|
 |
Дж. Б. Сэнсом |
|
ГЛАВА VIII |
Японцы с древних времен были знакомы с китайскими административными и судебными методами, но до тех пор, пока в Японии сохранялась клановая система и вся судебная и исполнительная власть принадлежала вождям кланов, эти познания можно было осуществлять на деле лишь в виде экспериментов, потому что эффективность китайской системы проявлялась только при наличии сильной централизованной бюрократической власти. И только когда реформа Тайка несколько ослабила клановую автономию, японцы всерьез принялись составлять законы, чем неустанно занимаются до сих пор. В качестве первых образцов были взяты суйские и танские своды, уже скопированные корейскими государствами, и японцы, следуя китайской практике, разделили законы на четыре категории, назвав их рицу, рё, кяку и сики, которые приблизительно соответствуют запрещениям, предписаниям, установлениям и процедурам, и их можно рассматривать как свод наказаний (рицу), гражданский и административный кодекс (рё) и смешанный свод предписаний (кяку и сики) для детализации кодексов и со временем - для их исправления. Подобное сравнение, возможно, покоробит историка-правоведа, но различия между категориями никогда не были слишком отчетливыми даже в Китае, поэтому такое сопоставление вполне подходит для наших задач. Первым известным нам законодательным уложением был кодекс императора Тэндзи, датированный 662 г., но он не сохранился, хотя на него часто ссылаются в хрониках и его неоднократно пересматривали и расширяли. Древнейший из дошедших до нас кодексов, кодекс Тайхо, был составлен в 701 г. Фудзивара-но Фубито, Авата-но Мабито и другими. В том же году кодекс обнародовали и в провинциальные администрации направили юристов для его толкования и надзора за его выполнением. Подробное содержание кодекса неизвестно, так как до нас дошли лишь комментарии к нему: датированная 833 г. работа "Рё-но гигэ" и аналогичная, но расширенная - "Рё-но сюгэ", 920 г. Это пересмотры и комментарии, внесенные за указанный период, но они сделаны в такой форме, что очень нелегко отличить ранние привнесения от поздних. Кодекс Тайхо был пересмотрен в 718 г., но новый свод, известный как кодекс Ёро, не вступал в силу до 757 г. Все эти даты имеют большое значение, так как из них явствует, что, во-первых, законодательству уделялось много внимания, а во-вторых, что непригодность некоторых китайских законов для Японии выяснялась опытным путем. Поздние кодексы были подобны китайским образцам по форме, но очень заметно отличались от них по содержанию. Японский кодекс наказаний был менее суров, а административный подвергся значительным модификациям, чтобы соответствовать условиям страны. Так, статьи, относящиеся к вопросам религии, хотя и следуют танским моделям в терминологии и классификации, но по существу абсолютно самостоятельны. Здесь невозможно подробно проследить развитие всех административных и юридических институтов эпохи Нара, появившихся благодаря этим кодексам, но в общих чертах их необходимо описать, принимая во внимание, что данное описание не учитывает всей совокупности обстоятельств в каждый конкретный момент времени, а отображает скорее нечто среднее для всего VIII в. Естественно, что изменения в эпоху реформ и экспериментов происходили постоянно, но проследить их все мы не можем из-за недостатка места. В предыдущем обзоре административной системы мы уже отметили образование Великого Совета, контролирующего восемь советов, или министерств, и разделение страны на провинции, которые управлялись наместниками, назначенными центральной властью. Кроме четырех (после 716 г. - пяти) внутренних провинций, бывших на особом положении по причине близости к столице, провинции были поделены на уезды, которые в свою очередь подразделялись на районы, соответственно существовало провинциальное, уездное и местное управление. Помимо этого, страна делилась еще на группы провинций - до, или области, которых было семь. Это было скорее топографическое деление, чем административное, хотя области на самом деле соответствовали территориям, находившимся под юрисдикцией определенных чиновников. Однако главный интерес представляет тот факт, что они сохранились до наших дней под теми же географическими названиями, такими, как всем известная Токайдо, или Дорога Восточных Морей. Число провинций и уездов ко времени реформы неизвестно, но их границы изменялись, а количество росло по мере распространения центральной власти: к началу IX в. было 66 провинций, включавших 592 уезда. Теперь, зная структуру администрации, можно вкратце рассмотреть функции чиновников, приводивших ее в действие. Моделью административной иерархии послужила танская система, однако с самого начала были сделаны уступки местным традициям и условиям, и в течение столетия после реформы Тайка, или около того, стали необходимы - или казались таковыми - многие изменения, так как перенятые из Китая институты "не работали" или не соответствовали японскому темпераменту. Этого следовало ожидать - ведь первые реформаторы приняли китайскую систему в том виде, в котором она существовала на бумаге, и если даже сделать смелое допущение, что китайская практика согласовывалась с китайской теорией, то не похоже, чтобы высокоорганизованная танская структура точно отвечала всем японскими условиям, в которых она применялась. Пожалуй, наиболее интересным пунктом расхождения танской модели и японской копии является Совет по делам синто (дзингикан), который не только имел более высокий статус, чем отдельное министерство, но занимал такое же положение, как и верховное административное учреждение - сам государственный совет. Значение, придававшееся этому департаменту, показывает, что какие бы временные спады ни переживал местный культ как религиозный и социальный институт, правящий класс никогда не забывал о его ценности в качестве инструмента поддержания и усиления престижа господствующих кланов. Поэтому нельзя считать, что буддизм в Японии победил полностью. Отправление некоторых обрядов синто во дворце вроде бы прекратилось или стало формальным на короткое время эпохи Нара, особенно в правление такого набожного буддиста, как император Сёму, но вскоре возобновилось, и обязательное соблюдение великих традиционных постов и праздников продолжает по сей день оставаться существенной заботой правительства и, возможно, наиболее серьезной обязанностью монарха. О функциях различных государственных министерств мы уже говорили, и нужно лишь подчеркнуть их некоторые интересные отличия от китайской модели - не забывая при этом о близком соответствии между ними. При танском государе главным верховным органом был государственный совет из шести высших чиновников, опиравшийся на три бюро, чиновникам помогали два вице-канцлера; у японцев же вся власть осуществлялась главным министром, при поддержке правого и левого министров. Такое упрощение больше соответствовало японской автократической традиции и несомненно было изобретено, чтобы увековечить монополию на верховную власть, которой до реформы пользовались великий оми или великий мурадзи. При танской системе государственный совет контролировал шесть министерств, которые можно рассматривать как грубый эквивалент департаментам внутренних дел, налогов, ритуалов, войны, правосудия и общественных работ. Японцы в общих чертах следовали той же структуре, но добавили два департамента - накацукаса (палату императорских дел) и кунайсё (палату внутренних покоев). Это отличие весьма существенно. Накацукаса соответствует одному из бюро при танском государственном совете, но если в китайской структуре это по сути был секретариат кабинета, то в Японии ее возвели в ранг министерства, причем одного из важнейших. Накацукаса была ответственна за составление императорских указов и воззваний, рассматривала послания к трону и, кроме того, занималась составлением государственных документов и делами чиновников двора. Кунайсё была связана главным образом с поставками продовольствия императору и его дому. Иными словами, два дополнительных министерства служили в первую очередь поддержанию императорского достоинства. Изучая деятельность
провинциальной администрации, мы обнаруживаем,
что обязанности наместника были чрезвычайно
обширны, так как в своем лице он представлял все
департаменты государства. Он отвечал, по крайней
мере теоретически, за надзор за святилищами на
своей территории и в известном смысле действовал
как заместитель монарха в религиозных
церемониях, связанных с национальным культом; он
должен был контролировать составление реестров
земли и населения, набор рекрутов, сбор налогов,
пропорциональное распределение отработок,
приговоры по тяжбам; короче говоря, он сочетал
все гражданские, военные, судебные и религиозные
функции как выразитель и представитель
центральной власти. Такие обширные и
разнообразные полномочия, естественно, в
большинстве случаев перекладывались на плечи
подчиненных, но окончательная ответственность
возлагалась на самого наместника, хотя на
практике ею зачастую пренебрегали и
злоупотребляли. Существовала иерархия провинций
по рангу, по степени их значимости; что при этом
служило критерием - не совсем ясно, возможно,
приносимый ими годовой доход. Подбор наместников
провинций был делом тонким - начиная с самых
древних времен, когда центральной власти
приходилось проявлять осторожность из страха
перед возможной оппозицией могущественных
местных вождей, и впоследствии, когда сами
наместники стали опасны из-за своего деспотизма
и лихоимства. Истоки системы подбора не совсем
ясны, так как, хотя в предписаниях Сётоку есть
упоминание о "провинциальных властях", оно
несомненно относится к переходной стадии между
автономией местных вождей и управлением
полностью аккредитованными чиновниками от имени
императора. Борьба за землю и вооруженные стычки
между помещиками продолжались, по-видимому, еще
полвека после реформы Тайка, но к первым годам VIII
в. захваты земель прекратились или уменьшились, и
был достигнут относительно стабильный, с точки
зрения управления, раздел. Отметим здесь,
несколько уклоняясь от нашей непосредственной
темы, что помимо опустошения, последовавшего за
продолжительной борьбой, одним из условий,
благоприятных для установления нового режима,
был обычай, касающийся раздела земель и
собственности между сыновьями и
распространенный, во всяком случае, среди
средних и мелких вождей. Закона первородства не
существовало, и кланы или роды поэтому постоянно
дробились на меньшие группы, причем каждая
продолжала носить имя клана; в результате группы
множились, а их индивидуальные владения
уменьшались, и слабейшие были вынуждены искать
землю где угодно. Поэтому в реестрах 702 г. мы
находим упоминание об огромном числе мелких
домовладений, значащихся ныне независимыми
отпрысками больших семейств не только из мелкой
знати (мияцуко), но также, хотя и не часто, из оми и
мурадзи. Это, несомненно, была естественная
тенденция, поскольку число рабов и других
несвободных классов было недостаточным, чтобы
обеспечивать стремительно растущий класс
свободных людей, поскольку площадь
обрабатываемой земли расширялась очень
медленно. Из только что упомянутого реестра мы
узнаем: Мы видим, что в случае (а) ранг остается, но с небольшой собственностью; в случае (в), ранг утрачен, хотя семейные связи отмечены, а собственность мала; в случае (с) и ранг, и состояние сохранились. Не следует, однако, предполагать, что дробление семей было всегда благоприятным фактором для государства. Несмотря на изменения, происшедшие в классах, которые были способны удовлетворить свои аппетиты, нехватка земли вскоре снова дала о себе знать, а умножение мелких групп, обладающих собственностью, которой было недостаточно для удовлетворения их потребностей, в свою очередь вело к дальнейшей борьбе и формированию класса воинственных поселенцев, полуграбителей, полукрестьян, предтеч воинов следующей, феодальной эпохи. Ранние обладатели должности наместника провинции, по-видимому, не были влиятельными лицами, и до 700 г. мы не встречаем их имен в хрониках. С этого же времени назначение получают люди достойного положения, знать пятой степени - в то время относительно высокой, так как степени выше пятой имели только принцы и главы великих кланов. Так, среди наместников первого десятилетия VIII в. мы видим такие имена и титулы, как Отомо-но Сукунэ, Кибуми-но Мурадзи, Абэ-но Асоми, Тадзихи-но Мабито, чьи обладатели несомненно принадлежали к младшим линиям ведущих семейств. Действительно, некоторые из них были настолько влиятельны, что есть основания подозревать, что они являлись только титулованными обладателями постов, жившими в других местах и пользовавшимися званием и доходами, в то время как работу выполняли помощники. О том, каким образом исполнялись обязанности наместника провинции, известно немногое. Штат, полагавшийся ему по закону, был невелик - даже в самых больших провинциях не более трех-четырех чиновников и три-четыре секретаря, хотя, конечно, им помогали подчиненные, нанятые на месте. Поэтому не следует удивляться, что большинство наместников осуществляло лишь поверхностный административный надзор или даже совсем пренебрегало своими обязанностями, тогда как реальная власть и исполнительная работа доставались подчиненным им уездным руководителям. Правительство вскоре почувствовало неудовлетворенность службой наместников, о чем свидетельствует частая посылка проверяющих чиновников для расследования злоупотреблений. С начала VIII в. ежегодные инспекции становятся правилом. В дальнейшем, когда наместник в конце своего срока сменялся, ему не позволялось покидать пост до тех пор, пока он не получит от преемника сертификат, удостоверяющий, что нет недоимок по налогам и другой собственности правительства, а со временем была создана специальная служба, и лишь после проведенного ею расследования наместник мог получить чистую отставку. Без такой процедуры его имущество могло быть конфисковано для покрытия любого возможного ущерба, который был причинен правительству. Жалование наместники получали скромное, но возможностей для незаконных доходов у них было много. Официальный доход составляла земля, положенная по рангу, около 10 гектаров для лица пятого ранга, и земля, выделенная за службу, в среднем около 2,5 гектаров, что полностью соответствовало эквивалентной должности в столице. Но наместникам и их штату жаловался процент с определенных налогов в зерне, которые они собирали с провинций, поэтому в действительности они были гораздо богаче, чем их коллеги в столичных департаментах. Так, в императорском эдикте 775 г. мы обнаруживаем такие фразы: "Дошло до нашего слуха, что тогда как чиновникам в столице платят скудно, и они не могут избежать лишений от голода и холода, наместники провинций получают большие прибыли. Вследствие этого все чиновники открыто домогаются должностей в провинциях". Несколько позже в записке к трону говорится: "Те, кто управляет провинциями, исключительно процветают. Их амбары полны золота и тканей, их столы ломятся от вина и мяса". Источники редко упоминают наместников, вознагражденных за честность и верную службу, и в основном изображают их жиреющими от взяток, комиссионных и чаевых и процветающими за счет налогоплательщиков. Правители уездов (гунси) назначались из представителей иного класса, нежели наместники провинций. Уезд - гун, или сельский округ, управлялся администрациями, состоящими из разнообразных представителей местной знати (куни-но мияцуко, томо-но мияцуко, агата-нуси и т.д.). Главы уездов назначались правительством по рекомендации управляющих провинциями, почти без исключения отбиравших на эту должность влиятельных на местах лиц, в основном представителей местной мелкой знати. Их назначение теоретически было пожизненным, но на практике должность стала наследственной. В такой же мере назначение было и сугубо местным, и известно очень немного случаев перевода из одного уезда в другой. Уезды-гун классифицировались по числу селений, которые в них входили; это число колебалось от трех до сорока. Естественно, что с расширением заселенной территории и ростом населения количество и площадь уездов изменялись. Поскольку существовало 66 провинций и 592 уезда, среднее число уездов, составляющих провинцию, было девять, и очевидно, что к концу эпохи Нара площадь уезда равнялась приблизительно 250 км2, хотя в отдаленных и редконаселенных провинциях она могла быть значительно больше. Реальная деятельность местной администрации осуществлялась главами уездов, имевшими необходимые знания и влияние на людей своего клана. Обязанностями наместников были надзор и управление, глава же уезда осуществлял исполнительные и, до определенной степени, судебные функции. В документах того времени утверждается, что для должности главы уезда необходима квалификация, что он должен обладать сильным характером и быть способным выполнять тяжелую работу, и хотя это не означает, что от принципа наследственности отказались и главы районов подбирались по способностям, но показывает, что их должность была ответственной и считалась важной. В такой же мере она, конечно, была и влиятельной, и одной из задач, с которой столкнулась центральная власть в своих попытках развивать эффективную систему местного управления, было создание необходимого равновесия сил между провинциальными и уездными чиновниками. Если слишком многое позволить управляющим провинцией, они будут стремиться к той самой местной автономии, которую реформаторы стремились искоренить, и в то же время та же опасность возникала, если позволить главам уездов фактически контролировать большие территории, на которых их кланы занимали ведущие позиции. В действительности сочли необходимым ограничить размеры уездов до сорока, а позже даже до 27 селений, и в 730 г. управляющим провинциями указывают, что из рекомендуемых кандидатов на окружные должности, при прочих равных условиях, они могут отдавать предпочтение главам местных кланов, но, хотя семейные связи и важны, ими не оправдываются назначения бестолковых людей! Эдикт 744 г. запретил наследование близкими родственниками значительных постов в уездной администрации. Ни один из этих запретов строго не соблюдался, но факт их существования показывает, что система начала давать сбои, внушавшие тревогу центральной власти. Изучение соответствующих документов того времени убеждает, однако, что главный порок заложен не в системе, которая была достаточно работоспособной, поскольку подразумевала умеренное количество надежных чиновников и скромно удовлетворенное население, а в атмосфере, окружавшей ее деятельность. По тону эдиктов и записок того времени становится совершенно очевидно, что двор рассматривал органы провинциального и уездного управления главным образом как аппарат для сбора налогов. Документы по большей части изложены высокопарным языком лучших китайских образцов, относящихся к обязанностям правителя по отношению к народу, который надлежало лелеять и утешать, кормить и направлять. Однако эти пышные заявления могут ввести в заблуждение лишь самого невинного и неосторожного исследователя древних источников. Может быть, тогда, как и ныне, на Востоке, да и на Западе, были передовые мыслители, которые придерживались идеи, что главная задача правительства есть создание хорошего настроения у подданных, но все говорит о том, что первоочередной целью государственных мужей Нара было получение средств на растущие нужды метрополии и что благосостояние народа не было их основной заботой. В эдиктах часто встречается термин о-ми-такара, буквально "великое государево сокровище", который фигурально используется в значении "народ". Некоторые авторы приводят это слово в доказательство того, что правители рассматривали своих подданных как драгоценность, заботливо оберегаемую и хранимую государем. Однако правдоподобнее менее романтичная, но более соответствующая контексту версия, что этот термин первоначально обозначал крестьян, которые работали в государевых поместьях и были воистину "сокровищем государя", поскольку обеспечивали его личный доход. Как бы то ни было, главной функцией главы уезда было ведение реестров и сбор налогов, и хотя у него были и другие обязанности, такие, как наказание уголовных преступлений и разбор гражданских исков, они тоже в основном были связаны с уклонением от налогообложения и тяжбами по поводу земли и собственности. Более подробная картина деятельности этих чиновников вырисовывается при изучении некоторых фактов, касающихся налогообложения, которые еще будут рассматриваться, но она станет яснее, если сначала мы завершим рассказ о системе местного управления. Итак, округ состоял из определенного числа "селений". Это слово является условным переводом японского термина (время от времени изменявшегося) и обозначает группу домов с пахотными и лесными землями, им принадлежащими. Возможно, "деревня" было бы более точным словом, но под этим следует понимать редкие жилища, зачастую рассеянные на значительном пространстве. Выдержка из налогового реестра начала VIII в. показывает типичное устройство таких структур. Это "селение" можно
считать типичным примером. Очевидно, что
домовладения делятся на три класса. На самом деле
существовало три дальнейших подразделения в
каждом классе, в точности так, как
подразумевалось танским кодексом, по которому
домовладения классифицировались по их
собственности, другими словами, по их
способности платить налоги. Разделение мужчин на
трудоспособных, немощных и так далее -
аналогичная классификация по способности
работать, то есть платить подати отработкой или
продукцией. К гражданским служащим добавлялись военные чиновники, которые под руководством управляющих провинциями отвечали за подготовку лиц, приписанных к воинской службе, и заботились о военном снаряжении. Средний военный округ включал четыре района, и число солдат в нем составляло от 500 до 1000. Мы видим, что в селении (мы приняли его за типичное), реестр которого приведен выше, из 153 трудоспособных мужчин только 32 были военнообязанными, и не все они обязательно призывались. Многие приписанные в действительности не исполняли воинский долг, а работали на чиновников. Войска поэтому были немногочисленны и, по-видимому, представляли собой скорее род стражи, а не постоянной армии. Очень скоро их численность сократилась, а к концу эпохи Нара их совсем упразднили, за исключением подразделений на северных границах и побережье Кюсю. В провинциях их заменило ополчение, состоявшее из молодых людей, выходцев из семей глав уездов. Нельзя забывать, что в то время в Японии, как и в Китае, профессия воина не слишком уважалась, и возникновение главенствующего военного сословия было более поздним явлением, которое возникло в условиях анархии, последовавшей за крушением привнесенной извне системы землевладения и налогообложения. Какое-то количество воинов было необходимо, чтобы защищать восточные и западные границы от набегов неумиротворенных племен или справляться с разбойниками в отдаленных областях и пиратами в прибрежных водах. Благодаря этим тревожным обстоятельствам дух воинственности не умирал, но при дворе место воина оценивалось невысоко. Лишь немногие военные должности были в какой-то мере престижны, в основном посты офицеров гвардии, которые на протяжении поколений принадлежали таким семействам, как Отомо. Звания эти давали определенное положение, но не требовали ни военных знаний, ни воинской доблести. То, что они были скорее декоративными, чем военными, явствует из эдиктов, выпущенных вскоре после основания Нара, в которых о гвардейцах говорится как о воинах лишь по названию, слабых и неумелых в обращении с оружием и в случае необходимости - бесполезных. И офицеры, и рядовые отбирались по происхождению, безотносительно к их воинским способностям. Они носили вычурную и дорогую форму и фактически представляли собой род прислуги, декоративной и очень дорогой. Гвардейцы были предоставлены в распоряжение принцам и знати высокого положения, в чьих домовладениях они выполняли домашнюю работу. Селением, под руководством уездных властей, управлял староста, или голова, избранный из числа жителей. Существовало еще одно подразделение, которое объединяло жителей пяти домохозяйств селения. Эти группы формировались принудительно, и ее члены отвечали за поддержание порядка внутри такой единицы, и более того - за налоговые обязательства отсутствующих или бежавших. Этот любопытный институт, китайского происхождения, просуществовал в слегка измененной форме вплоть до конца эпохи Токугава. Уже говорилось, что главным требованием государственных деятелей Нара к провинциальным чиновникам был сбор налогов, достаточный для удовлетворения потребностей метрополии. Позаимствованные у Китая институты стоили дорого. Аристократии не хватало денег, или, вернее, богатств - в виде зерна, тканей и инструментов, чтобы одеваться в прекрасные шелка, содержать слуг, строить дома, покупать украшения, картины и книги. При этом нельзя забывать, что в полигамном обществе аристократическая часть населения быстро увеличивалась. Более того, жизненный уровень рос и у нижестоящих групп населения, особенно во внутренних провинциях. Равным образом ресурсы страны, вероятно, истощало строительство буддийских храмов и содержание многочисленного жречества. Существовало два очевидных пути подъема благосостояния высших классов: один - увеличить распашку земли, другой - выжать еще больше из крестьян; в ходу были оба метода. В 711 г. императорский декрет в неодобрительных выражениях указывал на поведение принцев, знати и местных помещиков, присваивавших обширные участки новых земель в ущерб мелким крестьянским хозяйствам. Декрет строго запрещал подобную практику и предписывал, чтобы впредь целинные земли, пригодные для обработки, предоставлялись только наместниками провинций, действующими от имени государства. В 713 г. аналогичный запрет был адресован буддийским монастырям, которые обвинялись в том, что захватили "бескрайние поля". С присвоенных подобным образом земель государство получало очень небольшой доход или совсем его не получало, так как владельцы, как правило, были людьми высокопоставленными и свободными от налогообложения и к тому же добивались иммунитета, по крайней мере частичного, для большинства своих поместий. Поэтому правительство в 722 г. распорядилось распахать 1000000 тё, или 1,2 миллиона кв. км, целины; работа эта должна была выполняться под надзором глав провинций и уездов, причем надлежало обеспечивать работников питанием и инструментами за казенный счет. Во всех уездах крестьян поощряли к участию в этом предприятии, и каждому, кто сможет собрать на новых полях тысячу коку риса, было обещано пожизненное освобождение от налогов, а тем, кто соберет не менее трех тысяч коку, будет пожалован чин шестого класса. Совершенно естественно, что полностью этот план не мог быть выполнен, так как означал увеличение обрабатываемых площадей более чем вдвое; тем не менее обещанные привилегии за улучшение земель, а также интенсивный рост населения значительно стимулировали распашку, особенно на севере и западе Японии. Осуществление этого плана создало курьезную ситуацию: в то время как целью его было увеличение надельных земель, на практике результатом его стало разрушение системы наделов. Правительство в претворении своей политики зашло так далеко, что обещало крестьянам, поднимавшим новые земли, непрерывное владение ими на протяжении трех поколений. Это был отказ от принципа, на котором основывалась существовавшая система владения землей, китайского принципа равного участия, а поскольку система владения землей была существенной частью всего остова экономики, ее разрушение неизбежно должно было привести к изменениям социальной структуры. Уже в течение долгого времени правило, по которому наделы должны перераспределяться каждые шесть лет, не соблюдалось, и на самом деле сомнительно, что надельная система строго применялась когда-либо на большей части территории Японии. Дело дошло до критической точки, когда государство дало положительную санкцию правам на землю, практически не ограниченным в пространстве и времени. Это неизбежно узаконило злоупотребления, на которые трудно было смотреть сквозь пальцы. Несомненно, правительство сознавало, что разрушает свою собственную систему, но его принуждала к этому экономическая необходимость. Позже оно пыталось выправить положение корректирующими законами и указами, но без успеха. Урон был нанесен, и чем дольше держатели земли владели своими участками, тем труднее было у них эту землю отобрать. Этого следовало ожидать, исходя уже из самой человеческой природы, но существовала еще одна очень веская причина, почему крестьяне вынуждены были цепко держаться за любую землю, которую они могли получить сверх наделов. Японская земельная система отличалась от китайской тем, что налогами (и натурой, и отработкой) облагались главным образом люди, а не земля. Поэтому земля, удерживаемая в добавление к наделам, не обязательно накладывала дополнительные повинности на держателя, и иногда даже выгоднее было пренебрегать наделами и уделять внимание новым полям, которые тем или иным способом укрывались от регистрации. Еще одной причиной предпочтения, оказываемого незарегистрированным землям, был высокий процент, взимаемый государством за принудительные ссуды семенного риса, иногда вплоть до 35 процентов в год, а при задержке платежей случалось, что процент превышал заем и крестьяне разорялись, их семьи распадались и лишались земли. Время от времени правительство, побуждаемое компетентными чиновниками, прощало долги крестьян, но провинциальные и уездные чиновники, судя по всему, не проявляли такого милосердия и во многих случаях требовали выплат, отстаивая свои прибыли, которые они получали, зачастую незаконно, беря свою долю. Реестры эпохи Нара
показывают, что очень многие "свободные"
люди, сочтя бремя налогов и отработок слишком
тяжелым, бежали из своих домов и либо скрывались
в отдаленных районах, где можно было осесть и
работать на себя, либо искали покровительства у
более могущественных лиц - у знати или глав
больших монастырей. Строительство новой столицы,
Нара, тяжелой ношей легло на жителей
окрестностей: поскольку они были под рукой, то
именно им и пришлось внести наибольший трудовой
вклад. Работников из отдаленных провинций
заполучить было тяжело, и если они приходили на
общественные работы или дорожную службу, то с
ними обращались еще более сурово. Часто
случалось, что они умирали от голода и болезней
на обратном пути, пока наконец правительство не
устроило для их пропитания продовольственные
склады на главных дорогах. Все это были веские
причины для того, чтобы население, облагавшееся
налогами, спасаясь от трудовой повинности и
других податей, бежало туда, где не было слишком
пристального надзора со стороны чиновников и где
можно было взять участок невозделанной земли и
работать на себя, а при отсутствии желания
что-либо производить - заняться грабежами.
Выдержка из реестра 724 г. иллюстрирует это
положение вещей: Оригинал этого реестра, касающегося семьи с хорошим положением (оми), не полон, но сохранившиеся фрагменты приводят имена около тридцати членов хозяйства, из которых семеро отправились в другие провинции, захватив с собой четверых рабов. Некоторые из них переменили место жительства с официального разрешения, другие, как показывает отрывок, считаются беглецами. Рядом с большинством имен записаны особые приметы, такие, как родимые пятна и шрамы. Местным властям предписывалось возвращать беглых либо взимать с них налоги, как с живущих оседло в новом районе, но эти предписания далеко не всегда выполнялись, и постепенно сформировался обширный класс бродяг, постоянно стремящихся прочь из густонаселенных районов. Итак, можно заключить, что в эпоху Нара развитие культуры, искусства, литературы и религии опережало экономический и политический рост. Эстетические достижения были почти чудом, что говорит о силе артистического духа японцев. Прогресс же в экономике и политике сдерживался неблагоприятными условиями. Едва ли можно было надеяться, что перенесение богатой и многообразной культуры извне и воспроизведение ее на экономическом фундаменте, столь не соответствующем ее уровню, при социальном базисе, в котором так велика сила традиций, обойдется без трудностей и провалов. Новая культура способствовала не только стремительному росту уровня жизни, но и породила многочисленный класс праздного или по крайней мере непроизводительного населения. Привилегированная знать, монахи, монахини, священнослужители, декоративные военачальники и воины со всеми их слугами все больше и больше утопали в роскоши за счет землевладельцев, которых, несмотря на их несомненный численный рост, постоянно не хватало из-за оттока трудоспособных людей в непроизводительную сферу, к тому же их душили налогами. Меры, предпринятые, чтобы справиться с такой ситуацией, были обречены на провал. Подъем новых земель только подчеркнул неравенство между богатым собственником и мелким крестьянином. Назначение в интересах крестьян инспекторов для надзора за поведением чиновников на местах привело лишь к расширению рядов "власть имущих" и росту тяжких злоупотреблений. Финансовые ухищрения государственных деятелей были в лучшем случае неэффективны, в худшем - бесчестны. Документы короткого периода Тэмпё, известного всем как блистательная эпоха в истории искусства Японии, показывают, что Нара на вершине своего великолепия неизбежно должен был постигнуть экономический крах. Заслуживает внимания пример с Фудзивара Осикацу (Накамаро), наглядно изображающий положение в целом. В 761 г. по случаю одного из тех временных переносов государевой резиденции, которые были тогда столь тяжким бременем для народа, Накамаро был пожалован миллион снопов риса на покрытие расходов по переносу, что равняется урожаю с 2400 гектаров. В дополнение он получил в лен 3000 хозяйств и 120 гектаров рисовых полей. Примерно тогда же ему присвоили высший из всех возможных чинов, приносящий наибольшее возможное жалование, и даровали привилегии, на практике означавшие право чеканить монету и собирать проценты с риса, данного в заем государством. Он выпускал серебряные и медные монеты в обмен на находящиеся в обращении порченые, почти половина из которых была фальшивыми, по такому курсу, что денежная стоимость товаров увеличивалась по меньшей мере в пять раз. И другие придворные и сановники получали щедрые пожалования и привилегии, поэтому при изучении источников последующего периода не следует удивляться тому, что из-за чрезмерных расходов двора на строительство и пожалования государственная казна наполовину опустела за последнее десятилетие эры Тэмпё, закончившейся в 767 г. |
| Часть первая. РАННЯЯ
ИСТОРИЯ Глава I. Истоки Глава II. Ранние мифы и хроники Глава III. Ранняя религия Ямато Глава IV. Освоение китайской науки Глава V. Культурные связи и реформа Тайка Часть вторая. ПЕРИОД
НАРА Часть третья. ЭПОХА ХЭЙАН |
Часть четвертая.
КАМАКУРА Глава XIV. Развитие феодализма Глава XV. Регенты Ходзё Глава XVI. Религия, искусство и литература Часть пятая. МУРОМАТИ Часть шестая. ЭПОХА СЭНГОКУ Часть седьмая. ПЕРИОД ЭДО |