ENOTH DESIGN

П. Сойер. Викинги

Глава 8
Города и торговля

 Западноевропейские источники девятого века упоминают о нескольких центрах торговли в Скандинавии и регионе Балтийского моря. Vita Anskarii свидетельствует о том, что к середине века купцы регулярно собирались и в Хедебю и в Бирке, а о Хедебю также упоминают Отер и Вульфстан в своих добавлениях к староанглийскому переводу Орозия¹. Отер описывает, как он отплыл из своего дома на севере в Скирингисаль, «порт на юге этой земли», а оттуда в «в порт, который люди называют aet Haethum», что должно означать Хедебю. На тот факт, что оба эти места должны были иметь какое-то значение с точки зрения торговли, указывает использование слова port, которое обыкновенно означало город с рынком². Вульфстан, который, видимо, был англичанином, оставил описание путешествия, продолжавшегося семь дней и ночей, из Haethum'а в Трузо, где, вероятно, тоже мог быть рынок. Вопрос о расположении Трузо, который, по словам Вульфстана, находился на берегу озера вблизи устья Вислы, породил множество спекуляций. Возможно, память о нем сохранилась в названии озера Драузен, а на его месте сегодня стоит город Элбинг. Отер не слишком подробно обрисовал местоположение Скирингисаля, но другие свидетельства наводят на мысль о том, что он лежал поблизости от Тьоллинга около Ларвика на западном берегу Осло-фьорда. В настоящее время эта версия получила археологическое подтверждение, и местоположение этого рынка эпохи викингов было отождествлено с Каупангом, название которого само по себе является говорящим, как и его английский аналог, Чиппинг, то есть рынок. Точно также, благодаря раскопкам были локализованы Бирка и Хедебю.

Первой тщательному изучению подверглась Бирка, где между 1871 и 1895 гг. Хьяльмар Столп раскопал около 1100 могил³. Этот город находился в северо-западной части острова Бьерке на озере Меларен, примерно в 18 милях (30 км) к западу от Стокгольма. Могилы, которых там более 2000, сгруппированы вокруг территории порядка 22 акров (9 гектаров), названной «Черной землей» за темный цвет ее почвы, который особенно заметен в сырую погоду. Следов хорошо узнаваемого слоя древесного угля обнаружено не было, и потому этот цвет, видимо, объясняется интенсивным использованием земли, а не гарью. Столп перекопал примерно тридцатую часть «Черной земли», обнаружив много чрезвычайно интересных предметов, следы плетней и штукатурки, и, кроме того, деревянные строения, но о форме и плане этих построек до сих пор известно немного, а находки из этого культурного слоя, толщина которого достигала около 8 футов (2,5 м), доселе не обнародованы. К юго-западу от этой городской зоны находится холм высотой около 100 футов (30 м), на котором располагалась крепость. С этой господствующей высоты видна вся городская зона, которая, похоже, несколько превышала по размеру «Черную землю», и, видимо, была обнесена оборонительной стеной, но от нее уцелело лишь 550 ярдов (500 м), а остальная часть, скорее всего, была разобрана крестьянами и прочими людьми, нуждавшимися в камне. Эта стена проходила над рядом могил, и поскольку в одной из них была найдена монета 925 г., дату постройки удается определить достаточно точно, хотя вполне могли существовать и покамест ненайденные укрепления более раннего периода. Эта стена десятого века отчасти раскопана и, как выяснено, представляла собой низкий каменный фундамент, на котором был построен частокол. В сохранившейся части стены имеется не меньше шести проемов, которые не могли предназначаться для ворот, так как едва ли могла существовать потребность в воротах через каждые сто ярдов, и потому очень правдоподобным выглядит предположение профессора Арбмана о том, что в этих промежутках стояли деревянные башни.

В Бирке скрупулезнее всего прочего были исследованы захоронения, и именно их содержимое дало основную часть информации об истории этого места. Во многих из них покойники подверглись кремации, но, к счастью для археологов, захоронений в землю здесь было больше, чем в то время было принято в этом регионе. Некоторые могилы, предположительно, принадлежали воинам, например, та, которая изображена на рисунке 3, в других же, вероятно, были погребены купцы. Естественно, последним, скорее всего, принадлежали три могилы, в которых были найдены маленькие весы, вроде тех, что использовались для взвешивания драгоценных металлов; кроме того, примерно еще в 130 захоронениях присутствовала одна или более гирек, использовавшихся с такими весами. Найденные в могилах предметы говорят о таком разнообразии контактов, независимо от того, были ли они прямыми или нет, что не остается никаких сомнений в том, что Римберт был прав, назвав часть населения Бирки торговцами (negotiatores)⁴.

Ансгарий отправился в Бирку в обществе нескольких купцов с Запада, и, достигнув города, обнаружил там множество признаков его связей с Западной Европой и, особенно, Дорестадом. Наличие таких контактов подтверждается некоторыми предметами, найденными в захоронениях, это, например, посуда и стекло из Рейнской области и порядка двадцати монет из Западной Европы, что особенно важно, поскольку в данном случае их происхождение не вызывает сомнений, причем все они были приспособлены для того, чтобы служить украшениями⁷.

Самые молодые из этих европейских монет прибыли из королевства Йорк в начале десятого века. Было там и несколько монет так называемого типа Бирки, основой для которых послужили франкские образцы, и которые, вероятно, были произведены в самой Бирке в течение девятого века. Римберт, естественно, уделял наибольшее внимание связям с Европой, которые Ансгарий заметил в Бирке, но, судя по найденным там предметам, они могли играть лишь очень небольшую роль в жизни города. Достаточно сопоставить тринадцать могил с монетами из Западной Европы с девяносто двумя, в которых были обнаружены монеты или фрагменты монет с мусульманского Востока; да и другие находки подтверждают, что за пределами Скандинавии основные интересы Бирки были связаны с Востоком. В сорока пяти могилах присутствовали следы шелка, но, хотя основная его часть, видимо, не отличалась высоким качеством, и происхождение его неизвестно, найдены и остатки очень хорошего шелка с золотым узором, который, вероятно, был привезен из Китая⁹. Больше в Бирке нет ничего, что происходило бы из столь отдаленных мест, однако найдены разнообразные украшения, стеклянные предметы и кольца, включая изделие, украшенное аметистом с арабской надписью, которое было доставлено с мусульманской территории к югу и востоку от Каспийского моря. Многие из этих привозных вещей, похоже, происходят из восточных частей Халифата, и подтверждают созданное монетами впечатление, что Бирка, как и вся восточная Прибалтика, поддерживала связи, скорее, с Волгой, нежели с Днепром. По-видимому, у Бирки едва ли были контакты с Византией. Из могил извлечены всего три византийские монеты, две серебряные и одна медная, а также один римский динарий. Редкость византийских монет в Скандинавии в целом можно объяснить, предположив, что обмен был пропорциональным, и на север попадали товары, а не монеты, но ни в Бирке, ни где-либо еще в Швеции не найти и нескольких предметов, которые бы выглядели продукцией ремесленных мастерских Византийской Империи. Лишь во второй половине десятого века, когда Бирка перестала существовать в качестве торгового центра, количество византийских монет, находимых в Скандинавии, возросло.

Расположение Бирки позволяло ей служить отправной точкой торгового маршрута на Восток, в частности, в те его районы, которые в девятом и десятом веках были наиболее богаты серебром. Карта (Рис. 1) показывает, насколько прямым был этот путь на Волгу, и именно в волжском государстве булгар купцы из Скандинавии встречались с мусульманами, с которыми и вели свои торговые дела. Путешествие из Бирки в Булгарию было короче и легче, чем в Византию, к тому же путь лежал, преимущественно, по водам, удобным для судоходства. Более того, начиная с западного входа в Финский залив, путь проходил по местности с финно-язычным населением. Любому путешественнику, способному изъясняться по-фински, на пути к Волге, скорее всего, не приходилось сталкиваться с особыми языковыми проблемами. Поскольку Средняя Швеция расположена очень близко к финно-язычным регионам, для жителей Бирки, должно быть, не составляло большого труда найти возможность научиться этому языку, хотя бы у финских пленников, рабов, или у своих жен финского происхождения.

В эпоху викингов из озера Меларен вытекало гораздо больше рек, чем в наше время, и одна из них, возможно, начиналась почти точно к югу от Бирки на уровне Сёдерталье. Фактически, она являлась самым южным выходом к морю, и с этой точки зрения Бирка была расположена очень выгодно¹⁰. К сожалению, мы не можем точно сказать, когда этот водный путь перестал быть судоходным¹¹, но если в девятом и десятом веках он все еще был открыт, то величайшим достоянием Бирки было ее местоположение у перекрестка двух маршрутов, один из которых шел на юг к острову Готланд, южной Балтике, Хедебю и дальше, а другой вел через Финский залив к Волге. Через озеро и реки Бирка хорошо сообщалась со многими частями Средней Швеции и, что, возможно, еще важнее, с севером Швеции, куда можно было добраться морем, или через цепь озер, рек и ледниковых морен. Летом этот внутренний маршрут, наверное, был не особенно удобным, но зимой, когда реки и озера замерзали, они могли служить магистралями через леса, и тогда почти никакие препятствия не отделяли Бирку от севера. Зимой качество пушнины выше всего, и в течение Средних веков недалеко от Упсалы проводились зимние ярмарки под названием Distingen, и очень вероятно, что аналогичная практика бытовала и в Бирке¹². Обнаружение костей, которые служили санями, ледорубов, а в некоторых могилах обуви с шипами, чтобы не скользить на льду, показывает, что и зимой жизнь в Бирке не прекращалась, и подтверждает предположение о зимних ярмарках.

Таким образом, остров Бьерке расположен чрезвычайно удобно с точки зрения сообщения по воде или льду со многими районами, и ярмарка устраивалась там благодаря именно этому преимуществу. Похоже, что и остров, на котором располагался город, был выбран не случайно. Это место было защищено крепостью на холме, которая в то же время могла служить смотровой вышкой, откуда водные пути, ведшие к острову, просматривались на большие расстояния, включая и реку, протекавшую через Сёдерталье. Сам город был обращен в сторону пологого пляжа, а найденные там, судя по имеющимся сведениям, кучи бревен могли представлять собой остатки пирса и причала, пригодных для судов с небольшой осадкой. Для более крупных кораблей недалеко от города на северной оконечности острова имелись две бухточки. Парусники, которые находили в них приют, было нетрудно вывести оттуда, чтобы поймать ветер, а летом он дует преимущественно с юго-запада¹³.

Со времени расцвета Бирки очертания острова изменились из-за колебания уровня воды в озере. В Восточной Швеции земля начала подниматься над водой еще задолго до эпохи викингов. Установить, каким был уровень воды в предшествующий период, очень трудно, но в Бирке есть захоронение десятого века, в настоящее время находящееся на высоте примерно 18 футов (5,5 м) над современным уровнем воды, которое несет на себе несомненные следы размыва¹⁴. Должно быть, произошло это в результате сильного волнения, приведшего к захлестыванию воды значительно выше ее обычного уровня. Наблюдения, проведенные в других местах, показывают, что во время шторма подобный размыв мог иметь место на высоте примерно до 3 футов над обычным уровнем воды. Из этого следует, что уровень воды в Бирке был примерно на 15 футов (4,5 м) выше современного, а высота этого кургана составляла примерно 3 фута над обычным для того времени уровнем озера. Поскольку есть вероятность того, что к моменту образования размыва вода уже успела отступить, а его причиной стало наводнение высотой менее метра, следует согласиться, что эта цифра в пятнадцать футов отражает лишь наименьшее из возможных изменений уровня воды со времен викингов¹⁵. На приведенной в данной книге карте о. Бьерке отмечена пятиметровая горизонталь, и это дает некоторое представление о том, насколько разительные перемены произошли здесь начиная с эпохи викингов. Самое интересное, если не самое впечатляющее изменение связано с исчезновением небольшой лагуны примерно 275 ярдов в длину и 65 ярдов в поперечнике (250 м Х 60 см), находившейся к востоку от городской зоны. Ее естественное устье шириной примерно в 33 ярда (30 м) перекрыто каменной стеной, в которой оставлен узкий проток. В центре этой лагуны находится квадратный бассейн, возможно, искусственный, под названием Salviksgropen. В настоящее время его дно возвышается примерно на пять футов (1,5 м) над уровнем озера, а, значит, в эпоху викингов он был заполнен водой на глубину, по крайней мере, в 10 футов (3 м), причем без всякой опасности засорения. Только раскопки в состоянии выяснить, относится ли это любопытное сооружение к эпохе викингов, но, в любом случае, для этого города крытый бассейн такого рода является очень эффектной достопримечательностью. Когда в 829 г. Бирку впервые посетил Ансгарий, она еще существовала, но нет возможности сказать, какими были тогда ее возраст и размеры. Среди найденного при раскопках материала встречается очень немного предметов, которые в этом регионе принято связывать с периодом до эпохи викингов. К сожалению, археологический переход от Венделя к эпохе викингов невозможно датировать исторически, а предпринятые в этом направлении попытки, в значительной степени, опираются на предположение о том, что история Бирки начинается около 800 года¹⁶. Возможно, когда раскопки этого объекта обретут больший масштаб, а добытый материал подвергнется более критическому изучению, дату основания Бирки можно будет вычислить более точно, но и в настоящее время следует полагать, что она возникла в промежутке между 780 и 830 годами. Конец ее можно датировать куда более точно. Полное отсутствие там столь обычных для Швеции германских и английских монет конца десятого века говорит о том, что она обезлюдела, самое позднее, к 1000, а, может быть, и до 980 года. Самые новые из найденных там монет были выбиты либо в 963, либо в 967 гг., и гибель ее вполне могла последовать очень скоро после этого¹⁷.

Причины ее исчезновения обсуждались многими учеными. Отсутствие отчетливого слоя древесного угля делает маловероятным ее уничтожение в результате какого-либо насильственного акта, что само по себе, в любом случае, едва ли может быть удовлетворительным объяснением, ведь если бы источники процветания Бирки оставались неизменными, несомненно, существовал бы стимул к ее восстановлению. Высказывалась версия об изменении уровня воды в озере, но сделать этот остров непригодным для жизни в конце десятого века оно не могло. Согласно менее прямолинейному предположению, понижение уровня воды привело к закрытию южного выхода из озера через Сёдерталье¹⁸. Суть этой гипотезы состоит в том, что когда корабли утратили возможность подхода прямо к Бирке, и вынуждены были пользоваться восточными входами в озеро, место Бирки заняла Сигтуна, находившаяся на прямом пути из Стокгольма в Упсалу и на север. Это объяснение неудовлетворительно, ибо свидетельства в пользу изменения характера южного входа в озеро в конце десятого века далеки от очевидности, и нет никаких оснований допускать, что Сигтуна была основана намного раньше 1000 года, если вообще не позже¹⁹. Значительно убедительнее другое объяснение упадка Бирки, состоящее в том, что между 965 и примерно 970 гг. оказалось нарушенным прямое сообщение между Балтикой и Волгой. Об этом со всей очевидностью говорят свидетельства нумизматики²⁰. Для Бирки, последствия этого должны были, обернуться катастрофой. Связи с Волгой имели для нее первостепенное значение, и как только этот маршрут был закрыт, Бирка оказалась отрезанной от главного, если не единственного источника своего благосостояния. Ее выживание зависело от того, удастся ли ей найти другой источник средств, но купцы Бирки не были подготовлены к освоению какого-либо иного пути: их преимуществом была торговля с Востоком. Таким образом, Бирка прекратила свое существование, поскольку перестала приносить выгоду. Новые источники богатств были найдены, но это не была заслуга купцов из Бирки; выгода от этого открытия досталась жителям Готланда.

В нижеследующей таблице указаны даты чеканки найденных в могилах Бирки мусульманских монет. Они наводят на мысль, что период основного расцвета этого города начался только к концу девятого века, и это хорошо согласуется с общим впечатлением, которое производят материалы этого археологического поля²¹.

    Присутствие монет восьмого века, разумеется, не означает того, что к этому же времени можно отнести и могилы, ведь в Скандинавии устаревшие деньги еще долгое время оставались в обращении. В самом деле, некоторые из этих старинных монет находились в могилах вместе с более новыми; например, в одном захоронении рядом с монетой 818-819 гг. были обнаружены четыре экземпляра 913-932 годов. Точно так же в десятом веке могли оказаться в земле и многие другие древние монеты.

Кладбище Бирки дает некоторое представление о предметах импорта, по крайней мере, когда речь идет о вещах долговечных. Ввозиться могли и какие-то товары из органических материалов, которые должны были разложиться, - пища, ткани, изделия из дерева, и даже соль, но те, что сохранились, могут кое-что поведать о торговых контактах этого города. Куда меньше известно о его экспорте. Вероятность того, что в нем могли производиться монеты, будь то в качестве украшений, или платежного средства, заставляет предположить, что здесь была развита металлообработка, кроме того, в городе найдено несколько частично обработанных рогов северного оленя. Там вполне могли существовать и другие местные ремесла, как это, по-видимому, было несколько ранее на соседнем острове Хельгэ, где были обнаружены следы плавки железа, а значительное количество битого стекла наводит на мысль об изготовлении стеклянных бусин, возможно, из битых отходов²². Самый ценный товар, который, вероятнее всего, купцы привозили в Бирку и вывозили оттуда - меха и кожи - едва ли могли оставить заметные следы, несмотря на присутствие там останков таких животных как куница и бобер. Однако есть веские основания, которые будут рассмотрены ниже, чтобы усомниться в том, что Бирка когда-либо играла особенно важную роль в меховой торговле, служа центром сбора пушной дани²³. Более правдоподобным кажется то, что она была рынком, где купцы, богатые мусульманским серебром, не могли устоять перед соблазном потратить его.

Жилая зона Хедебю раскопана гораздо тщательнее, чем в Бирке, поэтому мы значительно больше знаем о таких подробностях, как конструкция домов и местные ремесла²⁴. К сожалению, имеет место некоторая неясность по поводу истоков этого города. Однако в настоящее время общее мнение таково, что именно о его основании сообщают Франкские королевские анналы в 808 г., рассказывая о нападении датского короля Годфреда на славянский город Рерик и насильственном переселении тамошних купцов в Sliastorp, который и принято отождествлять с Хедебю. Правда, кое-кто до сих пор утверждает, что здесь имеется в виду Шлезвиг. Город Хедебю располагался на берегу Хаддеби Нура, озера, из которого вытекает река Шлеи. Первоначально он, видимо, был незащищенным, но впоследствии, в том же девятом веке, он был обнесен полукруглой стеной, которая перестраивалась несколько раз и до сих пор остается заметной особенностью ландшафта. В этом городе обрабатывали желез и стекло, из бронзы и серебра изготавливались украшения. Сырье привозилось издалека, как, например, камень из Эйфеля для изготовления мельничных жерновов, моржовые бивни из Норвегии, хорошо подтверждается существование там ткачества. Однако, скорее всего, роль Хедебю обуславливалась, скорее, его транзитной торговлей, чем развитием ремесел. Его расположение было идеальным для сквозного движения товаров. Он находится у истока длинной и судоходной Шлеи, и лишь короткий переход по суше длиной в десять с половиной миль (17 км) отделяет Хедебю от Холлингстедта на реке Трине, которая также судоходна и впадает в Северное море. Этот короткий переход через основание полуострова Ютландия несколькими милями севернее современного Кильского канала делал ненужным опасное путешествие вокруг полуострова Ютландия. Однако этот маршрут был удобен лишь для сравнительно мелких судов с небольшой осадкой, которые могли двигаться на веслах²⁵. Длина Шлеи равняется приблизительно 22 милям (35 км), но ширина ее кое-где не достигает и 220 ярдов (200 м), а Трина длиннее и одновременно намного уже, местами не более 17 ярдов (15 м). Поскольку в таких узких фарватерах полагаться на паруса не приходилось, необходимо было идти на веслах. Более того, вход в озеро, на котором стоял Хедебю, очень мелководен, и до города могли добраться лишь суда с небольшой осадкой. Эти ограничения и необходимость транспортировать товары сушей между Хедебю и Холлингстедтом означали невозможность использования этого маршрута для большегрузных перевозок, и предпочтение должно было отдаваться относительно легким и ценным товарам. Хедебю был уничтожен в середине одиннадцатого века, но раскопки показали, что еще задолго до этого он утратил свое значение, а его место занял Шлезвиг, до которого могли добраться суда с большей осадкой. Переход из Балтийского моря по-прежнему оставался долгим и трудным, поэтому Шлезвиг скоро уступил свою роль Любеку - точно так же как на смену Холлингстедту пришел Гамбург, оба эти города располагали гаванями, гораздо более доступными для тяжелых парусных судов позднейших времен, когда так возросло значение большегрузных перевозок. Сведения об этой транзитной торговле можно найти в добавлениях к староанглийскому переводу Орозия, сделанных Вульфстаном и Отером. Вульфстан приплыл из Хедебю в Трузо, а Отер прибыл в Хедебю из Скирингисаля, предположительно, по пути в Англию, точно так же как во времена Ансгария путешественники проезжали через Хедебю, направляясь в Бирку. И действительно, вполне вероятно, что многие предметы из Западной Европы, которые были найдены в различных частях Скандинавии, прибыли в балтийский регион именно через Хедебю²⁶.

Найденные здесь предметы и напластования русла реки, протекавшей через центр города, подсказывают вывод о том, что пик процветания и активности Хедебю как центра торговли приходится на середину эпохи викингов. Конечно же, говорить о сколько-нибудь точных датах очень трудно, но есть веские основания полагать, что самый мощный расцвет Хедебю переживал в конце девятого и первой половине десятого века. Таким образом, представляется, что его подъем начался в то самое время, когда из балтийского региона экспортировалось куфическое серебро, и в это же самое время, в конце девятого века, город был покорен шведской династией²⁷. В 934 г. она была свергнута германским королем Генрихом I, и в середине десятого века Хедебю, по-видимому, находился под властью германцев. Непохоже, чтобы это германское завоевание положило конец процветанию Хедебю, хотя, может быть, оно привело к прекращению или уменьшению экспорта серебра из Балтики, но во второй половине десятого века он, видимо, поддерживал контакты, в основном, со славянскими землями к востоку от Эльбы, а не с восточной Прибалтикой. Безусловно, именно такое впечатление производит распределение монет, выбитых в этот период в Хедебю, то есть полубрактитов из Хедебю²⁸.

Третий из этих скандинавских торговых центров, где были проведены раскопки, это рыночный центр Каупанг в Вестфоле, или Скирингисаль, упоминаемый Отером²⁹. В Каупанге исследованы многие захоронения и начаты работы в жилой зоне, на «Черной земле». Залив, на берегу которого стояло это поселение, был отделен от открытого моря множеством мелких островов, часть которых в эпоху викингов лежала ниже водной поверхности, а ее уровень с тех пор снизился примерно на шесть с половиной футов (2 м). Проливы, ведущие в залив, скорее всего, были сложными, а подводные препятствия могли служить надежной защитой от нежеланных гостей. В отличие от Бирки и Хедебю здесь нет никаких следов защитных сооружений.

По некоторых утверждениям, находки из Каупанга показывают, что его расцвет продолжался с начала девятого до первых лет десятого века, но, как и в отношении всех этих объектов, установить дату и характер первых этапов его истории очень трудно. Отер свидетельствует о том, что в конце девятого века здесь существовал порт, и найденные материалы не противоречат версии о том, что этот рынок, как и другие, впервые обрел значимость именно в это время. Похоже, что нет свидетельств, вынуждающих нас предположить, что этот город стал важным центром торговли намного быстрее, чем Хедебю или Бирка. Но, определенно, представляется, что заброшен он был раньше, чем каждое из этих поселений, вероятно, из-за понижения уровня воды.

Найденный в Каупанге материал происходит из многих частей Скандинавии и остального мира. Это украшения с Британских островов, посуда из Рейнской области, стекло из Западной Европы, а некоторые предметы указывают на существование связей с Восточной Прибалтикой. Спектр этих находок хорошо отражают шесть монет, найденных до настоящего времени³⁰. Одна из них - английская, это пенни короля Мерсии Кенвульфа (796-822), а остальные сохранились в виде фрагментов: один из них некогда был динарием Людовика Благочестивого (814-40), два - куфическими дирхемами, один из которых, по-видимому, был выбит Аббасидами примерно в 780-830 годах. Еще один обломок принадлежит монете, вероятно, выпущенной в Бирке во второй половине девятого века, а шестой идентификации не поддается. Одна из наиболее интересных черт Каупанга заключается в том, что его окраины чрезвычайно богаты захоронениями эпохи викингов, и это означает, что богатства Каупанга распределялись между многими семьями, жившими на южных подступах к реке Логен³¹.

Естественно, вопрос о том, какими товарами торговали в Каупанге, породил множество спекуляций. На первый взгляд, его расположение не выглядит удобным для торговли мехами или шкурами, и хотя Каупанг вполне мог экспортировать железо и мыльный камень, едва ли он этим оправдывал свое существование. Руководившая раскопками этого объекта миссис Шарлотта Блайндхейм недавно высказала предположение о том, что важными статьями экспорта Каупанга были рыба и пух. Чтобы дело стоило свеч, рыбу надо было вывозить в больших объемах, но Отер подсказывает мысль о том, что из Каупанга путь лежал в Хедебю, что сильно затруднило бы крупные перевозки рыбы. Это, как и тот факт, что рыба не являлась исключительно скандинавским продуктом, делает ее менее вероятной статьей экспорта из Каупанга, чем пух, который вполне мог пользоваться таким же спросом, как и в более поздние времена, будучи, к тому же, легким и не везде доступным. Отер посетил Скирингисаль во время путешествия с севера в Хедебю, и это говорит о том, что, следуя из богатых пушниной и шкурами северных земель, купцы могли регулярно заходить туда по пути на юг. Плавание напрямик через Северное море, конечно, не было невозможным, но маршрут по защищенным водам к востоку от Ютландии был безопаснее, по крайней мере, с точки зрения стихии. Каупанг был очень удачным исходным пунктом для завершающей стадии путешествия в Хедебю, и не только для жителей севера, вроде Отера, но и для людей из восточной и центральной части Норвегии. Более того, нельзя исключить, что путешественники, направлявшиеся в Хедебю, собирались в Каупанге, чтобы, в случае опасности, сообща дать отпор пиратам. Это можно назвать, как минимум, разумной мерой предосторожности.

Тот факт, что Бирка, Хедебю и Каупанг были центрами торговли, ясен, но, рассуждая об их значении, важно признать, что в Балтийском регионе существовали и другие пункты такого же рода, и, возможно, еще не мало их будет обнаружено в Скандинавии. В Норвегии есть несколько мест под названием Каупанг, и некоторые их них могут быть такими же древними как Каупанг в Вестфоле. Безусловно, известны районы, где наблюдается такая же концентрация могил эпохи викингов, как и на окраинах Каупанга³². Торговым центром эпохи викингов может оказаться и Вастергарн на побережье Готланда примерно в 15 милях (25 км) от Визби³³. В Вастергарне имеется крупный полукруглый земляной вал, и есть гипотеза, согласно которой он служил защитой для торгового города, очень напоминающего Хедебю и современного ему. Небольшие раскопки ничего не дали, но местные крестьяне сообщают, что, копая глубокие канавы, они находят остатки дерева под слоем песка; возможно, на этом месте был поселок эпохи викингов, который был засыпан наносным песком, как датская деревня Линдхольм. Этот вопрос могут разрешить только раскопки, но если этот город, действительно, окажется подобным Бирке и Хедебю, у него будет, по крайней мере, одно существенное отличие. Другие пункты расположены в закрытых водоемах, доступ к которым относительно труден; Вастергарн открыт со стороны моря, и его было бы очень трудно защитить от морских грабителей. На южном и восточном побережье Балтийского моря также есть несколько торговых центров эпохи викингов. Самыми важными из них, вероятно, были Воллин в эстуарии реки Одер, охарактеризованный Адамом Бременским как весьма благородный город, торговый центр, богатый всеми товарам северных земель³⁴, и Новгород, древняя история которого теперь лучше известна благодаря широкомасштабным раскопкам, проведенным там за последние годы. И Воллин, и Новгород, видимо впервые приобрели значимость в десятом веке.

Мы уже называли некоторые причины, побуждающие считать Бирку, Хедебю и Каупанг торговыми городами, но прежде чем перейти к рассмотрению природы и направления деятельности, которая велась в этих городах, следует уделить внимание свидетельствам по поводу торговой активности эпохи викингов в целом. Слишком уж часто археологи и историки полагают, что те или иные материалы подтверждают существование торговли, тогда как на самом деле они доказывают лишь то, что некие предметы были перевезены из одного места в другое. Такие перемещения могли быть связаны с войной, пиратами, даже дарением, так что не стоит слишком поспешно делать вывод о наличии торговли³⁶. Куфические деньги, которые в таких больших количествах попадали в Скандинавию в девятом и десятом веках, могли представлять собой прибыль от торговых операций, но с тем же успехом и военную добычу, или плату, полученную наемниками, как это было в случае английских монет, достигших севера в последующий период. Точно так же, само по себе обнаружение предметов из Западной Европы в Швеции или Норвегии не может доказывать того, что они были привезены туда торговцами; они могли попасть туда в качестве добычи и даже подарков. Таким образом, желательно, прежде всего, рассмотреть, может ли версия о наличии торговли дать такое объяснение этим материальным контактам, чтобы здравомыслие подсказало нам предпочесть его иным, некоммерческим вариантам.

Некоторые предметы, несомненно, достигли места своего конечного назначения благодаря сочетанию торговли и пиратства. Первый корабль, на котором Ансгарий отплыл в Бирку, подвергся нападению морских разбойников, которые отобрали у святого его имущество, а согласно Римберту, в середине девятого века пираты сильно затрудняли сообщение между Биркой и Западом³⁷. В одиннадцатом веке Балтика все еще кишела пиратами, и Адам Бременский разъясняет, какую серьезную опасность они собой представляли³⁸. Многие клады, найденные на севере, вероятно, были закопаны из страха перед ними, да и многочисленность готландских кладов в период с середины десятого до начала одиннадцатого века говорит о том, что в это время пираты были особенно активны³⁹. Однако разбойный промысел приносит выгоду лишь тогда, когда существует потенциальная добыча. Пиратам нужны те, кого можно грабить. Более того, у них должна быть возможность обменять награбленное. Серебро, наверное, ценилось и как материал для украшений, но пираты, не добывающие ничего кроме серебра при невозможности использовать его для покупки других вещей, рисковали умереть с голоду. Таким образом, само существование пиратов подразумевает наличие богатств, которыми можно овладеть, как и возможность обратить эту добычу в прочие нужные вещи.

Обнаружение в балтийском регионе серебряного лома, то есть серебряных предметов, которые были обрублены по краям, возможно, с целью получить какой-то определенный вес, означает, что этот металл использовался в качестве инструмента обмена. Какая-то часть этого лома могла пойти в уплату цены крови или каких-то иных древних штрафов, но его слишком много для того, чтобы посчитать такое его употребление единственным. Наличие очень большого количества фрагментов монет также подсказывает вывод о том, что серебро использовалось в торговле. Расчленение серебряных дирхемов и пенни надвое, натрое или на какие-то другие части говорит о потребности в небольших количествах серебра, которая может возникнуть при торговом обмене. На то, что внутри Скандинавии и балтийского региона существовал обмен посредством торговли, указывается и бросающееся в глаза однообразие монет в кладах, найденных в одной и той же области и относящихся к одному и тому же времени⁴⁰. Медленный, но неуклонный процесс изменения состава этих кладов, а также то, как распределялись в них доступные в то или иное время монеты, например, византийские⁴¹, говорит о существовании такого денежного оборота, который едва ли можно объяснить плодами обычного разбоя или жалования, полученного наемниками. Разумеется, в эпоху викингов в Скандинавии и Балтийском регионе имели место и война, и пиратство, но была также и торговля.

В России, видимо, бытовала аналогичная смесь обмена и насилия. Константин Багрянородный описывает, как правители Киевской Руси вместе со своими сподвижниками торговали в Константинополе товарами, которые успели отобрать за зиму у соседних славянских племен, и точно таким же путем, видимо, приобретались товары, сбываемые другими русами мусульманским купцам в Булгарии. Эти операции не были чисто коммерческими, ведь объектом продажи являлась дань. Однако отчасти это был коммерческий процесс. Русы, будь то в Киеве или в других местах, взимали дань со славян и финнов, чтобы продать ее в Булгарии или Византии.

До конца эпохи викингов деятельность Киевской Руси имела очень небольшое значение для Скандинавии, если оно вообще было; для последней важнейшим рынком был исламский Восток⁴³. Мусульманские купцы прибывали из земель, необыкновенно богатых серебром, и закупали на рынках Булгарии самые разнообразные северные товары. В числе наиболее ценных были меха и рабы, но не они одни интересовали покупателей. По словам Аль-Муккадиси, персидского географа конца десятого века, из Булгарии вывозили такие товары, как конские и козьи шкуры, стрелы, мечи, оружие, овец, скот, соколов, рыбий зуб, березовую древесину, грецкие орехи, воск, мед, а также разнообразные меха и славянских рабов⁴⁴. Скандинавы не были единственным предприимчивым народом, готовым извлечь выгоду из существующего спроса, так как булгары и сами взимали дань со своих соседей, а дальше к югу, в Хазарии, существовали и другие рынки, где киевские русы могли вести свои дела, а недостатка в свидетельствах, доказывающих, что скандинавы принимали, по крайней мере, какое-то участие в этой торговле, нет. Ибн Рустах⁴⁵ рассказывает о русах, живших на острове (или полуострове) внутреннего озера, остров этот был покрыт лесом, а окружность его равнялась трем дневным переходам, правил этими людьми каган, и на своих кораблях они совершали набеги на славян. Они не обрабатывали земли, а жили за счет славян; их единственным занятием была торговля, и они продавали соболей и другие меха, а также рабов за монеты. Возможно, словом русы Ибн Рустах обозначал скандинавов, а не Киевских русов; а вот в случае Ибн Фадлана, свидетельство которого особенно весомо, так как он был очевидцем описываемых им событий, и, к тому же, мы располагаем оригинальной рукописью его Risala⁴⁶, сомнений быть не может. Ибн Фадлан описывает захоронение в корабле одного из вождей русов, из чего становится ясно, что встреченные им в Булгарии люди были скандинавами. По его словам, когда русские купцы прибывали в Булгарию, они приносили жертвы своим богам, моля их о встрече с купцом, богатым дирхемами и динарами. Он также рассказывает, что русские мужчины дарили своим женам по ожерелью с каждого полученного ими десятка тысяч дирхемов, и у некоторых женщин было по несколько таких украшений. Его свидетельство доказывает, что в этот период скандинавские запасы серебра, которые, видимо, в любом случае, происходили из Булгарии, скапливались в руках у скандинавских купцов, которые в обмен могли предложить свои меха и славянских рабов. Конечно же, очень мало вероятности, что эти торговцы везли свои товары из самой Скандинавии - все то же самое было куда проще собрать в Северной России, однако большая часть вырученного серебра попадала на их родину, причем, возможно, сами купцы и переправляли туда свои монеты.

Разумеется, может быть и так, что какая-то часть скандинавского серебра представляла собой добычу, захваченную у мусульман, или славян, торговавших с мусульманами, но факты опровергают предположение о том, что это был главный способ его приобретения. Мусульманские хроники, действительно, сообщают о нескольких набегах русов, но они не выглядят особенно удачными, или частыми, к тому же, по крайней мере, некоторые из этих вылазок были совершены киевлянами, а не скандинавами. Идентичность скандинавских и русских кладов девятого века можно воспринимать как доказательство того, что часть скандинавского серебра была собрана не в Булгарии, а в России. Но самые новые монеты в кладах из этих двух регионов, как правило, отличаются по своему происхождению, по крайней мере, в третьей четверти девятого века, и это означает, что скандинавское серебро поступало напрямую из Булгарии, а не из тех монет, которые в то время наличествовали в России⁴⁸. В десятом веке подобных отличий не наблюдается, и нельзя исключить, что какую-то часть серебра дали Скандинавии набеги в Россию; однако ничто в русской исторической традиции этого не подтверждает, к тому же отсутствует достаточная концентрация кладов, подобная той, какую можно видеть в десятом веке на острове Готланд, которая указывала бы на серьезный всплеск насилия и грабежа, тем самым, давая объяснение серебряному изобилию в Скандинавии. Куфическое серебро Скандинавии было приобретено, по большей части, если не исключительно, путем торговли. Продаваемые товары, возможно, добывались с помощью насилия, а распределение поступающего в балтийский регион серебра, по крайней мере, какой-то его части, шло при участи пиратов, но, тем не менее, имела место и коммерция. И на сервере, и в России, скандинавы, несомненно, проявляли себе как предприимчивые торговцы.

Найденные в Скандинавии предметы девятого века доказывают существование материальных контактов между Скандинавией и Западом, а сведения, приводимые в Vita Anskarii, позволяют предположить, что, отчасти, это общение могло осуществляться путем торговли. Предметы из Бирки и других мест восточной Скандинавии говорят о том, что по своему значению эти западные контакты сильно уступали восточным, и находки, сделанные в Бирке, не противоречат допущению, что в начале девятого века отношения с Западом были для нее важнее, чем впоследствии. Обнаружение двух английских монет середины девятого века и франкского серебра первой половины того же столетия, конечно же, не является доказательством того, что они попали в Бирку до 860 года. Но вероятность того, что в самом начале века в Бирке производились монеты франкского образца⁴⁹, говорит в пользу утверждения Римберта о наличии этих связей с Западом, а отсутствие франкских монет в период после правления Карла Лысого (840-875) согласуется с его рассказом о том, что в середине века пираты чрезвычайно затрудняли сообщение между Биркой и Западом.

Высказывается предположение о том, что ранние торговые контакты между Скандинавией и Западом развивались навстречу мусульманскому спросу на северные товары, а при использовании альтернативных маршрутов через Россию, этот спрос падал⁵⁰. Не исключено, что часть торговой деятельности Дорестада косвенным образом связывала его мусульманами⁵¹, ведь они, как минимум, предоставляли рынок для реализации рабов, но упадок этой торговли разумнее всего объяснить увеличением опасности, с которой было сопряжено путешествие по морю. Выдвигается также и гипотеза о том, что, в действительности, Хедебю и Брика вовсе не являлись скандинавскими феноменами, а были основаны западными купцами. Фактически, Бирка называется фризским торговым поселением⁵². В этой гипотезе нет ничего достойного одобрения. Она не подтверждается данными археологии, ибо в Бирке нет могил фризского типа, как нет в ней и материальных находок, происхождение которых способно доказать ее западные истоки. Постулат, согласно которому торговля с Западом велась такими товарами как ткани, пища, соль и вино, не могшими оставить заметных следов, полностью неудовлетворителен. Невозможно представить себе торговлю исключительно такими товарами, которые исчезают без остатка, как и того, что эта торговля могла быть настолько продуманной, что западные монеты не попадали на север, а куфические на запад. Почти абсолютная до 890 г. концентрация куфических монет в восточной Балтике и на востоке Скандинавии, представляет собой весомый довод, опровергающий возможность оживленных контактов между Западной Европой и севером⁵³. Когда куфическое серебро стало более широко распространяться по Скандинавии и вывозиться на Британские острова, то инициатива, по-видимому, принадлежала скандинавам, а именно, шведам. Скандинавские клады показывают, что в конце девятого и начале десятого века серебро должно было вывозиться из балтийского региона. в немалых количествах Это тот самый период, когда куфические монеты встречаются в кладах на Британских островах⁵⁴. Нельзя посчитать простым совпадением и тот факт, что это был период шведского завоевания Хедебю и величайшего процветания этого города⁵⁵. Не может быть случайным и то, что, по-видимому, экспорт серебра из балтийского региона прекратился именно в тот период, когда контроль над Хедебю перешел из рук шведов к германскому королю⁵⁶. Таким образом, имел место короткий промежуток примерно в четыре десятка лет, начиная с конца девятого века, когда часть огромных богатств Скандинавии употреблялась для покупки западноевропейских товаров. После германского завоевания Хедебю отток серебра, видимо, был резко уменьшен, если не полностью прекращен, но поступать на север серебро не перестало. Бирка продолжала поддерживать тесные отношения с Востоком, и для нее это было время наивысшего расцвета. Распространение серебра, которое продолжали зарабатывать в Булгарии скандинавские купцы, теперь было более или менее ограничено Скандинавией, но зато здесь оно оказывалось очень широким, за что следует в равной мере благодарить и пиратов и торговцев. Как представляется, восточная Балтика в это время была практически полностью отрезана от Западной Европы, но западная Скандинавия, особенно Норвегия, поддерживала отношения с Британскими островами. В Норвегии было обнаружено значительное число предметов с Британских островов, и хотя некоторые из них могли представлять собой военную добычу, нельзя исключить и существования торговых связей⁵⁷. Визит Отера ко двору Альфреда, скорее всего, доказывает, что уже в это время норвежцы могли привозить свои товары в Англию, а в начале десятого века, когда изрядная часть Англии находилась в руках норвежцев, эти контакты, возможно, еще упрочились. До 954 г. Йорк являлся центром скандинавского королевства, а затем еще долгое время средоточием скандинавского влияния. Недавний обзор находок эпохи викингов из этого города говорит о том, что и после 954 г. отношения между Йорком и Скандинавией были такими же оживленными, как и раньше.⁵⁸ В Ирландии скандинавы обосновались в городах как остмены, то есть люди с востока, и Дублин стал значимым для западных частей Британских островов центром торговли, но это произошло не в десятом, а в одиннадцатом веке⁵⁹. На мысль о том, что в десятом веке отношения Британских островов со Скандинавией сводились к связям с Норвегией, в которых торговля, вероятно, играла не меньшую роль, чем что бы то ни было другое, наводит тот факт, что каждые три из четырех найденных в Скандинавии английских монет, выбитых до 975 г., были выпущены в районе Честера и Йорка⁶⁰. Даже несмотря на то, что некоторые из них найдены в Дании, они, вероятно, попали туда через Норвегию; быть может, пять британских монет десятого века, найденных в Бирке, три из которых также происходят из этого северного района, прибыли тем же путем.

Доказательством почти исключительно восточной направленности торговли Бирки в середине десятого века служит внезапное исчезновение этого города с прекращением поступлений серебра из Булгарии. В Скандинавии очень немного куфических монет, выбитых между 965 и 983 гг., а когда они снова начали достигать севера, то уже по другому маршруту и из центральной, а не восточной части исламского мира⁶¹. Причина этого перерыва в импорте серебра в Скандинавию из Булгарии неизвестна, хотя ею вполне может оказаться растущее могущество Киева; но его последствия для Бирки весьма красноречивы. Прежде всего, они говорят о том, насколько сильно Бирка зависела от своей торговли с востоком. Если бы у Бирки были обширные торговые контакты с южной и западной Балтикой или с Западной Европой, она могла бы выжить, пусть даже будучи серьезно ослабленной. Еще важнее то, что тесная связь между упадком Бирки и прекращением импорта серебра из Булгарии, доказывает - Бирка, прежде всего, представляла собой не пункт накопления товаров для продажи за мусульманское серебро в Булгарии, а рынок, на котором тратились вырученные в Булгарии монеты. Если бы в Бирке концентрировались меха и другие товары для отправки в Булгарию, то упразднение маршрута на Волгу означало бы лишь то, что купцам пришлось бы найти себе каких-то новых покупателей. А потенциальные покупатели, разумеется, существовали, как это вскоре доказали жители Готланда. Бирка не нашла нового рынка для своих товаров, потому что экспорт для нее никогда не имел особого значения. Купцы привозили в Бирку серебро, и использовали его для приобретения предметов роскоши и первой необходимости, украшений, пищевых продуктов и оружия. Возможно, Бирка являлась важнейшим в Скандинавии пунктом распределения куфического серебра. Эту значимость сообщали ей богатые серебром купцы из Булгарии. Когда они перестали приезжать в Бирку, она исчезла.

Для Западной Европы прекращение притока серебра имело даже еще более серьезные последствия, ибо пираты, благоденствовавшие на богатствах балтийского региона, были вынуждены обратить свое внимание на другие области, чтобы найти новые источники добычи. Они нашли их на Западе, где запасы серебра постоянно возрастали, благодаря серебряным рудникам в горах Харц, которые, очевидно, стали играть важную роль в середине десятого века. Продуманные денежные реформы, проведенные в конце правления Эдгара, указывают на то, что в конце столетия Англия также не испытывала недостатка в серебре. Без сомнения, скандинавские грабители обнаружили там огромные богатства, как единодушно свидетельствуют Англосаксонская хроника и монетные клады Скандинавии. Источник английского серебра не вполне известен, но, по крайней мере, некоторая его часть, вероятно, происходила из гор Харца. По-видимому, в начале одиннадцатого века Лондон вел оживленную торговлю с Рейнской областью, а расположение крупнейших городов в середине одиннадцатого века также показывает, насколько большое значение для Англии в то время имели торговые отношения с Германией и Фландрией⁶³. Благосостояние Англии в немалой степени зависело от экспорта шерсти в ткацкие города Фландрии, которые уже тогда начинали играть все более важную роль. Каков бы ни был исходный источник английского серебра, в конце десятого и начале одиннадцатого веков им безжалостно завладевали банды викингов - как, впрочем, и германским, а когда Англия была завоевана, необходимость оплачивать датских наемников по-прежнему истощала ее богатства.

Серебро, достигавшее Скандинавии примерно после 980 г., отнюдь не было добычей или наемническим жалованием. Обнаруженное там в столь значительных количествах германское серебро, в котором, особенно на Готланде, не было недостатка до конца одиннадцатого века, отчасти представляло собой прибыль от торговли, которую со знанием дела вели жители Готланда. Ключ к разгадке дает Адам Бременский, который рассказывает о Sembi или Pruzzi, живших на острове Samland, «весьма человеколюбивых людях, отправляющихся на помощь тем, кто терпит бедствие на море, или подвергся нападению пиратов»⁶⁴. И далее: «Золото и серебро они ценят очень мало. В изобилии у них диковинные меха, слава которых отравила наш мир смертным ядом гордости. Но на эти меха они взирают как на истинные нечистоты, к нашему стыду, как я полагаю, ибо мы всеми правдами и неправдами стремимся к мантии из шкурок куницы, как к высшему счастью. Поэтому они отдают свой бесценный куний мех за шерстяные одеяния, называемые faldones». Прав Адам в этом описании Sembi, или нет, но не может быть сомнения в том, что его слова чрезвычайно хорошо согласуются с положением готландцев. Конечно же, они не знали изобилия серебра и золота. Местных мехов у них не было, но они имели тесные связи с богатыми пушниной регионами Карелии, где во множестве найдены готландские украшения одиннадцатого века⁶⁵. По археологическим данным, для Карелии это время было чрезвычайно богатым, и, похоже, к одиннадцатому веку готландцы уже начали наведываться в Новгород, где впоследствии вели активную торговлю. Именно из этой области, где пушнина, безусловно, отличалась дешевизной, готландцы могли вывозить ее на Запад, продавая там с огромной прибылью, причем часть выручки составляли ткани, которые можно было реализовать в Карелии и других местах. Корабли у готландцев, разумеется, имелись, и об их совершенстве красноречиво говорят резные камни этого острова⁶⁶; причем, по всей вероятности, осадка их была небольшой, так как гавани у Готланда отсутствовали. Его жителям приходилось использовать суда, которые было легко вытащить на сушу, и этот легкий флот с малым водоизмещением обеспечивал им огромное преимущество в их торговле предметами роскоши. Двигаясь вверх по течению русских рек, они могли проникать очень далеко, может быть, даже до самого Новгорода, при этом им не приходилось перегружать свои товары с корабля на корабль, а лучшей защитой от пиратов им, вероятно, служила скорость⁶⁷. Германские монеты, которые в таком изобилии встречаются на Готланде, а также на русском Севере, наверное, представляют собой следствие этой выгодной торговли.

В одиннадцатом веке, как и на более ранних этапах эпохи викингов, основным товаром при торговле с отдаленными областями были предметы роскоши⁶⁸, и именно ее требованиям так замечательно соответствовали скандинавские суда. С развитием грузовых перевозок эти преимущества сошли на нет. Как правило, торговля предметами роскоши с удаленными областями привлекает самое большое внимание. Однако не стоит забывать, что в это же самое время в Скандинавии и балтийском регионе бытовала более ограниченная в пространстве купля-продажа, возможно, даже охватывавшая предметы первой необходимости, а стимулом для нее послужило богатство, накопленное людьми, имевшими коммерческие отношения с Булгарией. Именно эта торговля местного значения внутри Скандинавии стала причиной возникновения скоплений монет, как в дальней от берега части Каупанга, а также их равномерного распространения по обширным северным областям.

Профессор Грирсон, недавно заметивший, что викинги имели значение для европейской торговли, так как, «накапливая свои богатства, они, естественно, побуждали предприимчивых купцов стремиться освободить их от излишков, предлагая в обмен товары», видимо, имел в виду, в основном, средства, полученные викингами за счет христианских государств Запада⁶⁹. Однако его суждение не меньше подходит к ситуации внутри Скандинавии, где были собраны огромные запасы серебра, а купцы, предлагавшие в обмен на него свои товары, были скандинавами, а не выходцами с Запада. О том, что это развитие местной торговли не осталось без последствий для дальнейшей экономической истории Скандинавии, говорит тот факт, что один из самых широко распространенных городских законов средневековой Скандинавии был известен как закон Бьерке, и не может быть больших сомнений в том, что его наименование восходит к острову Бьерке на озере Меларен, где некогда процветал один из самых важных, если не самый главный из таких местных рынков Скандинавии⁷⁰.

 ПРИМЕЧАНИЯ

1. Об этих источниках см. стр. 32, 35-36.

2. A. H. Smith, English Place-name Elements, I (English Place-name Society, XXVI, Cambridge, 1956), pp. 70-71.

3. Это сообщение о Бирке основано на Birka I; Holger Arbman, Schweden und das karolingische Reich (KVHAA Handlingar, 43, 1937); id., Birka, Sveriges aldsta handelsstad (Stockholm, 1939).

4. Vita Anskarii, гл. XIX, ред. G. Waitz (SS.R.G., 1884), p. 41.

5. Ibid., гл. XX, XXVII, p. 45, 58.

6. Arbman, Schweden und das karolingische Reich, гл. III-IV.

7. Ibid., p. 240.

8. См. стр. 116.

9. Agnes Geijer, Birka Untersuchungen und Studien III, Die Textilfunde aus den Grabern (KVHAA, 1938), pp. 58-67.

10. Карты, изображающие прежние проходы к озеру см. в кн.: Svenska Turistforeningens Arskrift, 1949, pp. 66-67.

11. См. стр. 176.

12. KHL, III, col. 112-115.

13. Bertil Almgren, Tor, VIII, (1962), p. 195.

14. Sune Lindquist, "Vattenstandet vid Birka pa 900-talet", Fornvannen, XXIII (1928), pp. 118-120.

15. Nils G. Horner, "Fyrisamynningen och Landhojnjngen", Upplands Fornminnesforenings Tidskrift, 43:3 (1943), pp. 207-277, особ., p. 250.

16. Bertil Almgren, Bronsnycklar och djurornamentik, pp. 96-97; id., KHL, III, col. 23-24.

17. Holger Arbman, Schweden und das karolingische Reich, pp. 240-241.

18. Bjrn Ambrosiani, "Birka-Sigtuna-Stockholm. Ett dikussions-inlagg", Tor, III (1957), pp. 148-158.

19. E. Floderus, Sigtuna, Sveriges aldsta medeltidsstad (Sockholm, 1941).

20. См. стр. 113-14.

21. Holger Arbman, Svear i osterviking (Stockholm, 1955), p. 135.

22. Wilhelm Holmquist, Excavations at Helgo I, Report for 1954-56 (KVHAA, 1961), pp. 124-160, 229-232 по поводу железа; pp. 160-163, 164-182 по поводу стекла; ср. pp. 72, 96-97.

23. См. стр. 185, 189.

24. Лучшее введение к этому археологическому пункту и литературе о нем: H. Jankuhn, Haithabu. Ein Handelsplatz der Wikingerzeit, 3-е изд. (Neumunster, 1956).

25. Bertil Almgren, Tor, VIII (1962), pp. 194-195.

26. H. Jankuhn, Die Ausgrabungen in Haithabu, 1937-39 (Berlin-Dahlem, 1943), pp. 53-88, особ., 87-88; id., "Sechs Karten zum Handel des 10. Jahrhunderts im westlichen Ostseebecken", Archaeologia Geographica, I (1950), pp. 8-16.

27. См. стр. 43.

28. См. карту в Archaeologia Geographica, I (1950), p. 13 и в H. Jankuhn, Haithabu (1956), p. 195.

29. Charlotte Blindheim, "The Market Place at Skiringssal", AA, XXI (1960), pp. 83-100.

30. Kolbjorn Skaare, 'Vikingtidsmynter fra Kaupang - en Handelsplass ved Oslofjorden', Nordisk Numismatisk Unions Medlemsblad, 1960, pp. 195-197.

31. См. карту в AA, XXXI (1960), p. 85.

32. Charlotte Blindheim, AA, XXXI, (1960), p. 100.

33. E. Floderus, "Vastergarn", Fornwannen, XXIX (1934), pp. 65-83.

34. Adam of Bremen II, XXII; ред. Schmeidler, p. 79.

35. О Новгороде и др. русских городах см. M. Tichomirov, The Towns of Ancient Rus (Moscow, 1959). Раскопки в Новгороде описаны в кн.: А. В. Арциховский и Б. А. Колчин, Work of the Novgorod Archaeological Expedition, I и II (Материалы и исследования по археологии в СССР, ном. 55 и 65, Москва, 1956, 1959).

36. P. Grierson, "Commerce in the Dark Ages", Transactions of the Royal Historical Society, 5th ser., IX (1959), pp. 123-140.

37. Vita Anskarii, гл. XXVII, ред. Waitz (SS.R.G.), p. 58.

38. Напр., IV, VI и XVIII; ред. Schmeidler, pp. 233, 245.

39. См. стр. 103-4.

40. См. стр. 100-1.

41. См. стр. 101.

42. Constantine Porphyrogenitus, De Administrando Imperio, ред. G. Moravcsik и R. J. Jenkins (Budapest, 1949), pp. 56-63.

43. См. стр. 104-14, 172.

44. Цит. по I. Hrbek, Encyclopaedia of Islam, нов. изд., I (1960), p. 1306.

45. Harris Birkeland, Nordens historie i middelalderen etter arabiske kilder, pp. 14-17.

46. Ibid., стр. 17-24.

47. V. Minorsky, Encyclopaedia of Islam, 1-е изд., III (1936), p. 1182.

48. См. стр. 106-7.

49. См. стр.116.

50. S. Bolin, "Mohammed, Charlemagne and Ruric", Scandinavian Economic History Review, I (1953), pp. 5-29.

51. См. карту, на которой отображены монетные дворы Дорестада в кн.: H. Jankuhn, Haithabu (1956), p. 45.

52. Knut Stjerna, 'Lund och Birka', Historisk Tidskrift for Skaneland, III (1909), p. 171 слл.; E. Wadstein, "On the relations between Scandinavians and Frisians in early times", Saga-Book of the Viking Society, XI, (1928-36), pp. 5-25; ср. H. Jankuhn, "Der frankisch-friesische Handel zur stsee im fruhen Mittelalter", Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte, 40 (1953), pp. 193-243.

53. См. стр. 107-8.

54. См. стр. 111.

55. См. стр. 179-80.

56. См. стр. 112, 180.

57. VA, V.

58. D. M. Waterman, "Late Saxon, Viking and early Medieval finds from York", Archaeologia, XCVII (1959), pp. 59-105.

59. E. Curtis, A History of Medieval Ireland (London, 1938), pp. 6-8.

60. R. H. M. Dolley and Kolbjorn Skaare, "Nytt lys over Skandinavias Nordligaste skattefunn med angelsaksiske og kufiske mynter", NNA, 1960, pp. 5-24.

61. См. стр. 114.

62. См. стр. 93-4.

63. IV, Aethelred, 2-Liebermann, Gesetze, pp. 232-234; A. J. Robertson, The Laws of the Kings of England from Edmund to Henry I (Cambridge, 1925), pp. 70-73.

64. IV, XVIII, ред. Smeidler (SS.R.G., 1917), pp. 245-246.

65. C. A. Nordman, "Karelska Jarlnaldersstudier", Finska Fornminnesforeningens Tidskrift, XXIV, 3 (1924).

66. См. стр. 67.

67. Bertil Almgren, Tor, VIII (1962), p. 196.

68. На этот момент обращает внимание J. P. Bjernum, "Vikingetidens handel og dens betydning for Norden Folk", ANOH, 1948, pp. 294-303.

69. Transactions of the Royal Historical Society, 5th ser., IX (1959), p. 128.

70. Elias Wessen, "Bjarkoaratt", KHL, I, col. 655-658.