|
 |
Дж. Б. Сэнсом |
 |
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ |
Эпоха Хэйан начинается с переноса столицы из Нара в Нагаока. Перенос столицы в первую очередь означал перемещение императорского дворца, и переезд двора из Нара не был новшеством для Японии. В истоках этого обычая лежит табу, связанное с осквернением дома смертью. В древней японской истории известно много случаев смены столицы, но, как правило, это не означало ничего, кроме переезда в другой дворец. На протяжении первых сорока трех царствований, изложенных в хрониках, столица находилась преимущественно в провинции Ямато, и хотя в начале каждого правления менялись дворец или столица, переезжали чаще всего на несколько километров, а иногда не больше чем на несколько сот метров. Конструкция зданий того времени была простой, и к концу царствования в любом случае, наверное, было проще выстроить их заново, чем ремонтировать. В эпоху Нара под воздействием буддизма развивалась архитектура, возводились просторные и долговременные здания, и поэтому перенос столицы был связан с серьезными финансовыми препятствиями. Осквернение смертью можно было преодолеть сменой дворца, но перемещение города было крупным и дорогим мероприятием. Нара оставался столицей в течение семи царствований (710-784), исключая период, когда Сёму переезжал в Куни и Нанива из-за усобицы между двумя главенствующими кланами, Фудзивара и Татибана. Перемещение в Нагаока кажется тем более удивительным, если учесть количество крупных зданий, как храмов, так и дворцов, в Нара; так что этот переезд остается загадкой для историков. Известно, что к концу эпохи Нара финансы империи находились в упадке, главным образом из-за крайней дороговизны этих зданий, и поэтому для переноса столицы должна была существовать очень веская причина. Одним из решающих факторов явно было растущее могущество буддизма, давления которого избежать было невозможно, пока двор оставался среди храмов и монастырей, возглавляемых богатым и влиятельным духовенством. К тому времени, как император Камму взошел на трон, доминирующее влияние священнослужителей на женщин-императриц продолжалось уже несколько поколений и достигло критической точки. Сам император учился, еще когда был принцем Ямабэ, в университете, а университет был светским заведением, в котором буддизм не входил в курс обучения. Пожалуй, это было скорее конфуцианское учреждение, и в нем проводились ежегодные конфуцианские праздники. Вряд ли Камму был убежденным противником буддизма, но наверняка можно предположить, что он опасался его усиления, и еще более вероятно, что советники хотели перевезти оттуда императора. Наверное, имелись и другие причины, и наиболее интересная из них, возможно, заключалась в том, что влиятельный аристократ Фудзивара Танэцугу, связанный с богатым семейством Хата, получил от них деньги в обмен на его помощь в повышении в чинах. Во всяком случае, что-то подобное произошло наверняка, и хотя точные подробности неизвестны, история переноса столицы иллюстрирует три важные черты тогдашней жизни, по крайней мере жизни метрополии, а именно: влияние жречества, непрерывные интриги Фудзивара и других великих домов и богатство некоторых землевладельцев. Переезд был, по-видимому, дорогим делом, и с ним торопили. В 784 г. (в пятом месяце) была послана комиссия под руководством Танэцугу, чтобы начать строительство на определенном месте, уже выбранном после одобрения гадальщиками и обращения к богам. Работы по сооружению дворца начались сразу же, и спустя пять месяцев император выехал в резиденцию. На строительстве круглосуточно работали одновременно 300000 человек. Снабжение едой и одеждой такого количества работников явно было непростым делом, и они терпели страшные лишения. Относительно стоимости работ полной информации у нас нет, но сообщается, что всем провинциям было приказано прислать в Нагаока все налоги за год вместе со всем необходимым для строительства. 680000 снопов (риса) из налогов было пожаловано принцам и высшей знати на строительство их собственных домов в новой столице, а 43000 снопов уплатили землевладельцам за отвод земли и крестьян, составлявших часть их поместий. Переезд императора в Нагаока означал лишь то, что дворец уже был готов для проживания. Правительство оставалось в Нара еще несколько лет. Строительство нового города, прокладка дорог и сооружение мостов продолжались фактически десять лет, до начала 793 г. Затем внезапно был издан эдикт о переносе столицы на несколько миль дальше, на место современного Киото. Причины для переноса столицы из Нагаока - в момент, когда работа близилась к завершению - не выяснены. Мотивов, несомненно, было много. Все, что нам остается, это перечислить главные события, предшествовавшие этому переносу, и разгадать их значение. Главный фаворит императора - Танэцугу, которому было дозволено "решать все дела, внутренние и внешние", торопил работы в Нагаока, но был убит в 785 г. младшим братом императора, принцем Савара. До этого Савара организовал заговор с целью стать наследником, но Танэцугу, поддерживавший старшего сына императора, расстроил эту интригу. Нет нужды вникать в детали этой междоусобицы, являвшейся одной в цепи множества низких интриг и распрей. Достаточно отметить, что почти каждое важное политическое событие той эпохи происходило из-за соперничества влиятельных семей, группировавшихся у трона, и эта борьба переплеталась с астрологией, предзнаменованиями и страхом перед мстительными духами. Таким образом, Танэцугу убили, заговорщиков приговорили к смерти или изгнанию, а самого принца Савара выслали на остров Авадзи, где разрешили уморить себя голодом, а может быть, и убили в пути. Вскоре после его смерти императора начали одолевать несчастья. Сначала заболел его сын, наследник, в то время 12-летний ребенок. В великое святилище в Исэ были отправлены посланцы с дарами, чтобы молиться за выздоровление принца, но тому не становилось лучше. На следующий год во все святилища внутренних провинций были сделаны пожертвования, читались молитвы, призвали гадальщиков, чтобы узнать причины продолжительной болезни наследника. Гадальщики заявили, что она вызвана духом мщения покойного принца Савара. Предпринятые затем шаги показывают, насколько велик и распространен в те дни был страх перед мертвыми. На остров Авадзи был отправлен посол императора, сановник самого высокого ранга, чтобы принести смиренные извинения оскорбленному духу; интересно, что хроники, описывая это происшествие, сообщают лишь о могиле "некоего принца", так как упоминать имя великой персоны, внушающей ужас и благоговение, считалось дурным знаком. Построили гробницу с оградой, и местным властям приказали ее бережно и с почтением охранять. Потом, в 794 г., внезапно заболела и умерла супруга наследника, дама из семьи Фудзивара. Это несчастье также приписали действиям духа Савара, и чтобы умиротворить его, предпринимались дальнейшие усилия в оказании ему еще больших почестей. Во дворцах императора и наследника читали "Сутру Алмазного меча", а на Авадзи отправили священнослужителей молиться и каяться на могиле. В 799 г. принца Савара посмертно назвали императором под именем Судо-тэнно, перезахоронили в Ямато, его гробница стала императорским мавзолеем и в его честь воздвигли храм. Впоследствии этот мавзолей в том, что касается обрядов, жертвоприношений и других обычаев, рассматривался как усыпальница императора. Так, например, когда вернувшаяся от танского двора миссия привезла дары, часть их была послана на его гробницу в качестве жертв, точно так же, как и на гробницы двух предыдущих императоров, Тэндзи и Конина. В дальнейшем, когда в 806 г. царствующий император Камму заболел, он издал эдикт, оповещавший, что всех изгнанных за участие в заговоре 785 г. следовало "живых либо мертвых" освободить от наказания и возвратить в прежние звания, а служителей в провинциальных храмах по всей стране обязывали дважды в год, весной и летом, читать в честь императора Судо "Сутру Алмазного меча". Этот рассказ, собранный из разбросанных в хрониках сведений, показывает, насколько большую роль в те дни играли религиозные суеверия. Он демонстрирует ортодоксальное развитие синтоистского культа мертвых, в некоторой мере чем-то обязанного буддизму, чем-то - китайской системе предсказаний, а также свидетельствует о живучести национальных анимистических представлений. Злоупотребления среди колдунов, гадальщиков и священнослужителей, претендовавших на магическую силу, достигли таких размеров, что в 807 г. был издан эдикт, содержащий следующие слова: "Жрецы, гадатели и им подобные обманывают народ, произвольно толкуя добрые и дурные предзнаменования. Народ в своем невежестве принимает их предсказания на веру, и поэтому постепенно расцветают фальшивые суеверия и преуспевает вредная магия. Такие обычаи набирают силу и портят нравы. Впредь они строго запрещаются, и все изучающие эти искусства или продолжающие ими заниматься будут изгоняться". Как следовало ожидать, правящие классы не были свободны от пороков, которые они находили столь вредными для простонародья, но предавались им в более элегантной и дорогостоящей форме. Чрезмерные расходы на религиозные обряды, особенно на буддийские заупокойные молитвы, дошли до того, что в том же самом году, когда вышло упомянутое выше воззвание против колдунов, императорский эдикт ограничил количество даров, делавшихся храмам за подобные службы. Принцы крови и министры первого ранга не могли жертвовать более 500 тан [1] ткани (такова была форма платежа); второй ранг ограничивался 300 тан и так далее, до чиновников ниже шестого ранга, которые не могли тратить более 30 тан. Эдикт упоминает, что люди всех классов соперничают друг с другом в пышности таких обрядов, что бедные иногда ради этого вынуждены продавать свои земли и дома и что дальнейшие кредиты их семьям доведут их до разорения. Есть сведения о привлечении сотни и даже тысячи жрецов для чтения заупокойных молитв. В хрониках почти как о части государственных дел повествуется о молитвах ради хорошей погоды для всходов, ради предотвращения и прекращения мора. Так, мы узнаем, что в 818 г. после череды плохих урожаев император и двор постились и читали молитвы в течение трех дней. Всем чиновникам сокращали довольствие и понижали жалование, но жрецы, когда бы их ни призывали молиться о дожде ли, или о солнечной погоде, получали богатые дары; настолько богатые, что, учитывая только сообщенное в официальной истории того времени, их общий доход за неполных три года достигал свыше 100 000 рулонов хлопчатой ткани, не считая других видов пожертвований. То же самое касалось болезней. Недомогания приписывались воздействию духа другого лица, живого или мертвого, и первым средством изгнания или умиротворения этого духа была помощь жрецов или заклинателей. Предзнаменованиям, как мы уже видели, придавалось такое большое значение, что запись их была одной из главных функций официальных хроник. Легендарная история первых императоров полна рассказов о знаках и знамениях, и их число не уменьшается в более поздних записях, при том, что более заметным становится влияние китайской астрологии. Так, в 723 г. была найдена белая черепаха, и решили, что это очень хорошее предзнаменование. Название эры было изменено на Дзинки, что означает "Божественная Черепаха". С течением времени становится привычным, если не обязательным, что провинциальные чиновники сообщали трону о любых предзнаменованиях, с тем чтобы придворные гадатели могли обобщить их для толкования и совета. Необычные птицы, пролетевшие над домом, любопытные шумы, облака необычной формы или цвета, животные со странными отметинами - все это, после серьезного изучения и в соответствии с решением гадателей, требовало молитв и служб, пожертвований храмам, отправления миссий в отдаленные святилища. Счастлив был тот провинциальный чиновник, который мог сообщить о добром знамении, таком, например, как внезапно появившееся облако пяти цветов, что посчитали настолько благоприятным, что были сделаны подарки "сотне чиновников" и объявлена амнистия всем преступникам. Вернемся к переносу
столицы из Нагаока, кажущемуся беспричинным и
экстравагантным; возможно, это событие легче
понять, если принять во внимание вышеописанные
обстоятельства. По-видимому, здесь дело не только
в том, что враги Танэцугу после его смерти не
хотели завершать начатое им; вероятно, на решение
его величества начать все снова на более
благословенном судьбой месте подействовали
также неудачи, преследовавшие его после кончины
фаворита, и то, что работы затянулись на десять
лет, сталкиваясь с постоянными трудностями. Как
бы то ни было, в марте 793 г. по совету
предсказателей выбрали новое место, и
незамедлительно началось строительство. О
переезде известили охраняющее район божество в
святилище Камо и Солнечную Богиню в Исэ, равно
как и гробницы предшествующих трех поколений
императоров. Некоторую пользу извлекли и из
строительства в Нагаока: известно, что
императору пришлось перебраться во временную
резиденцию, поскольку его дворец, вместе с
другими павильонами и залами, был снесен -
несомненно, для перевозки на новое место. Новый
дворец отстроили в 795 г., и в десятом месяце
император переехал. О переносе столицы было
объявлено в святилищах по всей стране. Нам столь мало известно о жизни в других частях Японии той эпохи, что есть риск переоценить значение событий, происходивших в столице. Но, в конце концов, источники уделяют внимание главным образом придворной жизни, и поэтому следует брать все самое ценное из этого материала в поисках намеков и предположений, по которым можно было бы составить некоторое представление о жизни страны в целом. С этой точки зрения небезынтересно описание главного города. Строительство
"Столицы Мира и Покоя", как и Нара, следовало
общему плану китайской столицы при династии Суй -
Чанъани. Это прямоугольник размерами около трех
с половиной миль с севера на юг и трех миль с
запада на восток, окруженный рвом и симметрично
разделенный широкими улицами на квадраты, в свою
очередь делившиеся узкими улицами. Вдоль каждой
дороги имелись канавы, и так как город
располагался на небольшом склоне, в них всегда
была проточная вода. В северной части центра
города находился отгороженный участок, длиной
около полутора километров и шириной в километр,
где размещалась резиденция императора,
различные жилые апартаменты, церемониальные
залы и главные департаменты государства. Стены
имели четырнадцать ворот. Снаружи были
расположены дворцы, примыкавшие к стенам,
использовавшиеся императорами, когда те по
различным причинам предпочитали их находившимся
внутри, а также дворцы, где селились отрекшиеся
императоры; усадьбы, принадлежавшие великим
родам, и некоторые правительственные службы и
учреждения. До начала строительства столицы на этом месте или рядом уже существовало некоторое количество святилищ, главными из которых были: святилища Камо; святилище бога Сусаноо - Ясака, или Гион, и храм Идзумаса, или Корюдзи. Прославленный храм Киёмидзу был построен из материалов разобранного в заброшенном Нагаока большого зала, а самый первый храм на горе Хиэй, Компонтюдо, был возведен, чтобы защищать город от злых сил, приходящих с северо-востока, зловещей страны света. Император Камму вскоре после восшествия на трон издал эдикт, ограничивавший строительство храмов и поступление в монашеские общины. По всей стране вырастали храмы и множились священнослужители, но то, что казалось проявлением религиозного рвения, на самом деле было борьбой за необлагаемые налогами поместья, так как духовенство и церковь обладали иммунитетом. "Если так будет продолжаться, то через несколько лет не останется земли, не принадлежащей храму", - говорится в эдикте, где запрещается дарование или продажа земли религиозным учреждениям. Однако, вопреки этим запретам, с основания Хэйана храмы и святилища строились по всему городу и его предместьям, и через век или два склоны холмов были сплошь покрыты священными зданиями, а воинственные монахи являлись такой угрозой для столицы, какую даже представить не могли себе те, кто покинул Нара, чтобы избежать роста влияния духовенства. Насколько можно судить по современному Киото, Хэйан как город в целом не производил особого впечатления. В нем отсутствовало должное величие; за исключением нескольких больших дворцов, наблюдатель, смотрящий с высоты, смог бы увидеть плоскую поверхность крытых щепой крыш, монотонные прямоугольники, изредка прерываемые какими-то высокими шатрами. Но при более близком рассмотрении он обнаружил бы там, как находят во многих современных японских городах, на первый взгляд тусклых и уродливых, более приятные черты, открытые лишь более сокровенному знанию, - красивые ворота, приятные дворики, опрятные сады; здесь - прекрасная черепичная крыша храма, там - красные колонны святилища; на улицах пестрота красочных нарядов и тяжелая поступь буйволов, влекущих экипажи знати и телеги простолюдинов. Столица, кажется, не была густо населена; и достаточно любопытно, что западные кварталы никогда не процветали, несмотря на все усилия правительства, поддерживавшего их заселение. Интересен сам факт, что тенденция распространения на восток была столь сильна, что современный Киото почти полностью лежит восточнее старого центрального проспекта Хэйана. Численность населения Хэйана на заре его существования неизвестна, но один авторитетный исследователь оценивает количество домов в начале IX в. в 100000, а их обитателей - в 500000. Цифра, вероятно, завышена, так как в современном городе, занимающем гораздо большую площадь, население не достигает 700000. Несомненно, однако, что Хэйан тех дней был одним из крупнейших городов мира. Конечно, это был город деревянных строений, больших и маленьких. Из зданий в пределах внешних стен наиболее великолепным был Дайгоку-дэн, или Великий Зал Государства. Он стоял на каменном фундаменте, окруженном красной лакированной балюстрадой, и представлял собой зал более 50 метров длиной и 17 метров шириной, крыша которого поддерживалась 52 колоннами. Все здание было покрашено в красный цвет, а крышу покрывала изумрудно-голубая черепица. В центре зала на приподнятом помосте стоял императорский трон под балдахином, увенчанным золотыми фениксами. Другими значительными сооружениями были Хогаку-дэн, или Зал Щедрых Удовольствий, где проводились церемониальные пиры, и Бутоку-дэн, или Зал Воинской Доблести (подобный Дайгоку-дэн), близ которого находился плац и огороженный участок для конных забав и стрельбы из лука. В пределах главных стен располагалась группа зданий, окруженная двойным частоколом десятиметровой высоты, построенных из красного дерева и покрытых черепицей. На участке, ограниченном следующей стеной, стояли соединенные между собой здания императорской резиденции. Этот меньший участок огораживала стена в виде двойного коридора, перекрытие которого опиралось на столбы. Важнейшими зданиями внутри были Сисин-дэн, или Зал Пурпурного Дракона, павильон для церемоний, и Сэйрё-дэн, Зал Чистой Прохлады, где располагались жилые помещения императора и апартаменты его супруги и наложниц. Рядом с Сэйрё-дэн было Найсидокоро, маленькое здание, где хранилось Священное Зерцало. В северной части внутренней ограды располагались "Запретные Покои", где жили императрица и наложницы императора, а рядом с их жилищем находились апартаменты для придворных дам, названные по деревьям в их двориках - Грушевая Палата, Глициниевая Палата, Сливовая Палата и т.д. В настоящее время некоторые авторы описывают здания внутри второго ограждения как дворцы несравненного великолепия [2]. Красные колонны, голубая черепица, белая штукатурка, зеленые решетки, золотые иероглифы на черных табличках несомненно придавали достоинство сдержанной простоте просторных залов и пустых двориков, но архитектурное целое, должно быть, создавало впечатление скорее какой-то холодной и суровой красоты, нежели величия. Вспоминая в связи с этим сохранившиеся древние дворцы в Китае, Японии и Корее и полностью сознавая их сегодняшнее запустение, даже когда мысленно населяешь их роскошно одетыми придворными и чиновниками, нельзя отделаться от ощущения, что, несмотря на их соответствие строгим эстетическим стандартам, пышности и великолепия им, вероятно, недоставало. Атмосфера придворной жизни, по-видимому, соответствовала окружению. Точно так же, как здания имели строго предписанные размеры и планировку, так и поведение и наряды их обитателей регламентировались до мельчайших деталей. Был принят церемониальный кодекс танского двора, и он строго выполнялся. Законодательство ранней эпохи Хэйан в вызывающей изумление степени занято вопросами ритуала и этикета, и совершенно очевидно, что уединенность государя и постоянная озабоченность деталями одежды и манерами делали трудным, если не невозможным даже для одаренного правителя вникать в насущные задачи управления, а еще меньше - заниматься ими. Так, в серьезных эдиктах 810 г. мы находим предписания, касающиеся цветов мантий чиновников, длины их мечей, способа приветствия. Министрам государства второго ранга позволялось носить темно-пурпурное, но не умеренно-пурпурное, принцам и сановникам определенных чинов позволялось носить умеренно-пурпурное, но не светло-пурпурное. В 818 г. вводятся новые требования как для повседневной, так и для придворной одежды и устанавливаются точные правила поведения нижестоящих по отношению к вышестоящим. Следовало до мельчайших деталей соблюдать китайский этикет. При приветствии принца крови или главного министра министрам правому и левому надлежало податься вперед на своих местах и поклониться, но все остальные должны встать и салютовать, кроме чиновников шестого ранга и ниже, которым следовало встать и сделать глубокий поклон, сгибаясь в пояснице. Занятые подобными вопросами, большую часть времени озабоченные разработкой ритуалов, император и его министры были не в состоянии уделять внимание серьезным проблемам, как политическим, так и экономическим, которые возникли сразу же после образования централизованного государства в древние дни Ямато. Они не могли не сознавать этих проблем, так как последние били прямо по императорским финансам и императорской власти. О развале системы налогообложения, осуществлявшегося жадными провинциальными чиновниками, свидетельствовала пустота имперской казны. Слабость военного руководства наглядно демонстрировали вторжения айну и бесчинства пиратов. Распри и междоусобицы великих семейств явственно проступают в форме заговоров и контр-заговоров вокруг трона и вопросов престолонаследия. Но сколь ни очевидны были эти злоупотребления, признаки конструктивной политики по их устранению мало заметны. При изучении хроник того времени сильное впечатление производит провал усилий центральной власти выправить положение, ее почти патетическая вера в управление способом призывов. Этот метод, заимствованный из Китая, видимо, крепко засел в умах правящих классов Японии вопреки повторяющимся из года в год, из века в век провалам. Даже сегодня, когда управление полностью организовано и подкреплено соответствующими санкциями, порой удивляешься, обнаружив, как высшие власти возвращаются к высокопарным рескриптам, излагающим пользу, скажем, бережливости или упорного труда. Кажется, слышишь голоса предков, древних патриархов, увещевающих свои кланы. На ранней стадии эпохи Хэйан эта система была в большом почете. Она состояла из потока эдиктов, равнодушно проводимых в жизнь или отчаянно отменяемых, и хорошо передана популярной в Японии фразой, заимствованной из поздних ханьских хроник: "тёрэй бокай", что означает: "Отдать приказы утром и пересмотреть их вечером". Легко понять, что при таком положении в столице реальная власть императора должна была постоянно уменьшаться и что события, отмеченные в официальных летописях, где мы обнаруживаем такие, например, записи: "Император устроил Пир Вихрящейся Воды и повелел ученым написать стихи"; или: "Великий ветер сломал два дерева в южном парке. Они обернулись фазанами"; или: "Красные воробьи собрались на крыше здания дворца и не улетали десять дней", - к сожалению, отнюдь не самые значительные события эпохи. Не следует, однако, из-за этих записей презрительно относиться к изысканному, элегантному обществу, оставшемуся в истории мировой эстетики одним из центров распространения культуры и утонченности, но важно осознать, насколько это общество было чуждо жизни народа за пределами придворного круга. Контраст этот, возможно, лучше всего подчеркивают некоторые сжато изложенные события, происходившие в других частях Японии во время строительства столицы в Нагаока. В начале века вторжения
эмиси, или варваров, как называли айну, заставили
послать против них на север Японии мощные
военные силы. Были созданы пограничные посты в
различных пунктах провинции Муцу, особенно в
месте под названием Тага, в нескольких милях к
северу от современного города Сэндай, но айну,
хотя их и удалось сдержать, не подчинились и
совершали частые набеги на юг. Постоянные стычки
сильно опустошали казну, и в записке к трону в 805
г. министр из клана Фудзивара пишет: По каким причинам - мы узнаем из негодующего эдикта 783 г. Там говорится, что в прошедшие годы военные командиры и гражданские чиновники в восьми восточных провинциях - одним словом, на территории, включающей современный Токио и распространяющейся на север настолько, насколько смогла добиться центральная власть - обманывали правительство, обращая военное снаряжение и налоги в свою пользу и занимая солдат на работах в своих хозяйствах, из-за чего пограничные войска оказались не обучены обращаться с оружием и совершенно не пригодны к войне. Между тем Дэва и Муцу были самыми незаселенными областями. Районы, соответствующие современной префектуре Акита, опустошались айну, и хотя правительство помогало крестьянам восстанавливать дома, там было небезопасно, так как айну "собирались вместе, как муравьи, но рассеивались, подобно птицам", - хорошая оценка их мобильности, - чего нельзя сказать о японских пограничных войсках. Правительство пыталось реформировать систему набора в армию. Оно распорядилось сформировать провинциальные силы обороны в соответствии с размерами провинций, численностью от 500 до 1000 воинов из физически здоровых молодых людей из семей глав уездов. Это, конечно, были формирования мирного времени. Основной задачей этих подразделений было, в первую очередь, создание ядра хорошо обученного войска, состоявшего из людей, освобожденных от натурального налога и отработки и могущих посвятить себя исключительно поддержанию порядка в ненаселенных областях. Формирование этих небольших - не более 4000 бойцов - постоянных территориальных войск представляет большой интерес с нескольких точек зрения. Этот факт показывает, что центральные власти не могли полагаться на честность управляющих провинциями и подати, собираемые на содержание гарнизонов, и потому решили переложить бремя обороны на имущие классы, непосредственно заинтересованные в обеспечении порядка на местах. Таким образом, создавалось нечто вроде отрядов добровольцев, набираемых по принципу родства, так как они призывались из домов наследственных местных вождей, и в этом видится зарождение привилегированного класса воинов, позднее ставшего характерной чертой феодальной эпохи. На следующий год (784) Отомо Якамоти получил полномочия сэйто-сёгуна, или "полководца - покорителя востока", и с двумя другими командирами отправился на восток или, скорее, на северо-восток. Позже мы узнаем, что он организовал оборонительные посты, но наступательные действия не предпринимались, и после его смерти в 786 г. на его место не был назначен преемник. В начале 788 г. в восточные провинции были отправлены приказы прислать в Муцу к августу 23000 бушеля сухого риса и запас соли, а к весне следующего года собрать у крепости Тага 52000 конных и пеших воинов. Новым командующим назначается некто Ки-но Косами, и к назначенной дате, весной 789 г., он сообщает о сборе императорской армии у Тага, после чего в великое святилище в Исэ отправили гонца, чтобы объявить о начале военных действий. Кампания закончилась унизительным провалом. Депеши Косами объясняли, что весной было слишком холодно, чтобы выступать, а летом слишком жарко, однако, подстегиваемый императорским эдиктом, он начал кампанию в июле и был полностью разбит айну; его потери в одном бою составляли, согласно рапорту, "25 убитых, 245 раненных стрелами, 1316 сброшенных в реку и утонувших", тогда как свыше 1200 "добрались до берега нагими", что, по-видимому, означало, что они были разоружены айну и сброшены в воду. У императорских войск оказалось менее 100 голов айну в качестве трофеев. Косами и его соратники, очевидно, были скорее "людьми пера, а не меча", так как их депеши были гораздо хитроумнее, чем их стратегия. Вскоре после прибытия на границу они пишут в Киото на элегантном китайском, что они незамедлительно выступят большими силами и что враг, обитающий в горных норах и прибрежных пещерах, будет сметен небесными (то есть императорскими) войсками подобно утренней росе. Их так радует эта перспектива, пишут они, что они торопятся сообщить об этом его величеству. Император был взбешен и издал эдикт, в котором говорится: "Чему там радоваться? Из последующих посланий мы узнаем, что наши полководцы разбиты с огромными потерями. Они приводят все возможные извинения, толкуют о трудностях с транспортом, но истина в том, что они неумелые трусы". Дальнейшее происходило в том же ключе, и военачальников отозвали. По их возвращении проводилось расследование, и они были признаны виновными по всем пунктам. Потом все пошло по обычному замкнутому кругу. Император заявил, что по закону Косами следует сурово наказать, но ввиду его предыдущих заслуг перед государством он будет прощен, а его помощники, хотя и заслуживают смерти или изгнания, будут только лишены чинов и придворных рангов. Дело в том, что Косами обладал высоким социальным статусом, и его назначение верховным командующим было лишь проявлением протекционизма. Такого рода злоупотребления аристократическими привилегиями, в сочетании с другими факторами, медленно, но верно вели к крушению центральной власти и к господству в последующие века класса, пусть и менее утонченного, но более компетентного и энергичного, чем придворная знать. После поражения Косами правительство осознало, что покорение айну - серьезное дело; стало ясно, что для следующего похода необходима более основательная подготовка и более тщательный выбор командира. Весной 790 г. провинциям приказали обеспечить в означенное время 140000 бушелей (коку) сухого риса. На этот раз не избежали податей и жители столицы и внутренних провинций. Принцам, министрам и чиновникам выше пятого ранга было приказано сделать вклад. Упоминается о реквизициях 20000 наборов кожаных доспехов, 3000 наборов железных доспехов и 34500 особых стрел, а позднее - о заготовках еще 120000 бушелей риса. Интересно заметить, что правительство распорядилось составить в Киото и во всех провинциях списки людей всех рангов и классов, которые обладали имуществом, позволявшим требовать от них обеспечения припасами, приводя в качестве причины тот факт, что до сих пор многие физически здоровые и состоятельные люди уклоняются как от воинской службы, так и от реквизиций. В 791 г. был назначен командующий новым походом, но подготовка кампании настолько затянулась, что лишь в начале 794 г. Отомо Отомаро получил аудиенцию, и ему был вручен меч (сэто), символизирующий его полномочия сэйитай-сёгуна, или "великого полководца, покоряющего варваров". Это первый случай употребления титула, позднее заимствованного фактическими правителями Японии. Его первый обладатель был назначен не за воинские способности, а потому, что он являлся представителем великого рода, который в течение многих поколений возглавлял личную охрану императора (Отомо означает "великая охрана"). Реальную деятельность должен был осуществлять его подчиненный, Саканоуэ-но Тамурамаро, героическая фигура японской истории. Мы не знаем деталей этой кампании, но, очевидно, она была успешной, так как в 795 г. "великий полководец" получил аудиенцию, и ему вместе с его командирами были возданы почести. Какое-то количество врагов было захвачено в плен, привезено в столицу и затем выслано на юг Японии. О некоторых из них сообщается, что они имели японские имена и придворные ранги, и из этого факта явствует, что они являлись важными лицами и, возможно, были даже не айну, а японскими поселенцами, достигшими влиятельного положения среди айну. Несколькими годами позже хроники упоминают живущих среди айну и говорящих на их языке землевладельца-японца и его жену, которых арестовали и выслали на юг Японии, потому что они подстрекали айну к сопротивлению. Следовало ожидать, что японские пионеры-поселенцы на севере будут людьми по природе своей независимыми и не станут приветствовать распространение имперского правления и имперских налогов в их владениях, но этот эпизод стоит запомнить, потому что он показывает, что чем дальше от столицы, тем меньше был авторитет власти двора, а также во многом объясняет, почему с падением престижа придворной знати центр подлинной власти переместился на восток. Для окончательного подчинения айну требовались дальнейшие меры. Группа императорских воинов, около 300, дезертировавших во время кампании, была схвачена и вместо казни отправлена жить на пограничных постах. Год или около того спустя 9000 человек из различных восточных провинций переселили в окрестности Идзи в Муцу. Возможно, многие из этих переселенцев были крестьянами, бежавшими от гнета налогов в центральных провинциях. В VII и VIII веках часто сообщается о группах, бродяжничающих в отдаленных провинциях, иногда занимающихся разбоем, иногда живущих мирно. Была организована линия пограничных постов, и из поселенцев создали постоянную пограничную стражу. Рубежи постепенно продвигались на север, для чего потребовалось несколько военных экспедиций. В начале 802 г. Тамурамаро направили в Муцу, где он построил крепость в Идзава, гарнизон которой составляли 4000 человек [3] из различных восточных провинций, включая Суруга. Тогда же была усилена крепость в Окати, и для ее снабжения установили нормы в 10600 коку риса и 120 коку соли. Многие айнские вожди осознали, что дальше не смогут сопротивляться натиску японцев, и 500 из них сдались гарнизону Идзава. Их предводителей, называвших себя принцами, Тамурамаро отвез в столицу, где после некоторых споров среди руководства их казнили. В 806 г. была построена крепость Сива, а форт Акита забросили. Приводимая карта дает некоторое представление о ходе миротворческих усилий. В течение двадцати лет надежные рубежи продвинулись вперед, приблизительно от предместий Сэндай до окрестностей Мориока. Несомненно, покорение айну было задачей очень тяжелой. Айну жили в труднопроходимой местности [4], и есть веские причины полагать, что между сильнейшими вождями айну и японскими поселенцами не было больших различий. Их многое связывало, в том числе, несомненно, браки, и, следовательно, императорские войска сражались вовсе не с простым народом. Строительства двух столиц и последующих войн против айну оказалось достаточно, чтобы опустошить казну и взвалить тяжкое бремя налогов и принудительных работ на крестьян, которые, конечно, были единственными производителями и жестоко страдали. Но и без этих чрезвычайных обстоятельств их положение было ужасным. То, что чиновники в столице были некомпетентны и коррумпированы, а их коллеги в провинции деспотичны и жадны, явствует из потока выпущенных в то время увещевающих рескриптов; а то, что эти рескрипты были совершенно неэффективны, подтверждается последующими событиями. Правительство в Киото после миротворческих усилий Тамурамаро, похоже, предприняло некоторые меры для привлечения переселенцев на новые земли. Провинциальным чиновникам наказали воздержаться от включения в реестры облагаемых налогом полей земель, поднятых поселенцами. По-видимому, у многих поселенцев вмешательство этих чиновников отбило охоту обрабатывать новые поля, и они бежали. Возможно, гнет наместников и правителей уездов вызывал спорадические бунты айну и последующие карательные экспедиции. Военачальник Ватамаро был удостоен похвалы и продвижения по службе в рескрипте 818 г. за "разрушение логовищ варваров и искоренение их племен". Власти Киото в этот период предпринимали искренние усилия пробудить интерес крестьян к заселению восточных провинций. Им, конечно, было выгодно поступать таким образом, так как чем больше обработанных земель, тем больше объем налогов. Но местные власти были слишком далеко от столицы, чтобы их можно было эффективно проверять, и именно они, а не двор, извлекали выгоду из растущих доходов. Следующая глава покажет, как это происходило. ПРИМЕЧАНИЯ [1] Один тан - около 10
метров. |
| Часть первая. РАННЯЯ
ИСТОРИЯ Глава I. Истоки Глава II. Ранние мифы и хроники Глава III. Ранняя религия Ямато Глава IV. Освоение китайской науки Глава V. Культурные связи и реформа Тайка Часть вторая. ПЕРИОД
НАРА Часть третья. ЭПОХА ХЭЙАН |
Часть четвертая.
КАМАКУРА Глава XIV. Развитие феодализма Глава XV. Регенты Ходзё Глава XVI. Религия, искусство и литература Часть пятая. МУРОМАТИ Часть шестая. ЭПОХА СЭНГОКУ Часть седьмая. ПЕРИОД ЭДО |