ENOTH DESIGN

П. Сойер. Викинги

Глава 7
Колонии

В последней четверти девятого века Англосаксонская хроника сообщает о том, что в Нортумбрии, Мерсии и Восточной Англии поселились две группы скандинавских завоевателей. В 865 г. прибыл отряд, который летописец называет micel here, и в течение десяти лет вел военные действия, пока не начал находить себе новые места для постоянного жительства. В 876 г. скандинавы, находившиеся под началом Хельфдена, «отторгли землю у жителей Нортумбрии и начали пахать и кормить себя». В следующем году другой отряд, очевидно, из той же самой micel here «ушел в Мерсию и завладел некоторой ее частью», а в самом начале 878 г. остатки этой армии «пошли прямо в Чиппенхем и заняли земли западных саксов и поселились там и выдворили изрядную часть тамошних жителей за море, а большинство прочих подчинили себе; и народ покорился им кроме короля Альфреда». Весной того же года и в начале лета Альфред привлек на свою сторону западных саксов, и завоеватели потерпели поражение в битве при Эдингтоне. Будучи вынуждены покинуть свои новые дома, они отступили в Сиренчестер, где оставались в течение года, а затем в 880 г. «отправились из Сиренчестера в Восточную Англию, где поселились и завладели землей». В течение последующих десяти лет летописцу почти нечего сказать как об этих поселенцах, так и о новых бандах грабителей; его основное внимание приковано к перемещениям другой скандинавской here на землях к югу от Английского канала. В 879 и 885 гг. эта here нанесла два непродолжительных визита в Англию, но только в 892 г. она переправилась из Булони со своими главными силами и осталась. В течение следующих четырех лет Альфред сражался с этими агрессорами, и его усилия увенчались успехом, когда летом 896 г. «датская here разделилась, одна часть направилась в Восточную Англию, а другая - в Нортумбрию; а те, у кого не было денег, достали себе корабли и поплыли на юг через море к Сене».

Спустя немалое время после того, как эти поселенцы обрели новую родину на севере и востоке Англии, они снова стали беспокоить жителей западной Мерсии и Уэссекса. Появление колоний не означало, что завоеватели отказались от своих воинственных замашек, и они по-прежнему пускались в грабительские экспедиции на юг и запад. В этом нет ничего удивительного; еще до прихода викингов англичанам не в новинку было вести себя во многом точно так же в среде своих соотечественников. Не вызывает удивления и реакция западно-саксонского хрониста, который продолжает говорить о поселенцах как о here, или, точнее, во множественном числе, hergas, что было бы ошибочным переводить как «армия» или «армии». Эти даны, завладевшие значительной частью Англии, время от времени появлялись в английской Мерсии или Уэссексе в виде разбойничьих шаек, а в глазах летописца here, состоящая из грабителей без постоянного места обитания, наверное, не слишком отличалась от группы оседлых злоумышленников. Итак, в 896 г. хронист сообщает, что «hergas из Восточной Англии и Нортумбрии сильно потревожили земли вдоль южного побережья Уэссекса бандами мародеров, а сильнее всего - своими военными кораблями, которые они построили за много лет до этого». Именно эта угроза вынудила Альфреда попытаться обеспечить некоторую защиту путем строительства флота. Грабители приходили и по суше. Например, в 903 г. here из Восточной Англии решилась «нарушить мир, так что они опустошили всю Мерсию, пока не достигли Криклэйда. И они переправились через Темзу и вывезли все, что им удалось захватить в Брэйдоне и его окрестностях, а потом повернули домой». Лучшим ответом на подобные нападения была система крепостей, созданная Альфредом и его детьми. Они укрепили многие населенные пункты рвами и валами, возможно, с частоколами наверху, и возложили ответственность за пополнение личного состава и содержание этих оборонительных сооружений на местное население. Некоторые из этих «боро» представляли собой уже определившиеся центры, прочие же, по-видимому, были лишь недавно признаны местами, подходящими для строительства фортов. Обычно эти укрепления были достаточно прочными для защиты жителей и их имущества от разбойничьих банд, которые для достижения успеха больше полагались на скорость и неожиданность, чем на перевес в силе. Так, в 917 г. налетчики, отправившиеся в Бедфорд, были обращены в бегство защитниками этого города, и в том же году более крупная here подошла к недавно сооруженному форту или боро в Вигингамере и осадила и в течение дня долго атаковала его, и захватила скот в его округе; но, тем не менее, люди, бывшие в городе, защитили боро», и неприятелю пришлось прекратить свой натиск.

Под защитой таких укреплений можно было подготавливать контратаки, и вскоре боро стали использоваться в наступательных целях. Расширение власти западно-саксонских королей, в значительной степени, зависело от распространения системы этих боро, которая год от года все глубже и глубже проникала на территории, находившиеся в руках датчан. Сведения хроники позволяют изучить то, как дети Альфреда, Эдуард Старший, король Эссекса, и Этельфледа, владычица Мерсии, сотрудничали в строительстве цепи таких фортов через всю Англию¹. Контратаки стали возможными именно благодаря их надежности, и на датских землях начали появляться новые крепости, наподобие Вигингамера, упомянутого в записи за 917 г., а к 920 г. Эдуард уже был признан верховным правителем в большей части южной Англии. К северу от Хамбера ситуация была более неоднозначной. Коренные жители Нортумбрии, похоже, не испытывали никакого желания признавать владычество южанина, и при помощи скандинавских союзников, которыми руководил ряд скандинавских королей, они начали яростную борьбу, продолжавшуюся до 954 г., когда был свергнут последний из королей Йорка, Эйрик Кровавая Секира, а Нортумбрия впервые вошла в состав единого королевства Англия².

Рассказ западно-саксонского летописца о скандинавских колониях в Англии не может похвастаться особыми подробностями. Для автора датские поселенцы являлись врагами, а его задача состояла в том, чтобы поведать об усилиях, предпринимавшихся против них Альфредом, Эдуардом и Этельфледой. Его повествование явно необъективно, и нет нужды говорить о необходимости делать поправку на его предубежденность. Однако никакие поправки не в состоянии восполнить недостатки его рассказа о самих поселениях. К счастью, изучение топонимов позволяет очень точно определить зону, заселенную скандинавами. Оно же вскрывает факт притока скандинавских иммигрантов на северо-запад Англии, о чем хронист не упоминает³. Таким образом, его рассказ о колониях не только односторонен и слаб, он еще и страдает неполнотой, и это означает, что сообщаемая им информация о датских поселениях также может быть ущербной. Есть большая вероятность того, что через три-четыре десятилетия после возникновения первых колоний в 876-880 гг., к первым поселенцам присоединились другие. Хронист мог бы заметить их только в том случае, если бы сначала они наведались в Уэссекс и западную Мерсию, как here 892-896 годов. Датчан, поселявшихся среди своих соплеменников, без того, чтобы сначала сразиться с англичанами, летописец, скорее всего, должен был оставить без внимания, точно так же как он проигнорировал поселенцев северо-запада, или вовсе о них не знал. Даже если вновь прибывшие принимали участие в грабительских экспедициях своих соплеменников, которые они вели против англичан, то жертвы едва ли могли отличить одних от других: для англичан все датчане были одинаковы. Тот факт, что хронист упоминает лишь о двух группах колонистов, не дает оснований полагать, что все скандинавское влияние в восточной Англии стоит относить за счет завоевателей 865 и 892 годов.

Определять области, заселенные и управлявшиеся скандинавами, приходится, в основном, судя по тому воздействию, которое при этом испытали топонимы и административная терминология севера и востока Англии, но в договоре между Альфредом и Гутрумом, относящемся, вероятно, к 886 г., увековечена одна из границ этих территорий, причем вполне отчетливая. В нем говорится о том, что рубеж между двумя королевствами проходил «вверх по реке Темзе до реки Ли, затем вверх по Ли до ее истока, а после того прямо к Бедфорду, а затем вверх по Узу до Уотлинг Стрита»⁴. Кажется вероятным, что Уотлинг Стрит обозначал собой границу на протяжении приблизительно 50 миль, хотя о длине этого участка в договоре ничего не сообщается, может быть, потому что в то время он лежал далеко за пределами королевства Альфреда. Территория к северу и востоку от этой линии впоследствии стала называться Денло⁵. Впервые это слово появляется в одиннадцатом веке и используется для обозначения той части страны, где преобладали датские законы, в отличие от областей английского права, которые также были поделены между мерсийской и западно-саксонской правовыми системами. Так, например, согласно одному из юридических кодексов Этельреда, в районах, подчинявшихся английскому законодательству, для того чтобы снять обвинение в заговоре против жизни короля использовалась весьма торжественная клятва или трехступенчатый Божий суд, а в областях датского права, on Denga lage, - способы, предусмотренные их законами⁶. Эти три закона проясняются только в позднейших текстах, в соответствии с которыми Денло состояла из пятнадцати графств от Эссекса, Мидлсекса и Бэкингемшира на юге до Йоркшира на севере. Однако похоже, что такая характеристика Денло в большей степени связана с ошибочным пониманием границы, упоминаемой в договоре между Альфредом и Гутрумом, чем с воспоминанием об истинной территории, подчинявшейся датскому праву.

Определить точные размеры Денло в одиннадцатом веке невозможно, но нет сомнения в том, что она охватывала значительную область на севере и востоке Англии, и, вероятно, более о всего о ее протяженности может поведать административная терминология. Если законодательство в Денло было недвусмысленно датским, хотя от него сохранилось очень немногое, то можно ожидать, что именно на этой территории существовали датские суды. Действительно, в графствах Линкольн, Ноттингем, Дерби, Лестер и в северном и западном райдингах Йоркшира местные административные округа назывались "wapentake", слово скандинавского происхождения, образованное от древнескандинавского vapnatac, означающего размахивание оружием на собрании⁷. В середине десятого века оно приходит в староанглийский в форме waepentac, в качестве названия административной единицы с судом. Один из ранних кодексов Этельреда, в котором, как представляется, изложены процедуры, относящиеся к областям датского права, включает следующую статью: «и в каждом вапентэйке должен существовать суд, и двенадцать старших тегнов вместе с главным магистратом должны выйти и принести клятву на мощах, которые даются им в руки, что не обвинят безвинного и не станут защищать преступного»⁸. Эквивалентом в английских областях служила «сотня», и, как отметил сэр Фрэнк Стентон, «по-видимому, функционального различия между судами в вапентэйках и сотнях не существовало»⁹. Отлична лишь терминология, а в некоторых областях она не выглядит устоявшейся. Кадастровая книга 1086 г., Книга Страшного суда, делит восточный райдинг Йоркшира на сотни, но одна из них также называется вапентэйком; в Нортамптоншире есть административная единица, которая именуется то вапентэйком, то сотней.

В топонимии и административной терминологии южных графств Денло не так много специфически скандинавских черт, как утверждалось в двенадцатом веке, и включение в список таких областей как Мидлсекс, Хертфордшир и Бэкингемшир, вероятно, было следствием ошибки в интерпретации договора между Альфредом и Гутрумом. Граница, о которой они договорились, достигала Уотлинг Стрит только на р. Уз в Бедфордшире; похоже, более поздние описания Денло предполагают, что граница Уолтинг Стрит проходила на уровне Лондона. Действительно, в одном из таких текстов, Кодексе Эдуарда Исповедника, утверждается, что южная часть Области датского права охватывала Нортамптоншир до Уолтинг Стрит и еще восемь графств за Уолтинг Стрит¹⁰. Естественно, по своему размеру эта область, то есть территория, на которой правосудие осуществлялось преимущественно датской аристократией, как правило, не ограничивалась районами с плотным датским населением. Как отмечает сэр Фрэнк Стентон, «преобладание датского обычного права в том или ином районе не означает того, что он был насильственно колонизирован датскими поселенцами. С точки зрения придания датской окраски правовой системе графства приход к власти датской аристократии, контролировавшей деятельность местных судов, едва ли имел меньшее значение, чем прибытие на поселение целой армии»¹¹. Однако, помимо этих описаний Денло, мы не располагаем свидетельствами, позволяющими предположить, что нормы обычного права, которых придерживались суды Мидлсекса, Бэкингемшира, Хертфордшира и Бедфордшира, когда-либо были датскими, или что в этих графствах некогда имелась скандинавская аристократия, и потому в интересах реалистичности их необходимо исключить из списка территорий, входивших в Денло.

Сердцем Денло были районы между Велландом и Тисом, где скандинавское население было наиболее плотным - Лестершир, Линкольншир, Ноттингемшир и Йоркшир. Возможно, что кое-где за пределами этой области скандинавы или лица скандинавского происхождения правили еще долгое время после того, как признали западно-саксонское владычество. Неудивительно, что в этой области сохранилось несколько скандинавских юридических терминов, но ничего не стоит утверждение о том, что самое южное проявление этого скандинавского влияния связано с аббатством в Питерборо, где в меморандуме десятого века поручители при передаче земель называются festermen, а это скандинавское слово¹². По мнению сэра Фрэнка Стентона, это доказывает, что «даже на юге Денло передача земли осуществлялась в соответствии со скандинавской практикой»¹³. Очень вероятно, что Питерборо находился вблизи южных пределов собственно Денло, поскольку недалеко от него проходит южная граница Линкольшира; однако куда менее очевидно то, насколько скандинавской была эта система поручительства. О переуступке земель англосаксонские законы говорят чрезвычайно мало, но зато содержат изрядное количество свидетельств о поручительстве при купле-продаже; поэтому, как и в случае со многими другими отчетливо скандинавскими особенностями Денло, включая вапентэйки, использование слова фестермены вполне может говорить о терминологическом, а не смысловом различии.

К счастью, изучение топонимов¹⁴ позволяет гораздо более четко определить области скандинавской колонизации, столь грубо и неточно описанные составителем Англосаксонской хроники. Скандинавы принесли с собой весьма характерный набор личных имен и слов, которые они употребляли для обозначения хуторов и деревень, а также таких особенностей ландшафта, как холмы, реки, леса и поля. В то время как англичанин назвал бы хутор или деревню tun, скандинавы употребляли свое собственное слово by с точно таким же значением. Названия Стэнтон и Стэйнби означают, в сущности, одно и то же, но первое английское, а второе - скандинавское. В случаях, когда скандинавы пользовались своими личными именами контраст иногда оказывается еще более разительным, как, например, между Эйсмундерби в Йоркшире, «by Асмунда», и Осмондистоном в Норфолке, «tun Осмунда». Используя топонимический материал при изучении скандинавских колоний, очень важно признать, что названия населенных пунктов, то есть хуторов и деревень, даются им не теми людьми, которые в них живут, а их соседями. Люди, живущие, скажем, в Эйсмундерби, между собой, скорее всего, будут называть его просто by, тогда как жители его окрестностей будут говорить о нем как о «by Асмунда», в отличие от других сел. Тем самым они не просто указывали, что некая конкретная деревня была когда-то названа в честь Асмунда, ее вероятного основателя или владельца, но еще и демонстрировали использование слова by для обозначения населенного пункта. Название вроде Инглби, которое вполне могло означать «деревню или хутор англичан», предполагает, что быть англичанином, само по себе, являлось чем-то нехарактерным, и это предположение хорошо согласуется с тем, что люди, давшие этому поселению такое наименование, использовали при этом скандинавский элемент by¹⁵. Однако факт употребления слова by не значит, что эти люди были скандинавами или имели скандинавское происхождение. Это можно очень отчетливо увидеть по таким названиям как Денби или Данби, которые означают by датчан или датчанина. Они говорят о том, что в этом случае на общем фоне выделялись датчане; как сказал д-р Камерон по поводу примера, относящегося к Дербиширу, «Денби... должно быть принадлежал к району, для которого датское население было нехарактерно»¹⁶. И верно, наименования Денби и Данби встречаются вдалеке от мест основной концентрации скандинавских названий, и хотя они явно указывают на наличие какого-то скандинавского населения, последнее, скорее всего, не было слишком плотным, особенно если это слово надо понимать как «by датчанина», а не «by датчан». Тем не менее, окружающее не-датское и, уж конечно, не скандинавское население употребляло слово by. Фактически, последнее перешло в английский, и было одинаково в ходу и у англичан, и у скандинавов, причем наиболее показательным его пережитком является слово «by-law», или закон деревни. В таком случае, использование этого слова не является гарантией того, что произносившие его люди имели скандинавское происхождение, а приблизительно 700 английских названий, включающих элемент by, без сомнения, доказывают важность скандинавского влияния на английскую терминологию.

Это воздействие не ограничивалось единственным элементом. Существует много других характерно скандинавских названий топографических объектов, например, thorp, - так обычно именуется вторичное поселение, и это слово используется как само по себе, так и в составе названий вроде Ньюторпа в Ноттингемшире и Йоркшире, или Данторпа в восточном райдинге - это название напоминает Данби. Есть и другие скандинавские элементы - both, «палатка, или временное укрытие», как, например в слове Бутби или Узбут; lundr, «небольшой лес, роща», пример тому - название Лаунд, которое встречается в Линкольншире, Ноттингемшире, а также в Саффолке или Тоузланде, что в Хантингдоншире; bekkr, «река, ручей», как в Калдбеке или Уитбеке в Кумберленде. В английских названиях присутствует множество скандинавских элементов, но наиболее характерны и часты by и thorp. Скандинавы не только принесли с собой свои имена и слова, обозначающие топографические объекты; вдобавок у них было характерное произношение, и оно также оставило свой отпечаток. Например, в то время, как и сейчас, англичане произносили название Шиптон, «овечья деревня или хутор», с мягким начальным [ш]. В Йоркшире под скандинавским влиянием это слово стало произноситься как Скиптон. Такая же перемена произошла в Ноттингемшире с названием Scirgerefantun, «tun шерифа», которое превратилось в Скреветон, вместо того, чтобы обрести форму Шрутона как в Уилтшире. Подобным же образом пришельцы видоизменили многие другие английские названия.

Изучение скандинавского влияния на названия топографических объектов может принести большую пользу при определении областей скандинавской колонизации, к тому же, оно иногда в состоянии указать, откуда пришли поселенцы. Некоторые названия и слова носят отчетливо датский или норвежский характер. Так, например, представляется, что в эпоху викингов слово thorp в Норвегии не употреблялось, и его распространение в Англии свидетельствует о датском влиянии; напротив, слово slakki, «маленькая долина, углубление в земле», было принесено норвежцами. Точно также, некоторые личные имена были явно датскими, а другие - норвежскими. Не все имена и слова можно распознать как датские и норвежские, имелась и значительная общая составляющая, но все же достаточно заметные отличия позволяют доказать, что большинство поселенцев в восточных частях Англии происходили из Дании, в то время как северо-запад страны колонизировали, главным образом, выходцы из Норвегии. Названия из этой северо-западной группы отличаются еще и другими особенностями, показывающими, что поселенцы прибыли из областей, населенных кельтами. В этой области кельтские имена иногда сочетаются со скандинавскими элементами, а в некоторых названиях, притом, что все их элементы скандинавские, характерно кельтским является способ словообразования, в них определяющий элемент стоит вторым, в то время как в германских языках он должен быть первым. Примером такой инверсии в сложных словах могут служить Бригстир в Вестморланде, «мост Стира», и Аспатрия в Кумберленде, «ясень Патрика»¹⁷.

Скандинавское влияние на английскую топографическую терминологию не прекращалось еще долгое время после возникновения первых колоний, не только за счет изменения произношения, но еще и благодаря образованию новых поселений, которым давались скандинавские названия. Разумеется, постоянство в использовании скандинавских личных имен и слов, обозначающих топографические объекты, показывает, насколько стойким было скандинавское влияние, но в результате становится очень сложно найти территории первых колоний. Самым ранним свидетельством об английских топонимах является «Книга Страшного суда», кадастровая опись, составленная в 1086 г., в которой по имени названо большинство населенных пунктов, существовавших в тогдашней Англии. Это достойная внимания книга, но нельзя забывать о том, что от первых датских поселений ее отделяет примерно 200 лет. За это время английские названия могли многократно испытать на себе скандинавское влияние, но вдобавок к тому возникло немало новых колоний, и некоторым из них были присвоены скандинавские имена. Этот процесс образования названий можно отчетливо увидеть с помощью Книги Страшного суда, в которой, как представляется, не менее тридцати объектов было названо по имени своих очень недавних владельцев или арендаторов¹⁸. Так, например, в 1065 г. некий Blaecmann владел имением в Кенте, которое в 1086 г., безусловно, в его честь, было названо Blackemenestone, нынешний Блэкменстон. Некоторые другие названия, образовавшиеся в то время, были скандинавскими, например, Ормсби в северном райдинге Йоркшира, видимо, названный по имени своего держателя, жившего здесь после норманнского завоевания, которого звали Ormr. Тот же процесс продолжался и потом, и, хотя неверно было бы предположить, что все 150 названий на by, упоминание о которых относится ко времени после Книги Страшного суда, действительно, появились уже после покорения Англии, некоторые из них, безусловно, возникли достаточно поздно, включая Бэггаби в восточном райдинге Йоркшира - в честь Бэгота, владевшего им после 1066 года. Раз скандинавские названия появлялись и после норманнского завоевания, кажется вероятным, что точно так же они образовывались в десятом и в одиннадцатом веках, и что скандинавское влияние, которое можно проследить с помощью Книги Страшного суда, является итогом долгого и неуклонного процесса колонизации и присвоения названий населенным пунктам. Пока продолжали образовываться новые поселения, и для их обозначения использовались скандинавские личные имена и слова, скандинавское влияние на английские топонимы росло.

Едва ли можно ставить под вопрос тот факт, что в десятом и одиннадцатом веках возникали новые колонии. Об этом говорит повсеместное использование элемента thorp, означающего вторичное поселение, выселки. Многочисленность названий на thorp в Книге Страшного суда наводит на мысль, что за прошедшие два века область колонизации значительно расширилась¹⁹. Не все новые колонии десятого и одиннадцатого веков назывались thorp; несомненно, использовались и другие скандинавские слова, включая и самое распространенное из них - by. Этот слово, фактически, стало общеупотребительным, и его вполне могли использовать как англичане, так и носители скандинавского языка²⁰. Количество наименований на by еще выросло за счет перевода таких элементов как tun, а в некоторых случаях можно выявить видоизменение и других элементов, как, например, это произошло с названием Рагби в Уорвикшире, которое в Книге Страшного суда значилось как Rocheberie, то есть «burh Хрока», а к концу двенадцатого века превращается в Rokebi. Этот характерно «скандинавский» топонимический элемент вошел в английский язык, и некоторые названия на by в книге Страшного суда, безусловно, представляют собой позднейшие образования или трансформации.

Скандинавы, несомненно, оставили в Англии лингвистический след, но это не значит, что для этого им нужно были расселиться по значительной территории и в большом количестве. Датчане и норвежцы, поселившиеся в Англии, придерживались родного наречия, но не потому что на территории Англии они образовывали компактные и независимые сообщества, а потому что их язык был во многом схож с английским. В среде филологов, похоже, сложилось единое мнение о том, что языки, на которых в то время говорили датчане и англичане, были достаточно близки для того, чтобы они могли без особого труда общаться друг с другом²¹. Это означает, что новоприбывшие не ощущали такого давления, направленного на отказ от родного языка, какому подвергались их собратья в Нормандии. Потомки скандинавов, осевших в Англии, вполне могли и дальше говорить на своем собственном языке в течение достаточно долгого времени, и в результате английский обогатился многими словами из их речи. Некоторые из последних, например, диалектные, оставались лишь в местном употреблении, другие же распространились повсеместно. Слово by - это очень хороший пример, но оно стало общеупотребительным лишь в тринадцатом веке, после того как мощная колонизаторская экспансия уже закончилась. Поэтому оно не часто входит в названия поселений вне областей, в которых расселялись скандинавы, что же касается сочетаний вроде by-law и byr-law, то до конца тринадцатого века они употреблялись вплоть до самого Кента и Девона²². Напротив, скандинавское слово toft, означающее «строительный участок, или участок, прилегающий к дому, усадьба», не выходило из употребления на протяжении всего Средневековья и встречалось очень часто.

Не все слова получали такое широкое распространение, как эти; многие продолжали использоваться на местном уровне для обозначения таких второстепенных объектов как леса и поля, причем даже в таких областях, где названия главных населенных пунктов выказывают мало признаков скандинавского влияния. Высказывается мысль о том, что эти второстепенные названия способны дать надежную информацию о распределении колоний в таких областях. Сэр Фрэнк Стентон заявил:

«интенсивность скандинавской колонизации в любом районе не следует оценивать лишь в свете названий деревень. Да, если рассматривать Англию в целом, распределение скандинавских названий деревень достаточно прямо указывает на основные очертания зоны скандинавской колонизации. Но во многих областях с английскими, в основной массе, названиями деревень, следы скандинавского влияния начинают появляться, как только изучение доходит до уровня полей и лесов»²³.

Одной из таких областей является Нортамптоншир, где к скандинавскому типу принадлежит лишь немного названий первостепенных населенных пунктов, но для обозначения некоторых второстепенных топографических объектов использовались скандинавские слова. Сэр Фрэнк Стентон предположил, что «большинство этих названий, скорее всего, не относится к периоду первой оккупации Нортамптоншира датчанами», но, по его заключению, «они доказывают, что датское влияние на территории, где они обнаруживаются, было достаточно сильным для того, чтобы окрасить названия, присвоенные, в конечном счете, даже более отдаленным лесам и полям». Проблема, конечно, состоит в определении того, насколько плотным должно быть заселение для того, чтобы повлиять на местную речь описанным образом, но все же не наложить значительного отпечатка на названия деревень. Сходство между языками, на которых говорило местное население и новоприбывшие, делает излишним предположение о том, что для того, чтобы произвести такой результат, требовалось очень большое количество скандинавов. Следовательно, основные области скандинавской колонизации следует искать там, где соответствующее влияние отчетливо сказывается на названиях основных населенных пунктов, а также полей, рек и лесов. Даже на этих территориях взаимосвязь двух языков обесценивает мысль о том, что «только поселение, масштабы которого приближаются к массовой колонизации, могли ввести в оборот массу иноязычных слов и фраз в этот знакомый словарь деревенской жизни»²⁴.

Скандинавы принесли также характерный набор личных имен, многие из которых были использованы при образовании топонимов. Некоторые из них еще долго продолжали употребляться в Англии. Сэр Фрэнк Стентон установил, что линкольнширский Судебный реестр за 1212 г. содержит 215 скандинавских имен, и только 194 английских²⁵. Скандинавские личные имена, конечно, не ограничивались территорией Денло, но именно там они встречаются в самых больших количествах. Например, согласно «Книге Страшного суда», у землевладельцев периода до завоевания в ходу было, по меньшей мере, 350 скандинавских личных имен, причем девяносто из них присущи только Линкольнширу и Йоркширу, в то время как тридцать пять являются исключительным достоянием Восточной Англии, о которой «Книга Страшного суда» сообщает гораздо более полную информацию, чем о предыдущих двух графствах²⁶. Очень соблазнительно, хотя это и было бы неверно, предположить, что люди со скандинавскими именами были потомками скандинавских колонистов. Профессор Экуол привлек внимание к нескольким случаям, доказывающим, что разные члены одной и той же семьи могли носить и скандинавские и английские имена²⁷. Он приводит пример четверых братьев, упоминаемых в кадастровой книге Линкольншира, которых звали Ingemund, Oune, Edric и Eculf, и замечает: «Oune это, безусловно, скандинавское имя, Ingemund, возможно, тоже, в то время как Edric является определенно английским, как, вероятно, и Eculf». В Линкольншире жил человек, носивший великолепное скандинавское имя Thorfror, в форме Turued, а у отца его было английское имя Wulffer, в форме Vlued²⁸. Таких примеров неизбежно оказывается лишь несколько; нам очень редко известны имена разных членов одной и той же семьи, но и этого достаточно, чтобы продемонстрировать опасность предположения о том, что скандинавские имена были исключительной привилегией потомков викингов. Мода на имена меняется, и, помимо всего прочего, на нее оказывает влияние пример господствующего в обществе класса. Так, в тринадцатом веке в среде мелких землевладельцев и крестьянства во всех частях Англии бытовало значительное количество имен, введенных норманнами и их континентальными союзниками. Профессор Уайтлок показала на основании Liber Vitae аббатства Торни, насколько быстро европейские имена обрели популярность у того социального круга, о представителях которого может идти речь в подобном произведении²⁹. Она высчитала, что списки, которые велись с начала одиннадцатого и до тринадцатого века, включают до 2133 записей, в которых встречается около 660 разных имен, и «из их числа европейское происхождение имеют примерно 272 имени в 1221 статье, староанглийских имен 185 в 548 статьях, а скандинавских 123 в 236 статьях, без учета исходно скандинавских имен, встречающихся в форме, выдающей континентальное влияние». Ниже приводится таблица изменения процентного соотношения имен в этих списках в период после завоевания:

Разумеется, подобные изменения не означают, что значительная масса населения состояла из прямых потомков людей, прибывших в 1066 г. или впоследствии; наоборот, они говорят о том, что пример правящего класса оказал глубокое влияние на английские обычаи, связанные с выбором имен. Аналогичным образом, скандинавы, которые в течение столь долгого времени господствовали в таких областях как Линкольншир и Йоркшир, наложив свой отпечаток на тамошнюю административную терминологию, тоже дали начало моде, у которой нашлись последователи. Во времена Кнута пример, поданный людьми, прибывшими в девятом веке, получил подкрепление. Многие из сподвижников Кнута были разосланы по разным концам страны, и, должно быть, серьезно повлияли на английские личные имена³⁰.

Пример Линкольна хорошо показывает опасность восприятия личных имен как источника информации о скандинавских колониях. Д-р Хилл собрал ранние формы названий улиц города Линкольн, которые были опубликованы с комментариями сэра Фрэнка Стентона³¹. Как правило, эти названия носят староанглийский или среднеанглийский характер, а сэр Фрэнк Стентон отмечает:

«Конечно, есть исключения, вроде очень примечательного названия Класкетгэйт; но уже само по себе использование слова gata для обозначения дороги, как и частота названий, в которых вместо a или современного o употребляется ei, доказывает, что в городе существовала влиятельная скандинавская колония. Но, тем не менее, между общим характером этих названий и отчетливо скандинавской окраской наиболее ранних личных имен, указываемых на монетах и хартиях двенадцатого века, наблюдается несомненное отличие. Точнее, бросается в глаза, крайняя редкость параллелей со скандинавскими, а именно норвежскими топонимами, которыми изобилует Йорк. Это различие свидетельствует о чрезвычайно интенсивной скандинавской колонизации Йорка в сравнении с любым другим населенным пунктом такого рода к югу от Хамбера».

Однако изучение личных имен, употреблявшихся в двенадцатом веке в Линкольншире, такого отличия не выявило.

Тот факт, что люди английского происхождения могли получать скандинавские имена, имеет серьезные последствия для интерпретации так называемых «гибридных названий», в которых скандинавские личные имена объединяются с английскими элементами. Примером такого названия является Фостон в Дербишире - слово это составлено из скандинавского прозвища Fotr и английского элемента tun; в этом графстве известно, по меньшей мере, десять подобных гибридов, а в Лестершире ко времени составления «Книги Страшного суда» их было уже более двадцати. Согласно общему мнению, такие названия означают, что некий скандинав поселился в преимущественно английском районе, а по поводу некоторых из них полагают, что это были деревни, захваченные скандинавскими воинами. Во многих случаях это вполне похоже на правду, особенно когда деревни с такими названиями лежат в богатых и плодородных областях. Но не стоит забывать, что люди, давшие свои имена таким населенным пунктам, вполне могли быть англичанами, или, напротив, скандинавами, которые пришли вместе с Кнутом. Их нельзя механически причислять к скандинавским поселенцам девятого века.

Во всяком случае, такие гибридные названия, даже показывая, что соседи обозначали населенный пункт английским словом tun, наверняка не являются признаком областей, плотно заселенных скандинавами, и, следовательно, их можно не брать в расчет при любых попытках определения территории и плотности этих поселений. Точно также, следует исключить и названия на thorp, так как они, вероятно, относились к вторичным поселениям. На самом деле, самую надежную информацию о районах, где следует искать первоначальные поселения, дают названия на by. Многие из них, безусловно, представляют собой перевод более ранних наименований. Профессор Экуол предполагает, что название Уиллоуби исходно имело английское окончание tun³², а прочие являются трансформациями наподобие Рагби³³. Некоторые названия, наверное, образовались в десятом и одиннадцатом веках, как, например, Ормсби в Йоркшире, основной для которого послужило имя владельца этого населенного пункта в период после завоевания, или Карлби в Линкольншире, видимо, увековечившее память о своем до-норманнском хозяине Карли. Названия на by не следует путать с первыми поселениями, но они, скорее всего, указывают на те области, где разворачивался процесс колонизации. Сэр Фрэнк Стентон сделал вывод о том, что из числа названий, зафиксированных в «Книге Страшного суда» или до нее, 543 названия на by относятся к областям датской колонизации, 203 - к Йоркширу, 9 - к Дербиширу, 22 - к Ноттингемширу, 217 - к Линкольнширу, 55 - к Лестерширу, 13 - к Нортамптонширу, 21 - к Норфолку, и 3 - к Саффолку³⁴. Сколько из этих названий было образовано в девятом веке, неизвестно. Сэр Фрэнк Стентон подсчитал, что «по самой строгой оценке» половина из них в качестве своего первого элемента имеет личное имя, и заявил, что «слишком многие из этих имен не были бы известны в Англии, если бы не входили в состав названий, и потому мы можем без особых сомнений отнести их к периоду, отделенному от времени возникновения первых датских колоний не более чем одним или двумя поколениями», а значит «в общем и целом, более чем вероятно, что многие из датчан, имена которых сохранились в названиях деревень на территории Денло, принимали участие в датском завоевании этой страны»³⁵. Этот вывод на основании личных имен неудовлетворителен по двум причинам. Во-первых, потому что самым ранним и замечательно полным источником по личным именам, бытовавшим в Англии, является «Книга Страшного суда», относящаяся к концу одиннадцатого века. Если какое-то имя в ней не значится, как и в источниках двенадцатого века, это едва ли оправдывает уверенность в том, что оно должно было выйти из употребления не позже начала десятого века. Скорее всего, существовало много имен, которые использовались в скандинавских областях Англии в течение всего десятого века и не были никак записаны, кроме как, возможно, в названиях населенных пунктов. Вторая причина, чтобы отвергнуть этот вывод, состоит в том, что количество названий, способных пройти проверку на древность, видимо, не слишком велико. Сам сэр Фрэнк Стентон подчеркнул, что существует «неисчислимое множество йоркширских топонимов, содержащих личные имена, зафиксированные в позднейших английских источниках. Многие из этих названий вполне могли возникнуть в девятом веке, но, сами по себе, они не являются источником информации о ранних колониях»³⁶. Таким образом, нам неизвестно, какое количество этих названий на by следует отнести к девятому веку, но нет никаких оснований полагать, что их должно быть более четвертой части тех, которые зафиксированы в одиннадцатом веке, а вполне возможно, что их и того меньше. Итак, изучение личных имен не может показать, какие поселения были самыми ранними, но общее распределение скандинавских, или испытавших скандинавское влияние названий, действительно, указывает на области первоначального оседания викингов, и есть все основания полагать, что лишь немногие их этих первых колоний лежали за пределами современных графств Линкольн и Йорк.

Даже если бы можно было определить точное число поселений девятого века, их размер все равно остался бы неведомым. Первое свидетельство о величине многих английских населенных пунктов содержится в «Книге Страшного суда», а количество жителей какой-нибудь деревни в одиннадцатом веке ничего не говорит о соответствующей цифре двумя веками раньше. Числа, указанные в «Книге Страшного суда», устанавливают возможную верхнюю границу для размеров того или иного населенного пункта, и не более того; в предшествовавший период каждый из них вполне мог быть гораздо мельче. Иногда приходится слышать, что индикатором плотности скандинавского населения является число свободных людей или сокменов, указанное в «Книге Страшного суда» для некоторых областей. Сэр Фрэнк Стентон написал, что «как класс, сокмены Денло являют собой рядовой состав скандинавских армий, колонизировавших этот район в девятом веке»³⁷, а профессор Экуол принял долю сокменов в Денло за показатель относительного количества датских поселенцев³⁸. Сокмены составляли около половины населения, как это отмечено в линкольнширской кадастровой книге, и если их, действительно, можно считать потомками датских иммигрантов, эта колонизация должна была отличаться поистине массовым масштабом. К сожалению, мы не располагаем доказательствами, позволяющими связывать сокменов с датчанами, если не считать совпадения их ареала, и следует подчеркнуть, что это совпадение не слишком буквально. В Йоркшире сокменов очень мало³⁹. Предлагаемое для этого объяснение состоит в том, что этот класс был уничтожен вследствие опустошений, произведенных на севере Вильгельмом Завоевателем, но здесь одна гипотеза нагромождается на другую. Даже если бы совпадение областей, где, с одной стороны, видимо, располагались колонии скандинавов, а, с другой, существовали сокмены, было полным, оно все равно не доказывало бы того, что сокмены и датчане это одно и то же; в лучшем случае, оно наводило бы на мысль, что сокмены, отчасти, представляли собой плод скандинавской колонизации и завоевания. На самом деле, куда более вероятно то, что сокменами являлись английские крестьяне, социальный, правовой и экономический статус которых изменился в результате датских завоеваний⁴⁰. В любом случае, до тех пор пока связь между датчанами и сокменами не может быть доказана, использовать сведения «Книги Страшного суда» о численности последних как индикатор количества скандинавских поселенцев неправомерно. Круг замкнулся.

Изучение топонимов может выявить кое-что по поводу происхождения поселенцев, и указать, где располагались их колонии, гораздо точнее Англосаксонской хроники. Оно не в состоянии выявить точный ареал первых поселений, как и установить численность колонистов, но оно, несомненно, показывает, что многие скандинавы оседали не на лучших, самых плодородных или выгодно расположенных территориях, а на тех землях, которые еще не были освоены англичанами. Это можно очень ясно видеть во многих частях Денло - в долине Рика⁴¹, Кествене⁴², Линкольнширских⁴³ и Йоркширских⁴⁴ Уолдах. Профессор А. Х. Смит, в своем обзоре топонимов восточного райдинга Йоркшира высказал следующее мнение:

«вопрос о водоснабжении в Уолдах является и, видимо, всегда был серьезной проблемой. Первые поселенцы, наверное, избегали возвышенных участков Уолдов и занимали нижние уровни долин, или, особенно на северо-западных границах Уолдов, выбирали места для своих домов вблизи заболоченных участков аллювиальных долин, но достаточно высоко по склонам Уолдов, чтобы избавиться от неудобств, связанных с болотами. В других районах они выбирали местности вблизи рек и озер, как в Следмере и Фимбере»44.

Примечательно то, какая концентрация скандинавских топонимов наблюдается в Уолдах и на их незащищенной северо-восточной стороне. Заняты были лучшие места, и ничто не говорит о том, что скандинавы вытеснили из этих областей англичан. Области, наиболее плотно заселенные скандинавами, видимо, располагались в пространстве между английскими населенными пунктами. Это, наверное, было удобно для них и способствовало сохранению в их среде собственных обычаев и речи. Топонимы не подтверждает впечатления о том, что скандинавы пришли лишь как завоеватели и взяли верх над англичанами. Завоевание имело место, господствующее положение заняла пришлая аристократия, но многие поселенцы пришли в Англию, как и их исландские собратья, в поисках незанятой земли. Здесь ничто не указывает на то, что их отношения с английскими соседями были враждебными. Напротив, похоже, что скандинавы были приняты радушно. Может быть, они даже покупали землю, расплачиваясь какой-то долей богатств, накопленных ими в их военных кампаниях⁴⁵.

Похоже, что датские набеги в Западную Европу, в основном, служили прелюдией к колонизации. Основная цель викингов состояла в нахождении новых земель, и они искали их в зонах, природные условия которых напоминали им прежнюю родину. Датчане поселились на востоке Англии, а норвежцы, видимо, предпочитали более дикие северные районы и удаленные острова.

Датская колонизация Англии являлась частью более широкого процесса, приведшего к появлению таких же поселений на другом берегу Ла-Манша, в частности, в будущей Нормандии. Сведения о колонизации Нормандии, увы, еще менее удовлетворительны, чем о заселении английской Денло, но представляется несомненным, что в начале десятого века в руках скандинавов находились низовья Сены, и что впоследствии их влияние распространилось на полуостров Котантен⁴⁶. Скандинавские личные имена, использовавшиеся в Нормандии, предполагают, что первоначальная колонизация осуществлялась датчанами, кроме того, имеются признаки того, что, по крайней мере, часть нормандских колонистов прибыла их Англии⁴⁷. Фактически, нельзя исключить, что Нормандия обязана своей колонизацией, главным образом, тем датчанам, которые, не имея денег, покинули Англию в 896 г. и отправились через море к Сене.

Согласно одному из предположений, нормандские топонимы доказывают, что скандинавская колонизация этой области была, преимущественно, аристократической, и в этом состоит ее отличие от крестьянской колонизации Англии⁴⁸. Профессор Дуглас подчеркнул, что исторические свидетельства в пользу такого вывода не особенно ясны⁴⁹, и, в любом случае, более удовлетворительным обоснованием предполагаемого отличия от Англии является более быстрое исчезновение в Нормандии скандинавского языка⁵⁰.

Норвежские поселения находились на севере и востоке Британских островов, а также за их пределами. В Ирландии, как и во Франции, поселенцы вскоре усвоили местный язык, и их влияние на топонимы ограничивается побережьем. Да и археология не слишком много сообщает о присутствии скандинавов вне городов⁵¹. Именно в городах, особенно в Дублине, скандинавы играли значительную роль в ирландской жизни. Местное общество было чрезвычайно сложным, и даже может быть, что скандинавским поселенцам оно показалось слишком неудобным, и потому они стали искать относительного мира на севере Англии, или даже в Исландии, где ярко выражено кельтское влияние.

Набеги норвежцев и возникновение их колоний на Западе приблизительно совпадают во времени с началом шведской активности в России. Основной интерес шведов состоял в сборе дани с целью ее продажи мусульманским купцам, приходившим в Волжскую Булгарию. Но там были и некоторые колонии⁵². Не может быть сомнения в том, что скандинавы поселились в Киеве и установили власть над славянскими племенами в районе Днепра⁵³. Первые вожди этого предприятия и их преемники носили скандинавские имена, но совсем необязательно, что их было много. Нигде в России не наблюдалось такой скандинавской колонизации, как в Англии и Исландии. Кроме того, у шведов не было причин для массовой эмиграции на противоположный берег Балтийского моря. В их собственной стране были богатые и плодородные районы. В самой Средней Швеции понижение уровня грунтовых вод медленно, но неизбежно обнажало аллювий, который подвергался сельскохозяйственной обработке⁵⁴. Норвегия, напротив, гориста, и сообщение внутри страны затруднено. Многие из тех, кто считал ресурсы своей родины недостаточными, рассматривали переправу через Северное море, коль скоро в их распоряжении были удобные корабли, как выбор легкого пути, и не приходится удивляться тому, что норвежцы оказались самыми упорными колонистами, и, как правило, их новые обиталища были чисто скандинавскими. Потребность датчан в новых землях не была ни такой насущной, ни такой неотложной, как у норвежцев. Безусловно, их внутренние ресурсы уже были полностью выработаны, и в период викингов можно наблюдать резкое увеличение количества названий на thorp. Однако в распоряжении данов уже была удобная и плодородная зона для экспансии - полуостров Сконе, где впоследствии им пришлось конкурировать со шведами, но в конце десятого века он оказался по датскую сторону границы с последними⁵⁵. Тем не менее, некоторые датчане, нуждавшиеся в земле, искали ее на Западе. Их потребность скоро была удовлетворена, и ее острота, похоже, спала очень быстро, но в своем стремлении найти себе новые дома даны и норвежцы положили начало долгому процессу колонизации, которому в последующие века было суждено сыграть столь важную роль в экономической истории Европы⁵⁶.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. F. T. Wainwright, "?thelflaed Lady of the Mercians", The Anglo-Saxons, ред. P. Clemoes (London, 1959), pp. 53-69.

2. A. Campbell, "Two Notes on the Norse Kingdom in Northumbria", EHR, LVII (1942) pp. 85-97; D. Whitelock, "The Dealings of the Kings of England with Northumbria in the Tenth and Eleventh Centuries", The Anglo-Saxons, ред. P. Clemoes, pp. 70-88.

3. E. Ekwall, Scandinavians and Celts in the North-West of England (Lund, 1918). Относительно Шотландии см.: W. F. H. Nicolaisen, "Norse Place-Names in South-West Scorland", Scottish Studies, IV (1960), pp. 49-70.

4. F. Liebermann, Die Gesetze der Angelsachsen, I (1903), p. 216.

5. Liebermann, op. cit., II. 347-348.

6. VI Atr 37 - Liebermann, op. cit., I. 256; A. J. Robertson, The Laws of the Kings of England from Edmund to Henry I (1925), p. 102.

7. O. S. Anderson, The English Hundred-Names (Lunds Universitets Arsskrift, 1934), pp. XXI-IV.

8. III Atr 3, 1 - Liebermann, op. cit., I. 228; A. J. Robertson, op. cit., p. 64.

9. Anglo-Saxon England, p. 497.

10. E Ср. 30 - Liebermann, op. cit., I. 652, ср. прим. e.

11. Op. cit., p. 499.

12. A. J. Robertson, Anglo-Saxon Charters (1939), no. XL.

13. Op. cit., p. 505.

14. Лучшим введением в изучение топонимов и посвященной им литературы может послужить: E. Ekwall, Concise Oxford Dictionary of English Place-Names, 4-е изд. (Oxford, 1960). Об элементах, входящих в состав топонимов см.: A. H. Smith, English Place-name Elements (English Place-name Society, XXV-VI, 1956). Рассматриваемые здесь формы названий почерпнуты из этих двух работ или же из обзоров по графствам, издаваемых Английским топографическим обществом.

15. Или же, возможно, это перевод до-скандинавского названия, означавшего «tun англов».

16. K. Cameron, "The Scandinavians in Derbyshire: The Place-Name Evidence", Nottingham Medieval Studies, II (1958), p. 90.

17. См. выше, прим. 3.

18. Olof von Feilitzen, The Pre-Conquest Personal Names of Domesday Book (Nomina Germanica, 2, 1937), pp. 32-33.

19. A. H. Smith, English Place-name Elements, II. 208.

20. Ibid., I. 66-72.

21. E. Ekwall, "How long did the Scandinavian Language survive in England?" A Grammatical Miscellany offered to Otto Jespersen on his Seventieth Birthday, ред. N. B?gholm, A. Brusendorff и C. A. Bodelsen (1930), pp. 17-30; P. Scautrup, Det Danske Sprogs Historie, I (K?benhavn, 1944), pp. 95-106; ср. E. Bjo?rkman, Scandinavian Loan words in Middle English, I (Halle, 1900), p. 8.

22. New English Dictionary, s.v.

23. Transactions of Royal Historical Society, 4-я сер., XXIV (1942), pp. 4-5.

24. Ibid., p. 8. Профессор Дороти Уайтлок, D. Whitelock, Changing Currents in Anglo-Saxon Studies (Cambridge, 1958), p. 6 и прим. 10, недавно привлекла внимание к употреблению скандинавских терминов в некоторых английских текстах. Лучшим объяснением этому является сходство языков, а также социальная и политическая значимость скандинавов в некоторых областях.

25. F. M. Stenton, Documents Illustrative of the Social and Economic History of the Danelaw (British Academy, 1920), pp. CIV-XV.

26. O. von Feilitzen, op. cit., pp. 18-26.

27. Saga-Book of the Viking Society, XII (1937-45), pp. 22-23.

28. O. von Feilitzen, op. cit., p. 32.

29. "Scandinavian Personal Names in the Liber Vitae of Thorney Abbey", Saga-Book of the Viking Society, XII (1937-45), pp. 127-153.

30. O. von Feilitzen, op. cit., pp. 18-19.

31. J. W. F. Hill, Medieval Lincoln (Cambridge, 1948), pp. 35-36 и Приложение I.

32. См. Ekwall, Dictionary of English Place-Names, p. XXVI.

33. Другие примеры - это Алдеби в Норфолке, Насби, Торнби и Кирби в Греттоне в Нортамптоншире.

34. Transactions of Royal Historical Society, 4-я сер., XXIV (1942), p. 12.

35. Anglo-Saxon England, p. 516.

36. Ibid., p. 250 прим.

37. "Free Peasantry of the Northern Danelaw", Bulletin de la Societe Royale des Lettres de Lund, 1925-1926, p. 79.

38. "The Proportion of Scandinavian Settlers in the Danelaw", Saga-Book of the Viking Society, XII (1937-1945), pp. 26-28.

39. F. W. Maitland скептически относился к версии о связи между сокменами и данами, Domesday Book and Beyond (Cambridge, 1897), p. 139.

40. Относительно до-скандинавских особенностей сокменов см.: R. H. C. Davis, The Kalendar of Abbot Samson of Bury St. Edmonds (Camden Society, 3-я сер., LXXIV, 1954), pp. XLIII-VII, P. Vinogradoff, Growth of the Manor (London, 1911), p. 303. Соки в Области датского права, в том виде, в каком они существовали в одиннадцатом веке и позже, не могли быть плодом усилий английского правительства, направленных на создание некоторой системы юрисдикции и личных обязательств, призванной заменить традиционные бонды, погибшие в ходе датских завоеваний, ср. II Cn 71, 3 - Liebermann, op. cit., I. 358; A. J. Robertson, Laws of the Kings of England, p. 210.

41. W. G. Hoskins, "The Anglian and Scandinavian Settlement of Leicestershire", Transactions of the Leicestershire Archaeological Society, XVIII (1934-35), p. 133.

42. L. W. H. Payling, "Geology and Place-names in Kesteven", Leeds Studies in English and Kindred Languages, IV, стр. 1-13.

43. E. Ekwall, "The Scandinavian Element", Introduction to the Survey of English Place-names (English Place-name Society, I, I, 1929), p. 84.

44. A. A. Smith, The Place-names of the East Riding of Yorkshire (English Place-name Society, XIV, 1937), pp. XV-XVI.

45. См. стр. 198.

46. D. C. Douglas, "The Rise of Normandy", Proceedings of the British Academy, XXXIII (1947), pp. 101-130.

47. J. Adigard des Gautries, Les Noms de Personnes Scandinaves en Normandie de 911 a? 1066 (Nomina Germanica, 11, 1954), pp. 265-270; Lucien Musset, "Pour l'e?tude des relations entre les colonies scandinaves d'Angleterre et de Normandie", Me?langes de Linguistique et de Philologie Fernand Mosse? In Memoriam (1959), pp. 330-339; Fr. de Beaurepaire, "Les Noms d'Anglo-Saxons contenues dans la toponymie Normande", Annales de Normandie, X (1960), pp. 307-316.

48. F. M. Stenton, "The Scandinavian Colonies in England and Normandy", Transactions of the Royal Historical Society, 4-я сер. XXVII (1945), pp. 1-12.

49. Op. cit., p. 103.

50. P. Skautrup, Det Danse Sprogs Historie, I. 104-106.

51. H. Hencken, "Lagore Crannog: An Irish Royal Residence of the 7th and 10th Centuries A.D.", Proceedings of the Royal Irish Academy, LIII, раздел C, no. pp. 1-247, особенно p. 17.

52. См. стр. 184-186.

53. V. Minorsky, "Rus", Encyclopaedia of Islam, 1-е изд., III, pp. 1180-1183.

54. См. стр. 174.

55. C. Weibull, "Den a?ldsta gra?nnsla?ggningen mellan Sverige och Danmark", Historisk tidskrift for Ska?neland, VII (1917), pp. 1-18.

56. Изучение групп крови иногда дает ценную информацию о миграциях и истории колоний. О ее значении в целом см. A. E. Mourant, The Distribution of the Human Blood Groups (Oxford, 1954), а более современные и подробные карты распространения для одной из групп крови см. в: A E. Mourant, A. C. Kopec и K. Domaniewska-Sobczak, The ABO Blood Groups (Oxford, 1958). Исландия замечательна тем, что демонстрирует практически такую же частоту IV группы крови (содержащей только изоантигены A и B) как север и запад Британии, причем она совершенно непохожа на средний показатель для Норвегии, см. J. A. Donegani, N. Dungal, E. W. Ikin и A. E. Mourant, "The blood groups of the Islanders", Annals of Eugenics, 15 (1950), pp. 47-52. Это согласуется с версией о наличии значительного кельтского элемента среди исландских колонистов, многие из которых прибыли на Исландию с Британских островов, ср. G. Turville-Petre, The Origins of Icelandic Literature (Oxford, 1953), pp. 3-5. Различие между Исландией и некоторыми областями Норвегии, возможно, станет менее разительным, когда будут получены более тщательные расчеты. Вероятно, в Норвегии есть области, где частота антигена О совершенно так же высока, как в Исландии, ср. Lars Beckman, A Contribution to the Physical Anthropology and Population Genetics of Sweden (Hereditas, XLV, Lund, 1959), p. 18, 126-140. Области датской колонизации в Англии демонстрируют характеристики распределения системы ABO, поразительно схожие с современной Данией, Ada C. Kopec, "Blood groups in Great Britain", The Advancement Science, 1956, pp. 200-203, хотя миссис Копеч любезно сообщила мне в письме, что более всестороннее исследование, охватывающее 500000 случаев, показывает, что граница района с высокой частотой изоантигена А (Х), вероятно, отодвинется таким образом, что не будет включать большую часть Йоркшира и северо-западную часть Линкольншира. В одной из областей Пемброкшира наблюдается даже еще большая частота изоантигена А, и выдвинуто предположение о том, что это результат скандинавской колонизации, I. Morgan Watkin, "A Viking Settlement in Little England beyond Wales: ABO Blood-group evidence", Man, LX (1960), pp. 148-153.