| ГЛАВА VII. 1795 ГОД В АТЛАНТИЧЕСКОМ ОКЕАНЕ И НА КОНТИНЕНТЕ 1795 год был для Франции годом реакции и расслабления. Волна народного возбуждения, после падения королевской власти все время катившаяся вперед, увеличиваясь в силе и объеме и подчиняя себе волю и честолюбие отдельных лиц, достигла в июле 1794 года наибольшей высоты и — разбилась. Подобно тому, как бывает с морским прибоем, часть накопленного количества движения была при этом израсходована на порывистое стремление вперед, хотя и отличавшееся своей особенной силой, но не захватывавшее уже столь глубокого слоя, как прежде, и затем последовало обратное движение. Получившиеся таким образом взаимоисключающие импульсы, противодействуя друг другу, произвели сумятицу и смешение различных направлений народного чувства, но чисто республиканское движение достигло при этом наибольшей высоты, которой только ему суждено было достигнуть. Оно взволновало Францию до самого ее основания и вынесло на поверхность много таких сокровищ, которые при более спокойных обстоятельствах остались бы навсегда сокрытыми от человеческого взора; но в продолжение последовавших за тем смут и застоя сокровища эти, разметанные по берегу, оставались лежать там в ожидании искусной руки, которая соединила бы их воедино и, на славу Франции, поставила бы каждое из них на его настоящее место. Реакция, последовавшая за смертью Робеспьера, выразилась в разнообразных формах. Благоприязненное отношение, распространившееся и на лиц, подвергшихся раньше изгнанию, побудило весьма многих из них вернуться во Францию с требованиями об отмщении. Этот разлад в чувствах расшатал единомыслие, составлявшее во время господства якобинцев силу правительства. В то же время были отменены те меры, при посредстве которых революционное правительство удовлетворяло свои огромные насущные потребности. Закон максимальных цен, устанавливавший обязательные для торговцев предельные цены на предметы первой необходимости, был отменен. Бумажные деньги, обесцененные уже и раньше, быстро упали еще ниже после того, как торговцы получили возможность назначать произвольные цены на предметы общего потребления. Правительство, вынужденное принимать ассигнации при уплате ему налогов по их номинальной цене, пыталось выйти из затруднения путем усиленных выпусков бумажных денег, но этим оно только ускорило их падение. В то же время с уничтожением реквизиционных сборов натурой, явившимся одним из проявлений реакции против насильственной системы правления, сделалось затруднительным обеспечивать по всем частям снабжение. Повсюду проявлялось отсутствие доверия и весьма часто стало практиковаться наложение ареста на имущества; спекуляция между тем не знала себе никакого удержа, и правительство, отказавшись от применения с прежней строгостью системы устрашения, этого наиболее действительного (пока оно не сделается невыносимым) из средств заставить себе повиноваться, почувствовало, что оно впадает в бессилие. Эти различные мероприятия были вполне осуществлены не раньше конца 1794 года, и поэтому дурные последствия их не обнаружились немедленно же в армиях, нужды которых к тому же отчасти удовлетворялись новыми союзниками в Голландии, к которым весьма свободно обращались с различными требованиями. Буасси д'Англа (Boissi d'Anglas) в речи, произнесенной в Конвенте 30 января 1795 года и признанной собранием за выражение его собственных взглядов, заявил, что армии покажут при случае Европе, что Франция не только не была истощена тремя годами войны, но, напротив, только еще увеличила за это время свои средства. Однако уже в том же году обнаружилась вся вздорность этого хвастовства, и только военному гению Бонапарта удалось привести снова континентальную Европу к ногам Франции. Внутренняя история Франции за этот год, хотя и была отмечена многими важными событиями, может быть резюмирована весьма кратко. По отношению к классам населения, наиболее пострадавшим при якобинском режиме, правительство придерживалось примирительной политики, но что касается самой партии, в руках которой еще только недавно находилась власть, то начавшаяся против нее реакция ознаменовалась многими крайними, кровавыми мерами. Тогда как на севере и западе страны инсургенты — вандейцы и шуаны — приняли предложенное им Конвентом прощение, на юге и востоке реакционное движение завершилось террором, в котором погибли при публичных избиениях или же при тайных убийствах несколько тысяч человек, многие из которых были совсем даже не террористами, а лишь горячими республиканцами. В Париже якобинцы, хотя и огорченные и ослабленные потерей многих из числа своих предводителей, пали не сразу, так как бедность народа и недостаток съестных припасов благоприятствовали успеху их агитаторской деятельности в этом огромном населенном пункте. 1 апреля и затем снова 20 мая в залы Конвента ворвались толпы мужчин, женщин и детей, требуя хлеба и Конституции 1793 года. При последнем из этих случаев один из членов Конвента, пытавшийся заслонить собой председателя собрания, был застрелен, после чего большая часть депутатов скрылась из зала, оставшиеся же, принадлежавшие в большинстве к числу старых монтаньяров, вотировали несколько предложений, имевших своей целью успокоение народа. Однако на следующий же день народные толпы были вытеснены из некоторых частей города национальной гвардией, и реакция снова вступила на свой старый путь с подкрепленными силами и возобновленной жаждой мести. Депутаты, оставшиеся 20 мая в собрании и вотировавшие упомянутые выше предложения, были преданы суду, всех же членов комитетов, управлявших во время террора, за исключением лишь Карно и еще одного, велено было арестовать. В следующем месяце, июне, Конвенту был представлен проект новой Конституции, который и был принят им 22 августа. Проектом этим предусматривалось учреждение Исполнительной Директории в составе пяти членов и законодательного собрания из двух палат; из них верхняя должна была называться советом старейшин и нижняя — советом пятисот. В дополнение к этому проекту Конвент постановил декретом, что две трети членов нового законодательного собрания должны быть выбраны из наличного состава Конвента. В сентябре Конституция эта была представлена вместе с декретом на благоусмотрение страны. Провинции приняли и то и другое, тогда как Париж отверг декрет, причем протест этот выразился 4 октября в восстании секций, представлявшем собой движение буржуазии и реакционеров, направленное против Конвента. Общая защита здания законодательного собрания и членов последнего была вверена Баррасу, который, в свою очередь, поручил командование военными частями генералу Бонапарту, и благодаря искусным распоряжениям последнего атака секций была на всех пунктах отбита. 26 октября последовал роспуск Национального Конвента, просуществовавшего всего три года и один месяц, а 27-го начались уже заседания нового законодательного собрания, причем верхней палатой его сразу же были произведены выборы членов Исполнительной Директории. В числе пяти избран- ных лиц находился Карно. На море 1795 год не ознаменовался никакими особенно крупными или хотя бы только выдающимися событиями. 22 февраля снова вышли в море, под начальством адмирала Ренодена (Renaudin), шесть кораблей, которые были назначены идти в Тулон и которым уже пришлось раньше в том же месяце вернуться с пути вместе с остальными судами Брестского флота. Сильно промедлив в Атлантическом океане из- за дувших там крепких западных ветров, эти корабли, тем не менее, благополучно прибыли в начале апреля к месту своего назначения, не встретив на пути ни одного неприятельского судна. Флот Канала ушел обратно в Спитхэд немедленно же после того, как Гоу узнал о возвращении в свой порт брестского флота после его злополучного январского крейсерства; что же касается средиземноморского английского флота, которым тогда командовал адмирал Готам (Gotham), то в то время как Реноден подходил к Тулону, флот этот стоял на якоре на одном из корсиканских рейдов. Число французских судов дошло теперь в Средиземном море до двадцати, тогда как у англичан было там всего лишь тринадцать судов. «Никто из нас», — писал Нельсон, — «не может понять, чем руководствовались новые лорды Адмиралтейства, пропуская сюда такой отряд». (Примечание: Nels. Disp., II, р. 32) Небольшие отряды флота Канала продолжали и при новом составе адмиралтейства свои крейсерства к западу и в Бискайской бухте; что же касается главной части флота, то она вышла в море (под начальством лорда Бридпорта) только 12 июня. Десять дней спустя флот этот в составе четырнадцати линейных кораблей встретился под французским берегом, в восьмидесяти милях южнее Бреста, с флотом Вийаре, состоявшим из двадцати кораблей. Встреча эта явилась последствием целого ряда инцидентов, заслуживающих того, чтобы на них остановиться, так как ими обрисо- вываются как условия, при которых велась война, так равно и состояние бессилия, в котором находился тогда французский флот. Снабжение флота в Бресте и Лориане, а равно и значительная часть местного торгового движения, совершались тогда преиму- щественно при посредстве небольших каботажных судов, а не по внутренним путям страны. Отряд из трех линейных кораблей был назначен конвоировать большой караван судов, шедший из Бордо. 8 июня суда эти повстречались с английским отрядом, крейсировавшим в Бискайской бухте и состоявшим из пяти кораблей, при- чем англичанам удалось захватить восемь судов из состава каравана, прежде чем они могли укрыться под берегом. Когда известие об этом достигло Бреста, Вийаре дано было приказание взять все девять кораблей, которые были готовы к выходу в море, и присоединиться с ними к остальным трем. Соединение это состоялось, и 16 июня двенадцать французских кораблей встретились снова с пятью английскими, которые после временного отсутствия вернулись на место своего крейсерства. Началась, конечно, погоня и так как два английские корабля были весьма плохими ходоками, то можно было с уверенностью ожидать, что или они будут взяты в плен, или же остальная часть отряда придет к ним на помощь, что при неравенстве сил должно было бы окончиться захватом всего отряда. Английский адмирал Корнуэлс действовал с чрезвычайной твердостью и хладнокровием, но при таком неравенстве сил и преимуществе в ходе на стороне противника никакое мужество и никакая распорядительность не были бы в состоянии предотвратить беды. Однако же вялость действий и плохая стрельба французов спасли их врагов. После обстрела, продолжавшегося с 9 часов утра и до 6 часов вечера 17 июня, на одном английском судне оказалось всего тринадцать человек раненых. Вийаре прекратил погоню. Пять дней спустя, показался в виду флот Бридпорта, и французы, будучи слабее, направились к своему берегу, намереваясь стать на якорь под островом Груа (Groix) и принять там бой. Погоня продолжалась при слабом ветре весь день и ночь, и на рас- свете 23 июня наиболее быстроходные английские корабли находились не дальше, как в трех милях расстояния от наиболее медленных французских кораблей, которые и открыли огонь в 6 часов утра. Несмотря на все свои сигналы, Вийаре не удалось ни выстроить правильно своего флота, ни заставить, несомненно, храбрых, но плохо знакомых с делом командиров быстрейших судов занять такие места, с которых они могли бы оказывать поддержку судам менее быстроходным. Беспорядочный бой продолжался до 8.30 и закончился захватом трех французских судов, последнее из которых опустило свой флаг всего в какой-нибудь миле расстояния от острова Груа. После этого Бридпорт отозвал свои суда назад. Французские писатели полагают, — и в этом, по-видимому, согласны с ними и английские критики, (Примечание: Chevalier, Mar.Franc sous la Rep., p.216. Life of Adm.Codrington, vol. I, pp.36, 37) — что если бы Бридпорт энергично вел свое преследование, то он захватил бы и остальные суда неприятеля, если бы только они, спасаясь от этой участи, не выбросились на берег. Как бы то ни было, но Вийаре была предоставлена возможность дойти без всякой помехи до Лориана, хотя, правда, ему и пришлось выжидать для этого содействия прилива. Такова была крайняя осторожность, характеризовавшая первоначальные морские операции англичан и сохранявшаяся до тех пор, пока Джервис и Нельсон не воодушевили флота такой же непреклонной духовной энергией, какой Бонапарт вдохновлял войска на суше. Тем, для кого Сент-Винсент и Нил (Абукир), Алжезирас и Копенгаген стали историческими фактами, кажется странным, что девять кораблей, имевших весьма большое значение, были столь легко упущены четырнадцатью, но они забывают при этом, как велико влияние традиции на умы и что только гении могут прокладывать новые пути, на которые затем жадно устремляются другие люди. Об отношении адмиралтейства к действиям Бридпорта можно судить на основании того факта, что он сохранял начальствование над флотом до апреля 1800 года. Что касается судов, укрывшихся в Лориане, то им пришлось оставаться там до зимы, когда они группами по два или по три вернулись украдкой в Брест. Поражение у острова Груа и несколько подобных же небольших неудач в Средиземном море (Примечание: См.далее (глава VIII) действия Готама против Мартена), сопровождавшихся слишком явными, чтобы не обратить на них внимания, указаниями на то, что ни офицеры, ни нижние чины французского флота не отвечают своему назначению, побудило правительство отказаться от всяких дальнейших попыток оспаривать у англичан господство на море. Принятию этого решения содействовала также и крайняя скудость в адмиралтействах как продовольственных, так и всяких иных запасов. Так как Английский канал и леса Корсики находились в руках Великобритании, то обычные источники снабжения делались недоступными; кроме того, дело снабжения флота, отнюдь не бывшего излюбленным национальным учреждением, было еще, как и деятельность других ведомств, затруднено обесцениванием ассигнаций, которые между тем одни только имелись в распоряжении морской администрации для производства уплат контрагентам. В конце 1795 года тысяча двести франков ассигнациями едва равнялись двадцати франкам золотом. Признав неизбежность подчиненного положения Франции на море, Комитет Общественного Спасения решился держать большие флоты в портах в виде простой угрозы неприятелю и высылать в море одни лишь небольшие отряды — для поживы на счет торговли противника и для взимания контрибуции с его колоний. Начиная с конца 1795 года, эта программа действий сделалась преобладающей и, в конце концов, была принята даже и самим императором после нескольких попыток (оказавшихся безрезультатными из-за неспособности его морских начальников) осуществить на море так прекрасно удававшееся ему на суше применение больших масс. Неохота, с которой его высокий ум примирялся с этой системой малой войны, может быть принята за свидетельство в пользу того, что на море, как и на суше, крупные результаты могут быть достигнуты только применением больших масс. Заключение это подтверждается также и историей, так как военные действия эскадр и отрядов французского флота, подкрепленных к тому же еще целой массой крейсеров, снаряженных казной и частными лицами и предназначавшихся для уничтожения торговли неприятеля, не дали никакого практического результата и не оказали ровно никакого влияния на исход войны. С другой стороны, должно быть сочтено за веское указание на образ действий, приличествующий слабейшей стороне, то обстоятельство, что Наполеон, после того как он убедился, что от своего флота ему нельзя ожидать чего-либо имеющего решающее значение, остановился на применении его в качестве средства для причинения неприятелю беспокойства и для диверсий. Занять на многих пунктах угрожающее положение, придать значение этой угрозе частыми и энергичными вылазками, вызвать таким образом раздробление сил неприятеля и получить через это возможность атаковать его отряды, имея на своей стороне численное превосходство, — такова должна быть в общих чертах программа действий слабейшего флота. Но для того, чтобы этот путь мог повести к действительно ценным практическим результатам — чтобы слабейший мог сделаться, в конце концов, сильнейшим, как это было в некоторых замечательных кампаниях Бонапарта,— в некоторых, надлежащим образом избранных пунктах морской границы должны быть сосредоточены сильные отряды судов, которые могли бы при случае послужить средством для нанесения неприятелю крупного вреда уничтожением одной или нескольких из открытых для нападения частей его флота. При отсутствии такой центральной силы простое раздробление флота является бесцельным. Относительная слабость, перешедшая известную границу, становится уже бессилием, и все истребители торговли, каких только может нарисовать воображение, не в состоянии восстановить равновесие в пользу государства, безнадежно беднейшего линейными кораблями. Военные действия на суше, подобно действиям на море, отличались в 1795 году своей вялостью, и достигнутые дипломатические успехи были обусловлены еще операциями 1794 года. В начале года Пишегрю был назначен на верхний Рейн, в Голландии же его заменил Моро. Между армиями этих двух главнокомандующих находилась Самбро- Маасская армия, над которой все еще начальствовал Журдан и которая была сосредоточена на левом берегу Рейна, между Дюссельдорфом и Кобленцем. В случае совокупных операций всех трех армий, главное начальство над ними должен был принять Пишегрю. Снятие «узды», надетой террором, обнаружилось в этих северных армиях большим числом дезертирств, последовавших в течение необычайно суровой зимы того года. В итальянской армии дело обстояло еще хуже, и ужасные лишения, претерпевавшиеся здесь солдатами и сделавшиеся известными год спустя из знаменитого воззвания Бонапарта при вступлении его в командование, причинили в ней еще большую убыль. В конце января из этой армии был выделен и отправлен в Тулон семнадцатитысячный отряд, предназначавшийся для участия в замышлявшейся высадке на Корсику. Экспедиции этой не суждено было состояться, но ужас перенесенных страданий был так велик, что самые даже испытанные солдаты покидали свои знамена, и из двух отличных дивизий не осталось при соединении их снова с армией даже и полных десяти тысяч человек (Примечание: Jоmini, Guerres de la Rev., livre VIII, p. 74). При таких условиях военные операции не могли не отличаться своей медленностью; чтобы сообщить им толчок, которого не могло уже больше дать расслабленное центральное правительство, нужен был гений Бонапарта. В силу закона, предписывавшего периодическую смену членов Комитета Общественного Спасения, 4 марта 1795 года был к тому еще удален от руководительства военными действиями великий Карно. Уже упомянутое выше падение Люксембурга было достигнуто только медленным путем осады. Французские армии оставались на своих местах до сентября, т. е. почти до окончания удобного для операций времени года, а затем Журдан и Пишегрю получили предписания произвести из своих весьма далеких друг от друга позиций совместное вторжение, причем соединение их армий должно было последовать уже на неприятельской земле. Журдан переправился через Рейн, дошел в южном направлении до Майна и обложил Майнц; австрийцы отступили перед ним. Что касается Пишегрю, то его успехи заключались в капитуляции Маннгейма без единого выстрела, отворившего свои ворота под одной лишь угрозой бомбардирования. В эксплуатации этого успеха Пишегрю не проявил, однако же, никакой энергии и своими растянутыми и плохо согласованными маршами дал возможность австрийскому генералу Клерфе (Clairfayt) стянуть свои силы к центральной между Майном и Маннгеймом позиции и отрезать таким образом французских военачальников друг от друга. Новое военное управление, по недостатку ли способности, или же потому, что оно разделяло с общим правительством его все возраставшую слабость, не озаботилось своевременной заготовкой различных запасов, потребных для масс, сосредоточенных в дикой и уже истощенной местности. Клерфе произвел энергичное наступление на терпевшую бедствия и лишения армию Журдана и принудил ее отступить и переправиться обратно за Рейн. Оставив здесь обсервационный корпус и сдерживая Пишегрю на юге, он переправился затем сам через реку под Майнцем и произвел энергичную атаку линии на левом берегу, которыми неприятель в прошлом году оцепил город. Осадные войска были оттеснены по разным направлениям, австрийцы же с постоянно прибывавшими подкреплениями заняли местность, лежащую к западу от реки, отрезав таким образом Журдана от Пишегрю. Как раз в это самое время происходил роспуск Национального Конвента, и бразды правления переходили в руки Директории, одним из пяти членов которой был избран Карно. Живо сознавая всю важность удержания за Францией Маннгейма, потеря которого, между тем, грозно предвещалась недавними неудачами, он послал Журдану настойчивое предписание двинуться на юг для оказания поддержки своему сотоварищу, причем выбор средств для приведения в исполнение этого приказания предоставлялся его собственному усмотрению. Однако было уже слишком поздно. Слабость и невежественность предшествовавшего правительства были причиной той скудости в средствах и сравнительной малочисленности, при которых французской армии было совершенно не под силу тягаться с массами австрийцев, занимавших притом лучшие стратегические позиции. Маннгейм, сдача которого французам состоялась 20 сентября, снова перешел 22 ноября в руки австрийцев, которые тотчас же подкрепили войска, действовавшие на западном берегу против Пишегрю, тогда как Клерфе отбросил еще дальше назад другую французскую армию. Этим успехом завершились его блестящие операции того года. При испортившейся донельзя погоде в армии обнаружилась большая заболеваемость, и 19 декабря Клерфе предложил перемирие, на которое Журдан согласился чрезвычайно охотно. Австрийцы, находившиеся в начале года к востоку от Рейна, удержали за собой западный берег, где позиции их далеко заходили вперед, опираясь на Майнц и Маннгейм, эти два чрезвычайно важных опорных пункта для всех операций, производившихся на том или другом берегу реки. Перерыв военных действий продолжался до 30 мая 1796 года, когда французы, после требуемого условиями перемирия предуведомления, снова переправились через реку и возобновили враждебные действия. Однако же несмотря на то, что новые операции сопровождались крупными и поучительными военными событиями, центр интереса передвинулся уже с северо-востока на итальянскую границу республики, где и оставался, прикованный успехами Бонапарта, до тех пор, пока заключенный в Кампо Формио (Campo Formio) мир не упразднил коалиции держав против Франции. Начиналась необычайная по своему блеску карьера, сделавшаяся с тех пор и остававшаяся до самого своего завершения главной нитью французской истории, нитью, к которой должны быть относимы все другие события и следуя за которой легче всего понять их взаимоотношения. Таким образом, мы дошли да того периода, когда повествование о морских событиях естественно обращается к Средиземному морю, так как итальянские кампании Бонапарта оказали глубокое влияние на политические и морские условия в этом море. На нем же, далее, Бонапарт вступил на судно, отправляясь в ту необыкновенную экспедицию, которая осуждена многими, как химерическая, но которая тем не менее так резко запечатлена особенностями его гения; и тут-то он столкнулся впервые с морской силой Великобритании, которой было суждено погубить его карьеру, и с тем великим моряком, в котором эта морская сила нашла своего высшего выразителя. «В течение 1795 года», — говорит выдающийся военный историк этих войн, — «Франция после двенадцатимесячного периода побед дошла до того, что потеряла почти все свои завоевания; угрожаемая опасной внутренней реакцией, она только с трудом могла высвободиться из затруднений и исправить недостатки своих учреждений. На следующий год мы найдем ее на еще более широкой арене, куда направил ее великий вождь, долго державший в своих руках ее судьбу, вознесший ее на верх славы своими победами и затем низвергший ее в бездну своим пренебрежением к несправедливости и умеренности». (Примечание: Jomini, Guerres de la Rev., livre IX, p.341) |