| IV. ПАДЕНИЕ ДОМА ТАЙРА Минамото Ёсицунэ, брат Ёритомо, двоюродный брат Ёсинака и младший из оставшихся в живых сыновей Ёситомо, станет теперь предметом нашего повествования. Одной лишь воин-ской доблести Ёсицунэ было бы достаточно, чтобы его запомнили. Мало того, легенды сплели вокруг его имени такую паутину тайны и романтики, какой любой другой самурай мог бы только позавидовать. Большая часть настоящей главы и будет посвящена этому выдающемуся самураю, о котором в течение минувших восьми столетий было написано столько книг, пьес и поэм. Ёсицунэ — идеальный самурай. Он непревзойден в воинском искусстве; у него есть архетипичный верный спутник; его отношения с прекрасным полом вносят в его жизнь элемент рыцарства; его конец как нельзя более трагичен. Все эти составляющие японского героя есть у Ёсицунэ, который родился в 1159 г., за год до злополучной смуты Хэйдзи, которая стоила жизни его отцу. Ёсицунэ был отдан в один из монастырей Курамадэра для постижения мирных наук священнослужителей, ибо Курамадэра был одним из немногих монастырей, в котором отсутствовали монахи-воины. Не удивительно, что юный Минамото, в жилах которого текла кровь стольких воинственных предков, не оказался предрасположен к монашеской дисциплине и стал тайно обучаться военному искусству. Легенды рассказывают, что наставниками Ёсицунэ в искусстве боя на мечах были тэнгу, жившие в горах маленькие лешие, полулюди-полуптицы. Ёсицунэ по ночам убегал из монастыря и упражнялся в фехтовании с этими способными созданиями. Тэнгу нашли в нем достойного ученика и обучили многочисленным выпадам, приемам защиты и нападения, парированию ударов веером и, как это ни странно, даже искусству драться чайником. Около 1174 г. Ёсицунэ покинул Курамадэра, чтобы совершить обряд достижения совершеннолетия под покровительством Фудзивара Хидэхира, чьи владения находились недалеко на Хонсю. По пути на север он имел случай проявить свои способности, убив нескольких разбойников. Впервые проявился и его интерес к противоположному полу, хотя и при весьма странных обстоятельствах. Ёсицунэ очень хотел прочитать одну книгу, китайский трактат о военном искусстве, который принадлежал магнату из дома Тайра. У магната была красивая дочь, которую Ёсицунэ задумал соблазнить. Сперва он играл на флейте под ее окном, привлекая ее внимание, затем добился ее расположения и посещал на протяжении шестнадцати ночей, довершая завоевание девицы и между делом читая книгу. Примерно в то же время Ёсицунэ встретил Бэнкэя, монаха-великана, одного из популярнейших персонажей японской мифологии. Бэнкэй столь же известен, как и сам Ёсицунэ; можно провести интересные параллели между их приключениями и подвигами наших Робин Гуда и отца Тука. Мать Бэнкэя была беременна им в течение трех лет. Он родился очень крупным ребенком, с полным зубов ртом и длинными волосами. Поскольку он был большим проказником, его поручили заботам монастыря Энрякудзи. Со временем, впрочем, он проявил такую задиристость и живость характера, что даже монахам-воинам было с ним не совладать, и его вежливо попросили удалиться. Покинув Энрякудзи, Бэнкэй нашел заброшенное святилище и устроил в нем монастырь для себя одного. Однажды ночью им овладело веселое настроение, и он решил подшутить над монастырем Миидэра, стоявшим неподалеку. В Миидэра был замечательный колокол, его чистый звук был знаменит на всю Японию. В ту ночь Бэнкэй пришел в Миидэра, срезал колокол с опоры и взвалил полтонны бронзы на свои могучие плечи. Далее, гласит легенда, не успел он зайти достаточно далеко в горы, как им овладело желание услышать звон своего новоприобретенного колокола. Он поставил его на землю, вырвал молодое деревце и со страшной силой ударил в колокол. Увы! Вместо того чтобы зазвучать, колокол жалобно попросил, чтобы его вернули домой. Бэнкэй с отвращением пнул колокол, и тот покатился по склону. В конце концов он докатился до Миидэра, где возмущенные монахи потребовали, чтобы Бэнкэй повесил его на место. Бэнкэй согласился сделать это за котел бобовой похлебки. И котел и колокол по сей день хранятся в Миидэра как «доказательства». Встреча Бэнкэя с Ёсицунэ произошла на мосту Годзё в Киото. Последним увлечением Бэнкэя стало коллекционирование мечей, к тому же чужих! У него уже было 999 изделий оружейного искусства, когда он увидел, подходя к мосту, молодого парня с великолепным мечом у пояса. Отобрать его оказалось, однако, не так-то просто. Ёсицунэ продемонстрировал Бэнкэю такой уровень фехтовального мастерства, что тот безоговорочно сдался и поклялся ему в вечной дружбе и служении. С тех пор имена Ёсицунэ и Бэнкэя были прочно связаны. В 1180 г. Ёсицунэ стал исторической фигурой. После битвы при Фудзигава он воссоединился со своим братом Ёритомо и поступил к нему на службу в Камакура. Вышло так, что одно из первых данных ему поручений было направлено против одного из членов его семьи, его двоюродного брата Ёсинака. Вступление армии Ёсинака в Киото потрясло Ёритомо не меньше, чем Тайра, к тому же Ёсинака вскоре стал там крайне непопулярен. Если раньше кое- кто из перепуганных горожан и готов был приветствовать его победоносных солдат как освободителей от ига Тайра, то очень скоро они осознали свою ошибку. Самураи Ёсинака и Юкииэ вели себя как орда, которой завоеванный город отдан на разграбление. Грубые горцы из Синано, дикие, свирепые и голодные, грабили равно и сторонников Тайра, и тех, кто поддерживал Минамото. Ёсинака и не пытался их остановить, а бывший император Го- Сиракава прекрасно знал, что Ёсинака не политик. Он с удовлетворением отмечал, что между Ёсинака и Юкииэ установились далеко не дружеские отношения. Двор покатывался со смеху, прохаживаясь по поводу манер этих двух деревен-ских увальней. Когда Го-Сиракава давал им аудиенцию, они поспорили из-за старшинства, а затем, всем на потеху, согласились на компромисс и вошли в зал бок о бок. Для человека, выросшего в изысканной атмосфере японского двора эпохи Хэйан, подобное поведение казалось неприемлемым. К концу 1183 г. Ёсинака и Юкииэ покинули Киото, чтобы найти и добить тех Тайра, которые отступили на свою территорию, к Внутреннему морю. Карательная экспедиция обернулась провалом. Ёсинака был без особого труда разбит при Мидзусима 17 ноября, а Юкииэ потерпел поражение при Мураяма неделю спустя. Потерпев неудачу, оборванная и усталая армия Минамото вернулась в столицу. Положение Ёсинака становилось день ото дня все хуже и хуже. Ёритомо посылал ему угрозы из Камакура, а Юкииэ, поняв, что дело зашло слишком далеко, покинул его на произвол судьбы. Ёсинака рвал и метал. Он посадил Го-Сиракава под домашний арест, укрепил свой дом и даже предложил Тайра заключить союз против Ёритомо. В феврале 1184 г. все его планы потерпели крах, когда он узнал, что к Киото приближается большое войско во главе с Ёсицунэ. Ёсинака остался в столице и послал двух лучших своих командиров удерживать переправу через Удзи. Он собирался использовать реку как естественный рубеж, подобно тому как четыре года назад это сделал Минамото Ёримаса, только защищал он теперь противоположный берег. По примеру Ёримаса он снял настил с моста через Удзи и в качестве дополнительной предосторожности вбил в дно колья с привязанными к ним сетями. Реку и без того было непросто решиться форсировать: она разлилась и была забита подтаявшим снегом. Когда армия Камакура вышла к берегу, Ёсицунэ едва сумел удержать своих воинов, которые все как один готовы были броситься в воду, подражая деяниям своих героев. Хатакэяма Сигэтада уже готов был направить своего коня к берегу, когда его внимание привлекли два воина выше по течению, которые очевидно собрались устроить собственные гонки через реку. Их звали Кадзивара Кагэсуэ и Сасаки Такацуна, и их соперничество при Удзи, пожалуй, вдохновило больше художников, чем любой другой эпизод из истории самураев. Есть множество цуба, ксилографий и ширм, изображающих этот эпизод и хитрость Сасаки, которая помогла ему одержать победу в этом состязании. «Кадзивара скакал впереди, обогнав Сасаки примерно на шесть кэн. "Эй, господин Кадзивара, — крикнул ему Сасаки. — Осторожней, у тебя ослабла подпруга, затяни-ка ее потуже!"» Кадзивара, как видно, поверил. Он бросил стремена, закинул повод коню на шею, распустил и заново затянул подпругу. Тем временем Сасаки промчался мимо и на всем скаку бросился в реку. Кадзивара понял, что соперник обманул его, и поспешил вдогонку, но догнать не смог, хотя Сасаки и наткнулся посредине реки на сети и ему пришлось разрубать их мечом. Таким образом Сасаки Такацуна стал первым, кто переправился через Удзигава. Вслед за этим произошел еще один забавный случай. Конь Хатакэяма Сигэтада был убит под ним, и ему пришлось добираться вплавь. Когда он уже достиг противоположного берега, кто-то повис на нем сзади. То был молодой самурай по имени Огути Сигэтика. Хатакэяма хорошо знал Огути, ибо сам надел на него шапку взрослого при обряде совершеннолетия. Под ним тоже убили коня, и он был слишком слаб, чтобы самому выбраться из реки. Хатакэяма схватил его и вытолкнул на берег. А тот, едва коснувшись земли, вскочил, выхватил меч и закричал: «Я, Сигэтика Огути из Мусаси, первым преодолел реку Удзи в пешем строю!» После переправы поражение Ёсинака последовало столь же быстро, как и разгром Ёримаса в 1180 г. Минамото Нориёри, другой брат Ёсицунэ, перешел Удзи у Сэта, и теперь обе армии двинулись на Киото. Конец Ёсинака был близок. «Год назад он прибыл из Синано с пятидесятитысячным войском, теперь он бежал вдоль русла реки всего с шестью приближенными, уже затерявшись в мрачных сумерках нижнего мира». С ним ехала его жена, Томоэ Годзэн. То была известная своей храбростью женщина-воин. Со своим братом, Имаи Канэхира, она вслед за Ёсинака устремилась в его последнюю отчаянную атаку против самураев Ёсицунэ. Отрубив голову одному из них, она сбросила боевые доспехи и пустила коня на восток. Тогда Имаи предложил Ёсинака укрыться в роще и совершить харакири, а он тем временем задержал бы врагов. «Хэйкэ моногатари» так описывает то, что произошло вслед за этим: Ёсинака один-одинешенек мчался к сосновой роще Авадзу. А дело было в двадцать первый день первой луны, уже пали ранние сумерки, земля подернулась тонким льдом. Не заметив, что впереди раскинулось глубокое заливное поле, он направил туда коня и провалился в жидкую грязь так глубоко, что конь погрузился в воду чуть ли не с головой. Привстав на стременах, Ёсинака понукал и хлестал коня, но тот не двигался с места. Тревожась о судьбе Канэхира, Ёсинака оглянулся, и в этот самый миг скакавший за ним вдогонку Тамэхиса Исида, самурай из клана Миура, с силой натянув тетиву, послал стрелу прямо ему в лицо. Тяжко раненный, Ёсинака поник, рухнул вперед, уткнувшись головой в конскую шею. Тут к Ёсинака подскочили два челядинца Исида и сняли ему голову с плеч. Исида надел голову Ёсинака на кончик меча, вскинул высоко вверх и громовым голосом возгласил: — Я, Тамэхиса Исида, одолел Ёсинака из Кисо, чья слава давно гремела по всей Японии! Тем временем Канэхира все продолжал сражаться, но, услышав голос Исида, воскликнул: — Зачем же мне теперь биться, кого защищать?! Глядите же сюда, восточные витязи! Глядите, как принимает смерть первый храбрец Японии! — и, вложив кончик меча в рот, прыгнул с коня вниз головой, так что меч пронзил его насквозь, и Канэхира пал мертвым. Со смертью Ёсинака война Гэмпэй вступила в свою последнюю стадию, неразрывно связанную с именем Ёсицунэ. 13 марта 1184 г. Ёсицунэ и Нориёри отправились довершить то, что не удалось их двоюродному брату — окончательный разгром Тайра. У Тайра было одно большое преимущество — теперь они сражались на своей земле. Традиции мореплавания, которые сложились у Тайра, когда они усмиряли пиратов, также стоило принять во внимание. Покинув столицу, они усилили свои базы вдоль побережья Внутреннего моря. Одна из них была расположена на острове Хикосима, в узком проливе между Хонсю и Кюсю. Вторая была на Ясима, у побережья Сикоку, третья — в Сэтцу, недалеко от современного города Кобэ. Поскольку Тайра имели много судов и умели с ними обращаться, их позиции были весьма сильны. Ёсицунэ решил сосредоточить свои силы сперва против базы около Кобэ, которая называлась Фукухара и которую защищала крепость Ити-но-тани. Замка там не было, только частокол, хотя и очень прочный. Место для нее было выбрано очень удачно, особенно с точки зрения семьи, связанной с морем, поскольку в Ити-но-тани высокие утесы окружают узкую полоску земли и побережья. Эти утесы образовывали северную стену крепости, а с юга находилось море, где стоял на якоре флот Тайра. Минамото разработали следующий план штурма: Нориёри должен был двигаться вдоль берега с востока, а Ёсицунэ намеревался обойти крепость вокруг, через Сэтцу, и одновременно с Нориёри нанести удар с запада. Если бы удалось проделать все это быстро и слаженно, у них появился бы шанс прорвать линию обороны Тайра прежде, чем те успеют взять императора и выйти в море. Ночью 18 марта армия Ёсицунэ обошла Микусаяма, один из форпостов Тайра, примерно в двадцати милях к северу от Ити-но-тани. Затем он повернул на юг и выслал вперед Дои Санэхира с основной частью войска, а сам с небольшим отрядом самураев направился к обрыву в тылу крепости. Когда он и его люди достигли вершины утеса, они увидели, что сражение уже началось. Бой был жарким, но ни одна из сторон не уступала. С Ёсицунэ было около двухсот самураев, включая Бэнкэя, который нашел проводника, указавшего, где можно взобраться на скалы и зайти противнику в тыл. Спуск был столь крут, что там, как говорили, не могла бы спуститься и обезьяна. Чтобы проверить это, Ёсицунэ послал по тропинке двух коней без всадников. Когда они благополучно спустились, Ёсицунэ решил, что его люди, в конце концов, не хуже обезьян, и последовал за ними. Так крут был спуск, что стремена ехавших позади касались шлемов тех, кто был впереди! Ноги коней скользили по песку и гальке, покрывавшим утесы; в одно мгновенье всадники пролетели почти два тё и задержались на небольшом плоском выступе. Отсюда, на глубине четырнадцати-пятнадцати дзё, взору открылись островерхие, одетые мхами отвесные скалы. Назад путь уже был отрезан, но и вперед, казалось, двинуться невозможно... Тем не менее они спустились вниз и атаковали незащищенный тыл Тайра. На скаку они поджигали все, что могло гореть, а Тайра бросились к лодкам. Императора уже приняли на борт, так что по крайней мере одного трофея Минамото лишились. Похоже, что и куча голов, отрубленных в тот день не обещала быть значительной, поскольку знатные самураи дрались за места в оставшихся лодках и выкидывали простых солдат в море. Тем, кто остался, предстояла отчаянная борьба, детально описанная в «Хэйкэ моногатари». Первым погиб Тайра Таданори, победитель при Удзи, уцелевший в сражении при Курикара. Он пробивался к берегу, «как вдруг его заметил Тададзуми Окабэ из клана Иномата». «Вот славный противник!» — подумал Тададзуми, по- мчался вдогонку, подгоняя коня хлыстом, колотя стременами, и, приблизившись, крикнул: — Что за человек, кто таков? Назовись! — Свой! — оглянувшись, отвечал Таданори, но в этот миг Тададзуми заметил блеснувшие из-под шлема покрытые чернью зубы. «Среди наших воинов нет ни одного, кто чернил бы зубы. Это вельможа Тайра!» — подумал он и, поравнявшись, схватился с правителем Сацума. Увидев это, все воины Таданори врассыпную бросились наутек, ни один не пришел на помощь своему господину, ибо все они были наемниками, взятыми из разных земель. Первая голова благородного Тайра скатилась на землю. Тем временем его племянник Сигэхира также пробирался к лодкам. Его быстрый конь оставил позади всех преследователей, но тут стрела поразила его в крестец. Он соскочил с коня и бросился в воду, чтобы утопиться, но попал на мелководье. Тогда он выхватил кинжал, намереваясь совершить харакири. В этот миг к нему подскочил один из самураев Минамото и взял его в плен — довольно необычный поступок для того времени. На другом конце пляжа имел место один из самых знаменитых поединков в истории самураев. Кумагай Наодзанэ ехал по узкой тропе, надеясь перехватить какого нибудь знатного Тайра, «и вдруг увидел: какой-то воин на скаку бросился в воду вместе с конем и уже проплыл несколько танъов, направляясь к судну, дрейфовавшему поодаль. На всаднике был светло- зеленый панцирь, книзу переходящий в темно-зеленый, на кафтане вышиты журавли, на голове двурогий шлем, у пояса меч с золотой насечкой, конь — серый в яблоках, под седлом, украшенным позолотой». «Несомненно, это знатный военачальник!» — подумал тут Кумагай. — Эй, вернись! Стыдно показывать врагу спину! — крикнул он и, развернув веер, стал махать им, призывая беглеца возвратиться. И тот принял вызов, повернул коня и вернулся. Едва он поднялся на берег, как противники поравняли коней, схватились и оба рухнули наземь. Кумагай сдавил врага, прижал к земле и уже сдвинул с него шлем, чтобы снять голову, как вдруг видит: перед ним юноша не старше семнадцати лет, лицо слегка набеленное, зубы покрыты чернью, почти ровесник Наоиэ, его собственному родному сыну... Его сын был ранен во время атаки на частокол, Кумагай пожалел юношу и уже готов был отпустить его, когда заметил, что их уже со всех сторон окружили самураи Минамото. — Раз уж все равно тебе погибать, — сказал Кумагай, — лучше умри от моей руки, а я буду молиться за твою душу! — Не медли же, рази поскорей! — отвечал юноша. От великой жалости сердце Кумагая, казалось, остановилось; не в силах собраться с духом, он не знал, куда направить удар. Но бесконечно медлить было нельзя — и, обливаясь слезами, он снял юноше голову. Немного погодя он снял шлем с отрезанной головы и хотел уже завернуть ее в кусок ткани, как вдруг заметил флейту в парчовом футляре, заткнутую за пояс убитого. — Несчастный! Это он играл сегодня утром на флейте в крепости Тайра! Велико наше войско, десятки тысяч воинов, но не сыщешь ни одного, кто взял бы с собой флейту в боевой стан! У знатных вельмож и впрямь нежная, утонченная душа! — подумал Кумагай. Потом он показал эту флейту Ёсицунэ, и все, кто был при этом, пролили слезы. И узнал тогда Кумагай, что убитый — юный Ацумори, семнадцатилетний сын Цунэмори, главы Ведомства построек. С тех пор Кумагай обратился к религии, а история гибели юного Ацумори вошла в самурайскую мифологию. Ити-но-тани было великим поражением для Тайра. Десять родственников покойного Киёмори были убиты, а один взят в плен. Единственным лучом надежды было бегство малолетнего императора на базу Тайра в Ясима. Наступил шестимесячный перерыв в военных действиях, пока Ёритомо высылал Ёсицунэ подкрепления из Камакура. Ёсицунэ должен был преследовать Тайра на море, а тем временем его брат Нориёри продвигался вдоль берега Внутреннего моря к базе Тайра на Хикосима. 8 октября 1184 г. Нориёри выступил на запад. Он был не столь значительной фигурой, как его знаменитый брат, однако задача ему выпала нелегкая. Его путь лежал через земли, подвластные Тайра и населенные сторонниками Тайра, к тому же Тайра полностью контролировали морские пути. Его коммуникации безнадежно растянулись: мы вновь видим армию, которая пытается добыть пропитание на уже опустошенной территории. У Тайра имелся форпост на Кодзима, на берегу Внутреннего моря, где Тайра Томомори, который бежал из Ити-но- тани, дал Нориёри единственное за всю кампанию настоящее сражение. Оно интересно тем, что в этой битве самурай по имени Сасаки Морицуна совершил необыкновенный подвиг. Он был старшим братом Сасаки Такацуна, того самого, который выиграл знаменитые гонки через Удзигава. Морицуна превзошел своего брата тем, что переправился верхом через узкий пролив, отделявший Кодзима от суши, и повел Минамото в бой. За этим единственным исключением, все остальное время армия Минамото просто брела вдоль берега. К февралю 1185 г. Нориёри стал отправлять донесения в Камакура, описывая упадок духа и вялость своих солдат. Он предупредил Ёритомо, что многие из них давно бы дезертировали, будь у них такая возможность. Он также просил коней и лодки, поскольку они застряли на западном Хонсю и не могли переправиться на Кюсю. В конце концов несколько лодок для них нашлось, и утомленная армия «вторглась» на Кюсю. Один из самураев, ослабший от недоедания, продал свои доспехи и купил лодку, чтобы помочь товарищам переправиться. В то время как Нориёри продвигался на запад, вся слава досталась его младшему брату. В гавани Ватанабэ по крохам был собран флот, чтобы нанести удар по Ясима, базе Тайра на Сикоку. В первый раз Минамото спускались на воду — перспектива, пугавшая многих самураев с гор. Кадзивара Кагэтоки, который спас жизнь Ёритомо во время случая с «лесными голубями», был особо скептически настроен в отношении приготовлений Ёсицунэ к выходу в море. Он как-то заметил Ёсицунэ, что расположение весел на кораблях не позволит им в случае чего быстро развернуться, и предложил поставить «оборотные весла». — «Мы и не собираемся отступать», язвительно ответил Ёсицунэ, и его слова задели Кадзивара. Стратегия набега на Ясима сводилась к тому, чтобы любой ценой избежать морского сражения с Тайра, которое Минамото наверняка проиграли бы. Вместо прямого пути на Ясима они намеревались обойти с юга остров Авадзи, высадиться на побережье Сикоку примерно в тридцати милях от Ясима и уже оттуда начать наступление. Ясима представляет собой вулканическое плато, которое в настоящее время соединяется молом с Сикоку, но в эпоху войны Гэмпэй этот островок был отделен от суши узким и мелким проливом, который могли преодолеть и всадник и пехотинец. Тайра, несомненно, должны были выставить посты на этой стороне плато, но, несмотря на наличие естественных укреплений на вершине острова, они устроили свою базу на побережье напротив Сикоку, где на мелководье стоял их спасительный флот. К середине марта Ёсицунэ завершил свои приготовления, и около 22 марта флот вышел в море. Погода была отвратительная, бушевал шторм, что, как надеялся Ёсицунэ, должно было придать их атаке элемент неожиданности. Самураи не разделяли его энтузиазма, и некоторых буквально пришлось загонять на корабли острием меча. Они плыли всю ночь, подгоняемые бурей, и утром высадились на Сикоку. Как только самураи пришли в себя, они оседлали коней и устремились к Ясима. На Ясима Ёсицунэ использовал ту же «визитную карточку», что сработала в битве при Ити-но-тани. Все, что могло гореть, было подожжено, и под прикрытием дымовой завесы небольшой отряд Минамото направился к морю. Императора вновь приняли на борт, однако, вместо того чтобы сразу выйти в открытое море, корабли Тайра выстроились в узком проливе, намереваясь перед отплытием нанести удар по Минамото. Те переправились верхом по мелководью и дали бой находившимся в лодках самураям Тайра. Сам Ёсицунэ отличился в этом необычном сражении. В пылу битвы он уронил в море свой лук и стал его вылавливать. Спутники крикнули ему, чтобы он не рисковал жизнью ради лука. Он, однако, упорствовал и все-таки достал лук. «Я поступил так не потому, что дорожу луком, — отвечал Ёсицунэ. — Будь у меня мощный лук, согнуть который под силу разве двоим или троим людям, или такой же огромный лук, какой был у дяди моего Тамэтомо, я нарочно уронил бы его, чтобы враги подобрали... Но я не хотел, чтобы враг поднял слабенький лук и насмехался: глядите, вот, оказывается, каков лук у Куро Ёсицунэ, военачальника Минамото!» Самый известный эпизод в битве при Ясима связан с тем, что на одном из судов Тайра кому-то пришла в голову мысль укрепить на мачте веер, как бы приглашая Минамото сбить его, вероятно, для того, чтобы они впустую потратили стрелы. Веер, алый с золотым кругом, трепетал на ветру и на качающейся лодке представлял собой довольно трудную мишень. Сбить его вызвался восемнадцатилетний самурай по имени Насу Мунэтака. Он стеснялся показывать свое мастерство в присутствии стольких зрителей, но все-таки решил попробовать. Достав гудящую стрелу-«репу», он вложил ее в лук. Стрела попала в рукоять веера и сшибла его. «Подхваченный порывами весеннего ветра, мгновенье-другое парил он в воздухе, сверкая в лучах заката, но в конце концов упал в море». Впоследствии потомки Мунэтака сделали веер с солнечным диском своим мон — гербом рода. Солнце уже садилось, и Тайра укрылись в заливе Сидо, к востоку от Ясима. Минамото переправились на Ясима и смыли кровь и соленую воду с доспехов в пруду, который существует по сей день. Это была разумная предосторожность против ржавчины, которая очень скоро разъела бы те места, где потрескался лак. Тайра задержались в Сидо еще на день, а затем отплыли в свой последний оплот на Хикосима. Их потери при Ясима были невелики, но решение отправиться на Хикосима, где Нориёри контролировал побережье, оказалось для них роковым. Успех Ёсицунэ был теперь главным его козырем. Вожди самураев видели, как он дважды разбил Тайра в бою, и поспешили связать свою судьбу с белым стягом Минамото. Ёсицунэ был особенно рад принять клятву верности от нескольких самураев-мореплавателей, которые помогли доставить армию Минамото к месту одной из самых решающих битв в истории Японии — Дан-но- ура. Ситуация накануне битвы, 24 апреля 1185 г., складывалась следующая: флот Тайра под командованием Тайра Томомори базировался на Хикосима, откуда они могли контролировать западные подходы к проливу Симоносэки. Флот Минамото быстро подходил со стороны Сикоку, когда флот Тайра покинул базу и вышел в море, как они обычно поступали со времен Ити-но-тани. Они плыли на восток по проливу, пока не поравнялись с Та-но-ура на Кюсю, в нескольких милях к востоку от современного города Кита-Кюсю. В это же время флот Минамото подошел к острову Мандзусима. Теперь оба флота стояли всего в двух милях друг от друга. Тайра были уверены в себе. В войне на море они бесспорно были опытнее Минамото, однако благодаря недавно заключенным Ёсицунэ союзам флот Минамото превосходил их численностью: соотношение было примерно 850 к 400, и новые союзники Минамото управлялись с кораблями не хуже Тайра. Тайра Томомори обратился с проникновенной речью к членам своего клана, напомнив им, что на этот раз отступать будет некуда. Им следует не страшиться за свою жизнь, а сражаться как можно храбрее. Затем Тайра Кагэкиё призвал своих самураев прежде всего вступить в схватку с Ёсицунэ. «Узнать его будет нетрудно, — сказал он, — он лицом бел, ростом мал, зубы торчат вперед». Единственный самурай, в верности которого Томомори сомневался, был некий Тагути Сигэёси. Подозревая его в предательских замыслах, Томомори спросил у Мунэмори позволения на всякий случай его обезглавить. Но эта просьба была отвергнута, и поскольку сражение уже начиналось, Сигэёси позволили занять место в боевом порядке Тайра. В качестве меры предосторожности императора поместили на обычный корабль, а увешанный вымпелами флагман служил прикрытием. Суда, которые они использовали, были очень простыми. Никакого собственного вооружения они не имели и служили лишь в качестве плавучих платформ для самураев. Минамото выстроили свои суда в линию, а Тайра разбились на три эскадры. Сражение началось между 6 и 8 часами утра 15 апреля 1185 г. напротив пляжа на Хонсю, известного как Дан-но-ура. Тайра воспользовались приливом, и течение понесло их суда на восток, на флот Минамото. Когда их передовые суда подошли на расстояние около 300 метров, завязалась перестрелка. Течение было несильным, и стрелки Тайра поразили многих противников. Казалось, сражение разворачивается так, как они хотели, и Томомори старался использовать это преимущество, насколько позволяли обстоятельства. Около 11 часов два флота сблизились, и вокруг Ёсицунэ разгорелась жестокая схватка. Тайра Норицунэ едва не захватил его в плен, проложив себе путь на судно Ёсицунэ. Ёсицунэ спасся, перебравшись на другую лодку, а тем временем три самурая набросились на Норицунэ. Он столкнул одного за борт, а двух других обхватил руками и бросился в море. Два фактора, однако, существенно изменили ситуацию. Во-первых, изменилось направление приливного течения, и теперь преимущество было на стороне Минамото, которые со скоростью восьми узлов теснили Тайра к Дан- но-ура. Вторым фактором стала измена Тагути Сигэёси, который внезапно спустил красный флаг Тайра и покинул их строй, чтобы присоединиться к Ёсицунэ. Поднявшись на борт корабля Ёсицунэ, он раскрыл ему местопребывание императора, и тогда все силы Минамото были брошены против одного корабля. Еще большее смятение среди Тайра вызвал отданный Ёсицунэ приказ лучникам сосредоточить огонь на гребцах и рулевых. Вскоре многие суда Тайра уже беспомощно дрейфовали по течению, Минамото обступили их со всех сторон, и Томомори понял, что все потеряно. Он взошел на борт судна, где находился малолетний император, чтобы сообщить, что сражение проиграно и единственным выходом остается самоубийство. Бабка императора, вдова Киёмори, взяла восьмилетнего государя за руку, и они медленно подошли к борту корабля. Здесь они вознесли молитвы Великой богине в Исэ и Будде и со словами: «Там на дне, под волнами, мы найдем другую столицу» бросились в волны. Тут началось самое трагическое массовое самоубийство в истории самураев. Мать императора бросилась в море вслед за ними, но ее выловил один из самураев Минамото, подцепив за волосы боевыми вилами. Жена Сигэхира тоже собиралась броситься в воду, но стрела пригвоздила край ее одежды к борту судна, заставив выронить шкатулку, которую она несла. Оказалось, что в ней находилось священное зеркало, одна из императорских регалий. Священный меч уже бросили в море. Тайра Норимори и Цунэмори тем временем привязали к своим доспехам по тяжелому якорю и бросились в море, взявшись за руки. Так же поступили другие члены семьи — Сукэмори, Аримори и Юкимори. Однако Мунэмори, слабый духом, стоял в нерешительности, пока один самурай, которому подобное поведение вождя показалось отвратительным, не столкнул его в воду. Мунэмори оказался хорошим пловцом и продержался на воде до тех пор, пока Минамото не взяли его в плен. Его мать высказалась по поводу его трусости, прежде чем броситься в воду с юным императором. Она якобы сказала даже, что Мунэмори — сын вовсе не прославленного Киёмори, а торговца зонтиками, который согласился отдать его в обмен на новорожденную девочку. Последним в тот день покончил с собой Тайра Томомори. Он бросился в море, облачившись в два комплекта доспехов. О скорбный вид! Алые знамена, алые стяги, брошенные, изорванные, плавали в море, как багряные кленовые листья, что устилают воды реки Тацута, сорванные порывами бури. Алым цветом окрасились белопенные волны, набегающие на берег. Опустевшие судна, потерявшие кормчих, гонимые ветром, увлекаемые течением, качались на волнах и уносились в неведомые морские дали... Сражение при Дан-но-ура закончилось полным уничтожением клана Тайра. Едва ли кто из упомянутых здесь членов этого рода уцелел в этом бою, и после Дан-но-ура имя Тайра исчезает со страниц японской истории. Ни одна из побед в истории самураев не была столь полной, как эта. Сами масштабы побоища, жертвой которого стал целый клан, отвели ему достойное место в многообразном мире японских рассказов о призраках. Массовая гибель стольких людей не могла не произвести впечатления и на местных жителей. В течение многих столетий моряки боялись заходить в воды Дан-но-ура, опасаясь встречи с неугомонными призраками Тайра, обреченными бродить среди волн. Фантазия крестьян рисовала целые призрачные армии, выходившие из моря с бездонными черпаками, которыми они пытались очистить его от вековой скверны. Существует известная легенда о крабах хэйкэ, в панцирях которых заключены души мертвых самураев (при избытке воображения действительно можно разглядеть в их панцирях очертание человеческого лица). Война Гэмпэй подошла к концу, и Минамото Ёритомо, «властитель Камакура», стал реальным правителем Японии. Меры, которые он принял для укрепления своего положения, сильно отличались от методов Тайра и Фудзивара. Ёритомо решил править из Камакура, и в 1192 г. принял титул сэйи-тай- сёгуна. Титул сёгуна, или «главнокомандующего, покоряющего варваров», был до тех пор временным — император его давал военачальнику, которому поручалось подавить какой-нибудь мятеж. Ёритомо превратил этот временный титул в постоянный — данное ему новым императором поручение исполнялось до 4 января 1868 года! Таким образом Ёритомо установил наследственную военную диктатуру, которая навеки должна была принадлежать роду Минамото, получившую название сёгунат, или бакуфу — последнее слово происходит от маку, больших полотен, которые окружают ставку полководца на поле боя. Сёгунат стал правительством самураев, состоявшим из самураев и действовавшим в интересах самураев. Институт императорской власти был сохранен, но вся реальная политическая власть перешла в руки самураев, единственной силы, которая осталась в стране. Они и стали настоящими победителями в войне Гэмпэй. Что касается величайших из самураев, то их награда была невелика. Зависть и подозрительность привели к тому, что Ёритомо стал преследовать Ёсицунэ. Собственного брата, человека, который помог ему достичь столь высокого положения, он объявил вне закона. После Дан-но-ура за Ёсицунэ в течение четырех лет охотились по всей Японии, как за диким зверем. С горсткой верных соратников, включая неизменного Бэнкэя, он ухитрялся уходить от шпионов брата и преследовавших его армий. Эти приключения превратили Ёсицунэ в мифологическую фигуру, вдохновлявшую многие поколения художников и драматургов. Путешествуя по морю, он встречал призраки Тайра, а один случай, когда он едва сумел уйти от преследователей, достоин особого упоминания, поскольку иллюстрирует характер взаимоотношений между самураем и его слугой. Ёритомо устроил несколько застав на дорогах, чтобы найти Ёсицунэ, который, как ему сообщили, странствовал в облике ямабуси (бродячего буддийского монаха). Когда Ёсицунэ и его люди дошли до одной из этих застав, Бэнкэй сумел убедить стражников, что они действительно ямабуси, и даже собрал пожертвования на восстановление Тодайдзи. Они уже собирались пройти через заставу, когда одному бдительному стражу показалось, что он узнал Ёсицунэ, и он приказал им остановиться. С удивительным присутствием духа Бэнкэй повернулся и ударил Ёсицунэ посохом, велев ему поторапливаться и не задерживать их в пути. И стражник пропустил их, поверив, что они настоящие монахи, ибо ни один слуга не дерзнул бы ударить своего господина. Скитания Ёсицунэ закончились на берегу Коромогава, на севере Хонсю, где он и его соратники приготовились сразиться с армией сёгуна. Их вскоре разбили, и Бэнкэй остался, чтобы задержать врага и дать Ёсицунэ удалиться и совершить харакири. Бэнкэй стоял с нагината в руках, и так страшен был его вид, что никто не решался приблизиться к нему, пока один самурай не промчался мимо него на коне. Поднятый им вихрь коснулся Бэнкэя, тот упал, и лишь тогда самураи сёгуна поняли, что он был уже некоторое время мертв. Ёсицунэ между тем совершил харакири или, как считали некоторые, бежал на материк, где присоединился к монголам и принял имя Чингис-хана. С этого момента легенда превращается в чистую фантастику; несомненно лишь то, что Ёсицунэ остается архетипичным японским героем, одиноким странствующим рыцарем, чей конец трагичен и в чьих встречах с призраками и героями мы видим последние отблески героического мифа. С этого момента самураи, при всей их легендарной храбрости, твердо становятся обеими ногами на землю. Оставив в стороне легендарные аспекты войны Гэмпэй, мы можем рассматривать ее как время коренных изменений в жизни Японии. К 1180 г. Тайра в совершенстве освоили технику интриг и изучили известные тогда пути к власти, но были низвергнуты, потому что их методы к тому времени уже устарели. В 1185 г. Минамото взяли власть силой оружия и укрепили ее, распространив на всю Японию то, что Ёритомо создавал в Канто — феодальную диктатуру, основанную на военной силе. Власть Ёритомо стала абсолютной, когда в 1186 г. он уничтожил Минамото Юкииэ, а в 1193 г. — Нориёри. Эта верховная власть не принесла ему славы. В то время как любой японский школьник знает сказки о Ёсицунэ и Бэнкэе, имя Ёритомо принадлежит бесстрастному миру политической истории, а не волнующему самурайскому эпосу. В 1199 г. Ёритомо упал с коня и сильно разбился, от чего впоследствии и умер. В народе говорили, что его конь взбрыкнул, завидев призрак Ёсицунэ, и эта легенда верно отражает сложившееся о нем мнение. |