов по сравнению с английским и рассматривая только неоспоримый факт громадного численного превосходства их, нужно заметить, как о главном факторе ведения войны, что в то время как союзные державы занимали наступательное положение, а Англия - оборонительное, поведение союзных флотов в присутствии английского флота обычно бывало оборонительным. Ни в больших стратегических комбинациях, ни на поле сражения со стороны союзников не было проявлено даже признака серьезного намерения воспользоваться своим превосходством для того, чтобы разгромить по частям флот неприятеля, сделать численное неравенство в свою пользу еще большим, положить конец владычеству Англии над морями уничтожением организованной силы, которая поддерживала ее. За единственным блестящим исключением Сюффрена, союзные флоты или избегали или принимали сражение, никогда не принуждая к нему противника сами. А между тем, пока английскому флоту, таким образом, было дозволено безнаказанно бороздить моря, не только нельзя было ручаться, что он не сорвет планы кампании (это он делал не раз), но существовала также возможность, что каким-либо счастливым случаем, например, выигрышем важного сражения, он восстановит равновесие сил. И тот факт, что этого сделано не было, должен быть приписан ошибке английского министерства. Но если Англия поступила ошибочно, допустив, чтобы европейский флот ее так сильно уступал по численности флоту союзников, то последние заслуживают еще большего порицания за то, что не воспользовались этой ошибкой. Сильнейшая сторона, занявшая наступательное положение, в оправдание такого поведения не может ссылаться на трудности, но последние не оправдывают и рассеяния сил обороняющейся стороны, которая тревожится за множество пунктов. Национальный предрассудок французов, который нашел выражение в образе их действий в рассматриваемой войне и критикуется нами здесь, разделялся, как видно, и правительством и морскими офицерами того времени. Это ключ к истории французского флота и, по мнению автора, к объяснению того факта, что французы не добились более существенных результатов в этой войне. Это поучительно, как указание на то, насколько традиция владеет умами людей, если корпорация высокообразованных и храбрых офицеров принимала, - и, видимо, без ропота, - такую подчиненную роль в своей благородной профессии. Если наша критика верна, то обстоятельство это заключает в себе также и предостережение о необходимости строгой проверки ходячих мнений и поверхностных впечатлений, ибо ошибочные выводы из них ведут к верной неудаче и даже, может быть, к катастрофе. Среди французских офицеров того времени и еще более в Соединенных Штатах наших дней существовало мнение о действенности уничтожения морской торговли, как главного орудия войны, в особенности, если оно направлено против такой торговой страны, как Великобритания. "По моему мнению, - писал знаменитый французский офицер Ламот Пике (Lamotte Piequet), - вернейшее средство победить англичан - это атаковать их в их торговле". Затруднения и бедствия, причиняемые стране серьезным вмешательством в ее торговлю, допускаются всеми. Это, без сомнения, самая важная из второстепенных операций морской войны, и от нее, вероятно, не откажутся до тех пор, пока не прекратятся сами войны. Но упование на нее, как на главную и фундаментальную меру, достаточную саму по себе для разгрома неприятеля, надо считать заблуждением, и заблуждением в высшей степени опасным, когда оно демонстрируется представителям народа в обольстительном наряде дешевизны. Оно особенно ошибочно, когда нация, против которой его намереваются применить, владеет, - как это имело и имеет место по отношению к Великобритании, - двумя необходимыми атрибутами сильной морской державы широко распространенной и здравой морской торговлей и сильным военным флотом. Там, где доходы и продукты промышленной деятельности страны могут быть сосредоточены на нескольких драгоценных кораблях, как например на флотилии испанских галеонов, артерии войны, быть может, и можно разорвать одним ударом; но когда богатство ее рассеяно на тысячах приходящих и отходящих судов, когда корни торговой системы распространяются широко и далеко и вросли глубоко в землю, - то самое дерево может выдержать много жестоких ударов и потерять много хороших ветвей без того, чтобы жизнь его подверглась серьезной опасности. Только при военном господстве на море и продолжительном контроле над стратегическими центрами торговли война против последней может стать для нее роковой (СНОСКА: Жизненный центр английской торговли находится в водах, окружающих Британские острова, и так как Соединенное Королевство всецело зависит теперь от внешних источников снабжения его продовольственными продуктами, то из этого следует, что положение Франции в высшей степени благоприятно для нанесения ему ущерба путем уничтожения его торговли, вследствие еe близости к нему и наличия у нее портов как на Атлантике, так и на Северном море. Из этих портов выходили каперы, которые охотились в былое время за английским торговым флотом. Позиция Франция теперь сильнее, чем прежде, ибо Шербург представляет тот хороший порт на Канале, которого ей недоставало в прежние войны. С другой стороны, пар и железные дороги сделали порты на северных берегах Соединенного Королевства более доступными и судоходство не должно в такой мере, как прежде, сосредоточиваться на Канале. Большое значение приписывали также захватам, сделанным в течение летних маневров 1888 г. крейсерами на Канале и близ него. Соединенные Штаты должны помнить, что эти крейсера действовали поблизости от их отечественных портов. Их линия угольного снабжения могла простираться до двухсот миль, но было бы совсем другое, если бы пришлось поддерживать их деятельность за три тысячи миль от родины. Снабжение их углем или предоставление им возможности чистки киля или необходимого ремонта были бы таким враждебным по отношению к Англии актом, что можно вполне сомневаться в том, чтобы какая либо соседняя с последней нейтральная нация позволила им сделать это у себя. Уничтожение торговли неприятеля отдельными крейсерами опирается на широкое рассеяние силы. Уничтожение торговли через контроль над стратегическим центром, осуществляемый при посредстве большого флота, опирается на сосредоточение силы. Рассматриваемое как главная, а не второстепенная операция, первое осуждено, а последнее оправдано опытом столетий). Указанный контроль может быть отнят у сильного флота только в бою. В течение двухсот лет Англия была великой коммерческой нацией мира. Более чем кто-либо другой вверила она свое богатство морю - в мире и в войне, тем не менее, из всех наций она была наименее склонна признавать неприкосновенность морской торговли и права нейтральных держав. Не с точки зрения права, а с точки зрения политики история оправдывала такой ее взгляд, и если она будет поддерживать могущество своего флота, то будущее, без сомнения, повторит урок прошлого. Предварительные условия мира между Англией и союзными дворами, закончившего эту большую войну, были подписаны в Версале 20 января 1783 г., а соглашение между Англией и американскими уполномоченными, по которому была признана независимость Соединенных Штатов, состоялось двумя месяцами позже. Это было главным результатом войны. Что же касается европейских держав, участвовавших в войне, то Великобритания получила назад от Франции все потерянные ею Вест-Индские острова, за исключением Тобаго, и возвратила ей остров Санта-Лючиа. Французские станции в Ост-Индии были возвращены; и так как неприятель овладел портом Тринкомале, то Англия не могла оспаривать возвращение его Голландии, но зато отказалась уступить Негапатам. Испании Англия отдала обе Флориды и остров Менорку. Потеря последнего была бы серьезна, если бы морская сила Испании была достаточна для удержания его в своем владении; в действительности же он опять попал в руки Великобритании в следующую войну. Было также произведено некоторое перераспределение торговых портов на западном берегу Африки. Незначительные сами по себе, эти соглашения вызывают необходимость только в одном замечании. Во всякой грядущей войне сохранение их должно было всецело зависеть от равновесия морских сил, от того владычества над морями, по отношению к которому ничего окончательного не было установлено рассмотренной войною. Окончательные условия мира были подписаны в Версале 3 сентября 1783 г. |