| ГЛАВА XI МОРСКАЯ ВОЙНА В ЕВРОПЕ (1779-1782). Предшествующая глава закончена мнениями Вашингтона, выражавшимися по различным поводам и неоднократно относительно влияния морской силы на борьбу за независимость Америки. Если бы позволило место, то эти мнения могли бы быть поддержаны мнениями сэра Генри Клинтона — английского главнокомандующего (СНОСКА: Любознательный читатель может ознакомиться с письмами и заметками Клинтона в издании «Clinton Cornwallis Controversy», by В. F.Stevens. London, 1888). В Европе результаты в еще большей степени зависели от того же фактора. Здесь союзники имели три отдельных объекта, по отношению к каждому из которых англичане занимали строго оборонительное положение. Первым из них была сама Англия, для вторжения в которую необходимо было прежде всего уничтожить флот Канала. Если эта задача и ставилась серьезно, то попытки разрешения ее вряд ли можно назвать серьезными. Вторым был Гибралтар, третьим — Менорка. Однако союзникам удалось достигнуть только последней цели. Трижды Англии угрожал флот, значительно превосходивший ее собственный. Трижды угроза исчезала безрезультатно. Трижды Гибралтар был поставлен в критическое положение и трижды его выручало искусство и счастье английских моряков, несмотря на подавляющее неравенство сил. После сражения Кеппеля близ Уэссана в течение 1778 и первой половины 1779 г. не было ни одного генерального сражения между флотами в европейских морях. Между тем, Испания шла к разрыву с Англией и деятельному союзу с Францией. Война была объявлена ею 16 июня 1779 г., но еще 12 апреля был заключен договор между двумя королевствами Бурбонов, предусматривавший деятельную войну с Англией. По его условиям, должно было предпринять вторжение в Великобританию или Ирландию и употребить все усилия к возвращению Испании Менорки, Пенсаколы и Мобиля, — и оба двора обязались взаимно не соглашаться ни на мир, ни на перемирие, ни на прекращение враждебных действий до тех пор, пока не будет возвращен Гибралтар (СНОСКА: 2 Bancroft, History of the United States, vol. X, p. 191). От объявления войны воздерживались до полной готовности к нанесению удара, но при натянутых отношениях с двумя странами английское правительство, без сомнения, должно было бы держаться настороже и приготовиться воспрепятствовать соединению их флотов. Но в действительности не было установлено серьезной блокады Бреста, и двадцать восемь французских линейных кораблей вышли оттуда беспрепятственно (CНОСКА: Хотя англичане, таким образом, непростительно упустили случай воспользоваться своим превосходством над французским флотом, взятым в отдельности, так как флот Канала насчитывал более сорока линейных кораблей, страх, что он может воспрепятствовать соединению, заставил Брестский флот отплыть в спешке и с не полностью укомплектованными командами, — факт, который оказал большое влияние на исход крейсерства (Chevalier, 519)) 3 июня 1779 г., под начальством д'Орвилье, бывшего противником Кеппеля за год перед тем. Флот направился к берегам Испании, где он должен был найти испанские корабли, но полное соединение состоялось не ранее 22 июля. Семь летних месяцев были, таким образом, упущены, но это была не единственная потеря; французы были снабжены провиантом только на тринадцать недель, и эта поистине великая армада из шестидесяти шести военных кораблей и четырнадцати фрегатов имела перед собой не более сорока рабочих дней. Кроме того, болезни опустошали ряды флота, и хотя ему удалось войти в Канал, пока английский флот был в море, последний, численность которого составляла немного более половины числа кораблей неприятеля, сумел пройти через него. Вялость действий коалиции увеличила слабость ее сил, явившуюся следствием недостаточной подготовки; великая и естественная паника на берегах Английского канала и взятие одного линейного корабля были единственными результатами крейсерства, продолжавшегося для французов свыше пятнадцати недель (СНОСКА: Подробности дурного управления этим огромным сборищем кораблей так многочисленны, что запутали бы изложение, и потому мы упомянем о них в выноске. Французский флот поторопился выйти в море при нехватке четырех тысяч матросов до нормального комплекта. Испанцы потратили на соединение с ним семь недель. Когда же это соединение, наконец, состоялось, то спохватились, что никакой общей системы сигналов не было установлено; пять превосходных летних дней были потрачены на исправление этого упущения, и не ранее как через неделю после того флот смог отплыть в Англию. Никаких мер не было принято для пополнения запаса провианта, израсходованного французами за семь недель. Первоначальные приказания, полученные д'Орвилье, предусматривали высадку в Портсмуте или захват острова Уайт, для чего большая армия была собрана на берегах Нормандии. По достижении Канала эти распоряжения были внезапно изменены, и местом высадки был указан Фальмут. Но к этому времени (16 августа) лето было почти на исходе, так что Фальмут, если бы он и был взят, не смог бы служить защитой от непогоды для такого большого флота. Затем восточный шторм выгнал флот из Канала. К этому времени свирепствовавшие болезни так уменьшили численность команд, что многие корабли не могли ни управляться, ни сражаться. Из личного состава корабля — нормальной численностью в восемьсот или тысячу человек — на перекличку собиралось только от трехсот до пятисот человек. Таким образом, дурная администрация сама подорвала боевые силы своего флота; в то же время необъяснимая военная ошибка — перемена объекта нападения безопасного и легкодоступного рейда на третьеклассную и незащищенную гавань — довершила бедствие, отняв единственную надежду на безопасную базу операций в осенние и зимние месяцы. Франция тогда не имела ни одного первоклассного порта на Канале. Поэтому сильные западные штормы, которые господствовали осенью и зимой, выгнали бы союзников в Северное море). Разочарование, явившееся следствием дурной подготовки главным образом Испании, хотя и французское министерство не сумело удовлетворить настоятельные потребности своего флота, обрушилось, конечно, на ни в чем неповинного генерала д'Орвилье. Этот храбрый и образованный, но несчастный офицер, единственный сын которого умер от чумы, бичевавшей союзников, не мог выдержать такого несправедливого отношения. Будучи глубоко религиозным человеком, он не искал спасения в самоубийстве, подобно Вильневу после Трафальгара, но отказался от командования. Незначительный интерес морских операций 1780 г. в Европе сосредоточивается вокруг Кадиса и Гибралтара. Эта крепость была осаждена испанцами немедленно после объявления ими войны, и, хотя успешно сопротивлялась непосредственной атаке, тем не менее, снабжение ее боевыми и продовольственными припасами представляло предмет серьезнейших забот, затруднений и небезосновательных опасений. Ради этого снабжения Родни отплыл 29 декабря 1779 г., имея под своей командой двадцать линейных кораблей с большим конвоем и подкреплениями для Гибралтара и Менорки, а также с судами, торговавшими с Вест-Индией. Последние отделились 7 января и ушли под охраной четырех фрегатов, а на следующее утро Родни встретился с испанской эскадрой из семи военных кораблей и шестнадцати тендерных, которые и взял в плен. Двенадцать из последних, нагруженные провиантом, были отведены в Гибралтар. Неделю спустя, в час пополудни, показалась на юго-востоке испанская эскадра из одиннадцати линейных кораблей. Эскадра эта продолжала держаться на том же курсе, предполагая, что видит корабли с продовольствием для Гибралтара, не охраняемые военными кораблями, — несчастное заблуждение, от которого он очнулся уже слишком поздно, чтобы успеть избежать опасности.. Это произошло от еще более несчастной оплошности, а именно оттого, что флот не выслал на разведку фрегатов. Когда испанский адмирал Дон-Хуан де Лангара понял свою ошибку, то пытался бежать. Но английские корабли были обшиты медью в подводной части, и Родни, дав сигнал общей погони, нагнал его, врезался между ним и портом его назначения, несмотря на ветреную ночь, близость подветренного берега и опасные мели, и взял в плен главнокомандующего с шестью линейными кораблями. Седьмой был взорван. Погода продолжала оставаться бурной, так что один из призов потерпел крушение и еще один был загнан в Кадис; несколько английских кораблей также находились в большой опасности, но счастливо избежали ее, и через несколько дней вся эскадра вошла в Гибралтарскую бухту. Конвой, предназначенный для Менорки, был тотчас же отослан туда, и немедленно после возвращения охранявших его военных кораблей, 13 февраля, Родни отплыл в Вест-Индию с четырьмя линейными кораблями, послав остальную часть своих сил с призами в Англию под начальством адмирала Дигби (Digby). Политическое положение и партийные разногласия в Англии, а также неизбежная сравнительная слабость флота Канала были таковы, что трудно было найти адмирала, который пожелал бы принять на себя командование. Замечательный офицер, адмирал Баррингтон, завоеватель острова Санта-Лючиа, отказался занять первое место, хотя и соглашался служить вторым в порядке командования, даже и в подчинении у младшего по чину (СНОСКА: Life of Admiral Keppel, vol. II, p. 72, 346, 403. См. также Barrow, Life of Lord Howe, pp. 123-126). Союзный флот из тридцати шести линейных кораблей собрался в Кадисе. Их крейсерства, однако, ограничивались побережьем Португалии; их единственной заслугой — хотя, правда, очень важной — было взятие в плен целого конвоя, богато нагруженного военными припасами, предназначенными для Ост- и Вест-Индии. Ввод в Кадис шестидесяти английских призов почти с тремя тысячами пленников был источником большой радости для Испании. 24 октября де Гишен, возвратившись после состязания с Родни, вошел в тот же порт со своей вест-индской эскадрой из девятнадцати линейных кораблей; но собравшиеся здесь огромные силы не сделали ничего. Французские корабли возвратились в Брест в январе 1781 г. Хотя война 1780 г. и не дала военных результатов в Европе, она обусловила событие, которое не может быть всецело обойдено молчанием никакой историей морской силы. Это был вооруженный нейтралитет, во главе которого стояла Россия в соединении со Швецией и Данией. Притязания Англии на захват имущества неприятеля на нейтральных судах тяжело ложились на нейтральные державы, особенно на Балтийские и на Голландию, в руки которой, так же как и в руки австрийских Нидерландов, война передала почти всю транзитную торговлю Европы, тогда как произведения стран Балтики — судостроительные материалы и хлеба — была именно теми товарами, которых Англия хотела лишить своих врагов. Декларации, окончательно сформулированные Россией и подписанные Швецией и Данией, настаивали на международном признании следующих четырех требований: 1. Чтобы нейтральные корабли имели право не только входить в неблокированные порты, но и совершать рейсы между портами воюющей нации; другими словами, требовалось сохранение неприкосновенности каботажной торговли воюющих сторон. 2. Чтобы имущество, принадлежащее подданным воюющей державы, было неприкосновенно на нейтральных кораблях. Это отвечает принципу, выраженному в известном теперь правиле: «на свободных кораблях свободное имущество» (СНОСКА: Юридическая формула: «флаг покрывает груз». — Прим. ред.). 3. Чтобы никакие предметы, кроме оружия и предметов вооружения, не считались контрабандой. Из последней исключались также предметы морского снабжения и съестные припасы, если только они не принадлежали правительству воюющей стороны. 4. Чтобы блокады для признания их обязательными поддерживались достаточными морскими силами, расположенными поблизости от блокируемого порта. Так как договаривавшиеся стороны были нейтральными в настоящей войне, но в то же время обязались поддерживать эти принципы соединенным военным флотом, определенной минимальной численности, соглашение между ними получило название Вооруженного Нейтралитета. Вопрос о правильности различных деклараций относится к международному праву; но очевидно, что ни одно большое приморское государство, занявшее такое положение, какое занимала тогда Англия, не подчинилось бы первому и третьему требованиям, признав их справедливыми. Одна только политика могла бы побудить ее сделать это. Не встретив декларации прямыми возражениями, министерство и король решились пренебрегать ими — образ действий, который в принципе оправдывался даже выдающимися представителями резкой оппозиции того времени. Неопределенная позиция Соединенных Провинций, разделившихся, как в дни Людовика XIV, между сторонниками Англии и Франции, вопреки столетнему союзу с первой, привлекала особенное внимание Великобритании. Их просили присоединиться к Вооруженному Нейтралитету; они колебались, но большинство Провинций сочувствовало ему. Один британский офицер зашел так далеко, что позволил себе стрелять по голландскому военному кораблю, который сопротивлялся обыску торговых судов, шедших под его конвоем. Поступок этот, правильный или нет, способствовал раздражению Голландии против Англии. Последней было решено, что если Соединенные Провинции уступят коалиции нейтральных стран, то им должна быть объявлена война.. 16 декабря 1780 г. английское министерство было извещено, что Генеральные Штаты решились безотлагательно подписать декларации Вооруженного Нейтралитета. Сейчас же были посланы Родни приказания занять голландские вест-индские и южно-американские владения, подобные же приказания полетели и в Ост-Индию, из Гааги был отозван посол. Англия объявила войну четыре дня спустя. Таким образом, главное влияние Вооруженного Нейтралитета на войну выразилось в том, что колонии и торговля Голландии достались в добычу английским крейсерам. Лишний враг не представлял большего значения для Великобритании, географическое положение которой мешало соединению голландского флота с флотами других ее врагов. Владения Голландии везде попадали в ее руки, за исключением спасавшихся от этого Францией, тогда как кровавое, но совершенно непоучительное сражение между английской и голландской эскадрами в Северном море в августе 1781 г. было единственным подвигом, продемонстрировавшим старые голландское мужество и упорство. 1781 год, решивший вопрос о независимости Соединенных Штатов, был отмечен в европейских морях внушительными передвижениями больших флотов, сопровождавшимися, однако, ничтожными результатами. В конце марта де Грасс отплыл из Бреста с двадцатью шестью линейными кораблями. 29-го он отрядил пять из них под начальством Сюффрена в Ост-Индию, а сам продолжал свой путь, который привел его к успеху в Йорктауне и поражению в Вест-Индии. 23 июня де Гишен отплыл из Бреста с восемнадцатью линейными кораблями в Кадис, где он соединился с тридцатью испанскими кораблями. Эта огромная армада отплыла 22 июля в Средиземное море, высадила четырнадцать тысяч войск на Менорке и затем двинулась к Английскому каналу. Англичане должны были в этом году подумать прежде всего о предотвращении опасности, угрожавшей Гибралтару. Эта осажденная крепость не получала припасов со времени посещения Родни в январе предыдущего года и терпела теперь величайшую нужду, так как скудные запасы провианта уже сильно попортились, сухари сделались червивыми и мясо начало разлагаться. Посреди ужасов и шума этой осады, одной из самых длинных и наиболее интересных в истории, страдания сражавшихся увеличивались присутствием в крепости большого количества мирных граждан, включая жен и членов семейств солдат и офицеров. Большой флот из двадцати восьми линейных кораблей отплыл из Портсмута 13 марта, конвоируя триста торговых кораблей в Ост- и Вест-Индию, кроме девяноста семи транспортов и судов с продовольствием для Скалы. Задержка у Ирландского берега помешала ему встретиться с де Грассом, который отплыл через девять дней после него. Прибыв к мысу Сен-Винсент, он не встретил неприятеля и, заглянув в Кадис, увидел там большой испанский флот, стоявший на якоре. Последний, однако, не тронулся с места, и английский адмирал Дерби (Derby) без всяких затруднений доставил в Гибралтар предназначенное ему продовольствие 12 апреля. В то же время он, подобно де Грассу, отослал в Ост-Индию маленькую эскадру, которая задолго до того была предназначена для встречи с Сюффреном. Бездеятельность испанского флота, особенно принимая в соображение страстное отношение правительства Испании к Гибралтару и равночисленность этого флота с английским, если даже не численное превосходство над ним, показывает, как мало имел испанский адмирал доверия к себе или к своим подчиненным. Дерби, выручив Гибралтар и Менорку, возвратился в Канал в мае месяце. В следующем (августе) месяце Дерби при приближении соединенного флота в числе почти пятидесяти кораблей возвратился назад к Торбэю и расположил там на якоре свои тридцать кораблей. Де Гишен, который был главнокомандующим и на осторожность которого в сражении с Родни мы уже обращали выше внимание, был склонен вступить в сражение; но почти единодушная оппозиция испанцев, поддержанных некоторыми из его офицеров, одержала над ним верх в военном совете (СНОСКА: Битсон (Beatson) подробно излагает (т. V, стр. 395) спор в союзном военном совете. Обычная нерешительность таких советов, ввиду затруднительности положения, была увеличена ложным обольщением выгодами коммерческой войны, как решительного способа военных действий. Г. де Боссе (de Beausset) настаивал на том, что «союзные флоты должны бы были обратить все свое внимание на важную и достижимую цель перехватывания британских флотов при возвращении их из Вест-Индии. Эта мера при господстве на море союзных флотов едва ли могла не увенчаться успехом; и это нанесло бы такой удар враждебной нации, от которого она не смогла бы оправиться в течение всей войны». Французское описание этого совета в труде Лаперуза-Бонфиса (Lapeyrouse-Bonfils), в основном, тождественно с цитированным сейчас. Шевалье, умалчивающий о деталях, справедливо замечает: «Только что закончившееся крейсерство союзного флота было таково, что должно было повредить репутации Франции и Испании. Эти две державы, развернув большие силы, не достигли никаких результатов». Английская торговля также понесла небольшие убытки. Гишен писал домой: «Я возвратился из крейсерства утомленный, но без славы»), и великая коалиция Бурбонов опять отступила, побитая внутренними несогласиями и единством неприятеля. Освобождение Гибралтара и неприкосновенность Англии были результатами ее гигантских сборов, так как действия ее едва ли могут быть названы усилиями. Год закончился для союзников обидным поражением их. Де Гишен отплыл из Бреста с семнадцатью кораблями, прикрывая большой флот торговых кораблей и транспортов с боеприпасами. Он был преследуем двенадцатью английскими кораблями, под начальством адмирала Кемпенфилда (Kempenfeld) — офицера, высокие профессиональные способности которого не заслуживали бессмертия, которое подарила ему поэзия за трагическую смерть. Встретившись с французами в полутораста милях западнее Уэссана, он отрезал часть их конвоя, несмотря на сравнительную малочисленность своей эскадры (СНОСКА: Неудачи французов были в значительной степени обусловлены неправильными распоряжениями де Гишена — адмирала искусного и обычно заботливого. Когда Кемпенфилд встретился с ним, французские военные корабли были под ветром у своего конвоя, тогда как английские были на ветре у него. Первые, поэтому, были неспособны своевременно придти на помощь конвою; последний, в свою очередь, не мог вследствие своей многочисленности спуститься в полном составе под ветер сопровождавших его кораблей). Через несколько дней после этого буря рассеяла французский флот. Только два линейных корабля и пять торговых из ста пятидесяти достигли Вест-Индии.. 1782 год начался для англичан потерей Порт-Магона, который сдался 5 февраля, после шестимесячной осады. Сдача его была вынуждена цингою, явившейся следствием недостатка овощей и долгого заключения в дурном воздухе бомбоубежищ и казематов под жестоким огнем неприятеля. В последнюю ночь обороны только на сторожевые посты требовалось 415 человек, тогда как способных к ношению оружия оставалось всего шестьсот пятьдесят человек; так что сменять посты не было возможности. Союзные флоты собрались в этом году в Кадисе в числе сорока линейных кораблей. Ожидалось, что число их будет увеличено голландскими кораблями, но эскадра под начальством лорда Гоу прогнала последние назад в их порты. Нет определенных оснований полагать, что предполагались какие-либо деятельные операции против английских берегов, но в течение летних месяцев союзники крейсировали близ устья Канала и в Бискайской бухте. Их присутствие обеспечивало безопасность прихода и ухода торговых кораблей их стран, и в то же время угрожало английской торговле, несмотря на это Гоу с двадцатью двумя кораблями не только держался в море и избежал сражения, но и сумел ввести благополучно в порт ямайский флот. Ущерб, нанесенный торговле и военно-морским перевозкам обеих сторон, был, можно сказать, одинаков, а потому честь за успешное использование морской силы для таких важных целей, конечно, должна быть воздана слабейшей стороне. Выполнив инструкции, данные им на летнее крейсерство, соединенные флоты возвратились в Кадис. 10 сентября они отплыли оттуда в Алхесирас, на противоположной стороне бухты от Гибралтара, для поддержки большой комбинированной атаки с суши и с моря, в надежде, что она приведет к отнятию у Англии этого ключа Средиземного моря. С теми кораблями, которые уже были там, численность флота достигла почти пятидесяти линейных кораблей. Подробности жестокого штурма едва ли касаются нашего предмета, но, тем не менее, нельзя пройти мимо них без такого, по крайней мере, упоминания, которое может уяснить их интерес и обратить на них внимание. Трехлетняя осада, приближавшаяся в рассматриваемое время к концу, изобилует блестящими подвигами точно так же, как менее видными, но более трудными доказательствами стойкости и выносливости гарнизона. Как долго мог бы последний еще держаться, сказать трудно, ввиду успешного противодействия английских морских сил попыткам союзников перерезать морские коммуникации крепости; но кажется вероятным, что последняя должна была либо пасть под ударами главных сил врага, либо не пасть совсем, так как возраставшее истощение воюющих сторон предсказывало близкое окончание войны. В связи с этим, Испания умножала свои усилия и военную изобретательность, между тем как известия об этом и о приближавшемся решительном столкновении привлекали на арену его волонтеров и именитых людей со всех сторон Европы. Два принца французской ветви дома Бурбонов своим прибытием придали приближавшейся драме еще больший театральный интерес. Присутствие принцев королевской крови требовалось для украшения блестящей катастрофы, ибо осаждавшие горячо ожидали удовлетворительной denouement (развязки) со всей уверенностью драматурга. Кроме укреплений на перешейке, который соединяет Скалу с материком и где теперь были поставлены триста орудий, главная надежда нападавших возлагалась на десять плавучих батарей, неуязвимых для картечи и зажигательных снарядов. На них было сто пятьдесят четыре тяжелых орудия. Батареи эти должны были встать на якорь, в тесной линии, вытянутой с севера на юг, вдоль западного фаса укреплений, примерно в девятистах ярдах от него. Их должны были поддерживать сорок канонерок и столько же бомбардирских судов, кроме усилий линейных кораблей прикрыть атаку и отвлечь гарнизон. Было доставлено двенадцать тысяч французских солдат для подкрепления испанцев в большом штурме, к которому должны были приступить после того, как бомбардировка достаточно разрушит крепость и деморализует ее защитников. В это время последние насчитывали в своих рядах семь тысяч человек, а у их сухопутных противников было тридцать три тысячи человек. Последний акт был открыт англичанами. В семь часов утра 8 сентября 1782 г. командующий генерал Эллиот открыл жестокий и в высшей степени эффективный огонь по веркам на перешейке. Достигнув своей цели, он остановился, но на следующее утро неприятель поднял перчатку и в течение четырех дней непрерывно обстреливал укрепления, выпуская только из орудий, установленных на перешейке, шесть тысяч пятьсот сплошных ядер и тысячу сто бомб каждые двадцать четыре часа. Так приблизилась великая заключительная сцена 13 сентября. В семь часов утра этого дня десять батарейных кораблей отдали швартовы, на которых они стояли у входа в бухту, и спустились к назначенным им местам. Между девятью и десятью часами они стали на якорь и тотчас же открыли ураганный огонь. Осажденные отвечали с одинаковым ожесточением. Батарейные корабли вначале брали перевес и в течение нескольких часов оправдывали возлагавшиеся на них надежды: снаряды не пробивали их бортов или даже скользили по ним, а автоматические аппараты для тушения огня сводили на-нет действие каленых ядер. Однако около двух часов показался дым на корабле главнокомандующего и, несмотря на все попытки сбить огонь, распространение его продолжалось. Такое же несчастье постигло и другие корабли; к вечеру огонь осажденных достиг уже заметного превосходства, и к часу пополуночи большая часть батарейных кораблей была охвачена пламенем. Их затруднительное положение ухудшалось еще действиями морского офицера, командовавшего английскими канонерками и занявшего теперь пост на фланге линии: он громил ее с весьма действенными результатами, чего испанские канонерки не должны бы были допустить. В конце концов, девять или десять батарейных кораблей взорвались, причем погибло около тысячи пятисот человек и около четырехсот едва были спасены из огня английскими моряками. Десятый корабль был абордирован и зажжен английскими шлюпками. Надежды атакующих погибли с этой неудачей батарейных кораблей. Теперь осталась только надежда принудить гарнизон к сдаче голодом, и к ней- то и обратились союзные флоты. Известно было, что лорд Гоу был на пути в Гибралтар с большим флотом из тридцати четырех линейных кораблей, не считая тендеров. 10 октября сильный западный шторм нанес повреждения некоторым союзным кораблям, пригнав один из них к берегу, под огонь батарей Гибралтара, после чего он сдался. На следующий день показалась эскадра Гоу, и транспорты имели превосходный случай стать безопасно на якорь; но этот случай, по беспечности их, был упущен всеми, кроме четырех. Остальные прошли с военными кораблями к востоку, в Средиземное море. Союзники последовали за ними 13-го, но, хотя оказавшись, таким образом, между портом и силами, шедшими ему на помощь, и не обремененные, подобно последним, тендерами, они все-таки ухитрились позволить почти всем транспортам проскользнуть мимо них и стать благополучно на якорь. Не только провиант и боеприпасы, но и отряды войск, привезенные военными кораблями, были спокойно доставлены на берег. 19-го числа английский флот прошел обратно через пролив с восточным ветром, потратив на исполнение всей своей миссии всего неделю времени и обезопасив Гибралтар еще на целый год. Союзные флоты последовали за ним, и 20-го числа состоялось сражение на дальней дистанции, так как союзники, хотя и бывшие на ветре, не захотели подойти ближе. Число кораблей, участвовавших в этом великолепном спектакле, — заключительной сцене великой европейской драмы и эпилоге успешной обороны Гибралтара, — было восемьдесят три: сорок девять союзных и тридцать четыре английских. Из первых только тридцать три вступили в бой, но поскольку и худшие ходоки, вероятно, успели бы принять участие в общей схватке, то лорд Гоу был, надо думать, прав, уклоняясь, насколько от него зависело, от боя, на котором союзники не слишком горячо настаивали. Таковы были результаты этой великой борьбы в европейских морях, отмеченной со стороны союзников усилиями — гигантскими по размерам, но разрозненными и вялыми по исполнению. Англия, которую противники сильно превосходили численностью флота, выказала большую целеустремленность, высокое мужество и мореходное искусство; но едва ли можно сказать, что военные замыслы ее советов и кабинетное управление ее морскими силами были достойны искусства и преданности отечеству ее моряков. В действительности неравенство шансов против нее не было даже приблизительно так велико, как то показывают грозные списки орудий и кораблей; и если можно простить первоначальные колебания, то последовавшие за объявлением войны годы нерешительности и пассивности союзников должны бы были обнаружить перед ней их слабость. Нежелание французов рисковать своими кораблями, так ясно высказанное д'Эстеном, де Грассом и де Гишеном, а также медлительность и несостоятельность испанцев должны бы были побудить Англию к продолжению ее исконной политики — уничтожению организованной силы неприятеля на воде. В действительности и, вероятно, в силу необходимости, открытие каждой кампании заставало неприятелей разделенными — испанцев в Кадисе, французов в Бресте (СНОСКА: «Весной 1780 г. британское адмиралтейство собрало в портах Канала сорок пять линейных кораблей. Эскадра в Бресте была уменьшена до двенадцати или пятнадцати... В угоду Испании, двадцать линейных кораблей присоединились к флагу адмирала Кордова в Кадисе. Вследствие таких диспозиций флот англичан, стоявший в Канале, задерживал соединение наших сил, находившихся в Бресте и Кадисе. Крейсера неприятеля свободно пересекали пространство между Лизардом и Гибралтарским проливом» (Chevа1iеr, р. 202). В 1781 г. «Версальский кабинет обратил внимание Голландии и Испании на необходимость сосредоточить в Бресте флот, достаточно сильный для того, чтобы импонировать эскадре, которую Великобритания держала в Канале. Голландцы остались в Текселе, и испанцы не оставили Кадиса. Это положение вещей имело тот результат, что сорок английских линейных кораблей блокировали семьдесят, принадлежавших союзным державам» (р. 265)). Для блокады последних Англии следовало напрячь все свои силы; таким образом, она остановила бы в самом начале главный поток силы союзников и, зная точно, где был сосредоточен их флот, освободилась бы от той неопределенности, которая стесняла ее движения, как только этот флот приобретал свободу действий в открытом море. Стоя перед Брестом, английский флот был бы расположен между союзниками. Через свои разведывательные суда он узнал бы о приближении испанцев задолго до того, как это могли бы знать французы. Англия имела бы тогда возможность противопоставить каждому союзнику в отдельности количественно и качественно более сильный флот. Ветер, попутный для испанцев, запер бы их союзников в порту. Самыми блестящими примерами неуменья Англии воспользоваться этим являются, во- первых, тот факт, что в марте месяце 1781 г. де Грассу было позволено беспрепятственно выйти в море, ибо превосходивший его английский флот, отплывший из Портсмута за девять дней до него, был задержан адмиралтейством у ирландских берегов (СНОСКА: «Как в парламенте, так и вне его оживленно обсуждался следующий вопрос: не следовало ли действовать в том убеждении, что задержка французского флота под начальством графа де Грасса должна была быть первой целью для британского флота под начальством вице-адмирала Дерби, вместо того чтобы терять время на плавание в Ирландию, чем возможность упомянутой задержки была упущена. Поражение французского флота, конечно, полностью расстроило бы великие планы, которые неприятель строил в Ост- и Вест-Индии. Это обеспечило бы безопасность британских Вест-Индских островов; мыс Доброй Надежды попал бы в руки Британии, и кампания в Северной Америке могла бы окончиться совершенно иначе» (Beatson's Memoirs, vol. V, p. 341, где приведены также и аргументы противной стороны)), и, во- вторых, тот, что в конце этого года Кемпенфилд был послан задержать де Гишена с меньшими силами, чем у последнего, тогда как дома оставалось еще довольно кораблей для изменения положения в пользу Англии. Несколько кораблей были уже готовы ко времени отплытия Кемпенфилда, и тем не менее они не были призваны к участию в предприятии, имевшем столь непосредственное отношение к кампании Родни. Упомянутые силы при их объединении уничтожили бы семнадцать кораблей де Гишена и конвоировавшиеся ими торговые суда с ценнейшим грузом. Гибралтар был, в самом деле, тяжелым бременем для английских операций, но державшийся за него национальный инстинкт был справедлив. Ошибка английской политики состояла в попытке ее удержать столь много других пунктов на суше, пренебрегая в то же время быстротой сосредоточения сил для нападения на отдельные отряды союзных флотов. Ключ к положению был на океане. Большая победа там разрешила бы все другие спорные вопросы, но невозможно было одержать большую победу, пытаясь повсюду поддерживать видимость могущества (СНОСКА: Растянутость слабой линии, нигде не отвечающей потребностям войны, представляет одно из наиболее частых, но в то же время и наиболее возмутительных нарушений принципов войны. Требования торговли и местные интересы заставляют правительства особенно грешить в этом отношении). Северная Америка была для Англии еще более тяжелым бременем, чувства нации по отношению к ней, без сомнения, были ошибочными: гордость, а не мудрость поддерживали эту борьбу. Каковы бы ни были симпатии к американцам отдельных лиц и классов в союзных нациях, правительствами их американское восстание ценилось только как ослабление Англии. Операции в Америке зависели, как было показано, от господства над морем, и попытки удержания этого господства отвлекали большие отряды английских кораблей от борьбы с Францией и Испанией. Если бы тогда можно было рассчитывать, что успешная война вновь сделает Америку тем, чем она некогда была, т.е. горячо привязанной к Великобритании колонией, прочной базой ее морской силы, то эта война была бы достойна и гораздо более великих жертв; но это было уже невозможно. Однако, хотя Англия потеряла из-за собственных ошибок преданность колонистов, которая поддерживала и обеспечивала ее власть в их портах и на морском берегу, у нее оставались еще в Галифаксе, на Бермудских островах и в Вест-Индии достаточно сильные военные станции, уступавшие как морские базы только таким сильным портам, которые окружены дружеской страной, великой по ресурсам и населению. Отречение от борьбы в Северной Америке усилило бы Англию гораздо больше, чем союзников. При сложившемся положении дел ее большие эскадры всегда находились там под угрозой того, что неприятель осилит их внезапным нападением с моря, как это и случилось в 1778 и 1781 гг. К оставлению надежды на удержание Америки, как безвозвратно потерянной, — ибо никакое военное подавление военной силой не смогло бы возвратить старой преданности, — должно бы было присоединиться отречение на время от всякого военного мероприятия, которое мешало концентрации сил, если оно не увеличивало ее могущества. Удержание большей части Антильских островов подходило под это определение, ибо окончательное завладение ими обусловливалось морской кампанией. Тогда удалось бы сберечь для Барбадоса и Санта-Лючии, для Гибралтара, а может быть и для Магона такие гарнизоны, которые предохранили бы от посягательств неприятеля все эти владения до тех пор, пока не закончилась бы борьба за гегемонию на море. И к ним могли бы быть прибавлены одна или две жизненно важные позиции в Америке, подобные Нью-Йорку и Чарльстону, которые следовало удерживать до тех пор, пока были бы даны гарантии такого обращения со сторонниками Англии, какого она должна была требовать ради сохранения своей чести. Освободившись, таким образом, от лишнего бремени, Англия могла бы, затем, приступить к сосредоточению своих сил для наступательных целей. Шестьдесят шесть линейных кораблей у берегов Европы, — половина перед Кадисом и половина перед Брестом, — с резервом на родине для замещения поврежденных кораблей, далеко не истощили бы сил английского флота; и что таким флотам не пришлось бы сражаться, может быть не только сказано нами, имеющими перед собой всю историю, но могло быть понята и теми, которые наблюдали за тактикой д'Эстена и де Гишена, а позднее и де Грасса. А если бы даже и такое рассеяние сил было сочтено желательным, то можно было бы ограничиться сорока кораблями перед Брестом, оставив, таким образом, море открытым для испанского флота, если бы он пожелал померяться с остальной частью флота английского, чтобы решить вопрос об обладании Гибралтаром и Магоном.. Зная то, что мы знаем теперь о сравнительных достоинствах этих двух противников, мы не можем сомневаться в том, каков был бы результат. И Гибралтар, вместо того чтобы быть бременем для Великобритании, сделался бы для нее элементом могущества, каким он часто был до и после тех дней. Невольно напрашивается следующее заключение: каковы бы ни были решающие факторы в борьбе между соседними континентальными государствами, когда возникает вопрос о владении отдаленными политически слабыми странами, будь они разрушающиеся империи, анархические республики, колонии, изолированные военные посты или острова меньше определенной величины, — он должен быть, в конце концов, решен морской силой, организованной военной силой на воде, которая представляет собой коммуникации, т.е. один из самых выдающихся факторов всякой стратегии. Великолепная оборона Гибралтара зависела от этой силы. Ею обусловливались результаты войны в Америке, она определила и конечную судьбу Вест-Индских островов и конечное обладание Индией. От нее будет зависеть обладание Центрально-Американским перешейком, если этот вопрос примет военную окраску. И та же самая морская сила, хотя не без влияния континентального положения и окружения Турции, — должна быть веским фактором в решении восточного вопроса в Европе. Раз это так, то военная мудрость и экономия времени и средств требуют, чтобы воюющая сторона искала скорейшего решения на море с уверенностью, что держава, которая приобретает военное преобладание там, в конце концов, выиграет войну. В войне за независимость США численное превосходство врагов Англии было очень велико. Действительное неравенство сил было хотя и меньше, но все-таки не в ее пользу. Военные соображения должны были побудить ее отречься от колоний, но если национальная гордость не могла допустить этого, то следовало прямо блокировать враждебные арсеналы. Если не было достаточной силы для приобретения превосходства над обеими нациями, то следовало сосредоточить свои усилия против сильнейшей из них. В том, что об этом не подумали, состояла первая ошибка английского адмиралтейства. Заявления первого лорда и оценка им соотношения сил в начале войны не подтвердились фактами. Первый флот под начальством Кеппеля только равнялся французскому, и в то же время эскадра Гоу в Америке была слабее флота под начальством д'Эстена. В 1779 и 1781 гг. английский флот, напротив, превосходил французский, но, тем не менее, союзники соединились беспрепятственно, тогда как в следующем году де Грасс ушел в Вест-Индию, а Сюффрен в Ост-Индию. В сражении Кемпенфилда с де Гишеном адмиралтейство знало, что груз конвоировавшихся французским адмиралом судов был в высшей степени важен для кампании в Вест-Индии, и, несмотря на это, оно послало своего адмирала в море только с двенадцатью кораблями, между тем, в это время, помимо подкреплений, предназначенных для Вест-Индии, много других кораблей стояло в Доунсе, по справедливому выражению Фокса (Fox), для «жалкой цели» — борьбы с голландской торговлей. Различные обвинения, выдвинутые Фоксом в речи, из которой мы заимствовали цитированное сейчас выражение, в части, относившейся к франко-испанской войне, основывались главным образом на необходимости атаковать союзников, прежде чем они вышли в океанские просторы и поддерживались авторитетным профессиональным мнением лорда Гоу, который сказал о сражении Кемпенфилда: «Не только судьба Вест- Индских островов, но, может быть, и вся будущая судьба войн могла быть решена почти без риска в Бискайском заливе» (СНОСКА: Annual Register, 1782). Не без риска, но с сильной вероятностью успеха, все ведение войны следовало сначала подчинить задаче сосредоточения английских сил между Брестом и Кадисом. Никакая помощь Гибралтара не могла бы быть более действенной, никакая диверсия не обеспечила бы лучше безопасность Вест- Индских островов. И американцы тогда тщетно взывали бы о той и без того скудной помощи, которая была оказана им французским флотом. Ибо великие результаты, явившиеся следствием прихода де Грасса, не должны затемнять того факта, что он пришел 31 августа и с самого начала объявил, что должен вернуться в Вест-Индию, примерно, в середине октября. Только случайное стечение обстоятельств помешало повторению для Вашингтона в 1781 г. тех прискорбных разочарований, которые заставили пережить его д'Эстен и де Гишен в 1778 и 1780 гг. |