| ГЛАВА XI. АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН В 1796-1801 ГОДАХ. — БЛОКАДЫ БРЕСТА. — ФРАНЦУЗСКИЕ ЭКСПЕДИЦИИ ПРОТИВ ИРЛАНДИИ В конце 1795 года, после крайне неудачных частных столкновений Мартэна с Готамом в Средиземном море и Вийаре Жуаеза с Бридпортом — в Бискайской бухте, французской администрацией было, как уже известно, принято решение — прекратить посылку в море больших эскадр и ввериться системе уничтожения неприятельской торговли при посредстве отдельных крейсеров или же небольших отрядов. Решение это оставалось в силе и в последующие годы и было также принято Бонапартом, когда в 1799 году Директория была заменена консульским правлением. Эта система действий вполне отвечала господствовавшему во Франции, как среди морских офицеров, так и среди неспециалистов, воззрению, в силу которого действия флота постоянно подчинялись другим военным соображениям, или «конечным целям», как обыкновенно говорилось в этом случае. Воззрение это не могло не найти себе отклика и не отразиться на взглядах великого полководца, управлявшего Францией в течение первых четырнадцати лет настоящего столетия. Между тем оно сводилось прямо-таки на отказ от всякой попытки господствовать на море. Поэтому каждый раз, когда предпринималась какая-нибудь экспедиция, требовавшая передвижения морем, неизбежно приходилось прибегать к различным, более или менее удачно задуманным хитростям; надежда на успех основывалась тут не на разумной уверенности, доставляемой господством на море или же искусным группированием сил, но на сочетании случайностей, которое хотя и могло в данном частном случае быть более или менее благоприятным, но которое никогда нельзя было считать обеспечивающим степень уверенности, необходимую даже и в рискованных комбинациях военной игры. Таким образом, в свирепствовавшей тогда борьбе флот был формально отодвинут на задний план, и при стесненных обстоятельствах казначейства на военную материальную часть его — суда и их вооружение — перестали обращать должное внимание. И это привело к тому, что Франция продолжала сохранять зависимое по отношению к Англии положение даже еще и после того, как в 1797 и 1798 годах она благодаря смелости и искусству Бонапарта отделалась от своих континентальных врагов. Этим объясняется, почему за те шесть лет, о которых теперь идет речь и которые предшествовали заключению в 1802 году Амьенского мира, большие французские эскадры только три раза выходили в море. И каждый раз успешность их действий обусловливалась или отсутствием в тех водах британских эскадр, или же тем, что французам удавалось обмануть бдительность англичан. Здесь, как и при уничтожении торговли, главными факторами были скрытность действий и хитрость, а не сила. Два из этих трех предприятий, а именно Египетская экспедиция Бонапарта и прорыв Брюи из Бреста в 1799 году, были уже описаны раньше, когда речь шла о Средиземном море, на котором они главным образом, — а первое даже и целиком, — имели место. Третьим из этих предприятий была снаряженная под начальством Гоша экспедиция в Ирландию, для конвоирования которой были отправлены из Бреста в самом конце 1796 года семнадцать линейных кораблей и двадцать меньших судов Согласно со сказанным выше, в течение рассматриваемого периода времени операции в Атлантическом океане ограничивались, за редкими лишь исключениями, уничтожением торговли неприятеля, затруднением его морских сношений и, со стороны англичан — более или менее бдительным наблюдением за происходившим во французских военных портах, наиболее важным из которых был Брест. Вследствие несходства морских условий двух главных противников был различен и характер их действий. Английская торговля охватывала все моря и имела сношения со всеми частями света; поэтому французским крейсерам можно было расходиться в разные стороны по хорошо известным торговым путям с основательной надеждой на захват призов в том случае, если только они сами не попали бы в руки неприятеля.. Английские же крейсера, с другой стороны, могли найти французские торговые суда только у побережий Франции, так как заграничная торговля последней, производившаяся на ее собственных судах, была уничтожена. Зато каботажная торговля, производившаяся по большей части на судах от тридцати до ста тонн вместимостью, была сильно развита, и в приморских провинциях в значительной степени заменяла собой перевозку товаров сухим путем. Нейтральные суда, при посредстве которых производилась еще остававшаяся в руках врагов Англии заграничная торговля и которые часто могли быть задержаны по причине сознательного или бессознательного нарушения ими международных постановлений, могли быть, конечно, встречены в наибольшем числе около берегов, к которым они направлялись. Наконец, французские приватиры были по большей части небольшие суда, которые предназначались лишь для кратковременного пребывания в море и которые должны были крейсировать в Канале или в смежных с ним водах, наиболее изобиловавших английскими судами. Ввиду всего этого англичане для безопасности своих торговых судов дальнего плавания соединяли их в большие группы — караваны, отправлявшиеся под охраной нескольких военных кораблей. Рассеянные же английские крейсеры были гуще всего распределены в водах ближайших к метрополии — в Английском канале, между южным берегом Ирландии и Уэшантом, в Бискайской бухте и вдоль побережий Испании и Португалии. Здесь они постоянно были под рукой, чтобы мешать действиям неприятеля, направленным против торговли их страны, чтобы охранять и отбивать свои коммерческие суда и чтобы ограничивать каботажную торговлю противника и возможность для его коммерсантов производить под нейтральным флагом торговые операции, недоступные уже для своего флага. Соответственно с этим, летописи того времени переполнены не описаниями морских сражений, а заметками о захваченных и отнятых судах и караванах, прокрадывавшихся вдоль берегов Франции и подвергавшихся со стороны вездесущих неприятельских крейсеров погоне и преследованиям, заставлявшим их выбрасываться на берег. И такой ущерб терпела не одна лишь торговля. Снабжение военных портов даже французскими же продуктами производилось тогда главным образом при посредстве судов прибрежного плавания. И портам этим постоянно приходилось терпеть затруднения, доводившие их иногда до полной несостоятельности, от неутомимых в своем старании неприятельских судов, напоминающих своей деятельностью рассказы об испанских герильяс в их предприятиях против обозов и коммуникационных линий французских армий в Пиренейскую войну (Примечание: Я говорил вчера вечером, в театре, с генералом Кильменом (начальником отряда, назначенного для посылки в Ирландию). Он сообщил мне, что... Брестское адмиралтейство пусто и что запасы, имеющиеся в других портах, не могут быть пересланы туда вследствие превосходства морских сил противника, поддерживающего повсюду действительную блокаду". (Wolf Tone's Journal, June 16, 1798). В 1801 году "в Брестском порту был недостаток провизии. Вследствие трудности провести туда караван судов Первый консул решил разделить находившийся там флот на части и одну из них послать в Рошфор... Испанскому адмиралу (пришедшему туда с Брюи в 1799 году) было предложено конвоировать этот отряд. При этом для снабжения конвойных кораблей ему пришлось брать необходимые предметы с других судов эскадры; что же касается провизии, то он мог получить только семнадцатидневный запас ее. Противные ветры и постоянное присутствие неприятеля помешали отплытию этих судов". По той же самой причине не состоялась и союзная экспедиция на мыс Доброй Надежды. "Голландские порты были блокированы не менее строго, чем и берега Франции". "В Бресте перебивались со дня на день Вийаре Жуаезу было приказано выйти с море с десятью французскими и десятью же испанскими кораблями для оказания поддержки караванам судов при их входе. Он, однако же, не пошел и получил другое назначение". (Troude, Batailles Navales, vol. III, p. 222)). В течение первой, более продолжительной, части этого периода наблюдение за неприятельскими портами, и особенно за большим и трудно поддававшимся надзору Брестским портом, не было ведено с той бдительностью и энергией, которых требует крупное военное предприятие и при которых мера эта только и может быть действенной, препятствуя выполнению планов энергичного противника. Некоторым оправданием такой вялости действий может, пожалуй, служить то обстоятельство, что английскому адмиралтейству было известно состояние французского флота и намерения французского правительства; кроме того, такое отношение к делу оправдывалось еще и хорошо известными взглядами лорда Гоу, этого некогда столь деятельного офицера. Но даже и эти обстоятельства едва ли могут быть признаны чем- либо большим, как только смягчающими обстоятельствами в пользу системы плохой по самому своему существу. Представлявшиеся затруднения были, несомненно, велики, и сама служба была чрезвычайно тягостна. Кроме того, даже при самом тщательном наблюдении, нельзя было, конечно, быть уверенным в совершенной невозможности для неприятеля выскользнуть из порта. Но в каких же человеческих делах, а тем более еще на войне, можно с полной достоверностью рассчитывать на ожидаемые результаты? Главной особенностью военной задачи, с которой теперь приходилось иметь дело Великобритании, было то обстоятельство, что неприятельские флоты по причине административных нужд были распределены между несколькими портами. Для того же, чтобы эти разбросанные отряды могли успешно действовать против ее могучей морской силы, два из них или и больше должны были предварительно соединиться в значительную эскадру. Таким образом, главнейшая обязанность британского флота заключалась в том, чтобы препятствовать такому соединению, а это ничем другим не могло быть выполнено столь же успешно, как бдительным и настойчивым наблюдением за неприятельскими военными портами. При этом, конечно, нечего было обольщаться тщетной надеждой на то, что ни одному отряду ни в каком случае не удастся выскользнуть из порта, но можно зато было иметь основательную уверенность в том, что никогда не проскочит сразу столько судов, чтобы они могли предпринять что-либо, представляющее серьезную угрозу для Англии. Из этих военных портов наиболее важным, как по занимаемому им положению, так и по имевшимся в нем всякого рода средствам, был Брест, в котором обычно и стояла самая большая и сильная из тех частей, на которые были подразделены неприятельские флоты. Наблюдение за ним и представляло, поэтому, чрезвычайную важность, и при самом серьезном за все время Наполеоновских войн морском кризисе Брестский «блокирующий» флот, как его тогда неточно называли, неусыпностью своего наблюдения совершенно расстроил один из самых грандиозных планов Наполеона. Этому флоту и его адмиралу, Корнуэлсу, в значительной степени принадлежит заслуга того, что широкие планы, которые должны были увенчаться вторжением в Англию ста пятидесяти тысяч солдат, дравшихся уже под Аустерлицем и Иеной, завершились вместо того Трафальгарским поражением. Во всяком случае, однако же, можно утверждать, что если бы в 1805 году практиковалась еще та система, с которой тесно связаны имена Гоу и Бридпорта и которая одобрялась и адмиралтейством до тех пор, пока не принял командование суровый граф Сен- Винсент, французскому флоту удалось бы, вероятно, занять свое место в обширном стратегическом плане императора. Этот далеко идущий план, настолько грандиозный по сопряженному с ним риску и по своим последствиям, что многие сомневались даже, и всегда будут сомневаться, в серьезном намерении Наполеона осуществить его, был только крайним примером тех опасностей, которым подвергалась Великобритания, и защита против которых и составляла задачу ее флотов. С истинно гениальной проницательностью план этот был направлен прямо в сердце страны; и за исключением нескольких случайных замечаний императора, к словам которого никогда нельзя было иметь безусловного доверия, мало основания сомневаться, что он действительно готов был идти на огромный риск ради выполнения предприятия столь ясно запечатленного, как в общем плане, так и в частностях, характерными особенностями его ума и темперамента. Но широко раскинувшиеся владения Англии представляли и помимо самих Британских островов много удобных пунктов для ударов неприятеля. И английский флот должен был охранять не только сердце страны, но и ее окраины, которым всем, по мере их значения и сообразно с их средствами самообороны, грозила опасность, коль скоро неприятельская эскадра свободно разгуливала по морю. Но каким же образом следовало выполнить эту задачу? Распределением флота между угрожаемыми пунктами и установлением оборонительной линии непосредственно перед защищаемой местностью? Но не так следует понимать то совершенно верное положение, что первая оборонительная линия Англии — это ее флот. Как и во всех военных кампаниях, операционный фронт сильного флота должен быть выдвинут вперед, к неприятелю, настолько, насколько это совместимо с возможностью взаимной поддержки для различных отрядов и с надежностью сообщений с базой. Военная сила, располагающая свою боевую линию близ неприятельских позиций, не только удаляет этим от треволнений войны великие национальные интересы, но еще и обеспечивает себе пользование местностью, лежащей сзади операционного фронта, в данном случае морем. Британским эскадрам, имевшим, если не по численности, то по духу, перевес над неприятелем, следовало держаться перед враждебными портами и по возможности ближе к ним. Таким образом им предоставлялась наибольшая возможность не только расстраивать широкие планы, грозившие бедствием их стране, но еще и охранять по мере сил другие, хотя и не столь же крупные, но все же важные интересы, а равно и оказывать покровительство национальной торговле. Английский флот, роль которого, — как, в конце концов, и роль самой Британской империи, — была чисто оборонительной, всегда мог при этом, если бы представился удобный случай, перейти в наступление. «Тулонской эскадре будут предоставлены все удобства к выходу в море, — писал Нельсон, — так как именно на море мы надеемся выполнить ожидания своего отечества», — надежда, которую ему довелось осуществить при Трафальгаре, где навсегда рушились наиболее широкие замыслы Наполеона. Эта надежда Нельсона основывалась, однако же, на строгом наблюдении за портом, и по его собственному заявлению, установление такого наблюдения при помощи постоянных крейсерств перед портом и составляло его задачу (Примечание: Nelson's Disp., vol. V, pp. 300, 306, 411, 498). Вынужденное же неисправным состоянием некоторых судов оставление этого плана послужило главной причиной тех затруднений, которые преследовали его всю эту кампанию. Если бы какому-нибудь неприятельскому отряду и удалось выскользнуть, — как это действительно и было в Тулоне и еще при других случаях, — то такая чисто случайная неудача не могла бы расстроить общий план операций. Первая оборонительная линия была бы, правда, прорвана в одном пункте, но за ней оставались бы еще другие линии — укрепленные порты и за ними сухопутные войска, а в морских местностях, как, например, в Вест-Индии, — отряд судов, для которого было более или менее возможным продержаться против неприятеля до прибытия подкреплений. В надлежащим образом согласованной системе обороны требуется, чтобы каждый пункт мог продержаться не неопределенное время, а лишь столько, сколько необходимо ему для получения поддержки от других частей. Из того обстоятельства, что военный флот составляет первую (как по порядку, так и по значению) оборонительную линию, никоим образом не следует, что не существует, или не должно существовать, еще и других оборонительных линий. Это насильственное и дикое истолкование совершенно верного положения, утверждающего, что флот составляет наилучшую охрану морской границы, истолкование, значительная часть ответственности за которое падает на морских офицеров, тесно связано с той ошибочной стратегией, согласно с которой флот, какова бы ни была его сила, должен быть приурочен к отечественным портам и распределен между ними. Флотами не упраздняются ни укрепления, ни армии; но разумная эксплуатация сил их может избавить страну от того напряжения, которое появляется в то время, когда приходится прибегать к этим средствам, когда война не ведется уже вдали, а громит самые ворота страны, а между тем море, этот источник благосостояния, заперто для нее. Эту важную службу сослужили для Великобритании ее моряки в дни Наполеона, и главным образом при помощи тех строгих блокад, образцы которых дал Сен-Винсент под Тулоном, в Средиземном море и затем под Брестом, когда принял начальство над флотом Канала. Брестский порт в качестве важнейшего неприятельского военного порта, около которого должны были сосредоточиваться операции значительной части британского флота, должен быть рассматриваем с двух различных точек зрения: во-первых, со стороны его положения относительно английских операционных баз и открытых для нападения пунктов английской территории; и, во-вторых, в отношении его собственных ближайших окрестностей — насколько, именно, они способствовали операциям французского флота, и какую диспозицию следовало принять английскому флоту, чтобы наиболее действительным образом помешать этим операциям. По своему характеру первый из этих вопросов есть вопрос стратегический, а второй — тактический. У оконечности полуострова, составляющего северо-западную окраину Франции, берег образует глубокую впадину, лежащую между двумя мысами, расположенными почти на одном и том же меридиане и носящими имена мыса св. Матвея и мыса Ра. Расстояние между этими мысами, из которых мыс св. Матвея — более северный, равняется семнадцати милям. Из глубины впадины выступает полуостровок, разделяющий ее на две неравные бухты; из них южная известна под именем бухты Дуарнене, и северная — под именем Брестской бухты. Вход в первую имеет пять миль ширины и ничем не прегражден, так что здесь получается лишь слабая защита от моря, но, тем не менее, суда находят здесь якорную стоянку хотя и беспокойную, но безопасную даже и при западных штормах. В меньшую по размерам Брестскую бухту ведет проход Гуле, длиной в три мили и шириной только в одну. С таким подступом, да еще к тому же при благоприятном рельефе окружающей местности, здесь получается полная безопасность и обеспечивается возможность производства различных судовых работ при таком состоянии моря, которое делало бы их неосуществимыми на более открытой якорной стоянке в бухте Дуарнене. Расстояние между Гуле и мысом св. Матвея равняется семи милям, и непосредственно перед первым расположены два открытые рейда — на севере Бертом и на юге Камаре, которыми часто пользовались французские суда перед окончательным отправлением в экспедицию или же для выжидания ветра. Если бы окрестности Брестского порта не представляли дальнейших гидрографических особенностей, то задача британского адмирала была бы сравнительно легка. Своеобразное же сочетание местных опасностей заставляло его, даже и при благоприятной погоде, держаться в значительном удалении от берега и в то же время благоприятствовало выходу французов. От обоих мысов, св. Матвея и Ра, идут в море на протяжении пятнадцати миль сравнительно узкие мелководные полосы. Та из них, которая начинается у мыса св. Матвея, направляется на WNW и заканчивается островом Уэшант (Примечание: Между Уэшантом и рифами существует узкий проход, пригодный и для линейных кораблей, но проходом этим, промеренном при лорде Сен-Винсенте, можно было пользоваться лишь при помощи лоцманов, и он составлял, таким образом, скорее удобство, чем существенную местную особенность). От мыса же Ра идет почти прямо на W, а именно к пункту, лежащему как раз на S от Уэшанта и в двадцати двух милях расстояния от него, целая гряда рифов, мелей и низменных островов, известная под названием Шоссе-де-Сан (Chaussee de Sein). Между этими двумя длинными и низкими преградами находится главный подход к Бресту — Ируазский канал, длиной в пятнадцать миль и шириной от семнадцати до двадцати двух, т.е. почти вдвое шире Гибралтарского пролива. В канале этом не представлялось возможности держать отряд из крупных судов, особенно же из трехдечных кораблей, носивших девяносто и более пушек, которые составляли значительную часть флота Канала и отличались своей полной неспособностью ходить круто к ветру. При своих коротких и высоких кузовах и тяжелом рангоуте они сильно дрейфовали в свежий ветер и поэтому требовали под ветром большого простора, который также нужен был и для того, чтобы они могли лечь на фордевинд в случае, если бы ветер засвежел через меру. Пытаться держать эти грозные, но неуклюжие суда в Ируазском канале во время преобладающих в Бискайской бухте (Примечание: В Английском канале и у соседней с ним части западных берегов Европы ветры, дующие из части компаса между SW и NW, господствуют в течение трех четвертей всего числа дней в году и отличаются часто своей чрезвычайной силой) сильных западных штормов, не имея при том же никакого другого убежища, кроме подветренного неприятельского порта, — это значило бы добровольно напрашиваться на свою погибель. Для британского флота было, поэтому, весьма важным держаться в случае особенно свежей погоды в открытых водах Английского канала. Остров Уэшант, облегчавший эту задачу и представляющий, кроме того, выдающийся и легко распознаваемый прибрежный пункт, сделался стратегическим центром, около которого совершались движения главной части английского флота и на который по необходимости должны были опираться все диспозиции, составленные в видах наблюдения за Брестом. При том превосходстве в силах, которое имел обычно на своей стороне британский флот и которое не было настолько велико, чтобы давать ему возможность выносить тяжелое бремя, налагаемое на него опасностями, зависевшими от погоды и берегов, с какими ему приходилось иметь дело, главным стратегическим фактором был ветер. Брест расположен западнее всех английских портов, лежащих в Канале, кроме одного лишь Фальмута, находящегося на меридиане Уэшанта. Но Фальмут, хотя и имел горячих сторонников, не считался, однако же, хорошим портом в общем мнении тогдашних моряков (Примечание: См. "Twelve letters to the Rt. Hon. Spencer Perceval" by Capt. James Manderson, 1812; здесь упоминается также, что Питт в последние годы своей жизни живо сознавал выгоды положения Фальмута. С этим взглядом стоит, вероятно, в связи следующее известие, помещенное в кратковременное вторичное правление Питта в одном из тогдашних журналов: "В настоящее время (февраль 1805 года) решено, чтобы флот Канала собирался впредь в Фальмуте, где и должны быть немедленно устроены стоянки для пятнадцати линейных кораблей" ("Nav. Chron.", vol. XIII, p. 328). Взгляд этот разделялся, по-видимому, и лордом Эксмутом (Life, p. 140). Хотя Фальмут и прекрасно подходил по своему положению для rendez-vous, но, с другой стороны, суда, искавшие убежища в Торбее, могли идти туда на три румба полнее — выгода хорошо понятная морякам). И, без сомнения, он был тесен для одновременной стоянки многих больших кораблей. К востоку от Фальмута можно было воспользоваться для якорной стоянки Плимутом, Торбеем и Спитхэдом, отстоявшими от Уэшанта соответственно на 120, 135 и 210 миль (Фальмут же отстоит всего лишь на 100 миль); но, за исключением Спитхэда, они не давали защиты от всех ветров. Так, Плимут Соунд был в опасной степени открыт юго-западным ветрам. Торбей же, хотя и был безопасен при западных ветрах, но по временам представлял опасности и затруднения для выхода при юго-восточных штормах, которые, впрочем, составляли редкое исключение. Спитхэд же был безопасен и, кроме того, как и Плимут Соунд, он служил рейдом большому военному порту; но его отдаленность (сто миль к О за Торбеем), а равно и то обстоятельство, что в течение трех четвертей всего времени здесь господствовали западные ветры, должны были считаться неопровержимыми стратегическими возражениями против выбора его для стоянки парусных судов и особенно эскадр, предназначавшихся для наблюдения за Брестом. Хорошее парусное судно, лавируя при прямо противном ветре, подвигается к месту своего назначения лишь на треть проходимого им в действительности расстояния. При таком ветре порт, отстоящий на сто миль, становится на самом деле как бы отстоящим на триста; эскадры же следуют по назначению еще медленнее. Ко всему этому в Спитхэде присоединялось еще одно затруднение, которое на первый взгляд кажется совершенно ничтожным, но в действительности было столь непреодолимым, что перед ним приходилось признать свое бессилие. Именно, при SO-м ветре, благоприятном для следования вниз по Каналу, трехдечные корабли не могли выбраться с места якорной стоянки к рейду св. Елены (внешний рейд всего в трех милях расстояния), откуда они уже могли бы идти далее с попутным ветром. Вся теория блокады Бреста основывалась на том факте, что при тех западных ветрах, которые принуждали англичан искать убежища в порту (Примечание: Мы прекрасно знаем, что при ветре южнее SO ни один линейный корабль не может выйти из Бреста — Письмо Сен-Винсента; "Tucker's Life", vol. II, p. 119), для французского флота был невозможен выход в море, и на уверенности, что при старании английскому флоту удастся при первом же восточном ветре подоспеть на свою станцию вовремя, чтобы помешать уходу неприятеля. Это предположение основывалось на большей быстроте движений англичан и стояло, конечно, в зависимости от расстояния до этой станции их порта-убежища. На этом основании Спитхэд совершенно не подходил к роли — служить местом rendez-vous для английского флота, но, тем не менее, он-то и был избран и служил для этой цели как Гоу, так и Бридпорту, во время их семилетнего последовательного начальствования. Адмиралами этими было еще даже введено в обыкновение держать в течение зимних месяцев главную часть флота в порту. Ответственность за все это падала, конечно, в конце концов, на адмиралтейство, но даже и после тех прекрасных уроков, которые были получены в Ирландскую экспедицию и при прорыве Брюи, для перехода к более рациональной и действенной системе потребовалось появление адмирала с таким умом и характером, каким обладал Сен-Винсент. Это простое, но существенное отличие его программы действий от программы действий его предшественников было выражено в словах, обращенных им к своему младшему флагману при сходе с адмиральского корабля, на который его вынудило наступление суровой зимы, тяжелой для его преклонного возраста. «Вы, — сказал он, — ни под каким предлогом не должны разрешать каким бы то ни было судам уходить в Спитхэд, если не получите от адмиралтейства или от меня особого приказания» (Примечание: Tucker's Life of Earl St. Vincent, vol. II, p. 14). Все его другие заботливые распоряжения, направленные к ускорению работ по починке кораблей и к продлению срока их пребывания на станции, составляют лишь отдельные примеры тех же самых его стараний сберечь время и держать флот сосредоточенным в возможно большей массе в имеющем решающее значение пункте. После того как Гоу окончательно оставил пост начальника эскадры, Бридпорт основал свою главную квартиру в Спитхэде, куда обыкновенно собиралась главная часть флота на время зимы и ранней весны. Сам главный начальник жил, вероятно, на берегу, так как в апреле 1796 года он был назначен главным командиром порта с производством весьма крупного содержания. Отряды в семь или восемь линейных кораблей, т.е. приблизительно четвертая часть флота, назначались зимой в двух- или трехмесячное крейсерство к западу от Уэшанта, в «узкостях», и после смены возвращались в Спитхэд. Таким образом выполнялась, в сущности, программа Гоу — обходиться на месте возможно меньшим числом кораблей, полагаясь при том для преследования неприятеля в случае получения известий об его уходе на суда, содержавшиеся в полной готовности в порту. Таков же был и общий план действий во время французской экспедиции против Ирландии зимой 1796-1797 года. Недовольство, принявшее в Ирландии, — и особенно на протестантском ее севере, — широкие размеры, было хорошо известно Директории, с которой ирландские агенты еще в апреле 1796 года вошли в сношения через посредство французского посланника в Гамбурге. Кроме того, в начале года с подобной же миссией прибыл в Париж из Соединенных штатов известный Вольф Тон. Их старания нашли себе поддержку в могущественном влиянии генерала Гоша, проявившего уже раньше свои первоклассные военные способности на других поприщах деятельности и в настоящее время после приобретения себе права на благодарность отечества умиротворением Вандеи и Бретани находившегося во главе армии, расположенной в тех краях. Все обстоятельства, казалось, благоприятствовали успеху дела. Победоносные действия Бонапарта в Италии были тогда в самом разгаре, а что касается поражений, понесенных Журданом и Моро в Германии от эрц-герцога Карла, то они были нейтрализованы, по крайней мере, на время зимы необходимостью воспользоваться войсками эрц-герцога для пополнения австрийских армий, действовавших в Италии. Испания объявила Великобритании войну, и можно было надеяться на совместное участие ее флота с французским в задуманной экспедиции. Однако же вялость ее действий и битва у мыса Сен-Винсент разрушили впоследствии эти надежды. Миссия лорда Малмсбери указывает, по-видимому, на потерю в Англии уверенности в себе, хотя британское правительство и продолжало держать себя гордо. Английский же флот, хотя и действовавший успешно по захвату неприятельских владений во всех частях света, не мог вследствие удаления с моря французского флота одерживать тех блестящих побед, которыми восстанавливается бодрость национального духа. Сен- Винсент, Кампердоун и Абукир были еще впереди. Ввиду всего этого, задуманная раньше экспедиция была окончательно решена. Она открыто основывалась на содействии недовольного населения, причем, однако же, Гош не впал в ту ошибку, чтобы положиться на него в выполнении наиболее серьезной части дела. На суда должно было быть посажено не менее двадцати тысяч солдат, и так как генерал сознавал, что с достижением Ирландии затруднения отнюдь еще не кончаются, что британский флат, если бы даже самой экспедиции и удалось благополучно миновать его, составит серьезную помеху для последующего снабжения ее необходимым, то он и настаивал на взятии о собой такого количества запасов и такого числа кораблей, которое только можно было найти в Бресте. Для увеличения наличных морских сил в этом порту были приняты соответствующие меры. Пять кораблей были высланы туда под начальством адмирала Вильнева из Тулона, ожидалась также эскадра Ришери из Северной Америки, и кроме того обратились еще и за содействием испанцев. Однако же эти старания причинили только замедление и в результате усилили экспедицию лишь двумя кораблями Ришери, так как остальные его суда оказались настолько расслабленными, что не могли сразу же отправиться в море. Что же касается Вильнева, то он не подоспел вовремя, а испанцы остались в Средиземном море. В распоряжении правительства не было достаточного числа матросов, что зависело главным образом от их нерасположения к службе в военном флоте и от большей привлекательности приватирской деятельности; это не только обусловливало выбор последней, но еще вело и к тому, что многие, отдавшиеся ей, попадали в руки неприятеля, и страна, таким образом, лишалась их услуг. Соответственно с недостатком в матросах ограничивалось также и число судов, которые могли быть снаряжены. Равным образом сильно не хватало и хороших вахтенных начальников. Но кроме этих принудительных обстоятельств, были еще и прямые выгоды уменьшить насколько возможно число судов, входящих в состав экспедиции, которая должна была уклоняться от боя и совершить быстрый переход в наиболее бурное время года, причем еще было крайне важно, чтобы суда держались вместе и одновременно прибыли к месту своего назначения. Ввиду этого было решено сажать на военные суда столько солдат, сколько могло их там поместиться. Так, на каждый линейный корабль было посажено по шестьсот человек, что вместе с командой давало до тысячи трехсот душ. На фрегаты же было назначено приблизительно по двести пятьдесят человек. Хотя в этом частном случае доводы за перевозку войск на военных судах и перевешивали доводы против нее, но вообще, как на пути, так и в бою, управление судами, переполненными бесполезными и обыкновенно страдающими морской болезнью людьми, представляет серьезные затруднения. Никогда, однако же, стихии и ошибки неприятеля не благоприятствовали большой экспедиции, сопряженной с таким огромным риском и снаряженной на одном из самых бурных морей, в большей степени, чем они благоприятствовали в начале этой экспедиции. В течение почти шести недель, предшествовавших ее выступлению, дули восточные ветры; во время же перехода морем, совершенного среди зимы, стояла прекрасная погода с попутными ветрами; и это продолжалось неизменно до тех пор, пока большая часть флота не достигла берегов Ирландии. Равным образом, на пути не было встречено ни одного неприятельского судна, которое могло бы воспользоваться тем обстоятельством, что французские корабли были переполнены людьми и поэтому стеснены в своих действиях. Подобно Египетской экспедиции Бонапарта, — хотя, правда, и по другим причинам, — корабли Гоша прибыли к месту своего назначения, не будучи замеченными неприятелем достаточно сильным, чтобы повредить им. Неудачи этой попытки, никогда не пользовавшейся симпатией высших морских сфер, следует отнести к расслабленному состоянию французского флота, к упадку его материальной части, недостатку в матросах, исчезновению подготовленных офицеров и вызванному всем этим нерасположению начальников предпринять экспедицию. Гош, бывший главнокомандующим всех соединенных сил (Примечание: Chevalier, Маr.. Fran. sous la Rep., p. 265), на своем горьком опыте узнал те замедления, какие могут применить неумелые или недоброжелательные подчиненные, особенно в сфере той специальности, с которой сам главнокомандующий не вполне знаком. Вийаре Жуаез, назначенный было сперва начальником флота и прекрасно знавший его недостатки, был против предприятия, которому, как имелись достаточные основания предположить, с первого же раза придется иметь дело и с неприятелем и с чрезвычайно неблагоприятной погодой. Он, наоборот, желал быть посланным в Индию с сильной эскадрой из восьми линейных кораблей, и желание это разделялось также и морским министром Трюге (Truguet). Этот план представлял ту выгоду, что если бы отряду удалось избежать на первых же порах встречи с неприятелем, то на продолжительном переходе при господстве благоприятной погоды появлялась возможность обучить судовые команды делу и, кроме того, в индийских водах французы имели бы тогда перевес в силах над противником. Чтобы согласовать этот проект с задуманной экспедицией, Трюге предложил послать суда в Индию уже после их возвращения из Ирландии; однако же Вийаре, прослуживший в различных портах то время, пока министр находился в Париже, и близко знакомый с плохим состоянием как личного, так и судового состава флота, мало надеялся на то, чтобы французские суда могли еще по возвращении принять участие в осуществлении лелеемого им плана. Едва скрывавшиеся предубеждения адмирала и общая апатия морских офицеров вселили в Гоша подозрения относительно преданности Вийаре делу экспедиции, и по его настойчивым представлениям начальником флота был назначен Морар де-Галль, который, как и Вийаре, пятнадцать лет назад был одним из храбрейших судовых командиров великого Сюффрена. Новый адмирал, не имевший в противоположность своему предшественнику собственного контрпроекта, взялся за дело с беспрекословной преданностью военного человека, но коренные недостатки организации, испорченной годами небрежного отношения и господства ошибочных взглядов, не могли быть побеждены человеком уже преклонных лет в короткие дни поспешных приготовлений. Каким стал французский флот вследствие потери своих вождей и вследствие шаткости законодательства, таким он и отправился в экспедицию против Ирландии. «Охрани меня бог от всяких действий с таким флотом! — писал Гош. — Что за странная смесь! Огромное тело, части которого не имеют между собой связи и не подходят друг к другу; собрание всевозможных противоречий, отсутствие дисциплины, организованное в военную силу. Прибавьте еще к этому надменное невежество и безумное тщеславие — и вы получите полную картину дела. Бедный Морар де-Галль! Он уже постарел на двадцать лет; как мне жаль его!» (Примечание: Rousselin's "Vie de Hoche" цитировано у Troude, Bat. Nav., vol. III, p. 6) Административные затруднения, порожденные недостатком средств, а также опозданием Ришери и Вильнева, затянули отправку экспедиции. Назначенный сперва на раннюю осень, а затем на 1 ноября, уход ее мог состояться в действительности не раньше середины декабря. 5 ноября Ришери с пятью линейными кораблями прибыл на якорную стоянку у Иль д'Э (Ilе d'Aix) (Примечание: Близ Рошфора, откуда его суда, ослабленные долгим крейсерством, могли выйти для дальнейшего следования в Брест не раньше 8-го числа следующего месяца. 11 декабря они прибыли в порт, и здесь после осмотра оказалось, что только два из них пригодны для плавания в Ирландию; и ожидание этих-то двух судов причинило задержку, имевшую существенное влияние на исход всего предприятия. 15 декабря все суда экспедиции, за исключением двух кораблей Ришери, снялись с якоря и, пройдя через Гуле, снова стали к вечеру на якорь на рейдах Бертом и Камаре в готовности следовать по назначению. Ветер продолжал быть самым благоприятным и дул от О. Следуя малодейственной, но осторожной системе, принятой Бридпортом и его помощниками, англичане не имели тогда около Бреста ни одного линейного корабля, и из их судов тут находились только два или три фрегата, которые Морар де- Галль и отогнал при помощи высланного им небольшого отряда, в надежде лишить этим неприятеля возможности иметь точные известия о его движениях. Сэр Эдуард Пелью (Pellew), старший из командиров этих фрегатов, послал один из них, «Феб» (Phoebe), к адмиралу Колпойсу (Colpoys), начальнику крейсировавшей эскадры флота Бридпорта. Эскадра эта ввиду делавшихся в Бресте приготовлений была усилена вдвое против обычного для зимнего времени состава и включала в себе пятнадцать линейных кораблей. Вопреки разумному правилу лорда Сен-Винсента: «при восточных ветрах держаться подальше на ветре у Уэшанта», rendez-vous Колпойса находилось приблизительно в восьми лигах к западу от острова, куда и направился посланный фрегат. Между тем эскадра, состоявшая по большей части из трехдечных кораблей, выйдя из-под прикрытия берега, увалилась еще дальше под ветер и находилась почти уже в пятидесяти милях от Уэшанта, и «Фебe» (Phoebe) удалось найти ее не раньше 19 декабря, т.е. через трое суток уже после окончательного отплытия французов. Пелью, один из наиболее энергичных фрегатских командиров того времени, отошел лишь на небольшое расстояние от своих преследователей и на следующий день, 16 декабря, снова направился к якорной стоянке французов со своим фрегатом, носившим весьма подходящее имя «Неутомимый» (Indefatigable), и еще другим — «Революционер» (Revolutionnaire). В полдень они снова пришли на вид неприятеля, и бдительность Пелью вскоре же была вознаграждена, так как он увидел, что французы вступают под паруса. Оба корабля Ришери, «Пегас» (Pegase) и «Революция» (Revolution), прошли Гуле около полудня, и в третьем часу короткого зимнего дня все суда экспедиции стали одновременно сниматься с якоря. Отправив «Революционер» (Revolutionnaire) к адмиралу, Пелью остался сам на месте, чтобы видеть, куда направится неприятель. Так как французам было чрезвычайно важно уклониться от встречи с англичанами и достигнуть Ирландии без ослабления своих сил вследствие захвата судов неприятелем или же рассеяния их, то главная задача Морар де-Галля состояла в том, чтобы избежать эскадры Колпойса, которая по имевшимся сведениям находилась в направлении Уэшанта: ее неоднократно видели с острова, а также и с судов Ришери при входе их в Брест. Если бы уход экспедиции состоялся не на глазах неприятеля, то неизвестность, в которой остался бы он относительно ее назначения, составила бы благоприятное обстоятельство для дальнейшего ее следования. Ввиду этого французский адмирал решился воспользоваться неоценимой для военного порта выгодой, представляемой Брестом, — обладанием двойным входом. Между мысом Ра и Шоссе-де-Сан (Chaussee de Sein) находится проход, называемый проходом Ра (Passage du Raz). Проход этот узок (в одном месте ширина его не достигает и трех миль) и изобилует опасностями, особенно страшными в ночное время, когда, между тем, и нужно было воспользоваться им, чтобы оставить неприятеля в неизвестности. Впрочем, при попутном ветре и с хорошими лоцманами пройти им все же было возможно. Ввиду этого Морар де-Галль отдал своему флоту приказание после съемки с якоря взять курс в проход Ра и сообщил командирам, что по выходе оттуда он намерен пройти сто миль к западу. Приняв меры к тому, чтобы флот держался до тех пор соединенно, адмирал снабдил еще, кроме того, каждого из командиров запечатанным пакетом, который мог быть вскрыт лишь в случае отделения судна от флота и содержал в себе необходимые инструкции. Можно упомянуть, кстати, что инструкциями этими назначалась, как место для высадки, якорная стоянка у мыса Мизен Хэд (Mizen Head), находящегося на южном берегу Ирландии, близ входа в бухту Бэнтри (Bantry Bay). Здесь отделившиеся суда должны были крейсировать в течение пяти суток, ожидая дальнейших распоряжений. В три часа весь флот был уже под парусами. Солнце, между тем, быстро клонилось к закату, и погода была пасмурная с порывистым ветром. Из-за неопытности офицеров суда не могли держать строй и шли в беспорядке к опасному проходу, достигнуть которого засветло они не могли, так как вход в него находился в пятнадцати милях от оставленной ими якорной стоянки. Адмиралы, за исключением Ришери, перешли со своих флагманских линейных кораблей на фрегаты, причем оба главные начальника, Гош и Морар де-Галль, избрали для себя фрегат «Братство» (Fraternite). С наступлением темноты ветер зашел к югу, угрожая сделаться противным, — а тогда следование судов проходом Ра стало бы невозможным. Сознавая опасность и принимая во внимание, что Колпойса не было в виду, адмирал отменил сигналом свое прежнее приказание и велел флоту повернуть через фордевинд и пройти Ируазским каналом. В общем беспорядке и при увеличивающейся темноте сигнал этот не был понят, и его исполнили только адмиральское судно и еще с полдюжины других, и в том числе один линейный корабль. Все же остальные суда продолжали идти к проходу Ра. Таким образом, в самый момент выступления оба главные начальника были отделены от вверенных им частей. Чтобы подтвердить свое приказание устно или посредством сигнала Морар послал корвет, но это не принесло никакой пользы — его не поняли. Замешательство увеличилось еще тем, что Пелью, присоединившись к головным судам, шел вместе с ними Ируазским каналом и, пуская ракеты, сжигая фалшфейера и стреляя из пушек, совершенно расстраивал все попытки французского адмирала передать при помощи этих сигнальных средств свои приказания флоту (Примечание: При выполнении этого смелого предприятия Пелью помогло несколько то обстоятельство, что его фрегат был захвачен у французов и поэтому легко мог быть принят за одно из судов экспедиции. Он держался близко, часто на половинном расстоянии пушечного выстрела от головного корабля). Среди этой сумятицы 74- пушечный корабль (Sedaisant) наскочил на камень, находящийся у начала прохода, и погиб, причем своими пушечными выстрелами и сигналами о бедствии содействовал еще большему усилению замешательства (Примечание: Большая часть команды (Sedaisant) была спасена). В половине девятого часа вечера суда, с которыми шел «Неутомимый» (Indefatigable), обогнули внешнюю оконечность Шоссе-де Сан (Chaussee de Sein) и направились к югу с очевидным намерением присоединиться к остальным судам экспедиции. Видя это, Пелью взял курс на Фальмут, куда и прибыл 20 декабря. Если бы этот порт служил тогда rendez-vous для флота Канала, или хотя бы даже только для сильного отряда его, то было бы еще время принять соответствующие меры, так как французы пришли в бухту Бэнтри не раньше 22-го числа, ветер же дул от О, и расстояние равнялось всего двумстам пятидесяти милям. Утро 17 декабря застало силы французов разделенными на три потерявшие друг друга из вида части. При обоих главных начальниках находились один линейный корабль и три фрегата. Второй по старшинству флагман, контр-адмирал Буве, имел при себе восемь линейных кораблей и девять других судов. Согласно с полученными приказаниями он в течение двух последующих суток, 17 и 18 декабря, продолжал идти на W. 19-го числа, вскрыв пакет с инструкциями и придя на меридиан мыса Мизен Хэд, он изменил курс на N; в тот же день к нему присоединилась третья часть экспедиции, и таким образом под его начальством собралось пятнадцать линейных кораблей и, за тремя маловажными исключениями, все другие суда, кроме бывших с Гошем и Мораром. Груши (Grouchy), непосредственно следовавший по старшинству за Гошем, находился вместе с Буве; таким образом при адмирале были в сущности все силы экспедиции. Недоставало, к несчастью, только души ее — молодого, доблестного и талантливого Гоша, этого серьезного соперника возраставшей славы Бонапарта, надеявшегося Ирландской экспедицией восстановить блеск своей звезды, которая начала уже меркнуть перед звездой его конкурента. За все время перехода Буве восточный ветер лишь весьма ненадолго сменился ветром юго-западным и, несмотря на весьма густые (Примечание: "Туман так густ, что мы не можем видеть и на расстоянии длины корабля, туман стоял весь день". (Wоlfe Tone's Journal. Dec. 18). "Состояние погоды не дозволяло адмиралу Колпойсу держать свой флот в пределах наблюдения, и в воздухе висела такая мгла, что приходилось все время делать туманные сигналы выстрелами из пушек". (Parliamentary Hist. XXXIII, p. 12. March 3. 1797)) по временам туманы, все суда, бывшие с Буве 19-го числа, — т.е. тридцать пять из числа сорока трех, входивших в состав экспедиции, — находились уже рано утром 21 декабря в полном сборе в виду Ирландского берега. «Великолепная погода, — писал пылкий, неугомонный ирландец Вольф Тон, находившийся на одном из этих судов, — ветер благоприятен, и нечего было бы больше и желать, если бы только наши отсутствующие товарищи были с нами. В настоящий момент мы, идя под немногими лишь парусами, находимся, самое большее, в трех лигах от берега, так что я могу различать полосы снега на горах. Что если генерал не соединится с нами? Если мы, исполняя полученные инструкции, будем крейсировать в течение пяти суток, то англичане нападут на нас, и все будет кончено. Девять часов (пополудни). Мы теперь находимся в назначенном rendez-vous. До двенадцати часов (полдня) шли по направлению к берегу и были в это время так близко к нему, что можно было бы перебросить туда сухарь. В полдень повернули оверштаг и пошли в море, начав таким образом по всем правилам свое пятидневное крейсерство... Мы подошли к бухте Бэнтри, и никогда во всю жизнь я не был так взбешен, как в то время, когда мы повернули назад. Продолжаем делать короткие галсы; ветер — противный» (Примечание: Wolfe Tone's Journal. Dec. 21, 1796). Ветер сделался теперь противным не потому, чтобы он изменил свое направление, а лишь вследствие того, что вершина бухты Бэнтри лежит на ONО от входа в нее. Ветер, благоприятствовавший выходу из Бреста и совершению самого перехода, делался почти прямо противным на последней части его, не превышавшей своей длиной тридцати миль. К несчастью еще, за время плавания к северу по меридиану бухты Бэнтри, ветер незаметно отнес флот к западу, так что первым показавшимся в виду береговым пунктом был не Мизен Хэд, лежащий по восточную сторону входа, а остров Дерси (Dursey Island), лежащий по западную его сторону (Примечание: James Nav. Hist., vol. II, p. 7. Chevalier, Mar. Fran. sous la Rep., p. 281). Если бы суда подошли к берегу в том месте, на которое рассчитывали, то, обогнув вплотную Мизен Хэд, они могли бы попасть в пункт, лежащий, по крайней мере, на двенадцать миль дальше в глубине бухты, чем остров Дерси, и стать там на якорь. Теперь, когда судьба перестала баловать экспедицию благоприятными ветрами, явственно стала сказываться ее слабость. Судовые команды, составленные большей частью из непривычных к морю людей с прибавкой лишь весьма незначительного числа опытных матросов и стесняемые к тому же на каждом шагу наводнявшими суда массами солдат, не могли управляться со снастями и парусами со сколько-нибудь значительной быстротой. А, между тем, особенной быстроты действий требовала непрерывное на протяжении тридцати миль лавирование в узкой бухте против свежего ветра, когда имело значение даже ничтожное расстояние, которое, будучи потеряно, должно было наверстываться прохождением втрое или вчетверо большего пути, когда требовалось весьма быстро брать рифы у парусов или поднимать, ставить и убирать их, и когда, наконец, каждые полчаса производились перемены в стоявших парусах. Такое лавирование было бы только под силу наилучшему и хорошо управляемому отдельному судну и служило бы ему прекрасной рекомендацией, хотя ему и пришлось бы идти без помехи со стороны других судов. Для целого же флота, составленного из тридцати пяти судов, укомплектованных и вооруженных подобно судам Буве, и при том вынужденных беспрестанно давать друг другу дорогу при взаимных пересечениях курса, оказалось невозможным добраться до вершины бухты Бэнтри, где, между тем, они нашли бы защиту от восточных ветров, свирепствовавших на море непрерывно в течение всей следубщей недели. Всю ночь 21-го числа и весь день 22-го флот продолжал идти лавированием, к ночи же адмирал с восемью линейными кораблями и семью другими судами стал на якорь у острова Бир (Bear Island), находясь все еще в двенадцати милях от вершины бухты. Остальные двадцать судов остались позади под парусами. 23-го числа целый день дул крепкий восточный ветер, и ничего не было сделано. 24 декабря погода стихла, и было решено предпринять высадку, хотя другие суда и не подошли, так как они, все двадцать, были отнесены ветром в море. Стоявшие у острова суда снялись с якоря, но идти вперед не могли. «Мы сделали, я думаю, триста галсов, — писал огорченный Вольф Тон, — и не подвинулись по прямому направлению и на сто ярдов». С заходом солнца эскадра снова стала на якорь, и за ночь ветер усилился до степени шторма и дул, не ослабевая, весь день 25-го числа, так что сообщение с берегом на шлюпках установить было невозможно. Между тем сдрейфовало несколько судов и лопнуло несколько якорных канатов. Вскоре после того, как смерклось, сдал якорь на флагманском корабле Буве и, Immortalite подрейфовал к острову Бир. После того, как и второй якорь не мог задержать судно, адмирал обрубил оба каната и пошел в море, приказав сигналом и остальным судам сделать то же. На те из них, мимо которых проходил Immortalite, приказание это было передано устно. В числе последних был и тот корабль, на котором находился Вольф Тон. Корабль этот, однако же, продолжал отстаиваться на месте до 27-го числа, когда, наконец, ветер стал стихать, и командир, оставшийся теперь старшим на рейде, созвал военный совет. Ввиду того, что в бухте оставалось всего лишь четыре тысячи солдат, и не было ни орудий, ни боевых и съестных припасов, необходимых для десанта, советом этим было решено отказаться от высадки. И так как ветер стал переходить к SW, грозя обратиться в шторм, то эта малая эскадра, состав которой сократился до шести линейных кораблей и четырех меньших судов, поспешила уйти в Брест, куда и прибыла 12 января. Контр-адмирал Буве намного опередил их, так как вернулся в Брест еще 1-го числа (Примечание: 15 февраля 1797 года Буве был без суда разжалован Директорией и вернулся во флот не ранее 1801 года, уже во время Консульства. По суждению капитана Шевалье, "он слишком рано отчаялся в успехе экспедиции и забыл, что он был обязан руководиться только великими интересами, случайно ему вверенными. (Маr. Franс.. sous la Rep., pp. 309, 311)). К 14 января, т.е. через четыре недели и один день со времени выступления экспедиции, тридцать пять судов из ее состава после различных приключений, которые нет необходимости излагать здесь, вернулись в целости, хотя и далеко не в невредимости, во французские порты. Пять судов (и в том числе (Seduisant)), потерпевшие крушения в самую же ночь отправления, погибли или были уничтожены своими же офицерами, и шесть судов (Примечание: Chevalier. По Джемсу, захвачено было семь судов) были захвачены англичанами. Остается еще дать отчет об одном судне, судьба которого послужила драматическим завершением всего предприятия, начавшегося крушением одного линейного корабля и окончившегося еще более печальной гибелью другого. Этот корабль, носивший славное революционное имя «Права человека» (Droits de l’Ноmmе), упорно держался у Ирландского берега вплоть до 5 января, когда, наконец, оставшись одиноким и лишившись всякой надежды, направился обратно в Брест. 13-го числа он встретился с двумя английскими фрегатами, один из которых был «Неутомимый» (Indefatigable) Пелью. Оба неприятельских судна стали сближаться с французским кораблем, у которого между тем как раз перед наступлением темноты снесло фор- и грот-стеньги. Дул крепкий западный ветер, и командир «Прав человека» (Droits de l’Ноmmе), опасаясь немедленной же встречи с более сильными и многочисленными неприятельскими судами, решился держать к берегу Франции. В половине шестого подошел «Неутомимый» (Indefatigable), сохранивший свою полную способность движения под парусами, — и начался бой. Час спустя приблизился на расстояние пушечного выстрела и его спутник, «Амазонка» (Amazon). Бой длился в течение всей долгой ночи лишь с немногими перерывами, делавшимися по произволу оставшихся невредимыми английских фрегатов. Что же касается «Прав человека» (Droits de l’Ноmmе), то его и без того затруднительное положение усилилось еще падением бизань-мачты, что произошло в половине одиннадцатого часа. Волнение было настолько сильно, и суда так заливало волной, что команде фрегатов приходилось работать по пояс в воде, тогда как корабль не был в состоянии стрелять из орудий нижней батареи. На «Неутомимом» (Indefatigable), который один только уцелел из участников этого боя, оказалось впоследствии в трюме четыре фута воды. 14-го числа, в половине пятого утра, внезапно открылся берег, который внимательно высматривался с судов. Оба английские фрегата находились тогда несколько впереди «Прав человека» (Droits de l’Ноmmе) на его крамболах. Они привели к ветру, каждый по свою сторону от неприятеля, и легли один на N и другой на S. Как оказалось впоследствии, все три судна находились в открытой бухте Одиерн (Audierne), образуемой низменным берегом Бретани в тридцати пяти милях к югу от Бреста, между мысом Ра и скалами Пенмарк (Penmarck). После напряженных усилий и сделав два поворота через фордевинд, «Неутомимый» (Indefatigable) обогнул, наконец, эти скалы в расстоянии трех четвертей мили. Когда он уже среди бела дня проходил мимо них, «Права человека» (Droits de l’Ноmmе) лежал на боку в глубине бухты, и по нему ходили буруны. «Амазонка» (Amazon), положение которого оставляло слишком мало времени для того, чтобы тут с успехом могло быть применено искусное управление, также стал на мель в двух милях к северу. Но тут, однако, и кончается сходство. Хорошо обученная и дисциплинированная английская команда благополучно добралась до берега. Злополучный французский корабль, переполненный людьми, по большей части совершенно непривычными к морю, имел еще вдобавок несчастье сесть на мель, лежащую вдали от берега. Наступили для него трое суток ужасных лишений, без пищи и питья. Только 17-го числа шторм настолько стих, что сделалось возможным подать помощь с берега; последний же из потерпевших крушение и оставшихся в живых был снят с судна лишь 18 января. Из тысячи трехсот человек, находившихся на корабле при начале сражения, двести шестьдесят были убиты и ранены и двести семнадцать погибли при крушении. Экспедиционному флоту, разъединившемуся было в самую же ночь отплытия, удалось затем, как уже известно, снова соединиться почти до полного своего состава и достигнуть таким образом Ирландии, причем, однако же, в числе немногих отсутствовавших судов оказалось самое важное — фрегат «Братство» (Fraternite), на котором находились оба главных начальника. Это замечательное совпадение возбуждает весьма понятное любопытство относительно того, что делалось с фрегатом в течение этих критических дней. 17-го числа вместе с «Братством» (Fraternite) находились еще два фрегата и один линейный корабль — «Нестор» (Nestor). 20-го числа оба фрегата исчезли, и остался налицо один лишь «Нестор» (Nestor). Однако же последующее сличение вахтенных журналов показало, что если бы не туман, застилавший тогда море, то «Братство» (Fraternite) был бы в виду главной части экспедиции, направлявшейся под начальством Буве на север, к Мизен Хэду. В эту ночь отделился и «Нестор» (Nestor). 24 декабря, когда «Братство» (Fraternite) продолжал держать курс в бухту Бэнтри, куда уже прибыли к этому времени главные силы экспедиции, показалось в виду судно, похожее на линейный корабль. Не получив ответа на сделанные этому неизвестному судну сигналы, «Братство» (Fraternite) пошел от него на W и, заметив, что его догоняют, был принужден выбросить за борт несколько орудий. В продолжение ночи «Братство» (Fraternite) ушел, однако же, от своего преследователя и снова взял затем курс в бухту Бэнтри; но теперь ему в лоб дул уже тот самый восточный шторм, который согнал Буве с его якорной стоянки. 29-го числа Гош и Морар встретились с первыми судами экспедиции, которых видели еще тогда, когда расставались с «Нестором» (Nestor), но невесела была эта встреча. Одно из судов, «Сцевола» (Scevola), тонуло, тогда как другое, «Революция» (Revolution), само весьма сильно поврежденное при столкновении, происшедшем в бухте Бэнтри, спасало его команду. Принимая во внимание опасное положение «Революции» (Revolution), на котором было теперь две тысячи двести человек при запасе провизии всего лишь на восемь суток, и узнав о разъединении судов в бухте Бэнтри, Гош и Морар решили вернуться. 13 января оба судна прибыли уже в Рошфор. Неизвестно, удалось ли бы Гошу, с его воинственным пылом, с огромным престижем его славы и с глубоким личным интересом в успехе экспедиции, побороть те материальные препятствия, перед которыми спасовала неподкрепленная вдохновением энергия Буве, но, во всяком случае, следует признать замечательным совпадением, что из числа многих судов экспедиции не удалось добраться до Ирландского берега почти только одному и именно тому, на котором находились оба главные начальника. Из предшествующего изложения видно, что вопрос о том, состоится или нет высадка французов, зависел всецело от того, будут ли они в состоянии или же нет пройти тридцать миль, отделяющие вход в бухту Бэнтри от ее вершины. Как ни оценивать их шансы на успех в деле завоевания или же освобождения Ирландии, — что представляется чисто умозрительным вопросом, зависевшим от многих условий скорее политического или экономического, нежели военного характера, — нельзя все же сомневаться в том, что им удалось совершить переправу морем и почти достигнуть пункта своего назначения, не только не встретив помехи со стороны британского флота, но даже и не увидев его. 21 декабря главная часть экспедиции находилась уже у входа в бухту Бэнтри, тогда как Колпойс, начальник флота наблюдавшего, или, вернее сказать, назначенного для наблюдения за Брестом, только 22-го числа узнал о состоявшемся отправлении экспедиции, оставаясь, однако, еще в неизвестности относительно принятого ею направления. Благодаря усердию и предусмотрительности Пелью, Бридпорт получил это известие в Портсмуте в тот же день, что и Колпойс или, может быть, и накануне. Прибытие неприятеля к берегу Ирландии стало известным в Лондоне не раньше 31 декабря, причем флот Бридпорта не тронулся до этого времени и с места. Только непрерывная непогода, сопровождавшаяся противным ветром, воспрепятствовала высадке, которую при более благоприятных обстоятельствах, не колеблясь, произвел бы и Буве. Если бы неприятель и не потерпел от этого никакого другого ущерба, то во всяком случае он потерял бы Корк, находящийся всего в сорока пяти милях оттуда. «Мы намерены идти на Корк с такой быстротой, как будто бы в нас вселился сам дьявол», — писал в своем дневнике Вольф Тон. Насколько тяжел был бы этот удар для англичан, можно судить по тому факту, что в этом пункте находилось различных запасов на сумму полутора миллиона фунтов стерлингов, и, между прочим, тут хранилась заготовленная на следующий год для флота провизия. Ирландия была в то время богатым источником для снабжения флота. Такое упущение со стороны британского флота, имевшего за собой значительное превосходство в силе, едва ли можно не признать постыдным, и как тогда, так и теперь оно вызывает на исследование породивших его причин. Шум, поднявшийся в то время при общей панике и разочаровании, давно уже прекратился, но сам случай все же представляет богатое поле для исследования того, насколько диспозиция флота Канала соответствовала здравому пониманию основных начал военного искусства в их применении к войне на море. Всякому, кто только даст себе труд несколько подумать об этом, станет очевидным, что для флота, имеющего своей задачей — расстраивать замыслы неприятельского флота, нельзя найти другого более подходящего места, как непосредственно перед тем портом, из которого должна выйти наиболее сильная неприятельская часть. Коль скоро же неприятель уйдет и место назначения его останется неизвестным, то выбор положения, которое следует при этом занять, становится уже делом предположений и догадок, которые хоть и можно, пожалуй, отнести к проницательности в случае, если они оправдаются, но которые все же не могут оправдать первоначальной ошибки в диспозиции, если только ее можно было избегнуть. Было бы утомительным приводить новые примеры, но можно сослаться на два описанных на своем месте в этом сочинении, а именно на положение Бридпорта после прорыва Брюи в 1799 году и на положение Нельсона после прорыва Вильнева в 1805 году (Примечание: См. ниже, глава XVI). В последнем, однако же, случае адмирал не только имел вполне уважительные основания не крейсировать перед Тулоном, но даже прямо обязан был не делать этого. Подобного же рода затруднение представилось и в конце 1796 года. Как правительству, так и адмиралу, начальствовавшему над флотом Канала, было известно о шедших в Бресте приготовлениях к большой экспедиции, в которой, как можно было опасаться, могли принять участие и испанцы. Относительно непосредственного объекта подготовлявшихся враждебных действий существовало некоторое разногласие: по слухам, усердно распространявшимся французским правительством, то могла быть Португалия — союзница Великобритании, или Гибралтар — ее аванпост, или же Ирландия — подвластная ей страна. Достоверно же было известно лишь одно, — что наиболее несомненная и самая крупная из составных частей экспедиции находилась в Бресте. Туда стягивались войска и там же производилась погрузка на суда оружия в количестве, значительно превышавшем потребность в нем экспедиционных частей (Примечание: Parliamentary History, vol. XXXIII, pp. 113, 116. Вольф Тон утверждает, что на судах экспедиции находилось 41.160 мушкетов (Journal, Dec 22, 1796)), что указывало на ожидание содействия со стороны жителей местности, избранной для высадки. Условия эти вызывали, очевидно, необходимость в принятии следующих трех мер: 1) следовало содержать перед Брестом морскую силу, превосходившую наличную силу неприятеля; 2) так как ввиду опасности, грозившей со стороны сильных западных штормов, тяжелые корабли должны были держаться в открытых водах Канала, то перед портом следовало иметь передовую эскадру, сформированную из более легких судов, и настолько сильную, чтобы она могла удержать свое место в случае выхода неприятеля и затем не терять его из вида при его дальнейшем движении; 3) так как в Ирландии опасности подвергались несравненно более важные интересы, чем в каком-либо ином месте, то правительство и должно было поручить ее особенной охране адмирала, в случае потери им из вида неприятельского флота. Первая из этих мер отвечает главному стратегическому требованию, осуществлению которого должны были способствовать остальные мероприятия стратегического характера. Вторая мера — тактическая по своей сущности — относится к распределению сил на месте, выбранном по стратегическим соображениям. Наконец, третья мера указывает альтернативу — вторую оборонительную линию, к которой должен был бы отступить флот в том случае, если бы первая была прорвана. Флот Колпойса в пятнадцать вымпелов не был, конечно, сильнее французского флота. Он мог считаться достаточным для того, чтобы расстроить экспедицию в случае встречи с нею, но он не был в состоянии нанести ей решительного удара, которого между тем настоятельно требовали политика и интересы Великобритании. Кроме того, ни одна воинская часть не составляет собой безжизненного тела, вроде, например, скалы, которое, будучи поставлено на место, остается неизменным в течение целого ряда лет. Она походит скорее на живой организм, нуждающийся в ежедневном питании, подверженный непрерывному изнашиванию и требующий столь же непрерывного возмещения потерь. Если помещение перед Брестом надлежащей силы отвечало главному стратегическому требованию, то содержание ее там вызывало целый ряд второстепенных стратегических мероприятий, известных в военно- сухопутном искусстве под общим термином — установления коммуникационной линии. С судами происходят несчастные случаи, они изнашиваются и терпят аварии, на них расходуется вода и провизия, команды их подвержены убыли от болезней и, кроме того, нуждаются в отдыхе, доставляемом периодическими посещениями порта. Коммуникационная линия, о которой идет речь, не подвергалась опасности со стороны французов, но она могла пострадать из-за недостатка предусмотрительности и от своей чрезмерной длины, и она действительно страдала от обеих этих причин. Возобновление такого отряда, какой был у Колпойса, могло происходить двояким образом: он или мог быть целиком сменен равночисленным отрядом и затем уйти домой, или же постоянно пополняться свежими судами, причем старые суда уходили бы на отдых в арьергард. Едва ли нужно говорить, что последний способ гораздо предпочтительнее, так как при нем поддерживается непрерывность в деятельности и управлении, нарушаемая при первом способе. Сверх того, по первой системе в порту предполагается присутствие эскадры равносильной с крейсирующей, т.е. резерв одинаковый с действующей частью — нелепое соотношение, которое стоит в противоречии с основными началами военного искусства и требует разделения наличной силы на две части, предназначающиеся даже не для взаимной поддержки, а лишь для смены друг друга. Флот, выполняющий обязанность, подобную той, какую нес под Брестом английский флот, должен быть настолько многочислен, насколько допускают это средства страны, и кроме того, он должен быть снабжен резервом, рассчитанным таким образом, чтобы путем непрерывных смен предотвращалось, насколько это возможно для человеческой предусмотрительности и заботливости, всякое ослабление судов передовой линии, могущее произойти от изнашивания материальной части или же от израсходования припасов. Расположение этого резерва составляет, очевидно, дело чрезвычайной важности. Он должен, конечно, находиться возможно ближе к главным силам, и при парусных судах должен быть помещен благоприятно в отношении к господствующим ветрам, ибо противный ветер не только влечет за собой потерю времени, но часто может повести еще и к упущению удобного случая. Так именно и было здесь: свежий восточный ветер, благоприятный для перехода из Портсмута в Ирландию, был бесполезен для судов Бридпорта, так как они не могли справиться с трехмильным расстоянием, отделяющим Спитхэд от св.Елены. Близость адмиралтейства не составляет также решающего условия при выборе места для резерва, хотя и можно принять, что адмиралтейства должны быть располагаемы сообразно с вероятными театрами военных действий. Адмиралтейство является, наоборот, последним местом, куда можно послать судно из действующей части. Морские офицеры знали тогда, как знают и теперь, что в адмиралтействах суда обращаются в своего рода инвалидов, пользующие которых доктора, подобно некоторым лицам других профессий, ради увеличения своей практики, поддерживают болезненное расположение своих пациентов. Хороший резерв, это — одно, а судно, требующее исправления портовыми средствами — совершенно другое, и не следует содействовать смешению этих разнородных предметов расположением резерва в самом адмиралтействе или же близ него. Собственно говоря, резерв должен представлять собой лишь ту часть действующей силы, которая, для пользы дела, находится в данное время на отдыхе, сохраняя, однако же, свою полную готовность. Нескольких фактов достаточно, чтобы показать, насколько слабо было сознание этих принципов среди тогдашнего английского правительства и у адмирала, командовавшего флатом Канала. Резерв этого флота находился в двухстах с лишком милях расстояния — на Спитхэдском рейде, и был одинаков по силе с эскадрой, державшейся перед Брестом. «Правительство сочло наиболее благоразумным, — заявил его официальный защитник в палате общин, — разделить флот на две отдельные эскадры. Одна из них находилась у Бреста — для наблюдения за неприятелем и для воспрепятствования выходу оттуда экспедиции, другая же оставалась в Англии, наготове сменить в случае надобности Брестскую эскадру или же преследовать неприятеля, если бы ему удалось уйти» (Примечание: Речь Дандаса, 3 марта 1797 года. Pad. Hist., vol. XXXIII, p. 12). Об уходе французов Колпойс узнал 22 декабря. Его распоряжения, вызванные этим случаем, не отвечали действительному положению дел. Находясь в неизвестности о направлении, принятом неприятелем, он решил сперва остаться на месте (Примечание: Ibid., p. 13) — решение самое благоприятное для французов, которые сделали большой обход, чтобы избежать именно этого пункта. Вскоре, однако же, адмирал, действуя как человек, блуждающий в потемках, переменил свое первоначальное решение и остановился на том, чтобы идти к находящемуся близ Фальмута мысу Лизард, где он мог получить дальнейшие известия (Примечание: Ibid., p. 109, 111). Здесь при входе в Канал, он нашел несколько судов, терпевших нужду в самом необходимом, но помочь им не мог, так как погода не позволила ему дополнить их снабжение запасами других судов (Примечание: Речь лорда Альбемарля. Ibid., p. 109). Обстоятельство это оспаривалось адмиралтейством, допускавшим, впрочем, что на некоторых из этих судов, не было достаточно обильного запаса воды (Примечание: Речь графа Спенсера, первого лорда адмиралтейства. Ibid., p. 111). И при правильно организованном резерве на нескольких судах, а именно, на стоящих на очереди к смене, мог ощущаться недостаток, но в данном случае этим страдало, очевидно, непропорционально большое число их, так как в объяснение того, что суда с израсходованными запасами находились еще в море, приводилось то обстоятельство, что для смены их была назначена эскадра Куртиса, состоявшая из семи судов и по различным причинам задержанная в порту (Примечание: Dundas. Par.. Hist., vol. XXXIII, p. 13). Как бы то ни было, но финал вышел не блестящий: Колпойс, этот бравый офицер, действовавший при господстве плохой системы, положил руля на ветер и пошел в Спитхэд, куда и прибыл 31 декабря, т.е. через неделю с лишком после того, как французы пришли в бухту Бэнтри. В то время как младший флагман терпел от неотвечавших положению дел распоряжений правительства и своего непосредственного начальника, этот последний, не торопясь, готовился сменить его перед Брестом. 21 или 22 декабря он был встревожен известием об отплытии французов и отвечал, что будет готов через четверо суток, — поистине хорошее состояние резерва в то время, когда Британским островам грозило неприятельское нашествие! 25-го числа он снялся с якоря и сразу же показал, насколько Спитхэд был пригоден для стоянки в нем резерва. Только восьми судам удалось дойти до рейда св.Елены в тот же день, остальные же были задержаны ветром, внезапно перешедшим к SO, причем «он, хотя и был благоприятен для выхода адмирала в море, но зато дул прямо в лоб судам, подходившим в нему из Спитхэда» (Примечание: James's Nav. Hist, vol. II, p. 21). Выйти в море с восемью только судами признавалось неблагоразумным, и Бридпорт остался поджидать остальные суда, что задержало его у св.Елены (Портсмут) до 3 января 1797 года, т.е. до кануна того дня, когда последние французы ушли из бухты Бэнтри. Наконец, он отплыл во главе четырнадцати линейных кораблей, т.е. с силой, одинаковой с только что вернувшейся эскадрой Колпойса. Недостаточная сила в имеющем решающее значение пункте, к тому же еще ненадлежащим образом содержавшаяся и опиравшаяся на резерв, который хотя и равносилен с нею, но не содержится в готовности и неудачно расположен, — таковы были бросающиеся в глаза погрешности стратегического плана англичан. Столь же очевидны и тактические ошибки. Главная часть эскадры держалась настолько мористо, что не пользовалась никаким прикрытием от восточных штормов. В ее составе находилось несколько трехдечных кораблей (Примечание: Из пятнадцати кораблей четыре имели по девяносто восьми и более пушек (Sсhоmbеrg's Nav. Chronology, vol. IV, p. 525)) с плохими мореходными качествами, обусловливавшими огромный дрейф их при неблагоприятном ветре. В результате и получилось, что в критический момент Колпойс, вместо того, чтобы по правилу Сен-Винсента «быть при восточном ветре поблизости от Уэшанта», оказался в сорока с лишком милях к западу от него, «лавируя против свежего OSO» (Примечание: James, vol. II, p. 20), а на другой день был снесен южным ветром к северу. При таких условиях всякие сторожевые суда в Ируазском канале были почти одной пустой формальностью. Во всяком случае, сторожевой отряд должен быть настолько силен, чтобы ему не приходилось отступать с своего поста перед противником столь незначительным, что отделение его от сил неприятеля не ослабляет последних. Но какое же значение могли в таком случае иметь три или четыре фрегата, которые французы могли и должны были отогнать при помощи полдюжины своих фрегатов, подкрепленных парой линейных кораблей? Чтобы надлежащим образом наблюдать за Брестом, был необходим сильный отряд, составленный из линейных кораблей средней величины, судов легко управляемых и ходивших круто к ветру, и которым, кроме того, не было бы надобности уступать свое место иначе, как с бою. Такой большой отряд требует, однако же, чтобы и главная сила находилась под рукой, готовая оказать ему поддержку. Все здесь тесно связано между собой: передовой отряд должен держаться поблизости к неприятелю — иначе ему нельзя будет наблюдать за ним; он должен быть достаточно силен — иначе он не будет в состоянии сохранять свой пост; главная сила должна также находиться вблизи — иначе сторожевой отряд окажется в рискованном положении. При таких обстоятельствах нет ничего удивительного в том, что добросовестному английскому летописцу Джемсу приходилось заносить в свою хронику, что «в продолжение тех трех или четырех недель, пока французские суда бороздили по всем направлениям Ирландский и Английский каналы, ни одному из обоих британских флотов (Бридпорта и Колпойса), назначенных для наблюдения за ними, не удалось захватить ни единого судна», и что «главные потери от захвата судов, понесенные неприятелем, были результатом энергичной деятельности одного 64-пушечного корабля и четырех или пяти фрегатов, стоявших 29 декабря на Коркском рейде» (Примечание: 1 James's Nav. Hist., vol. II, pp. 20, 22). Тем не менее Бридпорт, успокоившись на том, что французы ушли обратно в Брест, вернулся в Спитхэд, — и все опять пошло по-старому. Министерство весьма настойчиво доказывало в парламенте, что оно сделало со своей стороны все, что только можно было от него ожидать, а первый лорд адмиралтейства пошел даже еще дальше, заявив, что назначение следствия было бы сочтено за незаслуженное порицание (Примечание: Речь графа Спенсера, Parl. Hist, vol. XXXIII, p. 115). В этом вялом и неумелом ведении войны можно совершенно правильно видеть выражение той же распущенности, которая при всей основательности жалоб моряков сказалась в упадке дисциплины во флоте Канала, вскоре после того проявившемся и открыто: со стороны нижних чинов — в бунтах 1797 года, и со стороны офицеров, несколько позднее, при назначении Сен-Винсента — в явном непочтении к старшим по службе. То и другое показывает слабость главного начальника этого флота, так как хотя на правительстве и лежит ответственность за назначение самого начальника, но поддержание дисциплины во вверенной ему части и принятие удобовыполнимых и целесообразных мер для достижения целей войны зависят уже от начальника, особенно в такой специальной профессии, какой была в то время морская служба. На него более чем на кого-либо другого должна падать ответственность за неудачу, так как он знает, или должен знать, лучше, чем правительство, что можно сделать при посредстве флота, в каком состоянии находится в нем дисциплина, и насколько он сам в состоянии выполнить одно и поддержать другую. Правительство же может действовать лишь через его посредство. Если же, не сменяя начальника, оно игнорирует его или действует помимо него, то получаются лишь плохие последствия. Со своей стороны и начальник должен платить за оказываемое ему широкое доверие и искреннюю поддержку неусыпным старанием или же — отказаться от должности. Приятно и вместе с тем поучительно обратиться к системе, которой держался граф Сен-Винсент. После своего возвращения, в августе 1799 года, из Средиземного моря он был назначен на место Бридпорта, когда этот последний в апреле следующего года отказался от командования. Рассказывают, что после того как сделалось известным предстоящее назначение Сен-Винсента, один из судовых командиров предложил за столом прежнего начальника тост за то, чтобы «дисциплина Средиземного моря никогда не вводилась во флоте Канала». Если верно, как это утверждают, что адмирал (лорд Бридпорт, нужно думать) пропустил это пожелание без всякого замечания со своей стороны, то этот простой случай показывает лучше всяких слов, как низко пало собственное достоинство и власть адмирала (Примечание: Tucker's Life of Earl St. Vincent, vol. II, pp. 10 and 70; последняя ссылка относится к письму Сен-Винсента к первому лорду адмиралтейства. Сам случай произошел на флагманском корабле Бридпорта — «Король Георг» (Royal George)). Едва ли нужно говорить, что Сен- Винсент отнесся к этому настроению с такой же непреклонной твердостью, какую он проявил и во время своего прежнего командования. В настоящее время, однако же, нас интересует не дисциплина, введенная Сен- Винсентом, а его распоряжения относительно содержания блокады Бреста и участия в ней флота Канала. Содержавшаяся перед Брестом морская сила была значительно увеличена и никогда за это время не состояла меньше чем из двадцати четырех линейных кораблей. В начале же Сен-Винсент держал там даже тридцать кораблей, но потом получил приказание адмиралтейства уменьшить это число (Примечание: Ibid., p. 58.). Rendez-vous, или центральный пункт, вокруг которого должна была ходить главная часть эскадры, и где, если позволяли обстоятельства, всегда можно было найти ее, было перенесено из пункта, лежавшего в восьми лигах к W от Уэшанта, «весьма близко к Уэшанту при восточном ветре». Каким образом понимал это распоряжение сам начальник флота, видно из инструкций, данных им младшему флагману при временной передаче ему командования. «Предлагаю вам наистрожайшим образом никогда не отходить при восточном ветре далее шести или восьми лиг от Уэшанта; а при западном ветре — подходить к Saintes (Chaussee des Sein) так часто, как только позволит погода; когда же ветер благоприятствует выходу французов из Бреста, то следует с началом прилива приблизиться настолько, чтобы быть в виду передового отряда» (Примечание: Ibid., p. 13). В другом письме к нему же он пишет: «При восточном ветре руководящее правило для эскадры состоит в том, чтобы сделать поворот через фордевинд... ночью, так чтобы на рассвете быть лигах в двух от Уэшанта» (Примечание: Ibid., p. 114). В течение лета и ранней осени, т.е. пока Сен-Винсент находился при эскадре, этой практики держались настолько строго, что из ста двадцати одних суток был только один день, когда главные силы не сообщались сигналами с передовым отрядом, державшимся между Уэшантом и Брестом, и притом и в этот-то день перерыв сношений произошел лишь по случаю тумана (Примечание: Ibid, p. 24). Поддержание судов в полной и постоянной готовности, или, другими словами, установление движения на коммуникационной линии, составляло предмет непрестанной заботы и попечения Сен-Винсента, причем, — как это видно если не из прямого на то указания, то, по крайней мере, из общего смысла его переписки, — суда отправлялись на отдых и для починок не большими группами, а лишь поодиночке или же, самое большее, по несколько судов. «Я изо всех сил стараюсь, — писал он, — предусмотреть в своих распоряжениях всякое уклонение от обязанностей или же небрежное к ним отношение. Семь восьмых из числа судовых командиров эскадры пускают в ход всевозможные уловки, чтобы только попасть на зиму в порт» (Примечание: Tucker's Life of Earl. St. Vincent, vol. II, p. 114). Все офицеры эскадры, и особенно те из них, которые должны были наблюдать за работами по исправлению судов и снабжению их, постоянно побуждались стараться о том, чтобы суда не теряли времени и возвращались в наличие эскадры с возможно полными запасами. Время пребывания «в Плимут Соунде или бухте Каусэнд (Cawsand Bay) отнюдь не должно превышать шести суток, если только не приходится менять мачты, если же приходится, — то не больше десяти суток» (Примечание: Ibid., p. 80). «Приношу тысячу благодарностей, — писал он контр-адмиралу Уитшеду (Whitshed), — за ваши заботы по отправке судов, которые пришлось послать в бухту Каусэнд. Без такого сильного содействия я при всем своем старании был бы лишен возможности исполнить желание кабинета» (Примечание: Ibid., p. 78). С этой целью и было им отдано приказание, — вызвавшее, кстати сказать, весьма сильное неудовольствие, — чтобы никто из офицеров, начиная с судового командира, не ночевал вне судна и не удалялся больше трех миль от берега. По своему обыкновению, согласовавшемуся также с практикой Сюффрена и Нельсона (Примечание: См. письмо Нельсона к графу Сен-Винсенту от 1 февраля 1800 года (Nelsоn's Dispatches)), Сен-Винсент старался постоянно обеспечить судам автономность и до последнего момента держать их подальше от адмиралтейств на назначенной станции. «При надвигающейся в настоящее время с севера Европы грозе, — писал он в январе 1801 года, — и необходимости вооружать в королевских портах все годные к плаванию суда, никакие судовые работы на вверенной мне эскадре, которые только могут производиться на месте настоящей стоянки, не должны выполняться в Плимуте или Портсмуте» (Примечание: Tucker, vol. II, p. 121. Современные суда из-за своей гораздо большей сложности, значительно больше подвержены авариям, чем суда Сен-Винсента; поэтому неприложение таких стараний, какие прилагал он, к тому, чтобы дать им возможность чиниться своими средствами, будет оказывать теперь еще худшее влияние на боевую силу флота, чем в его время. Ни в каком другом отношении, пожалуй, заботливость администрации не может столь сильно влиять на готовность флота, как именно в этом). Вопросу о ветре и расстоянии Сен-Винсент придавал большое значение. Торбей и бухта Каусэнд — якорная стоянка в Плимут Соунде сделались обычными местами для починки судов. Передавая начальство над эскадрой, державшейся перед Брестом, своему младшему флагману, Сен-Винсент приказывал: «Ни в каком случае не пускать суда в Спитхэд без особого на то распоряжения адмиралтейства или же моего». Когда, наконец, состояние здоровья заставило его отказаться от непосредственного командования эскадрой, то он, как и раньше в Гибралтаре во время службы в Средиземном море, избрал для своего пребывания пункт, имевший наиболее важное значение для поддержания готовности своей эскадры, и поселился близ Торбея, в доме, из которого было видно место якорной стоянки, так что он мог лично наблюдать за работами по исправлению и за своевременной отсылкой назад судов, приходивших туда для починок и отдыха. Одним словом, когда он не был уже в состоянии находиться при главных силах своего флота, он посвятил себя надзору за его резервом и снабжением. Сосредоточение флота перед Брестом, содержание его в возможно большей исправности и готовности к делу путем непрерывного снабжения при посредстве транспортов всем необходимым, а также постоянной заменой требующих ремонта судов свежими и, наконец, выбор rendez-vous, обеспечивающего контроль над неприятелем, — таковы были стратегические меры, принятые и строго проводимые на практике Сен-Винсентом. Что же касается диспозиции судов перед портом, рассчитанной на то, чтобы воспрепятствовать прорыву неприятеля, составлявшему главную цель стремлений французских моряков, или же заставить его принять бой в случае выхода, то это относится уже скорее к области тактики. Диспозиция эта может быть передана почти собственными словами Сен-Винсента. «Отряд из пяти линейных кораблей постоянно стоит при восточном ветре на якоре между Рош Нуар (Roches Noires (Black Rocks)) и банкой Поркетт (Porquette)" (приблизительно в десяти милях от входа). «Ближе к берегу, между этими судами и проходом Гуле, крейсирует эскадра фрегатов и тендеров постоянно, как днем, так и ночью, подходя ко входу в Гуле; мористее же, между Рош Нуар (Roches Noires) и Уэшантом, крейсируют три линейных корабля, предназначающиеся для поддержки пяти кораблей, стоящих на якоре» (Примечание: Tucker's, St. Vincent, vol. II, pp. 13). На страже постоянно находилось, таким образом, восемь линейных кораблей — сила настолько значительная, что ее нельзя было отогнать, не вступая в общий бой, составлявший главный предмет желаний англичан. Притом еще корабли эти были расположены таким образом, что если не внутренние, то, по крайней мере, внешние из них ежедневно могли переговариваться сигналами с главными силами флота. Этим обеспечивалась взаимная поддержка всех частей. «Без этого,— писал Сен-Винсент, — суда, получившие это важное назначение, не могут чувствовать уверенности, необходимой им для того, чтобы удерживать свой пост, — ошибка, часто повторявшаяся до принятия мною командования» (Примечание: Ibid., p. 14). Из замечаний Сен-Винсента, отчасти уже приведенных и выше, видна также та чисто морская заботливость, с которой он как военачальник изучал местность. «Удержание своего места никогда раньше не достигалось мною столь легко и с таким малым риском, как у Уэшанта при восточном ветре» (при которой только неприятель и мог выйти), «что зависело от продолжительности и силы прилива» (Примечание: Tucker's St. Vincent, vol. II, p. 14). К этому он прибавляет в другом месте: «При сильном приливе вы найдете днем хорошее убежище между Уэшантом и Рош Нуар (Roches Noires)» (Примечание: Ibid., p. 115). Блокада Бреста завершалась постановкой нескольких отрядов (состоявших в совокупности из двух-четырех линейных кораблей и многочисленных фрегатов) к югу от прохода Ра и оттуда — к Киберонской бухте. Отряды эти составляли собой сторожевую цепь, имевшую назначением — перехватывать всякие суда и особенно каботажные, при посредстве которых совершалось снабжение порта. Кроме того, начиная от устья Луары и до мыса Финистер, вдоль всего побережья Бискайской бухты были расставлены другие крейсеры, командиры которых приглашались и поощрялись подходить к берегу и «обшаривать» его. Многочисленные мелкие суда, захваченные этими крейсерами во время экспедиций, предпринятых ими с целью «вырезок», обыкновенно оказывались с грузом, предназначавшимся для брестского флота. Таким образом неприятель, терпя недостаток в самом необходимом, неизбежно должен был придти в скором времени в состояние полного бессилия, если только для прорыва блокады он не решился бы выйти из порта и принять бой. Так как в результате прошлогоднего крейсерства Брюи в Бресте находилось в 1800 году сорок восемь французских и испанских линейных кораблей, то указанный выше финал вскоре действительно и наступил, как это подтверждается многочисленными французскими же показаниями (Примечание: См. Troude, Batailles Navales, 1800, 1801, vol. III, pp. 190, 222, 223 "У нас не было в Бресте (в 1800 году) ни провизии, ни материалов. Франко-испанский флот, находившийся там, имел значение только по своей численности". (Chevalier, Mar. Fran. sous le Consulat., p. 10)). Принятие этих мер, непосредственно последовавшее за назначением Сен-Винсента, и неуклонное применение их ясно показывают ту неизбежную зависимость, в которой находилось правительство от начальника флота Канала, а также и то, что оно не было само в состоянии выработать или ввести в действие единственную систему, при которой возможно было успешное выполнение столь необходимой, но вместе с тем и рискованной задачи. Только опытный моряк, и притом с чрезвычайно сильным характером, мог задумать и осуществить план, требующий столько энергии и сопряженный с такой огромной ответственностью. Для выполнения предначертаний Сен-Винсента трудно было потом найти другого человека его закала, и к тому же правительство было еще связано традициями, требовавшими известного соответствия между чином и назначением. Обычай этот имел такую силу, что даже и сам Сен- Винсент уступил ему в 1801 году, высказав сожаление о том, что Нельсон, «в котором он вполне уверен, не имеет достаточно крупного чина, чтобы принять начальствование» над чрезвычайно важной экспедицией в Копенгаген, порученной поэтому сэру Гайд Паркеру (Hyde Parker), «к которому он не мог питать такого доверия, так как никогда раньше не было случая испытать его» (Примечание: Tucker's, St. Vincent, vol, II, p. 136). Позднее, уже в бытность свою первым лордом адмиралтейства, граф Сен-Винсент был настолько счастлив, что нашел в адмирале Корнуэлсе человека, который, каковы бы ни были его интеллектуальные свойства, обладал твердостью и настойчивостью своего предшественника. «Надлежащий чин» весьма легко, однако же, приносил с собой и бремя годов с его спутником — физической слабостью, сопровождавшейся у менее крупных людей упадком энергии и желанием уклониться от ответственности. Физическое изнеможение заставило даже и самого Сен-Винсента перебраться на зиму на берег. Его предшественнику, лорду Бридпорту, было далеко за семьдесят, а его непосредственный преемник, сэр Гайд Паркер, заявил намерение «не подвергаться риску, оставаясь с целым флотом перед Брестом в такое время года (зимой), когда дуют крепкие ветры от W или WSW» (Примечание: Naval Chronicles, vol. IV, p. 520), — решение может быть и вполне благоразумное, но открытое признание в нем Гайд Паркера, сопоставленное с мнением о последнем Нельсона (Примечание: См. ниже, глава XIII), свидетельствует, кажется, о том, что хотя он и был бравым и хорошим офицером, но не годился для порученного ему серьезного дела. Лорд Сен-Винсент, хотя и вполне удовлетворенный принятыми мерами, без сомнения, нисколько не обольщался при этом несбыточной надеждой на невозможность каких- либо отступлений от них. Напротив того, в самом же начале своего командования, и при том еще в сравнительно благоприятное время года — в мае месяце ему пришлось выдержать грозный ураган, который заставил его флот поспешно бежать в Торбей и «возрадовал сердца» недовольных приверженцев старой системы. Он отлично сознавал, что по временам флот его будет отгоняться ветром с избранной им станции, и что во время его отсутствия неприятелю может представиться возможность (хотя это и было мало вероятно) уйти из порта в полном своем составе или же частью. Для защиты от этой случайности, он и предлагал правительству снабдить начальника прибрежной эскадры, долженствовавшей оставаться на месте, соответствующими инструкциями, помещенными в запечатанном пакете, который мог быть вскрыт только в случае ухода неприятеля (Примечание: Tucker's, St. Vincent, vol. II, p. 105). В 1796 году оппозиция с полным основанием вменила правительству в серьезную вину то, что оно не озаботилось снабдить подобными специальными инструкциями Колпойса (Примечание: Parliamentary History, vol. XXXIII, pp. 111-116). Совершенно правильно и благоразумно — предоставлять местному начальнику широкую свободу действий, так как подробные инструкции могут скорее связать, чем направить его. Но человек в положении Колпойса, недоумевающий относительно истинных намерений неприятеля, знающий только о прорыве первой оборонительной линии, но не представляющий себе, где последует нападение на вторую, должен быть поставлен в известность, какие именно из угрожаемых интересов правительство признает за наиболее важные. Решение этого вопроса принадлежит скорее государственному человеку, чем моряку. В 1796 году не только было совершенно ясно, что Ирландия представляет наиболее уязвимый пункт, но у правительства имелись еще кроме того почти достоверные сведения об избрании ее неприятелем объектом своих действий. В 1800 году, как и в 1799, когда Брюи ускользнул из Бреста, обстоятельства были уже несколько иные. Недовольство ирландцев, или, по крайней мере, отсутствие преданности с их стороны, составляло, как выяснилось, не более надежную опору для неприятеля, чем сломанная тростинка, а с другой стороны, в Средиземном море французы приобрели уже, в Египте и на Мальте, интересы, особенно дорогие Первому консулу. Эти драгоценные владения находились в крайне затруднительном положении, и попытка помочь им была более вероятна, чем новое нападение на Ирландию. Поэтому Сен-Винсент, совершенно основательно заметив в письме к тогдашнему главе адмиралтейства, что «положение, которое я занимаю в этот критический момент, обязывает меня представлять на благоусмотрение вашего лордства всякую идею, могущую служить на благо общества», предложил снабдить начальника передового отряда сэра Джемса Сомареца специальными инструкциями, чтобы «в том случае, если соединенные флоты вышли бы до моего возвращения на rendez-vous он с восемью линейными кораблями, находящимися между мной и проходом Гуле, направился бы к Кадису, так как я и без его восьми кораблей буду иметь в своем распоряжении достаточную силу, чтобы защитить Англию и Ирландию». Инструкциями этими завершался весь план. Точные, но не подробные, они намечали защиту второй оборонительной линии на случай, если бы заботливые меры, принятые для охраны первой, оказались неуспешными. Распоряжения Сен-Винсента остались образцом, с которым согласовались последующие мероприятия по наблюдению за Брестом. Из начальника флота Канала он сделался, в феврале 1801 года, первым лордом адмиралтейства. Занимая этот пост, он, конечно, проводил свои собственные идеи, и, как уже было указано выше, нашел в Корнуэлсе самого подходящего человека для их осуществления. В мае 1804 года кабинет, в состав которого он входил, подал в отставку. Хотя как администратор Сен- Винсент и подвергся со многих сторон серьезным порицаниям и, вероятно, потерял свою репутацию, но его выдающиеся военные способности никогда не подвергались сомнению, а его система блокады Бреста была настолько разумна в основе и так твердо установлена, что не могла потерпеть больших изменений. В течение тех тяжелых месяцев, когда в 1803-1805 годах Великобритания и Франция были в единоборстве друг против друга, не столько действуя, сколько напряженно наблюдая, флот Канала неослабно караулил главный французский порт. Заслуженно прославленная погоня Нельсона за Вильневом не имела бы никакого значения без оставшейся менее известной настойчивости Корнуэлса, которая, составляя препятствие прорыву Гантома (Gantaume), была одним из наиболее сильных факторов, расстроивших планы Наполеона. Где бы ни была разыграна великая морская битва, обессмертившая имя Трафальгара, но, во всяком случае, без наблюдения за Брестом, веденного по плану Сен-Винсента, кампания приняла бы другой характер. Результат этой строгой блокады и постоянных набегов на французские побережья, начиная от Дюнкерка на Северном море и до испанской границы, состоял в парализовании деятельности Бреста как военного порта, производившего постройку и вооружение судов, и в отнятии шансов на успех у всякой комбинации, рассчитанной на содействие брестского флота. Этот результат несколько затемнился в истории, так как неудачные попытки прорыва не получили известности, тогда как всякий случайный успех, разглашаемый направо и налево, производил впечатление, совершенно не соответствовавшее его действительному значению. Так, например, когда в январе 1801 года Гантом, пользуясь тем, что блокировавший флот был отогнан со своего места жестоким NO-м штормом, вышел из Бреста с семью линейными кораблями, то сам факт выхода обратил на себя большее внимание, чем то обстоятельство, что для выполнения его понадобилось воспользоваться такой погодой, при которой шесть из семи кораблей получили такие аварии, что не были уже в состоянии исполнить своего назначения и вместо следования в Египет направились в Тулон. В современных периодических изданиях встречаются по временам мимоходные упоминания о выходе из порта отрядов, которые, однако, тотчас же возвращались на место своей якорной стоянки, а Труд живо рисует в нескольких сжатых фразах неусыпность наблюдения и бедность средств порта в 1800 и 1801 годах (Примечание: Batailies Navales, vol. III, pp. 187-190, 222, 223). В то время, когда перевозка водой, всегда более удобная и применяемая в больших размерах, чем перевозка сухим путем, составляла единственное средство для доставки в достаточном количестве громоздких материалов, потребных для постройки и вооружения судов, а морские пути, ведшие из Бреста к далеким источникам, откуда получались эти материалы (находившимся в Балтийском и Средиземном морях), кишели неприятельскими крейсерами, было конечно невозможно пополнять запасы Брестского порта. Отчасти по этой причине, но еще более на основании предусматривавшейся для Англии опасности от присутствия враждебного флота на Шельде, Наполеон, военная проницательность которого обманывала его только при встрече с техническими морскими трудностями, решился пренебречь Брестом и сосредоточить свои усилия по созданию флота главным образом в Антверпене. В последующие годы эта склонность приобрела, может быть, даже отчасти характер пристрастия, обнаруживаемого родителями по отношению к своим детям, и сам Наполеон заявил, что в 1814 году, когда счастье от него начало отворачиваться, был момент, когда он принял бы условия союзников, если бы только мог заставить себя отказаться от Антверпена. При близости эльзасских, лотарингских и бургундских лесов и возможности получать лен и пеньку из стран, расположенных по Рейну и его притокам, а железо, медь и каменный уголь — из рудников Люксембурга, Намюра и Льежа, Антверпен обладал еще тем преимуществом, что мог получать все эти необходимые для флота материалы по многочисленным речным путям, которым не могли угрожать англичане. Предстояло, конечно, преодолеть много трудностей — вырыть доки, построить суда, набрать и обучить команды, словом, создать из ничего целый флот; но по стратегическому положению с Антверпеном, лежащим против устья Темзы и на фланге путей сообщения Великобритании с Балтийским морем, не мог действительно равняться никакой другой порт во владениях императора. Экспедиция против Ирландии, расстроенная стихиями в 1796 году, никогда уже более серьезно не возобновлялась, хотя и оставалась мечтой Гоша до самого конца его краткой жизни. После его перевода из Океанской армии в Самбро-Маасскую, карьере его был положен конец Леобенским перемирием, избавившим Бонапарта от опасного положения, в которое он попал своим походом в Каринтию. Чувствуя себя, таким образом, принесенным в жертву замыслам соперника, Гош со всей силой личного интереса старался об осуществлении экспедиции в Ирландию, подготовлявшейся летом 1797 года под надзором Директории в Текселе, откуда она должна была отправиться, в составе пятнадцати тысяч человек под конвоем голландского флота. Здесь опять целых два месяца Вольф Тон «надрывал свое сердце», напрасно ожидая отплытия флота; но хотя, ввиду бунтов в британском флоте и прекращения враждебных действий на материке время и казалось наиболее благоприятным, для перехода через бар требовалось известное сочетание ветра и прилива, которое, однако же, не наступало. В октябре голландские военные суда, в числе которых находилось шестнадцать небольших линейных кораблей, вышли отдельно в море и 11-го числа встретились с флотом адмирала Дункана (Duncan), хотя и состоявшим из одинакового числа кораблей, но имевшим на своей стороне значительный перевес в бортовом огне. Англичане, находившиеся на ветре, спустились и атаковали голландцев, прорезая, где возможно, их строй, чтобы преградить путь отступления к берегу Голландии, находившемуся меньше, чем в десяти милях расстояния. Сражение, называемое Кампердаунским (of Camperdown) по имени деревни, находившейся на близлежащем берегу, было ведено с тем ожесточением, которое всегда отличало столкновения англичан с голландцами. Оно закончилось поражением последних, оставивших в руках неприятеля девять линейных кораблей и несколько фрегатов. Тем и кончилась Тексельская экспедиция. За несколько недель перед тем, а именно 18 сентября, умер Гош, и вместе с ним исчез наиболее сильный личный интерес, замешанный в дело снаряжения экспедиции в Ирландию, и наиболее способный человек для руководства ею. В следующем, 1798 году, в Ирландии вспыхнуло открытое восстание, и Директория решила поддержать его войсками и оружием; но снаряжение Египетской экспедиции Бонапарта поглотило все силы морского министерства, а кроме того, и не было уже другого Гоша, который мог бы дать предприятию стройную организацию, необходимую для достижения более или менее полного успеха. 6 августа из Рошфора вышел небольшой отряд, состоявший лишь из четырех фрегатов, с тысячью двумястами солдатами на них, состоявшими под командой, генерала Гумберта (Humbert), который участвовал в экспедиции 1796 года и потерпел крушение на «Правах человека» (Droits de l’Ноmmе). Незамеченный неприятелем отряд этот высадил 21-го числа десант и благополучно возвратился во Францию, но участь этого небольшого десантного корпуса, не поддержанного регулярными войсками, еще раз показала, как неблагоразумно полагаться на содействие инсургентов: 8 сентября Гумберт был вынужден сдаться неприятелю с большей частью своих сил. Неделю спустя и прежде, чем известие о сдаче Гумберта достигло Франции, из Бреста вышли под начальством коммодора Бомпара (Bompart) линейный корабль, носивший весьма подходящее имя — «Гош» (Hoche), и восемь фрегатов. На них была посажена вторая дивизия в составе трех тысяч человек. Хотя отряд этот, пройдя проходом Ра, и не попался на глаза судам Бридпорта (если только они были поблизости), но 17 сентября, т.е. на другой же день после отплытия, он встретился с тремя британскими фрегатами. Удостоверившись в том, что французы действительно идут в море, один из фрегатов отправился с этим известием в Англию, тогда как два другие остались следить за неприятелем, при первом же удобном случае послав в Ирландию весть о приближающейся опасности. 4 октября шторм разъединил неприятелей, и французский коммодор поспешил к месту своего назначения — бухте Лу Суилли (Lough Swilly), на северной оконечности Ирландии. Весть о его приближении достигла, однако же, Плимута еще 23 сентября, и когда он подошел к порту, то нашел свой путь прегражденным тремя английскими линейными кораблями и пятью фрегатами, поспешно посланными к месту восстания. 12 октября произошло сражение, причем неблагоприятное для французов неравенство в численности было еще усилено тем обстоятельством, что незадолго до боя «Гош» (Hoche) потерял несколько наиболее важных рангоутных частей. Из состава небольшого отряда «Гош» (Hoche) и три фрегата были принуждены сдаться в тот же день, и еще три фрегата были перехвачены английскими судами позднее, так что из всей экспедиции вернулись во Францию только два судна. Пылкий и злополучный ирландец Вольф Тон находился на «Гош» (Hoche) и был ранен в сражении; посаженный в тюрьму, он вскоре после того покончил с собой самоубийством. В самый день захвата «Гош» (Hoche) из Рошфора шел третий французский отряд. Ему удалось достигнуть Ирландии, но, узнав об участи эскадры Бомпара, он отплыл обратно во Францию, не произведя высадки десанта. Это была последняя из экспедиций против Ирландии, отправленных из французских портов. Появление новых интересов и новых правителей и быстрый рост морского могущества Англии направила силы Республики в другую сторону. |